"В детстве мечтали стать космонавтами, вот и стали каждый по своему. "
Horus, Sharon, "День космонавтики".
"...Оно всего лишь инструмент для того чтобы помочь нам стать теми, кем мы предназначены быть."
Альберт Хофман, швейцарский учёный. (1906-2008)
...
Миссис Данн. Медсестра Центрального роддома г. Баден. Швейцария. 1906 г. :
Я отчётливо помню тот день. Знаете, это удивительно, ведь мои руки передержали тысячу младенцев. Но тот, которого я приняла на свет 11 января, остался в моей памяти до сих пор. Он был...не такой.
Стояла холодная зима. В помещении еле успевали поддерживать достаточное тепло. За окном валил снег. Я очень метеочувствительная, поэтому голова невыносимо трещала с самого утра. Никакие обезболивающие не помогали. Я не стала брать выходной и отправилась на работу, надеясь, что никому не вздумается рожать. Учитывая непроходимые сугробы на дороге, вероятность поступления была крайне мала. Но, на удивление, поступила молодая мамаша. Ещё и в начало моей смены. Ещё и первородящая. Я думала, что убью её прямо на входе. Поймите сами, эти юные девчата очень тяжело переносят роды, порой потуги длятся десятками часов. У них ни опыта, ни моральной выдержки. Но делать было нечего. Подавляя головную боль, я не спеша начала надевать перчатки и готовить чистые простыни. Честное слово , готовилась к худшему. Стояла спиной, чего-то там себе в недовольстве бубнила. Тут поворачиваюсь, а наш акушер уже держит в руках новоиспечённого младенца. Я в растерянности начала оглядываться по сторонам, не веря, что этот ребёнок вышел из нашей подопечной. Но нет. Он принадлежал молодой роженице, которой не доставил абсолютно никакой боли и даже дискомфорта своим появлением на свет.
-У меня такое впервые, -признался врач.
-Кажется, у всех здесь всё впервые.
Только один малыш вёл себя в эти минуты так, будто ему всё вокруг знакомо. Его пухлое помятое личико не выражало ничего, кроме беспечности и спокойствия. Я скорее обернула его в пеленку и посмотрела в глаза, моя старая привычка. Малыш мне дал это сделать, и без испуга заглянул в мои. В тот момент... Знаете, я не могу его описать словами... Такое чувство, будто... В общем, я поняла, что я счастлива находится именно здесь и сейчас. Эти белые стены. Эти люди вокруг меня. Эта январская вьюга за окном. Мне показалось всё невыносимо родным и уютным.
-Рефлексы все в норме, - заявил врач, - правда, весьма молчаливый паренёк.
-Наверное, в папу, -отшутилась молодая мамочка и потянулась к сыну.
-Как назовёте? -спросила я, передавая завёрнутый мешочек.
-Альберт.
Головные боли у меня исчезли и до конца смены я себя чувствовала удовлетворительно. В некой озадаченности я приводила в порядок родильную комнату. Порой случается что-то и ты не можешь объяснить почему именно оно затронуло твою душу. Через пару часов у мамы подскочило давление и маленький Альберт остался под моим присмотром. Я долго любовалась и умилялась безмятежности этого ребёнка, иной раз даже слегка пыталась ущипнуть, чтобы вызвать хоть какие-то эмоции. Но умиротворенное личико оставалось неизменным. Перемены наступили ближе к ночи. Мне захотелось вздремнуть и показалось, что прилежный малыш послушно уснёт, как только я его уложу в люльку. Стоило погасить свет и оставить его в одиночестве, сорванец заплакал. Первый голос Альберт подал тогда, когда остался один. Он кричал так громко, что я прибежала в миг обратно. Взяв того на руки, я принялась успокаивать мальчика, кое-как вернув прошлую тишину. В тот момент немножко отлегло от сердца. Он всё-таки не умственно отсталый. Первый бунт обычно детей выматывает и они всё равно засыпают, но Альберт не подходил под шаблоны. Стоило мне снова оставить его одного в темноте, всё повторилось по-новой. На пятый раз я устало и озлобленно сказала себе - "послушай, он рано или поздно уснёт, все нормальные дети засыпают, хватит с ним сюсюкаться. " Он орал целиком весь час, тогда я сдалась и вернулась к нему.
-Ну чего ты хочешь?! - вскипела я. -Чего?! Вот же ты на руках!
Мальчик продолжал плакать и не мог успокоиться. Я вертелась с ним взад и вперёд, пыталась завлечь всяческими предметами, спеть ему песенку, но малыш оставался неприклонен. Не знаю, что мне тогда ударило в голову, но в безысходности я подошла к окну и отдернула занавеску. Тогда случилось второе необъяснимое явление. Альберт замолчал. Непрерывный плач прекратился. Мальчик замер и уставился сквозь стекло на ночное зимнее небо. Он смотрел на него с упованием , позабыв о собственной обиде. Мне не доводилось наблюдать за тем, как звёзды исцелительно действуют на ещё не сформированных существ. Я решила поднять малыша выше, дабы увеличить ему обзор, да и самой увидеть его выражение лица. Я поразилась до глубины души, осознав, что ребёнок то смотрит не на звезды, а на своё отражение. Точнее как... Боже даже не знаю... Мне мерещилось, что его радостные глаза смотрят то прямо перед собой, а то немного в сторону. Взгляд перемещался с пустоты на розовое личико, которое становилось веселее с каждой секундой. Я ни ну шутку перепугалась. Что же мог там ребёнок увидеть такого невероятного. Я начала приглядываться снова и поняла, что под неким углом, от эффекта света и преломления двух стёкол маленького Альберта становится два. Один перед ним, а второй чуть правее. Я посмеялась вместе с маленьким чертёнком.
-Ты нашёл себе друга значит?
Настроение детёныша вновь кардинально изменилось. Но уже обрело постоянство. Надо же как бывает... Я вернула его с осторожностью в люльку , и не поверите, он уснул и сладко сопел до самого утра.
Тётя Джулия. Старшая двоюродная сестра Адольфа Хоффмана, отца Альберта. Баден, Швейцария. 1908 год. :
Я была просто вне себя от счастья, когда мой младший брат попросил посидеть с их малышом. Хоть Адольф мне и двоюродный, но мы с ним всю жизнь были очень близки. Я, конечно, понимаю, что молодой семье надо себя как-то обеспечивать и всё такое. Лизи молодец, что ещё не успела выходить первенца, а уже сама ринулась зарабатывать деньги. Время не простое. А мне ведь не трудно, я люблю детей, которых у меня у самой, к сожалению, нет. Знаете, вот так получилось. Судьба распорядилась. Но я не отчаиваюсь, а наоборот помогаю всем, чем могу. Тем более, этот славный малец! Я его как увидела, так у меня сразу бабочки в животе затрепетали. Такой милый малыш. Глазки, щёчки, а эти крохотные ручки...
-Постараемся вернуться к вечеру воскресенья , -вздохнул печально Адольф.
-Ничего - ничего, - отмахнулась я, - не беспокойтесь. Мы славно проведём время с этим пухляком.
-Если что... Если что..., -волнительно повторяла молодая мама, смиряясь с решением оставить двухлетнего малыша с дальней родственницей.
-Не переживай так, Лизи. Всё будет супер, как говорит молодёжь.
Юная красавица продолжала диктовать наставления, но вскоре Адольф взял её под руку и они вдвоём удалились. Им предстоял путь на заработки в Базель, а мне предстояло провести незабываемый уикенд с племянником.
Я с ним возилась весь остаток дня. Но не подумайте, что мне это было в тягость. Наоборот, приходилось самой проявлять инициативу. Ребёнок оставался абсолютно безразличным ко всей моей суете вокруг него. Как бы я не гримасничала и не разыгрывала перед ним сцены, он оставался невозмутим.
-Что за уравновешенное создание, -восхищалась я им вслух, - мне бы чуточку твоего таланта, может и взял кто замуж...
Я напекла печенья, к которому маленький Берти даже не притронулся. Я подумала - вот засранец. Я угощала этим творением миллионы детей и каждый пребывал на седьмом небе от удовольствия. Но мальчик оставался не заинтересованным происходящим. В какой-то момент я уселась в кресло-качалку с пряжей и случайно уснула. Да, это халатно с моей стороны, но все мы люди. Проснулась я от звука шагов по лестнице. Берти рядом не было. Я бросила взгляд в сторону кухни и увидела следующее. Маленький жулик тянул руку в миску, брал печенье, а затем, совершенно не прикасаясь к нему, направлялся к лестнице. Тяжёлыми усилиями у него получалось карабкаться на ступеньки и ползти наверх. Я не спешила отрывать его от странной деятельности, ведь до этого он не проявлял никакой активности. Мне было до ужаса интересно, почему мальчик не ест внизу, а относит сладости на труднопреодолимый второй этаж. Самое удивительное то, что мальчик не останавливался и продолжал свой ритуал до последнего печенья. Когда я всё-таки вернулась в его поле видимости и пошла проверить второй этаж, то обнаружила изначальное количество печенья, только сейчас они оказались помечены детским прикусом.
-Берти, ты что наделал? Обжора! Ай-ай!
Малыш снова на меня смотрел в недоумении. Я , конечно, его ругать не стала. Но ещё более странным после этого недоразумения стал тот факт, что через полчаса мальчик проголодался и плотно поужинал. Я подумала, что у него в желудке находится настоящая бездонная пропасть.
