Елене Садловской с благодарностью за вдохновение
Мы – на вы. На вы мы с ней уже лет сто. За это время уже давно можно было бы перейти на ты, что мы неоднократно пытались сделать. Но мы отчаянно сбивались с тональности и до сих пор продолжаем друг другу выкать – так у нас сложилось, так у нас заведено, так нам комфортно.
Мы сидим в объёмных плетёных креслах на веранде кафе на берегу моря – перед стоящими на стеклянном столике белыми чашками с чёрным горьким кофе и отвлечённо смотрим на пронзительно синюю гладь.
Июль сменил гнев на милость, чуть приспустив обороты и перескочив с плюс тридцати пяти на щадящие двадцать.
Солнечно и ветрено. Пахнет горячими после недельного жара соснами, их тягучей янтарной смолой на грубой коричневой коре и с желтоватыми, готовыми улететь лёгкими лепестками-чешуйками, летним просохшим прибрежным песком и немного, едва ощутимо, – водорослями.
Две девочки лет пяти в белых трусиках и белых панамках старательно и увлечённо строят замок с причудливыми башенками из струящегося через сжатые тонкие пальчики мокрого песка. А их вымазанные кремом для загара мамы в широкополых шляпах устроились неподалёку в шезлонгах и о чём-то оживлённо трещат.
Почти как мы – наслаждаясь пляжем, теплом и летом. И морем. И кофе.
На авансцене у самой кромки берега бегает весёлая запрещённая к выгулу на пляже белая болонка. Она заскакивает в воду и быстро выпрыгивает, спасаясь от очередной накатывающей еле ощутимой волны.
А я слушаю доверительную годовой давности историю, рассказанную в нашей манере – на вы.
***
Представьте, что вас отозвали из отпуска, когда вы прилетели из Лондона домой в Ригу на пару недель и только-только расслабились, и предались релаксу.
Отзывают даже не на работу, а по совершенно иным причинам.
То есть в воскресенье утром, когда вы после чашки кофе с апельсином (о, незабвенная Франсуаза Саган с её молчащей грустью!) собираете холщовую пляжную сумку и достаёте с антресоли свою любимую соломенную шляпу с алой ленточкой, вам звонит сосед из Лондона и сообщает, что ваша комната в квартире вместе со всеми остальными закрыта и прекращает своё «существование», независимо от того, что вы оплатили всё на месяц вперёд. Потому что квартировладелец, проводив жильцов своего арендуемого дома и прихватив все добросовестно ими перечисленные деньги, вдруг скрылся в неизвестном направлении.
И вы, вспоминая о дивном виде из окна на серо-стальную Темзу, о загадочных светящихся в ночи окнах на противоположном берегу, о плавающих корабликах и катерах, украшенных весёлыми флажками днём и разноцветными лампочками в темноте, а заодно и о честных глазах с виду порядочного жулика, убираете шляпу обратно на антресоль и в спешном порядке летите в Англию.
Вы находите свои вещи, оставленные в паре больших чемоданов в камере хранения, и поднимаете панику. То есть звоните своим лондонским друзьям и спрашиваете, что делать в такой ситуации. Потому что даже не можете себе представить, как надо поступать в подобных случаях. Ваша замечательная лондонская подруга героически подхватывает вас и начинает ездить с вами по разным учреждениям.
Вам обещают разобраться с проблемой и с течением времени предоставить некое жильё. А пока предлагают пожить в хостеле. Слово «хостел» звучит для русского уха не так страшно, и даже как атрибут обычной западной жизни для практичных путешественников. Но ни в коем случае не как вид постоянного жительства.
Вам почему-то навязчиво вспоминается школьная программа по литературе и писатель Максим Горький с его ночлежкой и неразрешимыми диалогами босяков Луки и Сатина. И действительно, что человеку нужно в этой жизни: правда или ложь (совсем по-филатовски: «Лучше горькая, но правда, чем приятная, но ложь»)?
Легче от знания русской драматургии и поэзии вам не становится.
Но хорошо разбирающаяся в лондонских заковыках подруга ведёт вас куда надо и пристраивает именно в этот самый хостел.
В результате вы оказываетесь вместе со своими чемоданами в отдельной чистенькой маленькой комнатке с индивидуальными ванной, душем и туалетом. В вашем блоке в таких же комнатах живут ещё пять одиноких женщин. Ниже находится мужской этаж – то есть гендерные границы здесь соблюдаются.
