Чонкин, пригнувшись, бросился за Борькой, влажно прихрюкивающим в коротком пробеге сквозь темные сени. На пороге солдат ударился головой в живот сержанта Свинцова, изумленно крякнувшего, но нашедшего в себе силы устоять под неистовым натиском Ивана.
- Ты чего, гад, - бормотал сержант, бросая верещащего дезертира через бедро выверенным движением тренированных рук, - головой вздумал сражаться ? Га ! - орал Свинцов, стукая Чонкина больно в ухо. - Я тебе покажу, как старшего по званию не почитать. А ну, - нахмурился сотрудник НКВД, многозначительно сдвигая краснооколышевую фуражку на левое ухо, - пойди и приветствуй.
Чонкин жалостливо сугорбился, шмыгая носом, отошел к стоящему посреди двора журавлю колодезя, как вновь увидел Борьку. Тот стоял за тыном, поводя налитыми кровью дурными глазами.
- Приветствуй ! - заорал Свинцов с крыльца, топая сапогами. - По Уставу, сука рваная !
Чонкин вытянулся, размашисто поднес растопыренную ладонь к виску, лихо выкрикнув :
- Здравжлаю, Борьниколаич !
Кабан насупился. Прошелся вдоль тына, недовольно зыркая на тянущегося солдата, а потом сказал :
- Тридцать шесть снайперов, достойный приемник и не так сели.
- Гы, - ржал с крыльца сержант, хлопая ладонями по коленям, - ничего и не осталось от мудака, кроме слов о не так сели. Степашин первый зам, - передразнил кабана Свинцов, бросившись в угол, где за кадкой с солеными грибами свинушками стояла винтовка Чонкина, - на, сука !
Грянул выстрел. Кабан, завизжав, кинулся со двора, куда уже въезжал командирский танк Гейнца Гудериана, сразу отличимый белой буквой G, намалеванной поверх тропической окраски. Из люка показался сам командир. Укоряюще качая головой, Гудериан погрозил сержанту пальцем, а затем, подозвав Чонкина, приказал ему скрежещущим голосом лезть на броню.
- Лезь, гнида, - подталкивал упирающегося солдата Свинцов в ватиновый зад, - Старшой велит.
- Тебе он, может, и Старшой, - визжал Чонкин, отбиваясь от сержанта ногами, - а по мне фашист фашистом.
- Национал - социалист, - поправил подошедший на шум агроном Чебурданидзе, кланяясь новой власти, - фашисты в Италии.
- Чудная страна, - заметил Борька, высовываясь рылом с соседнего огорода, - сапог сапогом, а глянешь впродоль - то, так и шатаешься. Мать моя, думаешь эдак - то, ведь сам Рим породила, Реннесанс, опять же, песни, гусли, мысли.
Он выпрыгнул, неся за ухом капустный лист, и закружился у траков танка, негромко напевая :
- Аморе, море, море, море но,
Аморе но !
- Аморе но, - подпевали ему Чонкин и Свинцов, обнявшись за шеи и раскачиваясь. Ценивший народное творчество Гудериан советовал им с башни танка перейти на немецкий.
- Чито, грито, - гудел в усы агроном, незаметно прикрепляя магнитную мину к днищу танка, - чито магарито.
Раздался воодушевляющий взрыв и ...
- Стой, - сказал он, устало чихая, - Богомолов, совсем же ты ведь заврался ведь, где малолетний партизан, этот, как его, уродец, ну, секрет так и не открыл, с собой в могилу унес.
- Бурляев, - подсказал Богомолов, независимо стряхивая пепел папиросы прямо на заваленный бумагами стол товарища Суслова, - только не с колоколом, а на гильотине.
- Какой гильотине ? - насторожился Суслов, сдувая пепел на пол. - Зачем гильотине ? Он чего, против Наполеона партизанил, что ль ?
- У немцев, - терпеливо пояснял Богомолов, подпитавшись поддержкой генсека позавчера, когда заплевал Брежнев им лица, только одному в укор, а другому в знак одобрения, понимаешь, - для граждан Рейха предусматривалась гильотина как безболезненное средство, Бурляев был фольскдойче, предатель присяги фюреру. Все - то вам объяснять надо, Михал Андреич, - посетовал он, бросая окурок в угол, - вопиющая ж безграмотность, как вы только идеологию выруливаете в правильную сторону, ума не приложу.
- Вот и я, - раздалось от двери, - тоже так же.
Сидевшие за столом даже не обернулись. В кабинет ввели под локотки спотыкающегося здоровяка в пижаме с нашитыми маршальскими лампасами двое, судя по лицам, родные братья. " Михалковы ", - узнал их Богомолов, пренебрежительно сплевывая им под ноги. " Кончаловские ", - подумал Суслов, и здесь противореча представителю творческой интеллигенции, кем, вне всяких сомнений, являлся писатель Богомолов, чего - то явно портачащий с оказывающимся фольксдойче Бурляевым.
- На, сука ! - ритуально плюнул генсек в лицо Суслова, а потом и Богомолова. - Уроды. Нет бы по - простому, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, меня зовут Бонд, Жеймс Бонд, так нет, всегда накрутят чепухи и скуки из партизан, дедов, тракторов.
- Шахтеров, - угодливо подсказал усатый брат.
- Американских железнодорожников, - поддержал его безусый.
- И прочей х...ты, - засмеялся Войнович, читая с листа своему приятелю Алешковскому новую главу своего романа - анекдота.
- Это ты правильно, - разливал русскую водку по стаканам русский писатель еврей Юз, кашляя, - без охального словца не найдешь конца, брат Войнович.
Они выпили, благоразумно оставляя концы или в воду, или в " Твиттер " моей Богини, моей Годохмы Быстроногой, моей Единственной Неповторимой Величайшей Бэйли Джей, чей день рожденья я отмечаю вот уже который день.