Мне тяжело бывает уснуть на новом месте, но в ту ночь я клянусь, что спала крепким сном, иначе как я могла тогда в ужасе пробудиться. Наверное, покажется, невероятным, но я услышала в комнате Берти отчётливый детский говорящий голос. Я не могла разобрать слов , потому что очень испугалась и сразу кинулась к комнате. Выразительные слова долетали до моих ушей как самое что ни на есть реальное явление. Она неутомимо что-то рассказывали или объясняли, я так и не поняла, а просто с дрожью во всём теле открыла дверь. Посреди комнаты сидел Берти, сложив на ножках крошечные ручки . Его глазки блестели в ночной тьме и внушали вновь неописуемое спокойствие.
-Ты чего, малыш? -кинулась я к нему. -Как ты вылез из кроватки? Тебе что-то плохое приснилось? С кем ты разговаривал? А? Ну скажи мне?
Сколько бы я потом не пыталась, но выдавить хотя бы ещё одно слово из хитреца мне не удалось. Я отнесла его к себе в кровать и мы уснули. Днём мы гуляли, Берти обожает гулять. На улице его маленькое существо сосредоточено познавало наглядным образом всё новое. Ему так было интересно, что совсем не просился домой. Лишь к вечеру малыш сам направился обратно в путь и ни за что не поверите для чего. Снова таскать еду на второй этаж! Уму непостижимо! Он поджидал момента, а затем всякие вкусности переносил в свою комнату. Конечно, за три дня я привыкла к этому, но почему он не мог объяснить зачем?! Ведь по ночам в одиночестве он неугомонно беседовал, а днём молчал. Но меня уже было не обмануть.
-Я обязательно про тебя всё узнаю, молодой человек! - пригрозила я ему шутливо пальцем.
Адольф с Лизи нагрянули в воскресение после обеда. Они бесконечно рады были своему возвращению. Лизи взяла на руки Альберта и проверила его целостность.
-Ну как отдохнули без нас? -поинтересовался отец семейства.
-Прекрасно, с улицы все цветы собрал, кушал за двоих, улыбнуться так мне и не соизволил...
-Он у нас серьёзный, - вздохнула Лизи.
Братец помог надеть мне пальто, мы попрощались с Берти, но перед уходом я всё же захотела раскрыть загадочную тайну. Я прямо так взяла и спросила с разочарованием в голосе :
-Почему вы мне не сказали, что он так хорошо разговаривает?
Таких удивлённых глаз мне ещё не доводилось наблюдать в жизни. Мама с папой искренне признались в следующем:
-Он не говорит. Дети в его возрасте на это не способны...
Хьюго. Сосед семьи Хоффман. Баден. Швейцария. 1911 год. :
Адольф славный парень. В том смысле, что всегда может удивить . Если люди умеют отыскивать индивидуальность каждого человека и позволяют ей раскрыться в полной мере рядом с собой, то и сам человек к вам потянется. Я не силён в философии, но в жизни что-то да пронюхал. Многим Адольф казался странным, но не мне. Я сразу заявил : с этим чудаком скучать не придётся, поэтому он будет моим корешом. Я люблю выпить с людьми, мир становится вновь интересным. Я проявляюсь в своём идеальном образе. Да и цыпочек склеить намного легче, выпив пару бокалов. Но встречаются люди, с которым не скучно и на трезвую. Да, я говорю именно про , мать его, Адольфа. Он взял в жену настоящую красавицу и поселился напротив моего дома. Подружились мы сразу, стоило ему один раз сунуться ко мне за порог. Мы оприходовали с ним бутылку шотландского виски, а затем за милую душу побеседовали на тему жизни, смерти, Бога. Парень оказался очень образованным и верующим. Но иногда ему сносило башню конкретно. Однажды мы сидели в баре после тяжёлого рабочего дня и пропускали по пиву, в какой-то момент его точно подменили. Я его спросил :
-Эй, парень, с тобой всё в порядке?
Он начал озираться по сторонам с некой потерянностью в глазах.
-Почему так громко? Ты не замечаешь? Почему так шумно вокруг стало?
Я не понимал его, ведь по-моему никаких значительных изменений не произошло. Но нет, Адольф переживал настоящий вербальный дискомфорт. В какой-то момент он схватился за голову.
-Что с тобой, приятель? -забеспокоился я ни на шутку.
-Голова раскалывается что-то. Видимо, переусердствовал на заводе.
После этих слов, вот разрази меня гром, если не правда, этот псих направился к стойке и завязал драку. Он подходил к работягам вдвое больше него и каждому давал в тыкву. Естественно, случился массовый мордобой, после которого нас выставили из паба.
-Что это было, твою мать? -задал я вопрос побитой наглой роже.
-В смысле? А что было?
Сейчас поясню. Он реально ничего не помнил. Приступы агрессии подчистую стирались провалами в памяти. Без какой-либо причины и повода его скрытый дьявол мог задать жару кому угодно, а потом резко уступить место забывчивому ангелочку.
-Тебе бы в церковь сходить.
-Да пошёл ты.
В основном, мужик был очень уравновешенным, пунктуальным и семейным. Но что у него происходило в голове во время перевоплощений - никто не знал. Мы часто ходили смочить горло и, конечно же, мне, как его другу, приходилось разделять его неприятности и проблемы с законом. Ни один уважаемый себя шериф не будет терпеть сквернословия и брошенного бокала в свою сторону, поэтому приводы в участок перестали быть сюрпризом.. В один вечер мне удалось выявить у него информацию.
-Мне вот интересно зачем? Зачем существо, заседающее в тебе, подобное вытворяет?
-Видимо, - пожал Адольф плечами, - оно так себя развлекает.
Тогда я задумался и под каким-то предлогом даже его понял. Но знаете как бывает, семья дарит покой. Уж не знаю что у Хоффманов творилось внутри семьи, но с рождением малыша Адольф перестал так часто выпивать и соответственно скрылся с радаров. Он начал больше работать, чтобы как-то обеспечивать родных. У меня к тому времени родился уже второй сын. Получается с Альбертом они почти ровесники. Когда младший подрос, старший его принялся таскать на улицу. Правильно, я думал, пацаны есть пацаны, пускай перебесятся вдоволь в детстве. Мне нравилось поглядывать за ними через окно. Светлая ностальгия пробирала от головы до пят, ведь я точно таким же был. Шило в заднице , похоже, передаётся по наследственности. Да и многое другое... Мы ничего толком не знаем о природе человека, ведь. Кто нам может дать точную информацию какими мы станем? Никто. Социум, генетика, опыт - огромная многогранная куча. Мне говорили, что младший Хоффман какой-то не такой. Он не играл со всеми ребятами во дворе. Он не менялся игрушками. Он не дурачился и не дрался ни с кем. Мои возвращались домой и рассказывали, что соседи снова ночью поймали мальчика, который сбежал от родителей и направился в одиночестве бродить по улице. Ни у кого и сомнений не было кто это может быть. Юный Берти с самых своих первых шагов прославился ночными вылазками. Необъяснимо как это ему удавалось каждый раз ускользнуть, но мальчик оставался не удержим в своих странностях .
Той весной мне не спалось, я бросил три кубика льда в бокал, налил виски и вышел в халате подышать на терассу. На улице стояла полная тишина, даже ветер не касался листвы. Тут вижу, по дороге вдоль домов топает крошечное создание. Маленькие ножки преодолевают , казалось бы, непосильное расстояние и целенаправленно движутся в сторону леса. Мне стало не по себе, метнуться за родителями я бы не успел, а будить сомнамбул, или как их там, лунатиков, строго настрого запрещено. Ничего не оставалось как пойти следом за ребёнком и проследить чтобы с ним ничего дурного не произошло. Я осторожно двинул по пятам, мальчик не останавливался и бесстрашно сквозь ночной мрак устремлялся к своей цели. В какой-то момент я даже засомневался что он спит. Может, он договорился с кем-то. Или у нас в городишке маньяк -извращенец завёлся, заманивающий таким способом детей. Я напрягся и уже начал готовиться вступить в схватку с педофилом. Не, ну а что бы на моем месте подумал и сделал любой другой взрослый человек. Пятилетний малыш сбежал ночью из дома, а теперь в свободной манере шагает черт знает куда. Уму не постижимо. Вот остались позади последние дома на нашей улице. Впереди только лес. Я запаниковал ни на шутку, уже подумывая преградить путь ребёнку, но любопытство всё- таки оттягивало это решение, желая понаблюдать что будет. А было следующее. Маленький Альберт зашёл в лес, походил меж деревьев, поразглядывал землю под ногами, затем сел на первый попавшийся пенёк, что-то обсудил с собой и вдруг начал смеяться. Нет, можете не верить, но он действительно хохотал. Мне пробрала дрожь. Чёрный лес, впереди горы, отсутствие людей - настоящий кошмар не то что для детей, а для любого взрослого. А этот малец забавляется. Что-то вспомнил и смеётся сидит. Понятия не имею с кем он там нашёл поговорить, но ребёнок совсем не скучал. Развлекал себя на полную катушку. Я вторгся в его пространство и вернул перепуганным родителям блудного сына. Адольф залился краской и горячо поблагодарил меня.
-Не парься, друг. Яблоко от яблони как говорится...
Он не разделил гениальность моего высказывания, ну да и ладно. Мужика тоже можно понять. Я пришёл домой, пригубил свой недопитый виски и задумался. А ведь это только со стороны казалось страшно, а мальчику было весело. Он бодрствовал и чувствовал себя в полной безопасности. Интересно, что в тот момент происходило в его голове...
