Рассказ был написан в средине лета 2022 года, когда "спецоперация" уже бушевала вовсю,
но "ограниченной" мобилизации еще не было...
Посещать военкомат в одиночку моя супруга боялась. Нужно было отчитаться за поездку в военный санаторий и получить компенсацию. Жена робела перед строгими военкоматовскими работницами и уговорила меня поехать вместе с ней.
Пользоваться услугами санаториев, как ни странно, я перестал из-за своего здоровья - вторая группа инвалидности по сердцу, которой меня внезапно наградил всевышний, делала шляние по вокзалам и поездам весьма унылой процедурой - я приезжал в санаторий чуть живой; домой возвращался, словно и не отдыхал. Да и путевки, несмотря на скидки, стоили недешево. Мы обсудили эту проблему с женой, и я перестал ездить в здравницы. Супруга стала посещать их без меня. Однако в военкомате меня хорошо знали – район был сельским, и демобилизованных старших офицеров на учете состояло немного.
Народа на прием в отдел соцзащиты почти не было. Две работницы сидели в своем кабинете и заполняли какие-то бумаги. Женщины узнали меня сразу, и одна из них протянула несколько листов бумаги с типографскими отпечатками – мы им позвонили накануне, и работницы военкомата всё подготовили заранее. Отчитываться о поездке в санаторий нам уже приходилось в прошлом году, всё было знакомо, супруга стала заполнять бланки, я сел рядом и подсказывал, когда ей было что-то непонятно.
Наконец жена заполнила бумаги и понесла их отдавать. Я остался не у дел и стал рассматривать мужчин, сидевших за соседними столами. Пятеро из них толпились группкой, заполняя бумаги и высмеивая какого-то «кутька». Из их разговоров я понял, что они работали у него на фермерском хозяйстве, он им постоянно задерживал и недодавал зарплату, штрафуя за «грехи». Теперь они «уходят на контракт», он выплатит им все положенное и пусть ищет других дураков, которые будут «горбатиться» на него за двенадцать тысяч рублей.
Один из них достал бутылку водки и, оглядываясь на дверь, разлил ее по пластмассовым стаканчикам. Кивком на бутылку он предложил и мне, но я отказался. Его это не огорчило, и он предложил выпить мужчине, сидевшему отдельно от них у окна. Тот согласился, и мужики, произнеся «за удачу», выпили. Через несколько минут пришел капитан, и будущие контрактники ушли с ним.
Остался один, который сидел у окна. Он неуклюже перебирал бумаги левой рукой, а правую почему-то держал под столом. Мы встретились с ним взглядами, и мужчина хрипло произнес:
- Слышь, помоги!
Я пересел к нему за стол, он сунул мне ручку и свои листы. Это были заявление о постановке на учет, о начислении пенсии и выплате компенсации за ранение. Он придвинулся ко мне и стал подсказывать, что куда писать. Разместившись рядом с ним, я получил возможность рассмотреть его правую руку. Это оказался обычный протез, имитирующий надетую перчатку.
- Там? – спросил я.
- Там, - ответил он.
- А как же получилось? – меня стало разбирать любопытство. - Ты кем там был?
- Снайпером. Вышли с напарником в ночь на «охоту». Днем все по кустам да окопам прячутся, из нор не высовываются, а ночью начинается движуха - за едой, за водой, поссать, посрать… Вот снайперы и выходят на работу. В тепловизор смотришь – пятно туда шмыгнуло, сюда…
Помню, пятно появилось, переместилось немного и замерло. Напарник дал наводку, и я увидел цель, как на ладони. Ну, думаю, «укроп» подудолить выполз, и шмальнул по нему. А они, суки, оказывается, ждали, когда кто-нибудь из наших поведётся – то ли кипятильник горячий высунули, то ли утюг от аккумулятора разогрели. Только я “щелкнул”, как в ответ «дура» из граника прилетела. Очнулся уже в санчасти, а напарника в цинке домой отправили…
- Ну, а в прицел плохо было видно, что высунули хохлы? – моё любопытство возросло. Я знал, что в Югославии для обмана натовских ракет, используемых для уничтожения РЛС, пытались использовать микроволновые печи. Но особого успеха это не принесло, НАТО разбомбило и микроволновки, и РЛС. А вот с попыткой обмана тепловизоров я столкнулся впервые. – И что, невозможно было различить, где голова, где руки?
- Это с пятидесяти метров можно различить, особенно в рекламных роликах! - заёрзал мой собеседник. – А с пятисот – пятно, продолговатое размазанное пятно!
Он занервничал, его лицо стало покрываться испариной и алкогольной пигментацией. Я попытался его успокоить:
- Но ты-то живой остался… Инвалидность оформишь, компенсацию получишь, начнут пенсию отстегивать…
- А руку новую я тоже получу? – взвизгнул он.
Мой собеседник внезапно замолчал, потом вдруг злобно взглянул на меня и закричал:
- Да ты будешь писать? Или пришел сюда меня расспрашивать? Или ты из этих, из хохлов, и будешь меня дрочить???
От него исходил запах алкоголя, изо рта летели брызги слюны. Мне стало противно, однако я чувствовал себя виновником его волнений и снова попытался успокоить инвалида, но мои слова только усилили его ярость. Он перешел на бессвязную матерщину, и мне показалось, что еще немного, и он бросится на меня драться.
На шум прибежали сотрудницы военкомата, следом появилась моя супруга. Женщины тоже стали его успокаивать, но он продолжал выкрикивать матерщину и угрозы.
- Психоз, - хладнокровно прокомментировала одна из сотрудниц. – Такое здесь иногда бывает. Мы уже вызвали полицию и «скорую». Уходите.
- Поехали домой, - сказала жена.
Я положил бумаги инвалида на стол, и мы ушли.