Предыдущая страница http://proza.ru/2022/11/10/815
Уже вторая набеговая операция оказалась провальной. Вице-адмирал Пётр Васильевич Уваров, бывший старпом на лидере «Харьков», писал: «Крейсер «Молотов» так и не открыл огонь по Феодосийскому порту, а лидер, хоть и стрелял по Двуякорной бухте, из-за долгого лежания на боевом курсе не успел выпустить положенного количества снарядов».
Три с половиной часа шли в светлое время суток, не имея авиационного прикрытия, даже от самолётов-разведчиков. Подводная лодка не выполнила свою задачу. «Стоило ли, - писал он, - продолжать поход после раскрытия противником нашего замысла? Думаю, что нет…».
Уваров также отметил, что стреляли настолько некачественными беспламенными зарядами, что «многие из них действовали, как пламенные, и не только ослепляли наблюдателей, но и демаскировали лидер».
Вице-адмирал Борис Фёдорович Петров, бывший флагманский штурман, в книге «В боях и походах» писал, что командиру отряда контр-адмиралу Николаю Ефремовичу Басистому было ясно, что «враг раскрыл замысел похода, и предвидит опасность атак авиации и торпедных катеров. А ведь ночью обнаружить их своевременно трудно, почти невозможно».
Почему же он не отказался от выполнения поставленной задачи? Петров объяснил это так: «Если вернёмся, не попытавшись выполнить боевую задачу, могут сказать: струсили. Военный человек больше всего боится этого обвинения, даже сомнения в том, что он недостаточно храбр. И чем он храбрее, тем больше боится обвинения в трусости.
Чтобы отказаться от наступления, начать отход, нужно быть очень смелым! Между прочим, в следующем году Николай Ефремович проявил мудрость и смелость, отказавшись от высадки десанта в Южную Озерейку под Новороссийском».
Кстати, так сложилась судьба моего отца, что он высаживался с группой захвата в том трагическом десанте в Южной Озерейке. Но об этом я расскажу позже.
Как дипломатично написал об этом сам Николай Ефремович Басистый: «Принимая во внимание все эти осложнения, надо считать удачей то, что мы, хотя и повреждённые вернулись в свою базу.
Правда, тут уже речь должна идти о высоком мастерстве экипажей крейсера и лидера, о выдержке, храбрости и самоотверженности моряков. Именно они свели на нет все старания неприятеля пустить наши корабли на морское дно.
Вывод напрашивался только один: надо воевать умнее. Чем труднее, тем больше требуется расчётливости, хитрости, умения распознавать намерения врага».
А вот что написал уже в наши дни, на основе архивных документов, адмирал И.В. Касатонов: «Как выяснилось позже, в Феодосийском порту объектов для обстрела артиллерией крейсера не было….
Как видно, штаб флота устранился от своего участия в событиях и послал целый отряд впустую. Цена похода – повреждение очень нужного нового корабля и вывод его из компании на целых восемь месяцев».
В советское время публиковались мемуары маршалов, генералов, адмиралов и политработников. Да и то не всех. Все мемуары проходили цензуру и, естественно, самоцензуру.
Вот почему мне были очень интересны воспоминания краснофлотца с крейсера «Молотов», но тоже не простого, а Героя Советского Союза, Григория Ивановича Лишакова.
Их удалось опубликовать только в 2000 году потому, что другой бывший краснофлотец с крейсера, Григорий Егорович Гармаш стал после войны директором издательства. Автор воспоминаний при своей жизни эту книгу не увидел.
В ней есть подробности, которые отсутствуют в адмиральских мемуарах. Лишаков вспоминал: «…кроме обязанностей на батарее, где по боевому расписанию я был установщиком дистанционных трубок на снарядах, меня назначили вестовым кают-компании командного состава, а затем командира корабля.
Командиром крейсера был капитан 1 ранга Юрий Константинович Зиновьев, вся жизнь которого отдана флоту…. Его уважали и любили…. Мне он запомнился человеком простым в обращении с подчинёнными, жизнерадостным и приветливым.
Обычно на корабле создаётся своя внутренняя атмосфера жизни экипажа. Моряки очень чутко реагируют на характер, отношение к ним командира. Принимая и поддерживая высокую требовательность и даже строгость, они отрицательно реагируют на проявление высокомерия к ним, на малейшую несправедливость со стороны старших.
Капитан 1 ранга Зиновьев был доступным и заботливым командиром. И вместе с тем требовательным».
Об этом говорил и мой отец, который многому научился у своего командира. Навсегда ему запомнилась забота командира крейсера, когда, стоя вахтенным офицером, он промёрз до костей на мостике.
Лишаков, который был вестовым у командира крейсера, принёс ему завёрнутый в салфетку, чтобы не остыл, стакан горячего вина со словами: «Это от командира». Отец мне сказал, что ему стало тепло даже не от вина, а от заботы Юрия Константиновича.
Лишаков продолжал в своих записках: «Был у нас после ухода Юрия Константиновича один такой командир. Командовал, правда, он недолго…. Но запомнился. Так вот, когда он шёл по верхней палубе, скажем, по правому борту, все краснофлотцы и старшины, увидев его, переходили на противоположный борт, чтобы не встретиться с ним».
Выучка личного состава БЧ-II была очень высокой. Крейсер вошёл в строй только перед самой войной, а до этого он находился на заводе в Николаеве.
Краснофлотцы днём помогали рабочим завода монтировать и отлаживать механизмы и приборы, а вечером, когда рабочие покидали корабль, командир БЧ-II и офицеры боевой части организовывали изучение военной техники, тренировали личный состав вручную наводить орудия, заряжать, проводить условную стрельбу.
«Приходилось нелегко, - писал Лишаков, - зато мы смогли, как говорится, буквально прощупать всё своими руками. Трудились, изучали технику и тренировались на боевых постах с удовольствием: понимали, что всей этой сложной боевой техникой можно по-настоящему управлять, если будешь знать её досконально.
Забегая вперёд, скажу, что ко времени, когда крейсер вступил в строй действующих кораблей, а это произошло менее, чем через год, личный состав был хорошо подготовлен к выполнению боевых задач».
Отрабатывалась и взаимозаменяемость, даже при выходе из строя половины расчёта орудие могло вести огонь.
На корабле среди краснофлотцев и офицеров было много украинцев. В артиллерийской боевой части более трети призывников были из Николаевской, Днепропетровской и Запорожской областей. Кроме того, многих украинцев призвали из запаса, среди них было немало отцов многодетных семейств.
Когда крейсер находился в Севастополе, принялись спешно строить оборонительные линии, о которых, как и в первую оборону Севастополя, флотское командование не подумало. Лишаков вспоминал:
«Моряки и жители города рыли противотанковые рвы, сооружали доты и дзоты, выбивали в каменистом грунте траншеи, закладывали минные поля.
С нашего корабля ежедневно выделялось на строительные работы по пятьдесят и более человек. Возвращались ребята с натёртыми мозолями: неподатливый каменистый грунт приходилось долбить ломами, кирками – специальной техники для этого не было.
И всё же мы, зенитчики, с начала войны ни разу не бывавшие на берегу, им завидовали: они ходили по твёрдой земле, общались с жителями города. К тому же работали вместе с девушками».
Продолжение http://proza.ru/2022/11/14/1562