Миссис Джорджия. Мать Адольфа Хоффмана. Бабушка Альберта. г. Баден. Швейцария. 1913:
Я сразу поняла, что с Альбертом что-то не так. Беременность проходила тяжело, роды первые, мальчик, вероятнее всего, страдал страшной гипоксией в утробе матери. Иначе как ещё можно объяснить его аутизм. Я предупреждала Адольфа, но меня как всегда никто не слушал. Потом прибежали с поникшими головами - А что теперь ? А как дальше быть? Понимаете, сразу же всё было ясно. Мальчик пребывает не в своей реальности, он зациклен на своих переживаниях и совершенно не дееспособен для выживания в социальной среде. Если не покончит с собой, то просто его сожрут заживо. Так устроен мир и не надо утопать в иллюзиях . Мальчик рассеян, молчалив, отстранён от сверстников, не заинтересован происходящим вокруг. Я оставалась с ним наедине и была свидетелем его проделок. Этот вундеркинд для мышки, снующей по их дому, с улицы притащил траву и цветы. Мало того, он рассадил растения в самодельные клумбы и расставил их возле дыр в стене. Когда я спросила :
-Берти, ты в своём уме?
Он задумался на мгновение, затем притащил крекер и подал грызуну в качестве угощения. Каждое утро он ходил в лес и проверял гнезда ласточек. Если случалось какая-то поломка, герой её незамедлительно устранял. Да что там говорить, он даже паука в туалете порадовал гирляндами. Теперь огоньки горят над паутиной день и ночь, а денюжки за электричество капают. Благородство это похвально, но всему есть границы. Я пыталась с ним говорить по-хорошему. Говорю ему:
-Зачем ты таскаешь в дом всяких животных и растения?
-Чтобы им не было одиноко, -отвечает он.
Переубедить мальчика не стоило и пытаться, мозгов принять реальность такой ,какая она есть, ему не хватало. Правильно Адольф начал применять кардинальные меры воспитания. Если не понимает словами, поймёт силой. Ну где же это видано - быть бездеятельным во всём. Он как-будто существует в своём собственном мире, а до нашего ему до лампочки. А стоит на него надавить или повысить голос, так он замыкается и ещё глубже уходит в себя. Ему не интересно самочувствие родителей, не интересны разговоры и игры со сверстниками, и плевать он хотел на нормальную человеческую жизнь.
Тут на днях праздновали день рождения Адольфа. Семья пригласила гостей и все сидели за столом. Альберт глупым взглядом оценил происходящее и затем вальяжно направился на второй этаж. Меня это вывело из себя, я выждала момент и последовала за ним. Прислушавшись к закрытой двери, краем уха уловила его беседу. Мальчик снова говорил с несуществующими объектами. Уже каждый знал о его умственном дефекте, но этот поганец совершенно отказывался бороться со своей инфантильностью . Я стояла и сжимала в гневе кулаки, подавляя желание отхлестать его по заднице. Честь такой семьи позорить! Вдруг повествующий неразборчивый тон утих и мальчик начал напевать песню, которую я знать не знаю. Войдя в комнату, передо мной предстал образ безмятежно танцующего олигофрена в середине своей комнаты. Больше скажу, у меня создалось впечатление, что движения он за кем-то повторял. Я больше не могла себя сдерживать и накинулась на него :
-Что ты здесь делаешь, Берти?
-Ничего, - поднял на меня он свои бестыжие жалобные глаза.
-Но ты ведь чем-то занимался до моего прихода, -пыталась я играть понимающую бабушку, совершенно одобряющую помешательство ребёнка.
Тогда Альберт доверился мне и признался единственный раз в своей жизни.
-Мы летали.
Тогда я вспыхнула и заорала на него :
-Ты лжёшь! Здесь никого нет! Оглянись вокруг! Здесь никого, кроме тебя, нет! И ни с кем не мог ты здесь летать! Люди не летают!Ты понимаешь меня?! Ты, бесчувственная скотина...
Послышались бегущие шаги по лестнице. В комнату заглянули побледневшие родители.
-Что случилось?
-Ты своих папу с мамой до могилы доведешь! Если они умрут, то знаешь кто будет виноват?! Ты! Ты и твоё ненормальное поведение...
-Мама, прекрати! -Адольф меня начал выгонять из комнаты.
-Хватит летать в облаках! Ты должен повзрослеть и перестать играть в свои игры...
-Хватит!
Последним что я видела были слезы мальчика, его тело застыло и глаза закрылись, не желая участвовать в конфликте. Во мне всё кипело. Родители меня воспитывали по-другому и с самого детства я должна была самостоятельно нести ответственность. Я желала своим близким лишь добра, поэтому и учила быть сильными личностями, а не слабохарактерными фантазерами.
-Мам, что это было сейчас ? - задал Адольф мне вопрос наедине.
Я закурила сигарету, демонстрируя своим видом, что не жалею о сказанном.
-Мам, я с тобой говорю...
-Мальчик уже начинает слышать посторонние голоса в голове, - с твёрдостью в голосе говорила я, - он общается и контактирует лишь с ними. Не надо себе врать, что ты не понимаешь к чему идёт дело.
Адольф тяжело вздохнул и взялся обеими руками за голову.
-Я не могу его постоянно лупить...
-Лизи беременна. Скоро у вас появится второй ребёнок. Чтобы зараза не перебралась на него, вам необходимо выбить из мальчика всю эту дурь . Или же полностью отстранить от здорового дитя...
Я потушила окурок о дно пепельницы и покинула дом.
Мистер Берн. Школьный психолог. г. Баден. Швейцария. 1915 год.
По просьбе учительницы миссис Донаган ко мне на приём пришёл Альберт Хофман, ученик 3 класса. По её словам родители обеспокоены странным поведением мальчика и эти опасения по её мнению весьма основательны. Как мне предварительно было известно : ребёнок отстает в плане развития от сверстников, предпочитает одиночество и ведёт продолжительные беседы с самим собой с раннего детства. Я был возмущен тем фактом, что родители не обратились с этой проблемой раньше. Запущенное психическое заболевание намного сложнее купировать, нежели его начало. Но я подошёл к делу с профессиональной серьёзностью. В моих силах если не вылечить ребёнка, то как минимум облегчить его тяжёлую участь. Я пригласил мальчика к себе в кабинет после уроков и сразу оценил его внешний вид. Опытным взглядом можно сразу заметить некоторые признаки наличия патологии. Худощавое телосложение, сжатая защитная поза, пароорбитальные тёмные круги бессонницы, отведённые в сторону глаза, не желающие поддерживать зрительный контакт.
-Присаживайся, Альберт.
Ребёнок осторожно уселся на предложенный стул. Напряжение и скованность заставляли его нервно ковырять кожу возле ногтевых пластин.
-Что тебя беспокоит? Расскажи мне, пожалуйста.
Молчание. Недоверие к взрослому в совокупности с патологией восприятия реальности значительно усложняли ситуацию .
-Ты понимаешь где находишься?
Мальчик слегка кивнул.
-Значит ты должен понимать, что ты в безопасности. Мы тебе хотим помочь.
Потяренный взгляд нашёл точку на стене и продолжал рассматривать её.
-Скажи, ты хорошо спишь?
Снова слабовыраженный кивок. Ребёнок абсолютно безинициативен в плане общения. Двигательная функция заторможена. Эмоционально - волевая сфера нарушена по типу мутизма. Больное сознание сосредоточено лишь на внутренних переживаниях.
-Скажи ты любишь своих маму и папу?
Кивок.
-Тебя кто-нибудь обижает?
Отрицательный жест.
-Ты разговариваешь?
Кивок.
-А сейчас не хочешь?
Мальчик замер и погрузился в себя. Настроение паралогичное, не фиксированное. Заметно, что мысли мальчика без его контроля сменяют друг друга в ускоренном темпе.
-Ты можешь мне довериться. Я врач, только я могу оказать тебе должную помощь и вытащить тебя из этой глубокой пропасти.
Мальчик сосредоточился и выровнил дыхание. Я почувствовал прогресс и решил зацепиться за возможность.
-Скажи, с тобой бывало так, что ты совершал что-то против своей воли? Может, тебя одолевали какие-нибудь негативные мысли? Ты хотел кому-то навредить или кому-то сделать больно?
Никакой реакции не последовало, ребёнок лишь продолжал слушать монолог профессионала.
-Бывало такое, чтобы тобой кто-то управлял?
Снова молчание. Я начал осознавать насколько тяжёлое положение ребёнка. Ничего кроме сожаления в тот момент я не мог испытывать...
-Это кактус Бонсай? -неожиданно спросил Альберт, указывая на цветок.
Я встрепенулся и прищурился.
-Да. Тебе нравится?
-Я люблю кактусы.
Я достиг невообразимых результатов.
-А ещё что любишь?
-Животных.
Затем я начал действовать по методике разбора первичных эмоций. Любая тревога, волнение или радость могут указывать на истину мотивов пациента.
-Скажи, Альберт, а не выходило так, что ты этим животным делал больно?
Мальчик опустил голову и снова замкнулся в себе. Нестабильность состояния подтверждало внутреннее расстройство. Я был как никогда прежде близок к поставлению диагноза , осталось выкроить у бедного мальчика главный источник его недуга.
-Берти, скажи, ты хотел убить человека?
