Москвичка

Марина Леванте
           Утром, собираясь на работу, одевалась попроще, будучи особой женского пола,  когда желательно  было надеть штаны, никаких юбок, это неудобно, сверху  в зависимости от погоды кофточку или свитерок, а лучше майку попроще, правда  на шею надо  всегда повязать какой-нибудь из любимых шейных  платочков, это то, что должно было отличать её от принадлежности к среднему  полу.


       Никакого изящества, никакой женственности. И потому следом на ноги кроссовки, ей предстоит не близкий путь  из подмосковного  Реутова на Воробьёвы горы в Москве, туда,  где она работала, имея звание кандидата каких-  то там наук  и трудилась на ниве экологии, защищая земной  шар от загрязнения,  тогда, когда мусорным отходам разного толка, как яблоку, уже негде  было   упасть,  и надо было спасать случившееся положение дел, тем более, что и сама она,  проживая в городе с плохой экологией, знала, что это такое, вдыхать пары от имеющегося в Реутове полигона,  мусоросжигательного  завода и от   очистных сооружений  нефтеперерабатывающего  завода.   А  так как ещё  и  при перемещении воздушных масс  с запада на восток, потоки ветра, не встречая искусственных преград, несли  загрязнённый воздух из Москвы в её,  всё же родной  город, то она на полном основании могла себя даже не считать,  а чувствовать москвичкой.

      И вот  под завязку своих ежедневных сборов она  закидывала на спину рюкзак,  не  такой, как стало в одно время  модно носить—маленький, аккуратненький даже с цветочками или ещё с какими - то  женскими прибамбасами,  а большой  походный, как для  поездки на рыбалку или охоту, и обязательно защитного  болотного - зелёного цвета, чтобы кому не надо,   не узнали, а кому надо,  признали за свою, за москвичку.

         Потому что это круто быть москвичкой, даже живя в Реутове, быть кандидатом каких- то там наук и преподавателем тех же наук студентам,  и потому ни изящной женской сумочки  в руках, этого  просто не должно быть,  ни туфель на высоких и вообще ни на   каких   каблуках, ни юбок и ничего того, что скажет о тебе, что ты женщина. Ты  же москвичка!  И  это главное.  С тем огромным не по росту, но для удобства,  заплечным мешком, тем рюкзаком,  которым ты сможешь, если что, прокладывать себе дорогу в метро, вежливо,  по столичному раскидывая им преграждающих тебе дорогу пассажиров, чтобы тебе было удобно и комфортно.
 
        Для этого и этот столичный прикид со штанами и кроссовками,  и пафосная манера изъясняться  на своём,  на московском, суя всем в лицо свой статус  москвички, каждый  раз забывая про выражение, ставшее уже  поговоркой,    как на мостовой лежал кирпич и считал, что он москвич.  И так было чаще всего... Кирпич... На мостовой...  И  тот самый москвич или москвичка, ещё   и из тех,  так называемых,  понаехавших из российских регионов, ближних и дальних деревень с желанием ощутить себя тем кирпичом.

       И потому как в обязаловку,  если женщина, то обязательно весь тот крутой прикид и на закуску рюкзак рыбака или охотника, в который можно запихнуть всё  и даже то, что не запихивается.

        Ведь потом офисная работа, та, на Воробьёвых горах,  в качестве начальника экологического центра, до которой она будет добираться обходными путями, поднимаясь на 5- й этаж не на лифте,  у неё  же рюкзак, а  лифтовая кабинка маленькая, не рассчитана  на рыболовов  с охотниками   и с  их снаряжением,  и потому не на лифте, а  пешком будет она взбираться,  как  на Воробьёву гору,  на нужный этаж, меряя лестничные пролёты кроссовками и вытирая пыль со стен охотничьим рюкзаком,  ибо вписаться в ширину лестницы, это вам не вещи запихнуть в рюкзак ногами, это поди ещё попробуй и впишись.
 
   И уже  на финише этого безумного марафона с утяжелителем болотно-зелёного цвета,  запыхавшись,  вся красная  и взмокшая она, эта  реутовская  москвичка со вздохом облегчения   и затруднённым дыханием падала в своё кресло начальника и вытирала  пот с лица тем своим   шейным   платочком,  делающим из неё  женщину.

