Будучи студентом МГМИ, мне выдался случай быть в студенческом спортивном лагере, тогда находившимся в двух остановках на электричке к югу от Туапсе (почтовый адрес: «Третья Сочинская Щель»), расположенном в живописной долине с небольшой горной речкой.
Накануне отъезда со мной приключилась досадная неприятность: во время спортивных упражнений, я сильно повредил кисть левой руки (в месте сгиба).
После посещения поликлиники мою руку, от локтя до середины ладони заковали в гипс, это нежданное событие поставило под большое сомнение мою предстоящую поездку в спортивный лагерь, и мне пришлось хитрить – в институт я стал ходить в рубашке с не закатанными рукавами.
В те летние времена у нас в рубашках с короткими рукавами мало кто ходил (по причине их отсутствия в розничной торговле), большинство людей просто закатывали рукава своих обычных рубашек, кто выше локтя, кто ниже – кому как вздумается.
До открытия спортивного лагеря было что-то около недели, и наша небольшая кампания: две девушки и двое парней решили провести это время непосредственно в курортном городе Сочи.
Последующие дни мы активно обследовали все интересные сочинские достопримечательности, но в день отъезда в наш спортлагерь я не пошёл со всеми смотреть какой-то зарубежный фильм, а пошёл к морю, на берегу которого обнаружил небольшую лодочную станцию.
Стоимость проката лодок была совсем небольшой, и я решил воспользоваться этим случаем, чтобы с лодки в море посмотреть на выпуклость водной поверхности (в Сочинском месте земного шара). Оставив в кассе лодочной станции свой студенческий билет (с фотографией) в качестве залога, и, получив пару вёсел, направился с ними к своей номерной лодке.
Для выполнения своего замысла я стал целенаправленно грести в сторону открытого моря. Надо тут сказать, что левая рука у меня была ещё в гипсе, но я умело её прятал в спущенном рукаве рубашки, чтобы лодочники вдруг не увидели мою загипсованную руку и не отказали бы мне в прокате их лодки.
Поначалу в процессе гребли эта рука мне не доставляла особых хлопот, и вот нос моей лодки пересёк ряд (как оказалось потом) запретных буйков, за которые имели право заплывать только местные рыбаки, потом я оказался уже и там где находились их редкие лодки и продолжал грести дальше.
Всё это время я периодически переставал грести и смотрел в сторону Сочи, и вот когда его береговая полоса и городские строения стали уже скрываться за выпуклостью водной поверхности, я удовлетворённо перестал грести и, развернув в обратную сторону нос своей лодки, стал грести теперь к берегу.
Но теперь появилась неожиданная проблема, в виде, лёгкого встречного ветерка со стороны Сочи, который поначалу лишь незначительно затруднял мой обратный путь.
После целого часа обратной гребли, лёгкий ветерок превратился в довольно существенный ветер, который образовал на морской поверхности небольшие волны, из-за чего теперь приходилось погружать лопасти вёсел глубже в воду, иначе они просто сшибали с верхушек волн их пенистые гребешки.
Этот же ветер, как только я прекращал грести, снова сносил меня обратно в открытое море, используя парусность вертикального положение моего тела. Чтобы уменьшить эффект паруса, теперь я вынужден был грести вёслами в сильно наклонённом (ко дну лодки) состоянии. Усиливающийся ветер со стороны гор продолжал своё дело - сносить меня в открытое море, и теперь у меня не осталось ни малейшего времени на какой-нибудь отдых или передышку.
Ко всем этим бедам прибавилась появившаяся и всё усиливавшаяся боль в моей загипсованной левой руке (которая, как я считал, уже выздоровела). От водяных брызг, сдуваемых ветром на меня с лопастей вёсел (в верхнем их положении) я стал совсем мокрым, гипс на моей руке стал постепенно размокать и в районе основания ладони совсем раскис.
Я был в ужасном положении, начинало смеркаться и я, находясь в максимально
согнутом состоянии, упрямо с ожесточением всё грёб и грёб, понимая, что иначе окажусь в открытом море среди, куда больших волн, и с неизвестным для меня концом моей «Одиссеи».
Ещё меня угнетала мысль о том, что я подвёл работников лодочной станции, которые теперь из-за меня не могут уйти к себе домой.
Положение усложнялось ещё тем, что всё морское побережье страны тогда являлось пограничной зоной, с периодическим появлением там пограничников, и которые вероятно тоже в курсе моего такого долгого отсутствия.
Когда я пригрёб достаточно близко, то увидел стоящих на берегу неподвижные фигуры людей, смотрящих в мою сторону. Самое удивительное было то, что когда я причалил, то ожидал «крепких» слов в свой адрес, но увидев меня всего мокрого, с прилипшей к телу рубашкой и после моего показа из мокрого левого рукава моей рубашки загипсованной руки, на которую я и «свалил» причину своего столь долгого плавания.
Из оставленного в качестве залога моего студенческого билета они уже знали, что я студент из Москвы, и не стали особенно меня ругать, ведь всё обошлось без возможных неприятностей и для них самих. Заплатив за временной «перебор» во владении их лодкой, я весь мокрый отправился к моим студенческим друзьям.
Я похвастался перед ними, что в этот день увидел изгиб земного шара, в идеальном случае видный лишь в море. Гипс на левой руке от морской воды раскис настолько, что попросту перестал выполнять свою основную фиксирующую функцию.
Я. попросив у девушек ножницы, избавился от него, хотя кисть руки, после напряжённой гребле продолжала ныть, зато теперь можно было появиться в спортлагере, не пряча загипсованную руку в рукаве рубашки.