Никакой реакции. Лишь по щекам побежали слезы. Кажется, в тот миг я и уловил подлинную суть.
-Скажи, тебе не кажется, что тобой управляют тёмные силы?
Мальчик заплакал, мне стало не по себе от того, насколько беззащитна его сущность. Я уже хотел было что-то предпринять, но затем я стал свидетелем резкой перемены настроение. Мальчик вдруг замер, а затем рассмеялся. Он делал паузы, чтобы прислушаться к шутке, но потом возвращался к смеху.
-А почему вы так решили, мистер?
Я отчётливо слышал не его голос. Этот голос не принадлежал маленькому забитому мальчику Альберту. Мои предположения одержимости были верны.
-Но ты не общаешься и не играешь со сверстниками... Твоя успеваемость в классе, хуже чем у остальных ребят...
-Мне просто скучно, -перебил он меня в не культурной форме.
Я решил переиграть демона хитростью и задал неформальный вопрос.
-Берти, а у тебя есть друзья?
-Да.
-Он находится здесь?
-Да.
-Как его зовут?
Молчание. Сознание несчастного мальчика омрачнено и причина тому не стеснение и моральная подавленность.
-Он не хочет говорить сейчас?
Тишина.
-А что делает с тобой твой друг? Что-то плохое?
Альберт первый раз посмотрел мне в глаза. В них я увидел абсолютную невменяемость.
-Он показывает мне свои миры.
Как же его жаль.
-Для чего, скажи мне.
-Ему одиноко.
Все симптомы и факты сошлись в единый неутешительный психический статус . Не было больше необходимости мучить мальчика. Я со скорбью на сердце отпустил его домой, считая эффект от терапии положительным. Моё экспертное заключение : "Дебютная параноидальная шизофрения. Галлюцинаторный синдром с преобладанием императивных голосов в голове. " Мне пришлось сообщить печальную новость родителям. Они сказали, что подозревали в мальчике нарастающее ухудшение . Всё что я мог им рекомендовать это быть настороже, наблюдаться у специалистов в регулярном режиме и начать медикаментозный курс лечения. Мама с папой должны понимать, что несмотря на неблагоприятный прогноз ребёнка с этим можно жить дальше.
Миссис Доноган. Классный руководитель Альберта Хофмана. 1916 год.
Каждый раз мне становится невыносимо тяжело на сердце, когда речь заходит за Альберта. За всех детей я переживаю, как за родных. Такова моя натура. Все свои силы и нервы я трачу на них. Но этот ребёнок останется болезненным пятном в душе навсегда. Когда наш дорогой психолог мистер Берн поставил диагноз, я не спала всю ночь. Берти не виноват, он вырос в неблагополучной семье, среда обитания сломала его хрупкую психику. Его отец пьянствует, а мать занята другими детьми. Впечатлительный ребёнок нуждается во внимании, ласке и заботе. Его неокрепшее сознание просто не может справиться с трудным переходом из мира детства во взрослую жестокую реальность. Этот мальчик был нежен и добр сколько я его помню. Поначалу он пытался поддерживать со мной и одноклассниками контакт.
-Как у вас дела, миссис Доноган? - с этого вопроса начинал он утро.
-Хорошо, Берти, спасибо, -отвечала я ему. -А у тебя?
-Отлично, говорит он в смущении и идёт за парту.
Ему нелегко давалось любое общение, но он переступал через себя , потому что знал так надо. Мальчик не хотел доставлять беспокойства своим близким, поэтому играл того обыкновенного ученика, которого хотели видеть. С натянутым интересом он подходил к другим детям и пытался налаживать связь. Затем его коммуникативные ресурсы иссякали и он возвращался в свой мир. Дети его возраста довольно жестокие и эгоцентричные создания. Одноклассники сразу почувствовали в Альберте что-то другое. А если они видят чужеродное, то всеми возможными способами хотят задавить пришельца коллективом. Наше общество сформировано так, что никто не должен выделяться. Если мы что-то не понимаем, то относимся к этому с агрессией и неприязнью. Альберту в этом плане не повезло по крупной программе. Все его дружелюбные попытки обернулись провалом. Через месяц каждый хулиган школы на нем выпускал свой животный гнев. Оскорбления и издевательства Берти терпел постоянно. Я чисто физически не могла прекратить этот беспредел. Я одна, а их целая толпа. Да и к тому же, невозможно изменить природу человека. Мальчик занял свою нишу в обществе, и закреплённый статус с ним будет до конца дней.
-Берти, тебя обижают?
-Нет.
-Всё в порядке? Если я могу чем-то помочь...
-Всё хорошо.
Мальчик никогда не жаловался. Он перестал проявлять инициативу. Перестал играть в притворство, он больше не хотел стараться для людей быть нормальным. По неинтересующим его предметам сразу снизилась успеваемость, лишь по биологии и географии у него всегда были лучшие оценки. На занятиях он сидел в самом удалённом углу за последней партой, на переменах его невозможно было найти, а если кто-то и встречал, то в одиночестве.
-Альберт, нам надо серьёзно поговорить.
Он присаживался и спокойно ждал продолжения.
-У тебя проблемы в семье? Проблемы с друзьями?
-Нет.
-У тебя есть друзья?
-Да.
-Кто это?
-У меня один друг.
-Он со школы?
-Нет.
-Он живёт с тобой по соседству?
-Нет.
-Кто же он?
Мальчик посмотрел на меня с добродушной улыбкой , он мог прямо сейчас закончить разговор, но его вежливость ему это не позволяла.
-Вы не поймете, -сказал он.
Никаким видом Альберт не показывал, что ему плохо. Если взглянуть на него со стороны, то покажется, что это самый умиротворённый и довольный всем ребёнок на свете. Лишь только то, что творилось в мире вокруг него могло напугать обыденного человека, но самому мальчику на этот мир было плевать. Он относился к нему как к вынужденному обязательству, как к абсолютно потустороннему и незначительному. Конечно, именно это вынудило меня обратиться за помощью к специалисту. На самом деле, диагноз привел меня в ужас. В целях безопасности я должна была отстранить мальчика от других детей и настоять на продолжение учёбы в коррекционных классах. Но с другой стороны на карту была поставлена судьба ни в чем не повинного ребёнка. Я взяла на себя ответственность за потенциальную опасность индивида. Уже через некоторое время по школе разошлась новость о заболевании Альберта. По большей части многие его начали бояться и обходить стороной, признаюсь, что ему это было на пользу. Он продолжал посещать занятия, не прогуливая, отвечать по мере заданного, а в свободное время уходил на задний двор и бродил среди деревьев. Его меланхоличность и душевное спокойствие не давали расстройству обостриться, он уравновесил чаши весов и нашёл способ сосуществования с реальностью. Определенно ему было труднее, чем кому-либо из нас.
-Что у тебя в голове происходит, Берти?
-Жизнь. Как у всех.
-Что делает твой друг?
-Помогает мне.
-С чем?
-С жизнью.
Я тоже притворяюсь. Я тоже натягиваю улыбку. Ведь смотрю я сейчас на маленького ребёнка, а уже вижу его взрослое далеко не радужное будущее.
-Как ваши дела, миссис Доноган?
-Хорошо, Берти, спасибо, -отвечаю я ему по-новой, -а у тебя?
-Отлично, - говорит он и уходит, не находя смысла в дальнейшем разговоре. Ведь у всех всё хорошо и отлично.
Габриэль. Одноклассник Альберта. 1917. Баден Швейцария.
Хофман всегда от всех держался особняком. Есть обычные чуханы, а есть самовлюблённые. Так вот этот выскочка был из таких. Я подхожу к нему и спрашиваю :
-Чего ты постоянно лыбишься?
А он не отвечает и поворачивается ко мне спиной. Конечно я за такое его стукнул. А кто за такое не стукнул бы. Отец учит , что надо уважать себя, а таких, как Альберт, он называет слюнтяими. Говорит только сопли разводят, да винят остальных в личных проблемах. Но хуже всего это стукачество. Если не от Хофмана, то от кого миссис Доноган узнавала про наши с ним разборки? Очевидно, что это дел рук мелкого размазни. Почему я должен нести наказание за того, кто не умеет за себя постоять? Если не ты , то тебя.
Ведь с первого класса единственный кто от всех отличался был Хофман. Ни с кем не дружил, ни с кем не хотел общаться, сторонился игр, драк, анекдотов. Вечно приезжал на своём велике, да гулял по садику, собирая листочки. Однажды мы за ним проследили. Мы с парнями притаились за яблоней и услышали, как псих разговаривает сам с собой. Он действительно трепался о чём-то, но вокруг никого не было. Естественно, я об этом рассказал нашему классному руководителю. А если этот больной затеит что-то ужасное? Потом до нас дошёл слух, что у него шизофрения. Я не знал что это такое и спросил у бати.
-Это когда люди с ума сходят, сынок. Вот твоя мама тоже не в своём уме бывает, но у шизиков хуже обстоят дела. Инопланетяне там мерещатся, тёмные духи, всякая белиберда. Дьявол в человека вселяется.
После этих слов мне стало не по себе.
-А как с таким человеком быть?
-Вообще, если по старинке, нужно изгнать дьявола. Этим священник занимается, я не в курсе как процесс происходит.
Я посоветовался со своими друзьями. Артур сказал, что надо прочитать молитву и облить святой водой одержимого. Тогда мы вчетвером подловили Хофмана и заперлись в туалете.
