Швед был как швед. Голубоглазый, с копной соломенных кудрей. Звали шведа Генрих. Мать у него была немка и всем пятерым, рожденным от шведа детям, дала немецкие имена.
Генрих закончил университет в Гетеборге и стал хорошим иммунологом. Научные интересы привели его в одну из лабораторий НИИ в Москве. Не один год работал он там с белыми мышами. Мыши терпели занятие наукой всей большой лаборатории. Иногда выживали, но чаще отправлялись в мир иной, в мышиный рай, как говорил Генрих, уверенный, что после перенесенных испытаний другой дороги им уготовано не было.
Генрих, как и водится людям нордическим, был человеком организованным, быстрым на решения, пунктуальным и надежным. Было у него, однако, одно качество «на десерт», как говорили сотрудники. Он любил шумные ресторанные застолья с непременным оркестром и танцами. В каждый свой приезд лаборатория ждала приглашения, и в ожиданиях этих не была обманута. Танец со шведом на шумном вечере полагался каждой лабораторной даме. Дамы праздника ждали и с приездом Генриха начинали шептаться о нарядах. Жизнь в лаборатории катилась прекрасная с хорошо просматриваемыми вехами, когда в академическую гостиницу заселялся белокурый швед.
Наступал очередной приезд скандинавского коллеги, когда из Гетеборга пришло странное и пугающее письмо, что Генрих переносит свой приезд на год. Сначала грустили, молча вопрошая о причине, потом стали забывать, нагруженные работой и домашними заботами.
Когда обещанный год подходил к концу, о Генрихе вспомнили с новой надеждой на праздник с шампанским и черной икрой, танцами и ухаживанием.
Из далекой холодной Швеции пришло письмо, что ждите, мол, некую Генриетту. Значения новому имени не придали и Генриха из сердца выбросить не торопились.
В один из обычных январских дней, когда еще сонные мыши получали первые дозы полагающихся им инъекций, в лабораторию вошла миловидная белокурая дама. Одета она была по-европейски, и все поняли, что это и есть та самая Генриетта.
Загадку разгадали быстро, едва шведка начала разговор. Первым делом она пригласила всех отметить начало своей новой жизни. Явление любимого Генриха в новом образе было весьма необычным и даже захватывающим, но даже самые отчаянные консерваторы не смогли совладать с радостью, что любимый швед вернулся, пусть даже и в образе шведки.
Гуляли всей лабораторий в тот же вечер. Пили шампанское, баловались икрой, и Генриетта станцевала со всеми приглашенными на праздник кавалерами. Конечно, немного грустили о Генрихе, но быстро возникшие симпатии к новой даме помогли справиться с таявшей на глазах грустью.
По традиции остановилась Генриетта в той же академической гостинице. В институте она быстро освоилась в комнате, где некогда работал Генрих, и возобновила старые традиции чаепитий в конце рабочего дня. Единственным новым предметом, который приобрела шведка вскоре по приезду, был небольшой сейф, незаметно поселившийся в книжном шкафу.
Новая жизнь, так похожая на старую, покатилась по тем же знакомым рельсам.
Как-то перед началом рабочего дня в лабораторию влетела взволнованная Генриетта и сообщила тревожную новость о пропаже ключа от сейфа. Искали всем миром. Согласно неписанным правилам, заглядывали в пыльные углы, под колченогие стулья и старые лабораторные столы, открывали шкафчики и коробки, перекладывали книги и переставляли колбы. Мыши, радуясь отсрочке испытаний, нервно крутили хвостами.
Ключ не был найден. Тогда позвонили главному завхозу в надежде, что у него есть запасной. И такой запасной ключ у него был. Иван Дорофеич, еще не успевший выпить с утра чаю, долго ворчал, но потом все же поднялся на шестой этаж и к изумлению всех протянул Генриетте ключ.
Шведка подошла к сейфу и повернула ключ в замке. Из металлического чрева выпали три рулона туалетной бумаги.
Мыши вздрогнули и мягко опустили хвосты.