Беседы с Лордом

Бондарев
Гостей на приёме по случаю открытия ресторана «Глобус» было несколько десятков. Присутствовали почти все общепитовцы города. Молодцы, глобусники, всех наших созвали! После фуршета толпа из стеклянной веранды потекла по длинному коридору, увешанному картинами местных художников, а  затем впадала в зал с диванами вокруг столов под льняными скатертями. Музыканты на полукруглой сцене исполняли знакомые мелодии. В устье зала все остановились. Распорядитель в костюме, не тронутым современностью, с приятной улыбкой угадывал владельцев ресторанов, кафе, пиццерий. Позвольте вам представить… да-да, тот самый… как, вы не знаете… хозяин знаменитого Лорда, спасшего на озере девочку. Ах, вот как… какое удовольствие… познакомиться. Прошу к нашему столу, мы из ресторана «Цигель», а мы из «Принципа». Дорогой, не обижай и «Генацвале». Надеюсь, малыми пищеедными точками не пренебрегаете, я  - хозяин пельменной «Хлеб да соль». Примите вашему героическому пёсику сахарную косточку с мясцом.
После телятины и паштета из оленьих языков подали на тарелочках в форме раковин горяченьких крабов под морошковым соусом с гарниром из батата.
Теплом пахнуло в лицо.
Лорд дышал на меня, с розовой ленточки язычка стекала слюна. Ты видел мой сон? Знаю, знаю, время завтрака. Поди, сгуляй во двор, покуда харч сготовлю.
Несуразный сон, вроде издёвки. К чему бы это? Не понимаю. В мире все беды, ссоры, конфликты и даже войны от непонимания. И меня никто не понимает, кроме Лорда, который тоже меня не понимает… но чувствует как! Чтоб понять, надо объяснить. К жизни всего живого и существованию неживого следует относиться философски. Мне это понятно, обидно, что не всем. Религия утешает, философия объясняет. После объяснения приходит понимание – ключи к согласию и миру.
Вот, к примеру, вчерашний день. В порядке очереди вошёл в кабинет врача, присел напротив. Он отложил бумагу, молча уставился на меня, я на него.  «Я моргал?» - спрашивает. Я придвинулся поближе и стал смотреть в глаза. «Нет, не моргал», - отвечаю. Он поднялся, хлопнул руками по бокам и к медсестре: «Ну, как можно работать с такими пациентами?». Она рассмеялась,  а мне досадно и непонятно, отчего ей весело. Не сразу вспомнил, над дверью должна мигнуть лампочка, как знак приглашения к врачу. В душе, уязвлённой обидой, не осталось следа.
Прошу, сэр, ступайте в пищеблок–кухню на трапезу. Нынче у нас овсянка с каспийской килькой да с томатным соусом. Её вкушают короли, эмиры и шейхи, и вам, вельможной особе, не следует нос воротить. Низкий достаток не причина огорчению. Верно? С пенсии купим курочку и сосисок, ничего, дружочек, будем жить, лишь бы не было войны. Война окончится, домой вернётся Андрей. Ишь, как ушки дрогнули вверх, будто выстрел дуплетом из ружья. На охоту вместе пойдем. Ранен он, в госпитале его подштопали. Ну-ну, не скули, не то сам заплачу. Одно слово – война. Она не только увечья и смерти объясняет, но и жизнь, дружбу, любовь и мир, как перерыв между войнами. До ранения звонил ему. «Как дела, сын?» «Ищем, где и как подешевле купить победу. Вчера дорого заплатили – много раненых.» Чего встал? Не переживай, меня не заберут в армию, я старый, и ты старый. Понимаешь, Лорд, мы старики и нужны друг другу. В тебе нуждаюсь, у тебя сил больше, хватило их спасти тонущую девочку.
И по судьбе, и по злобе принял наш род муки и страхи. Отец вернулся с фронта увечным, его старший брат погиб под Орлом. Сестру с мужем признали кулаками, силком изгнали из подворья, как скот, вывезли на Северный Урал, там и сгинули. Пятьдесят с лишним дней зимней дороги в товарняке с дырявой крышей и щелястым полом. Умершие ехали долгие сутки вместе с живыми. На станции мученица с почерневшим иконным ликом измочалила, искровянила кисти, ногтями колупая яму в мёрзлой каменистой земле схоронить дитятко, от голода лёгкое, как курёнок. Сошедшая с ума старуха пошла, куда безумные глаза глядели, её вохра расстреляла в спину. Спецпереселенцы шли пешком, женщины несли на руках измученных и больных деток. В зимнем лесу ни землянки, ни шалаша, разводили костры, устраивали постели из еловых веток, растапливали в котелках снег, хоронили умерших под снегом.
Что с тобой, Лорд? Ты плачешь? Не надо, друг мой, это я тебя разжалобил. Всё! Успокойся, мой хороший, дай поглажу по грудке и пузичку, знаю, ты любишь. Так бывает от усталости жить и предчувствия…Жарко тебе, ляг на пол и отдохни, и я рядом с тобой. Спадёт зной, пойдём в лес гулять до самого рассвета.
…Заспались мы с тобой, дружочек. Поднимайся, Лорд. Довольно лежать! Слышишь меня? Неужто заболел? Не дышит. Всё. Нет его.
Несмертельно раненый печалью предался воспоминаниям. Лорд был отрадой и украшением старости, жил благородно и благородно ушёл навсегда, не побеспокоив моего сна. Прости, любимый Лорд, прощай милая собачка.
Слёзы…слёзы застят глаза…вижу тебя в последний раз…больно в горле…крик застрял, нейдет наружу. Из всех на земле влаг только у слёз источник – душа. Она изболеется, горе слезами исторгнет, но не засохнет, душа неисчерпаема.
Люди, Божьи люди, потомки прародителей Адама и Евы, умные, образованные, высокоорганизованные существа, если б знали вы, как чутко собачье сердце к душевной боли человека, воспринимая её через оттенки его голоса, мимику и жесты, глаза. Четвероногие друзья человека сопереживают и сорадуются с нами. Они природой призваны служить человеку, человечить его преданностью, любовью и добротой. Нам есть чему поучиться у братьев наших меньших.