-Нам надоели твои выходки, дьявол.
-Что вам нужно?
-Изгнать тебя.
Трое парней держали доходягу, хотя хватило бы и одного. Но мы подстраховались на случай столкновения со злом. Я не знал какая нужна вода, поэтому начал брызгать в него обычной из ведра и повторять :
-Уходи, дьявол! Уходи! Оставь Хофмана в покое! Оставь его! Прочь! Правильно я всё делаю?
Лицо Хофмана оказалось в грязных ошметках, он резко дёрнулся и в слезах убежал. Меня это взбесило ещё больше. Чего он ноет. Я забыл про дьявола и решил с парнями сломать его любимый велик. Мы вышли после занятий первыми и оторвали одно колесо. Плакса должен был появиться с минуту на минуту, мы поспешили спрятаться за углом. Когда Хофман увидел сломанный велосипед, он изменился в лице. По его щекам снова побежали слезы. Он не отправился домой, а , взяв остатки велика , пошёл на задний двор. Там он поставил своего друга перед собой и сам уселся под дерево. Мы обрадовались успешному результату и разошлись по домам обедать. На следующий день в кабинет ворвалась миссис Доноган с тревогой в голосе :
-Дети, ваш одноклассник Альберт Хофман вчера не явился домой. Его не было ни днём, ни ночью. Родители осмотрели все окрестности. Если вам что-то известно, то обязательно оповестите нас. Мальчик один, перепуган и не здоров, его мы должны найти немедленно...
Женщину всю трясло, она никак не могла успокоиться. Весь класс загудел, повторяя :
-Да он ведь псих. Совсем не удивительно. Улетел , наверное, на свою планету.
Тогда у меня внутри затаилось предчувствие и я попросил отлучиться в уборную . Оказавшись за порогом, я кинулся к выходу, обогнул школу и оказался в саду на заднем дворе. Хофман находился на том же месте, что и днём ранее. Совершенно незаметный, неподвижный и погружённый в себя. Он не боялся темноты. Он просидел всю ночь без взрослых. Тогда я понял, что он не слюнтяй. Уважение пробудилось во мне. Он реально псих. Я захотел быть таким же как и он. Миссис Доноган с директором вызвали родителей и они забрали Альберта домой. Вечером я попросил у отца деньги.
-Зачем тебе?
-На боксёрские перчатки коплю.
-Эх, -потрепал он мне волосы, -молодчина, сынок. У папки с деньгами туго, но для тебя ничего не жалко .
Полученные деньги я отдал Хофману на починку велосипеда. Он сначала отказывался, но потом я пригрозил ему, что стукну, если не возьмёт, и он взял. Я долго стеснялся, но потом всё - таки спросил :
-Научишь меня быть таким как ты?
-Каким? - уставился он на меня тупым взглядом.
-Ну... Сумасшедшим.
Когда сообразил, он улыбнулся:
-Придётся дружить с дьяволом и выполнять его работу.
-Какую?
-Жуков собирать там, за растениями ухаживать.
-Этим что дьявол занимается?
-Если Бог занят людьми, то чем ещё заниматься дьяволу.
Я задумался. А потом вспомнил как относится ко всяким насекомым мой отец и злобно надулся. Конечно, Хофман не научил меня быть сумасшедшим, но химию , с которой у меня совсем всё было плохо, давал списывать.
София Хоффман. Младшая сестра Альберта. 1919 год. Баден Швейцария.
Мне было пять лет. Летом того года папа начал всё хуже себя чувствовать из-за своей болезни. У него редко получалось протянуть до конца рабочего дня и по большей части находился дома. Мама не могла одна обеспечивать троих детей, поэтому Альберт начал подрабатывать после школы у дяди на заводе. Как объяснил отец- там в основном несложный физический труд и Берти не придётся ни с кем разговаривать. Многие за спиной пускали сплетни про моего брата, но для меня он был самым лучшим. Он всегда за мной приглядывал, когда я была маленькой, не отказывался играть, когда мне становилось грустно. Он не был разговорчивым, но нам и не нужна была болтовня, чтобы чувствовать друг друга. Когда отец захворал, я намного меньше с ним стала проводить времени. Но когда я видела его велосипед снова возле калитки, я с нетерпением спешила вниз. Берти выполнял свои обязанности, считая это неотъемлимым долгом. С родителями он старался избегать разговоров, переживая за их нервную систему. Они тоже считали его ненормальным, но сын смирился с их мнением и старался не обострять ситуацию. Я была его единственным настоящим другом. По крайней мере, я так думала до 7 августа 1919 года.
У меня имелась с самого рождения фобия, я боялась чуланов. Всё, что находилось под крышей выше последнего этажа у меня вызывало дрожь по всему телу. Я ничего не могла с собой поделать. Бывало, что необходимо подняться на чердак и принести вещь, но я не могла даже начать подниматься по лестнице, так как ноги мгновенно подкашивались. Я тщательно скрывала свой глупый страх, мастерски лавируя от визитов наверх, но однажды я всё-таки поделилась своими переживаниями с Берти.
-Ты боишься чердака?
-Да. Он такой тёмный и пустой. Меня это очень пугает.
Я знала, что этот человек меня точно не поднимет на смех.
-Боишься только нашего или остальных тоже?
-Всех.
Он на мгновение задумался, а затем скомандовал :
-Пошли.
Я без скептических мыслей доверилась брату и направилась следом. Боже, если бы я знала, что меня ждёт. Он посадил меня на кресло велосипеда, а сам в стоячей позе взял курс на восточный край улицы. Мы мчали мимо деревьев и домов, я сжимала в руках свою плюшевую игрушку. Солнце склонялось к горизонту. В жилых окнах загорались огни. Мне хотелось, чтобы меня видели мои подруги и завидовали. Я действительно себя ощущала рядом с Берти в полной безопасности. Именно поэтому, когда мы подъехали к заброшенному дому на окраине, я не убежала моментально прочь.
-Что мы здесь делаем?
-Мы должны победить твой страх.
-Как?
-Сделаем то, что ты боишься.
-Нет, - я вдруг осознала и захныкала , - нет! Я туда не пойду!
-Это единственный способ избавиться от страха. Ты должна посмотреть, что там.
-Берти, я не смогу! Мне очень страшно!
-Мы будем вместе. Если что-то нам будет угрожать, мы просто исчезнем.
-Это как?
-В другой мир. На время.
Я уставилась на него с доверчивой детской наивностью.
-Правда?
-Я тебя хоть раз обманывал?
Он был уверен в своих словах и я не почувствовала в них ни капли сомнения и лжи. Тогда я взяла его за руку и мы двинули к дому. Трава заросшего газона плавала на ветру, деревянные ступени трещали под ногами, дверь издала противный скрипучий звук. Сердце готово было выскочить из груди. Мои ладони начали потеть. Берти сжал мою руку крепче. Поднимаясь наверх, я повторяла про себя, что есть запасной выход. Он у Берти в голове. В полной тишине мы прошли мимо кучи хлама и поднялись на второй этаж. От двери на чердак нас отделяла маленькая лесенка.
-Готова? Ты должна посмотреть туда. Понять что боишься.
-Мне очень страшно.
-Все монстры только в твоей голове. Только их существование там можно бояться. Всего остального глупо.
Я хлопала испуганными глазами и старалась запастись силами.
-Пойдём, -твёрдо заявил Берти. -Я буду всегда рядом.
Я сделала глубокий вдох , а затем первый шаг. Секунды казались вечностью. Передо мной предстал самый кошмарный чердак, который я могла представить в своей жизни. Было темно, пыльно и веяло холодом. Мы с братом глядели в чёрную пустоту, не отпуская руки. В какой-то момент раздался посторонний звук, отозвавшийся эхом по всему помещению. Я начала понимать, что от страха даже не смогу убежать, мои ноги стали походить на желе.
-Что это, Берти?! Что это?!
Шум нарастал. Он приближался все ближе и ближе. Но вдруг из темноты выбежал маленький пёсик. Чумазый и по ушли в опилках. Своими коричневыми глазами он рассматривал гостей, а его игривый хвост слонялся из стороны в сторону.
-Вот и монстр, -заключил с улыбкой Берти.
-Что?! -воскликнула я. -Откуда ты здесь взялся?! Малыш!
Я схватила, не задумываясь звереныша на руки, так как просто обожала животных. О своём страхе я напрочь забыла. Что чердак, что темнота, мне было уже всё равно.
-Берти, откуда он здесь?! Давай его с собой возьмём?
Щенок начал интенсивно облизывать мне лицо, видимо, чуя свой шанс.
-Давай. Думаю, родители не будут против. Скажем, что будем за ним ухаживать.
-Конечно, будем.
-Тогда прощайся, пёс, со своим домом, пойдём в новый.
-Его зовут Ким.
-Значит Ким.
Мы начали спускаться вниз. Берти молчал и ничего не сказал о своём чудодейственном методе, но мне без этого стало ясно, что с моей фобией покончено очень легко и просто. Потом чердаки у меня лишь только ассоциировались со встречей с моим Кимом, который вырос и стал частью нашей семьи.
Наша команда вернулась домой в увеличенном составе. Папа уже спал, а мама одарила нас пустым взглядом и махнула безразлично рукой.
-Берти, тебе завтра на работу.
-Я помню.
Я, Берти и Ким решили задержаться во дворе. Догорали последние лучи заката, но было очень тепло. Мы качались на качелях и гладили щенка, который с языком наповал пребывал вне себя от снизошедшего счастья.