     Но потом ведь снова... Рюкзак на плечи, в конце или середине рабочего дня,  когда  она помчится,  шурша кроссовками по тёртому асфальту  на какой- нибудь  семинар или конференцию, куда пригласили  в качестве важного участника, где она сможет сказать, не вспоминая даже, что она тот кирпич со столичной мостовой… “Я,  знаете ли, как представитель федерального чиновничьего класса…”  а сама тем временем, во время своей речи будет вытирать чиновничий стул на том собрании таких же,  как она сама,  важных  лиц, своими надетыми  поутру  какими-нибудь штанами  и всем остальным.  Надетыми  для соблюдения столичного этикета, это удобно и она же москвичка, не важно, что из Подмосковья, другие так и вовсе, вон,   из дальних регионов такие же москвичи, так что...

    Так что, ей, что называется,  и сам Бог велел. Реутов же   всё  ж таки,  даже наукоград, а она кандидат  каких-то там наук при этом граде.

          И потому походный рюкзак, как нельзя кстати, как столичный прикид, как вишенка на невкусным торте,  потому что потом, возможно, придётся промчаться ногами в надетых кроссовках по всем существующим  и несуществующим столичным   магазинам, в качестве вечернего послетрудового моциона и заехать к маме с папой, живущих в Люберцах, тоже, как видно, москвичам,  и отвезти  им купленные после рабочего  дня продукты, и ехать уже  дальше в свой  Реутов, где ждала её  семья в составе  трёх человек, если не считать саму москвичку — мужа, сына  и невестки и ещё трёх,  вечно орущих и вечно пакостящих  от постоянного  одиночества и скуки,  котов,  и уже обслужить заодно  и  всех их.

      Так у неё сложилось,  у этой москвички, что не только огромный рюкзак таскала она  на своей спине, но и взрослое семейство, сохраняя при этом важный статус  — я москвичка.

       Потому, чтоб его не терять,   на выходные она с такими  же москвичами и с такими же рюкзаками загрузится в поезд и поедет на дачу,  к огородам и  грядкам, к садам  и  совсем не к  чеховским и не Вишнёвым, учитывая то, как она будет проводить там свои выходные, погрязнув по уши  в этих грядках с овощами  и в теплицах с ними же,  где и впрямь не нужны  будут ни  женские сумочки,  ни  туфли  на высоких каблуках,  ни  даже те пресловутые шейные платочки, так любимые ею, где  ты полностью забудешь, что ты женщина, вооружившись граблями и тяпками, лопатами и тачками   и,  наденешь  на себя что- то получше того  тулупа,  сделанного  из обносков собственного же гардероба,  и  подаренного тому  огородному чучелу, стоящему  посередине не чеховского Вишнёвого сада и отпугивающего  нежеланных   пернатых гостей, гораздых  поклевать ягоды  и попортить плодовые деревья заодно с созревшими овощами на бесчисленных  грядках.

            А это уже вам не штаны и кроссовки, это гораздо хуже, но все равно по московски круто.


          И потому  раз круто,  то при  всем этом ты   всё   равно будешь  ощущать  себя москвичкой, тем более, что трясясь в электричке с  такими же,  как она сама московскими дачниками, москвичами, обременёнными такими же рюкзаками, как у неё самой,  как у всех москвичей,  иначе ты даже на   тот кирпич с мостовой не тянешь,  и сидя  среди уже  не дачников  ты сможешь  с возмущением, глядя на них  свысока, выглядывая из-за того рюкзака,  сказать подруге в телефонную  трубку:
  "Ну, ты понимаешь...  мешают тут...  не  поговорить нам с тобой,  как всегда. Вечно тут  желающие уйти в себя и не вернуться..." 

      Это же тоже по столичному культурно,  как рюкзаком  в метро прокладывать себе дорогу для  комфорта,  говорить по телефону, не считаясь с тем, что рядом ещё люди, а сама  ты не в личной  и не в арендованной электричке к себе на огород или с огорода  едешь, с уже не  отмытыми до конца руками и неочищенной  до конца грязью  под ногтями,   но при этом считать,  что никому не мешаешь.
 
  Просто так принято  у большинства москвичей, а она  ведь, как никак москвичка!

10.11.2022 г
Марина Леванте