Вам положены бесплатные трапезы – завтрак, состоящий, как правило, из овсянки или омлета с беконом и кофе со свежим круассаном, обед и ужин со всеми традиционными англо-саксонскими бобами, фасолью, рисом, бифштексом, сыром, овощами и фруктами.
Вас окружают всеобщее сочувствие и особенное внимание персонала. Потому что вы прибыли сюда уже вечером и в полной прострации, в слезах и с зажатым в пальцах мокрым носовым платком. Вас неприкрыто разглядывают, совсем как редкую птицу. Хотя бы потому, что вы не в джинсах. У вас красивое и необычное для обитателей хостела платье, вы благоухаете тонкими дорогими духами, у вас модный изысканный маникюр и высокие каблуки. И ещё сегодня у вас несоразмерные опухшие от слёз веки и нос. Плюс беззащитная растерянность и страх в глазах. И рядом – безотказная утешающая вас подруга, с которой вы говорите на непонятном для обитателей хостела русском языке, что вызывает опаску.
Вы остаётесь жить здесь, и у вас складывается амплуа экзотической диковины, занесённой в эти края жестоким ураганом, выброшенной на берег после шторма растрёпанной своевольным приливом орхидеей. Вы чувствуете на себе любопытные взгляды, полные сопереживания. И ещё ощущаете себя невиданной жемчужиной. Белой и перламутровой, что резко контрастирует с большинством ваших темнокожих соседей.
Постепенно вы привыкаете и приспосабливаетесь к условиям. И понимаете, что они не так и плохи. Вам есть, где жить, вам удобно ездить к основному месту работы, вас в придачу ещё и кормят, у вас складываются совершенно замечательные отношения с работниками и жильцами. То есть это никакие и не отношения, а простые контакты, которые ограничиваются дружескими приветствиями и расшаркиваниями, сообщениями о том, что на улице солнце или ветер. С течением времени вы уже можете различать все шестнадцать оттенков в наименованиях английских дождей – от mist (ерунда, лёгкая взвесь в воздухе) через пленительно звучащие mizzle и drizzle (лёгкая изморось, ничего особенного и мелкий еле ощутимый дождь, при котором вполне можно гулять), через spitting и spotting (ненавязчивый дождь и ненавязчивый, но ощутимый) до устрашающего потопа (dolugе) и крупнейшего града (hail).
Рядом с вами живёт очаровательная шоколадного цвета соседка, с которой вы коротко обмениваетесь любезностями по утрам и таким незамысловатым образом осваиваете лексические особенности английского языка в отношении местного климата. При встрече вы улыбаетесь, здороваетесь и делитесь синоптическими наблюдениями. Вы не знаете имени, но для себя называете её Кармен за всегда гордо приподнятую голову, длинную тонкую шею и копну густых чёрно-смоляных волос, напоминающих тончайшие кручёные пружинки. Она стройна, под стать пружинкам мускулисто-упруга, невероятно пластична, по-ланьи грациозна, и ей где-то к сорока.
Однажды вы даже ахнули, случайно увидев идущую от остановки, где вы ждали свой автобус, Кармен. Она напоминала утончённую ожившую статуэтку, освещённую откуда-то сбоку косыми, пробивающимися через листву, солнечными лучами. Ваши эстетические чувства даже заставили вас, вместо того, чтобы сделать звонок, нажать на кнопку фотоаппарата в телефоне. И Кармен осталась в нём красивой картинкой – снятой со спины девушкой в лёгкой тёмной куртке и светло-голубых джинсах, с большой прижатой рукой к бедру хозяйственной сумкой, висящей на правом плече.
В момент съёмки Кармен была далеко, но почувствовала взгляд и обернулась.
«Они видят спиной!» – вспоминаете вы реплику лондонской подруги. «Как это?» – недоумеваете вы. «А так, – отвечает вам подруга, – вот вы умеете видеть спиной?» (с подругой вы тоже на вы). «Нет!» – прикидываете вы свои способности. «А они умеют!» – заверяет вас подруга.
Глаза Кармен кажутся вам похожими на большие испуганные влажные глаза то ли импалы, то ли куду, то ли газели Томсона. Хотя вы плохо разбираетесь в африканских антилопах.