-Берти.
-Да.
-А помнишь, - опустила я глаза, -когда мы были в том доме, ты сказал, что если будет угрожать опасность, то мы спрячемся в другом мире?
-Да.
-А как?
-Нам бы помог мой друг, -улыбнулся вновь Берти.
Я тяжело проглотила слюну.
-Это тот, с кем ты разговариваешь?
-Да.
-Он умеет перемещать вас в другие миры?
-В любые измерения, в любые части света, в любое время на земле.
-Ничего себе, -удивилась я, -а как он так может?
-Ему это легко даётся, как нам с тобой покататься на велике или поиграть в мяч.
-И он тебя всегда с собой берёт?
-Да. Мы с ним лучшие друзья с самого моего детства.
Я внимательно слушала , боясь упустить хотя бы одно слово.
-Скажи... А он мог бы... Мог бы мне тоже показать миры... Что-нибудь...
-Ты можешь сама его об этом попросить.
-Он сейчас здесь?
-Да.
-А как его зовут?
-Рассел.
Я откашлялась.
-Рассел, а ты не мог бы меня взять с вами в путешествие?
Молчание, которое прервал Берти.
-Он согласен.
Я восторженно засмеялась от радости.
-А Киму можно?
-Думаю для него сейчас данная реальность самая лучшая, но всё равно можно. Это не займёт долгого времени. Нам покажется, что мы отсутствовали вечность, но на самом деле всего пройдёт секунда.
Вновь затряслись все поджилки в теле.
-Что нужно делать?
-Представь для начала то место, где ты хотела бы побывать.
-Любое?
-Да.
Я задумалась и вообразила.
-А теперь закрой глаза и возьми меня за руку, я в свою очередь буду держать за руку Рассела.
Стоило мне коснуться его руки, мне тут же показалось, что мы взлетаем. Наши тела вдруг свободно и легко устремились на самый верх. Я наблюдала как уменьшаются предметы под ногами, как цвета сливаются воедино, как плоскость становится окружностью. Вскоре зелень и синь скрылись за пушистыми облаками, свет сменился на тьму, и мы летели сквозь галактику. Мы летели мимо звёзд, созвездий, солнечного света. Летели долго. Очень долго. Полёт мог показаться однообразным, но увеличивая расстояние, нам всё больше и больше становилось легче на душе. Вечность росла и в нас. Проблемы, страхи, тревоги остались позади. Они терялись на фоне одного безграничного пространства. Казалось, можно лететь и лететь. Никогда не останавливаться и оставаться счастливым. В один миг я вынырнула из потока сознания. Ощущалось небольшое головокружение. Передо мной сидел Альберт, на руках радостно вертел хвостом Ким. Я была всё той же маленькой девочкой. В том же мире. На качелях возле родного дома. Но теперь с воспоминаниями о космосе. И самое удивительное, что чувство лёгкости сохранилось. Оно было точно таким, как и во время полёта. Я подпрыгнула от неописуемого счастья, мне хотелось им делиться со всеми.
-Ну как?- спросил Альберт.
-Это лучше всего, что я испытывала прежде!
-В тебе больше, чем ты думаешь. Ты можешь это всё изведывать очень и очень долго.
-И этот мир не исчезнет?
-Пока у него есть ты - нет.
Я засияла от внутреннего блаженства.
-Передай Расселу спасибо. Он очень хороший.
Берти кивнул и улыбнулся.
Мистер Харн. Психиатр. г. Баден. Швейцария. 1922 год.
Альберт Хофман наблюдался у моего коллеги уже больше пяти лет. По его заключению : состояние мальчика стабильное, психические нарушения не выходили за социальные рамки. По характеру Берти спокойный, замкнутый и малообщительный. С подобными чертами легко держать патологию под контролем и в неведении от остальных. Но изменения пришли с ухудшением здоровья отца мальчика. Тревожность и бред усилились. По всей видимости, будучи уже подростком, парень столкнулся с необходимостью контактировать с обществом непосредственно по их правилам. Индивид не сумеет выжить, если будет зациклен лишь на своих внутренних переживаниях. Коллега попросил меня подойти к делу со специализированной точки зрения, дабы метаморфоз душевного состояния не навредил сознанию.
В тот день Альберт зашёл в мой кабинет совершенно раскованной походкой. Я не заметил в его глазах мнительности, недоверия и страха. Парень хорошо адаптировался к психотерапевтическим сеансам.
-Здравствуй, Альберт.
-Здравствуйте.
-Меня зовут мистер Харн.
-А меня Альберт Хофман.
-Ты выглядишь более разговорчивым, чем тебя мне описывали.
Он пожал плечами.
-Видимо, это их и насторожило.
-Может быть. Скажи, а как ты сам оцениваешь себя прошлого и себя нынешнего?
-Я понимаю, что взрослею и погружаюсь в потребительско - мотивационную сферу всё глубже, поэтому приходится считаться и принимать реальность здоровых людей. На почве этого могут возникать некоторые перемены.
-Это твои слова?
-Конечно, нет. Я не такой умный. Это слова моего прошлого психиатра.
Я ухмыльнулся.
-Насчет ума - не скажи. До меня тут дошли сведения о твоих успехах в химии, биологии, географии... Нравятся эти предметы?
-Да.
-Чем?
-Я люблю всё живое. Нравится смотреть на момент зарождения.
-Куда планируешь после школы?
-У меня тяжёлая ситуация в семье, поэтому незачем строить на данный момент планы.
-Понятно, -меня насторожила его адекватность, -скажи, Альберт, у тебя сейчас есть жалобы на психическое здоровье?
-Их и не было, -добродушно заявил он.
Я сделал запись.
-Прошлые врачи это расценивают как отсутствие критики.
-Да, весьма нежелательный элемент.
-Но у меня никогда не будет критики, только благодарность.
Я придвинулся к нему ближе.
-Благодарность чему?
-Тому, что вы называете болезнью.
Его понятия и умозаключения не могли принадлежать слабому и безвольному человеку.
-Скажи, а как ты сам интерпретируешь то состояние, в котором находишься с детства?
-Я вижу то, чего не могут видеть другие.
-Каким образом?
-У меня есть лучший друг, который мне показывает.
-Рассел, не так ли?
-Точно.
-Если ты можешь ясно рассуждать, то ты ведь понимаешь, что видимое тобой заключено лишь у тебя в голове и не имеет ничего общего с действительностью?
-Внутренний и внешний мир имеют разногласия, отличия и диссонансы у всех людей. Каждый вправе жить своей реальностью, пока это никак не портит жизнь другому.
Альтер-эго выработало защитный механизм. Подросток больше не стесняется высказывать своё мнение и отстаивать свои фантастические принципы. Положительная симптоматика лишь может указывать на вероятность перехода заболевания в более опасную форму, которая может в любой момент проявиться в насилии и жестокости к непохожим и несогласным людям.
-Альберт, у любого патологического процесса есть начало, которое приводит в необратимым последствиям. Наша задача диагностировать заболевание у истока.
Подросток увёл взгляд в сторону.
-Знаете, я люблю кататься на велосипеде. Порой в школу встаю ради дороги. Дома я играю с сестрой, братом и собакой. Мне очень нравятся лесные цветы и травы. Вы даже не представляете какие они разные ...
Его демонстративное парологичное мышление не сможет меня сбить с толку. Я перехожу в атаку.
-А что тем временем делает Рассел?
-Наслаждается жизнью вместе со мной.
-А потом вы уходите в его мир?
-Да.
-Для чего, если вам так нравится наша обыкновенная жизнь?
Пациент задумался на ответом.
-Иногда у меня есть силы себя развлекать и взаимодействовать с миром, а иногда их нет. Со мной остаётся только Рассел.
-То есть вы признаете, что испытываете некие трудности в контакте с реальностью?
-Я этого никогда не скрывал.
-Но почему?
-Я бы мог сослаться на жестокость и серость окружающей среды, но не стану. Ведь есть более весомая причина.
-Какая же?
-Если бы каждый человек видел то, что вижу я, то он тоже бы выбрал "сумасшествие ".
-И что же вы видите такого ценного?
-Красоту всей вселенной, никак не связанную с человеческим существом.
Несколько раз мельком проскальзывало негативное отношение юноши к людям, что может указывать на сильную затаившуюся в далёком детстве обиду.
-Альберт, я буду с вами честен, - я напряг голосовые связки до призывного тона, - на данный момент я вижу двоякое изменение. Вы стали более раскрытым, что есть хорошо. Но и это же наталкивает на мысль, что вы становитесь всё менее подвержены психологической корректировки.
Альберт не поддерживал зрительный контакт. Создавалось впечатление, что он слушает кого-то другого. Я решил зайти с провокационной стороны.
-А вам не кажется, что вы просто не хотите взрослеть? Боитесь обязательств и ответственности и поэтому улетаете в другие миры.
Никакой сильной эмоциональной встряски не последовало.
-Я считаю взросление заболеванием.
-В каком смысле?
-Рано или поздно любой человек заболеет и умрёт. Каждая болезнь обгоняет другую и не даёт ей времени наступить. Но взросление наступает рано и оно очень заразительно. Оно единственное не запускает иммунитет. После него человек становится эгоистичным, подавленным, боязливым и скучным на всю оставшуюся жизнь. Открывается пресная правда о бессмысленности и безвыходности положения. Люди не желают взросления другим как что-то яркое и ценное, они прививают взросление со злобой и завистью, ведь им хочется мстить жизни и всем вокруг за то, что отняли детство. Единственное сказочное и искреннее что у них было.
Я даже позволил себе посмеяться.
-Вы рассуждаете как раз с точки зрения инфантильного мальчика, застрявшего в детстве.
-Сомневаюсь.
-Но если вы считаете себя взрослым и уверены в своих накопленных выводах, то почему бы вам не распрощаться с Расселом и не продолжить жить как здоровый человек?
Тут неожиданно рассмеялся сам Альберт.
-Я этого никогда не сделаю.
-Почему?
Он нагнулся ко мне практически впритык, в его глазах искрилась твёрдость и решительность.
-Потому что он единственный, кто оставался всегда со мной. Когда мне было хорошо, когда мне было плохо. Он помогал, выручал и спасал меня.
В какой-то момент мне самому стало тяжело держать на себе его сумасшедший взгляд.
-Так что, доктор, если цена такова, то ставьте мне в диагнозе шизофрению и продолжим играть в вашу реальность.
Я оскалил зубы в улыбку.
-До встречи, Альберт. Мы вам поможем, несмотря ни на что.
-Всего доброго, - подросток с прежней лёгкостью поднялся и покинул кабинет.
После его ухода я поразмыслил и пришёл к однозначному решению. Я подал заявление на вынужденный курс стационарного лечения Альберта Хофмана с диагнозом "Обострение параноидальной шизофрении". Затем через минуту я быстро исправил его на "Ассоциативное расстройство личности с синдромом дереализации и деперсонализации. " Что-то зацепило меня в этом подростке. Но что конкретно, я , видимо, не мог видеть.
Леонардо Ранье. Пациент психиатрической лечебницы г. Бадена. Швейцария. 1922 год.
Мне диагностировали депрессивный психоз четыре года назад после смерти дочери. Какое-то время держался на препаратах, но затем рецидивы стали наступать всё чаще. Периоды затишья короче, а периоды обострения больше. Месяц назад я впал в глубокую апатию. Я перестал ходить на работу, перестал есть, вставать с кровати и разговаривать. Всё обесценилось в этом мире в один миг. Предпринимать попытки вернуть себе прежнее нормальное состояние казались бесполезными и ненужными. Всё внутри было мертво, дело оставалось лишь за временным сроком телесной оболочки. Ничего не могло меня вернуть к жизни. Жена меня отправила в психиатрическое учреждение, откуда меня госпитализировали.
Ни медикаментозная, ни электро-судорожная процедура не помогали, я продолжал пребывать сознанием в небытие. На моих глазах пациента выбирались из невообразимых состояний, но я оставался безнадёжным экземпляром. Ничего не могло пробить те стены, которыми я отгородился от кошмара судьбы. Меня перевели в отдельную палату, куда периодически клали тяжёлых шизофреников на терминальных стадиях болезни. Те погибали на моих глазах. Их привозили в живом оцепенении , а увозили в мёртвом. Десятку пациентов смерть преподнесла подарок, но не мне. Я лежал, всё осознавал и страдал каждую секунду. Но судный час придёт. Я был уверен в этом. Ожидание смерти дарило мне силы продолжать терпеть жизнь. Пока в больницу не определили Альберта Хофмана.
Я первый раз увидел этого молодого юношу в открытый проём палаты. Он прогуливался по коридору и застыл возле окна. Долгое время он стоял и просто наслаждался природой. Что я, что он пребывали далеко от этого мира. Вот только когда он повернулся лицом, я понял, что в нём нет боли, усталости и безумия, как у остальных . Он был абсолютно спокоен и я даже бы сказал рад своему положению. В последующие дни мне иногда выпадал случай за ним понаблюдать. Он чувствовал себя как дома, здешние условия его будто полностью устраивали. Дисциплину поддерживал, ни с кем особо не разговаривал и постоянно пребывал в гармоничном настроении.
Альберт пробыл неделю в отделении перед тем, как первый раз зашёл ко мне. Предположение почему он это сделал у меня только одно : парень услышал чью-то беседу, потому что и я сам часто становился свидетелем дискуссии о моей непростой ситуации. Альтруизм вспыхнул в его добром сердце и повёл совершать подвиги. Я встретил его в том же состоянии, в котором пребывал последнее время, по его глазам я догадался о намерениях. Но он смог вызвать удивление, когда без каких-либо слов уселся рядом и просто взял за руку. Он держал меня так некоторое время, затем вернул назад ладонь, что-то обдумал и ушёл. Я ничего не понял и быстро забыл об этом инциденте. Мало ли что взбредёт в голову подопечному дурдома. На следующий день парень зашёл в гости в прежнее время и проделал тот же ритуал, что и накануне. Без каких-либо поправок и новшеств он продолжал свою деятельность несколько дней. Что за информацию он считывал и что разбирал у себя в голове - я не знаю. Мне начало казаться, что юноша страдает какой-то экстраординарной патологией, но одним утром всё изменилось.
Под препаратом я находился в отключке всю ночь. Очередной день мне предвещал некупируемое коматозное состояние и упрямство жизненных функций . Единственное, что меня связывало с миром на уровне чувств - это глаза. То, что я увидел, заставило всё моё существо вздрогнуть и подскочить с кровати. Вся палата была исписана красками. Старательные линии соединялись в общий рисунок, которого ещё вчера здесь не было. Я почувствовал как забилось сердце. В памяти всплыли образы, которые сознание не хотело забывать, которые обратились для него болезнью и помешательством. На стенах был изображён точь-в-точь мой дом, построенный возле огромного дуба и голубой речки. Солнце, облака, трава - всё такое, каким я его держу у себя в памяти. Мимо крыльца пробегает маленькая рыжая девочка. У неё в руках воздушный змей. На её лице счастливая улыбка. Она любит весь мир. Она любит жизнь. Она моя дочь. Из моих глаз хлынули слезы. Я начал чувствовать, всё внутри затрепетало , а дочка продолжала бежать с игрушкой к реке. Она смеялась и звала меня с женой с ней поиграть. Её маленькие ножки прыгают через траву, платье вздымается на ветру, а веснушки искрятся как солнце. Она живая. Моё дыхание стало частым, руки дрожали от переизбытка эмоций. Я вспомнил, как люблю её. Как люблю жену. Любовь победила тогда мою ненависть к жизни. Разбитое сердце разлилось по всему телу теплом. Она навсегда останется со мной. Моя вечная любовь к ней не даст мне умереть и я должен это принять. Я, всхлипывая , повторял слова благодарности. Тяжесть, переполнявшая меня, ушла. Душа стала лёгкой и свободной. Мне было известно чьих рук это художество. Каким образом ему удалось совершить чудо - я не понимал. Тогда я впервые за месяц поднялся с кровати и помчал на поиски моего спасителя, то узнал досадную новость, что Альберта Хофмана утром выписали. То была его последняя ночь в психиатрической больнице, которую он провёл без сна. Он заглянул глубоко в мой мир, о котором я сам начал забывать, и вернул его мне. Я засмеялся на всё отделение, дав понять, что выздоровел. Тогда я пообещал себе навсегда, что буду хотеть жить так, как хотела жить моя дочь.
Адольф Хофман. Отец Альберта. г. Баден. Швейцария. 1926 год.
Пришло время и мне сказать слово на смертном одре. Я всегда был не многословен и боялся показывать эмоции, но что поделать, такой характер. Порой скрытый и тихий, порой импульсивный и жестокий. В зависимости от ситуации. Каждый раз я был марионеткой в руках условий и обстоятельств, сейчас я осознаю, как это глупо. Но людям свойственно учиться, а не сразу действовать безошибочно. К сожалению, не многие успевают доучиться до конца и использовать свои знания для простого удовольствия. Я всю жизнь работал, суетился, переживал, страдал, а тем временем моё время истекало и организм расходовал последние ресурсы. Жизнь прошла, а я тем временем искал средства, чтобы жить. Как она прошла? Наверное, как человеку предначертано взрослеть, строить дом, заводить семью, детей, сажать дерево, так же ему суждено на закате существования заявить, что всё было по-разному. Да, лучше слова не подберешь. Врать не за чем, преуменьшать тоже, ведь с годами начинаешь по-настоящему ценить то, что имеешь. Счастье можно слепить лишь из того, что на данный момент у тебя в руках. Остальное всё либо с истекшим сроком годности, либо является частью иллюзий, в наборе у которых так же все наши несбывшиеся мечты, разочарования и путаницы. Не подумайте, я не философ. Просто когда рак разлагает тебя и ты абсолютно бессилен, только и остаётся, что размышлять.
Любая смерть хочет перед тем как наступить доказательств того, что человек прожил жизнь если не насыщено, то хотя бы достойно. Она нависает над ним и ждёт, пока он не придёт к выводу. И вывод один : твои действия не имеют никакого значения. Всё, что ты можешь сделать для себя, это быть счастливым каждый день. Всё, что ты можешь сделать для других, это не мешать им и постараться хотя бы чуточку сделать лучше их время пребывания здесь и сейчас. Цели и перспективы рассеиваются, остаются только близкие люди. Единственные, кого в этом мире не задел цинизм и безразличие. Я вспоминаю друзей, с которыми мы пускай и в корыстных интересах, но скрасили друг другу какой-то период своей жизни. Смотрю на жену, которая легко и непринужденно посвятила мне свою драгоценную жизнь, своё время. На детей, которые являются бессмертием моей души. Хлоя. Маттео. София. И Альберт...