Впрочем, прежде чем она оборачивает к вам свою неподъёмную груду волос, вы уже звоните и начинаете разговор, и она не догадывается о случайном фото, хотя и почувствовала что-то.
Время идёт, вы продолжаете трудиться и ездите в студию или к клиентам давать домашние уроки их детям.
Иногда дети под вашим руководством поют забавные песенки как поздравления для пап и мам («Папа может, папа может всё, что угодно!»). Иногда родители присылают за вами машину – они ценят и любят вас.
Обитатели хостела время от времени видят подкативший за вами «Роллс-Ройс» с водителем – в холодное время года – внедорожник, летом – кабриолет, что облегчает вам жизнь.
Наступают рождественские праздники, и кто-то из благодарных мамочек присылает вам огромную чёрную блестящую коробку, перевязанную золотой лентой.
Потрясённый менеджер с ресепшена передаёт её вам с торжественно и восхищённо произнесённым текстом, что для вас оставили вот этот дар с просьбой поздравить. Вместе со всеми обитателями хостела этот великан смотрит на вас огромными любопытными глазами и пытается понять, кто вы и почему так надолго задержались здесь. Никто не может разгадать загадку вашего пребывания в полностью неподходящем для вас месте. И ни одна душа не в состоянии додуматься, что вам просто не нравятся предлагаемые социальной службой небольшие квартирки-студии и что пребывание в этих стенах удобно для вас, иначе вы давно бы съехали в одну из них. К тому же это очень выгодно – в хостеле хорошо топят. И вам не надо сильно тратиться на осенне-зимний обогрев жилья.
Вы общительны и не скупитесь на улыбки. Вами не только интересуются и приглядываются в потугах сообразить, зачем вы тут, но и изучают. Вы русская, и вас стереотипно считают богачкой, что вызывает любопытство и попытки истолковать и объяснить вашу тайну.
Спустя некоторое время, в какой-то момент вы замечаете на себе пристальные взгляды того самого менеджера с ресепшена. Уходя на работу, вы регулярно предупреждаете его или сменщика о том, что вернётесь поздно, и просите получить и оставить ваш ужин, который исправно передаётся вам по возвращении.
Вильям не отводит от вас пожирающих глаз, произносит лёгкие и весёлые комплименты, старается угодить и понравиться. Вам приятны знаки внимания, вас вдохновляет кажущееся неподдельным восхищение. При этом вы замечаете, что глаза Кармен, выходящей из лифта и попадающей в ваш с Вильямом незамысловатый диалог об этих мокрых и противных mizzle и drizzle, день ото дня становятся всё более озабоченными и тревожными. А здоровяк Вильям уже откровенно ухаживает за вами, оказывая пока ещё ненавязчивые знаки внимания.
Наступает лето. И вы, наконец, в очередной раз посмотрев и оценив предлагаемое социальной службой жильё, решаетесь покинуть дружелюбный приют, благо, что за отопление теперь платить не надо. Вы никому, кроме администратора, не говорите о своём скором лондонском перемещении. Но Вильям, как будто считав из эфира ваши мысли о переезде или узнав об этом от начальства, приглашает вас выпить с ним чашку кофе неподалёку – у него как раз закончилось дежурство, а вы (какое счастье!) выходите на улицу. Это не первая его попытка завязать с вами более близкое общение. Но до сих пор вы придумывали множество причин для отказа, аргументируя для себя лично, что у вас за спиной два официальных и поначалу счастливых брака, два не самых простых развода, пара бывших поклонников, что у вас трое взрослых детей, две квартиры в Риге, но по невероятному стечению обстоятельств вы живёте в английском хостеле. Однако вы никогда ничего не объясняли неожиданно свалившемуся на вашу голову амбалу-воздыхателю, коротко отделываясь стандартным категоричным «no» и церемонными, подчёркнуто вежливыми охлаждающими ссылками на дефицит времени.
За долгую зиму вы для чего-то скорочтением проглотили-вспомнили горьковское «На дне» и сразу наткнулись на фразу: «Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня поди прочь», что укрепило ваши неотзывчивость и пренебрежительность.
К чему вам роман с любвеобильным мускулистым Вильямом из хостела? И бедняжку Кармен вам совсем не хочется расстраивать.
Но сейчас накануне отъезда вы зачем-то соглашаетесь на встречу – вы привыкли к интересу и немому обожанию, плавающему и неизменно выплёскивающемуся из глаз квадратного Вильяма. И вы чувствуете, что в дальнейшем вам будет недоставать этого долгого любующегося вами какого-то очарованного взгляда.
В течение необременительного полугодового общения с неровно дышащим в вашу сторону Вильямом к вам возвращаются пропавшие во время всех неприятностей голос и улыбка. Ваша речь опять мелодична, красива и похожа на чистое пение, ваши глаза, независимо от вашего настроения, лучезарно сияют, а губы готовы счастливо улыбаться. Вы даже чувствуете себя любимой и нужной кому-то, что придаёт вам уверенности и ощущения самодостаточности.
«Надо сослаться на занятость и уйти по делам», – приказательно говорите вы себе, тем более, что у вас сегодня выходной, никаких дел, кроме посещения магазина, нет, а чашкой кофе вы уже запили свою утреннюю овсянку.
Но вместо того, чтобы прислушаться к доводам рассудка, вы идёте в уличное кафе и усаживаетесь напротив довольного Вильяма за столиком в тени большого раскидистого каштана недалеко от хостела. Солнце светит сквозь ветви и листья, превращая их из густо-зелёных в нежно-салатовые и прозрачные. Вы сидите вдвоём в этом волшебном ажуре, который причудливыми тенями лежит на белой поверхности столика. Как, однако, важна для женщины всякая белиберда! Но антураж вас расслабляет и доставляет удовольствие.
Лондонские кафе никак не могут сравниться, к слову сказать, с полюбившимися вам венскими или родными рижскими. Они незатейливы, просты и незамысловаты. Но в летнюю жару так хорошо посидеть в тени и поболтать с замечательным услужливым Вильямом, готовым каждую минуту рассыпаться набором шуток.
Его явно настойчивая и отчасти сделавшаяся настырной симпатия к вам уже давно напрягает Кармен, которая ещё вчера невзначай при встрече у лифта пронзительно взглядывает на вас своими антилопьими чуткими глазами, вероятно, считая вас соперницей. И вы боитесь встать на её пути. Хотя совсем не чувствуете себя виноватой перед ней – ведь об их отношениях можно только догадываться по выражению её глаз. А сейчас вам расслабляюще уютно и хорошо в обществе прекраснодушного Вильяма, который за период вашего незамысловатого общения буквально реанимировал вас.
Вскоре появляется официант с подносом и выставляет перед вами по чашке кофе.
– Как ты посмотришь на то, чтобы провести со мной ночь, – в конце концов, после привычных фраз о чудесной погоде решается озвучить всё накопившееся и наболевшее Вильям.
При этом он превращается из благоговейно-почтительно-восхищённого поклонника в охотника из африканской саванны, бегущего с длинным копьём за антилопой импалой.
– Я снял для нас номер, – в азарте бросает в вас копьё охотник-загонщик и называет хороший отель.
Вы удивляетесь и думаете: «Вот зачем мне всё это?»
При этом вы смотрите на его шоколадного цвета руку и молчите. Рядом в солнечно-каштановом кружеве лежит ваша сливочно-белая кисть с желто-прозрачным камнем в затейливом перстне. У многих ваших знакомых чёрные бойфренды. Говорят, что они прекрасные любовники.
Вы продолжаете хранить неопределённое молчание и, будучи не в силах принять решение, почему-то думаете, что можете внезапно согласиться, а можете и отказаться.
***
Она рассказывает мне всю эту поэму, сидя в кафе на взморье, разглядывая песчаные замки у кромки лениво подкрадывающихся к неустойчивым стенам волн, и спрашивает, можно ли написать её. А я понимаю, что не знаю, как преподнести все перипетии, но обещаю подумать. Хотя сразу чувствую, что это трудно и откладываю всё на будущее. Пока однажды рассказ не приходит ко мне во сне – солнечным воскресным августовским утром.
Как я люблю эти открытые концовки с загадочными гипотетическими многоточиями! А ещё лучше – жёлтые смайлики с весёлым прищуром и дразняще высунутым красным языком.
«Комментарии к частным беседам». – Рига, 2022.