Удивительно, но самой невероятной и судьбоносной встречей за всю мою жизнь оказалась встреча с собственным сыном. Я... Я... До сих пор... Мне трудно об этом говорить...
Он молодец. Он большой молодец. Я... Я даже не представляю, как бы семья справилась без него. Моя болезнь в полной мере дала о себе знать сразу после рождения Хлои и довольно убедительно. Её прогресс дошёл до того, что я уже через полгода физически не мог работать, так же как и Лизи одна содержать инвалида и четырёх детей. Берти сам пошёл работать. В своей молчаливой манере в один прекрасный день он просто принёс деньги. Я, конечно, забеспокоился. Не связался ли он с преступностью. Но оказалось, что он подрабатывает на заводе и делает из трав настойки , которые помогают при воспалениях и боли. В свои юные годы, он содержал семью, которая... Которая его не принимала... Да, я не боюсь больше в этом признаваться. Я стыдился его, я боялся его, я хотел его изменить. Наверное, я так безобразно проявлял свою любовь к нему, но по большой части к себе и своему выдуманному никчемному статусу. Помню, как кричал на него. Просил перестать доводить родных. Грозил выгнать на улицу. И даже... Поднимал на него руку. Поначалу я не мог наблюдать, как он сходит с ума. Когда он с младенческого возраста начал вести с собой беседы, я до смерти перепугался. Затем страх перешёл в ненависть и мой темперамент предпринимать жестокие меры. Я хотел выбить из него эту дурь, прогнать его вымышленного дружка далеко и навсегда, помочь стать нормальным человеком, которого общество не будет считать юродивым... Осознав, что даже медицина беспомощна, я оставил попытки что-либо исправить и для внутреннего комфорта перестал его считать своим сыном. Да, наконец я могу об этом говорить правдиво. Я ненавидел себя последние пять лет. Болезнь приковала меня к койке и я понял насколько сам жалкий. Какой жалкий и мир, который я навязывал Альберту. Я поступал инстинктивно, абсолютно машинально, так же как и поступали со мной. Люди передают из поколения в поколения то, в чем сами даже не пытались разобраться. Но это для их блага. Ведь за разбором находится бессмыслица. Им проще слепо верить, чем зряче увидеть пустоту.
Я переживал тяжёлые времена. Осознания приходили, вина росла, но прощение не наступало. Я снова был помешан лишь только на себе. Мне снова было нужно оправдание своих слов, решений и действий. Перед смертью хочешь - не хочешь, а боишься расплаты. Я боялся умирать, боялся небесного суда, боялся всего. И тогда... Мне тяжело говорить без слез. Но это... Это приступы подлинного счастья.
Однажды я нашёл в себе силы и встал с кровати. Жена с младшими отправились за продуктами, а мне захотелось подышать воздухом. Но дома я оказался не один, на заднем дворе я увидел Берти. Рядом валялся его велик, а он спиной ко мне качался на качелях и беседовал сам с собой, будучи уверенным, что его никто не слышит. Я притаился и прислушался.
-Что ты хочешь этим сказать?... И что... Да ладно тебе... Подожди... Мы это с тобой обсуждали... Тебе доставляет удовольствие раз за разом начинать эту тему заново... Я повторюсь : я не могу с тобой улететь навсегда... Мы будем возвращаться... Нет, я никогда не передумаю... Да потому что...
Он раскачивался всё выше и выше, посмеиваясь над настойчивостью его друга Рассела. Я продолжал слушать.
-Нет... Ни сейчас, ни через год, ни в старости... Мы с тобой останемся тут... Да... Согласен... Было, есть и будет так... Я всё помню... Я ничего не забывал...
Берти закладывал в свои ответы искренние чувства. Он то злился, то насмехался, то отмахивался. Для него этот разговор что-то явно значил.
-Ты всегда со мной... Я ценю твое мнение... Ты мой самый лучший друг... Но пойми...
После настала пауза, которую прервал Берти настойчивым заявлением, которое изменило в миг мою жизнь.
-Расс, послушай. Мне совершенно не сложно прожить эту жизнь. Чтобы не произошло, я люблю и не брошу свою семью. Ради них я готов принимать их реальность. Да, случилось много плохого, но ведь это просто случилось и всё. Жизнь не перестала быть детской игрой. С тобой навсегда я улететь не могу, прости...
К глазам подступили слезы, я зубами сжал кулак, чтобы не издать стон. Мои ноги вернули меня к кровати, я уткнулся в подушку и завыл. Очень долго я освобождался. Но и не мудрено. Освобождался то я от всей прожитой жизни, за которую насобирал в голове много хлама.
Когда Берти зашёл в следующий раз ко мне в комнату, я крепко обнял его и поцеловал. Плач не давал мне произнести и слова, но кажется по моим благодарным глазам, он всё понял. Он и до этого понимал много того, что мы не видели. Сын просто улыбнулся и сжал мою немощную руку. Тогда я понял одно - жизнь нужно прожить так, чтобы стало до лампочки, что ожидает после неё. Это ещё одна обязательная фаза человеческого цикла. Но она заключительная и чтобы до неё добраться, нужно иметь сильный разум и доброе сердце одновременно.
Сейчас Альберт уехал в Цюрих поступать в университет на химико-биологический факультет. Я уверен, что у него всё получится. Он станет великим учёным и изменит мир. А даже если нет, то я всё равно буду бесконечно гордиться им. Не важно какую он выбирает реальность, главное, что он остается счастливым настоящим человеком. Пускай путешествует по мирам и проживает свою жизнь как хочет, а не как получится. Остальное не важно. Я могу лишь ему повторять - большое спасибо, сынок. И... Никогда бы не подумал что такое скажу... Спасибо твоему другу Расселу.
Элизабет Хофман. Мама Альберта. г. Баден. Швейцария. 1927 год.
Уже год как не стало Адольфа. Человека нет, но все его вещи лежат на прежних местах. По привычке я оставляю ему на кровати газету, ставлю на поднос завтрак, бегу за тёплыми шерстяными носками, когда ударяют морозы. Затем в ужасе понимаю, что не на кого надевать уже носки. Мне становится очень тоскливо. Я сажусь у камина и смотрю как сгорают дрова. Из состояния потерянности и разбитости способны вывести лишь вернувшиеся со школы дети, сама я это не могу сделать. Оцепенение охватывает меня каждый раз, стоит мне в очередной раз осознать, что всё изменилось и никогда не будет как прежде. Вся моя жизнь прошла рядом с Адольфом, а теперь он меня оставил и ушёл. Первый раз я заплакала после его похорон только через месяц, когда зашла в магазин и увидела его любимый шоколад детства. До того момента я не понимала происходящего. Мне казалось полное исчезновение этого человека чем-то нереальным. Я не знаю, как с этим справляться. Меня будто разделили на части и оставшаяся половина не может найти потерянную вторую. Она мечется из стороны в сторону в неопределённости. Беспомощно оглядывается по знакомым углам. Болтается на ветру, как зацепившаяся за ветку ленточка посреди осеннего холодного мрака. Моменты выпадений из действительности настигали моё сознание всё чаще. Я могла часами сидеть, смотря в одну точку и не двигаясь. Новое меня пугало. Я всегда жертвовала собой ради других, но теперь дети выросли, а мужа не стало. Как существовать? Как обмануть себя? Как вновь забыться? Мне не хватало мужа, но ещё больше его не хватало моему привычному представлению о жизни.
Альберт устроил сюрприз и приехал из Цюриха на новогодние каникулы. В один из вечеров кто-то постучался в дверь, а это оказался мой старший сынок. Он привёз всем подарки, дети были без ума от счастья. Они начали прыгать, кричать, беситься, строить планы. Я смотрела на Берти восхищёнными глазами. Как он вырос, как изменился, неужели это тот самый тихий добрый мальчик, вечно летающий в своих фантазиях.
-Привет, мам.
-Здравствуй, сыночек. Ты чего так похудел? Хочешь кушать?
-Я ем за двоих с Расселом, ты же знаешь.
Он пытался мне юмором поднять настроение. В такие моменты он очень напоминал отца. Тот тоже спасался шутками.
-А чего так легко одет? На улице же зима... Замёрзнешь...
Я сняла с себя свой красный вязанный плед и завернула в него Берти как маленького.
-Как твои успехи в институте? Ты такой молодец... Мы с папой так тобой гордимся, я сейчас его позову...
Рванув в гостиную, я на пол дороги осознала свой бред, затем пожаловал приступ ступора .
-Всё хорошо, мам? - подошел сзади Берти и вернул на плечи плед.
Я ещё некоторое время молчала , но потом вернулась в себя.
-Да. Я... Я пойду нам на стол что-нибудь накрою .
В следующие дни Альберт не спускал с меня глаз. Он игрался с братом и сестрой и параллельно наблюдал за моим поведением. Его рука касалась моей и не позволяла наступить новому провалу. Я поворачивалась к нему лицом, улыбалась и убегала скорее завлечь себя каким-то делом. Но порой он не успевал и я исчезала вслед за мужем на неопределенное время, которое с каждым разом всё увеличивалось. Я не испытывала в такие моменты ни успокоения, ни ностальгии, ни душевной боли, ничего. Я просто искала в себе то, что я утратила. То, что мне поможет.
Однажды Берти зашёл в мою комнату и застал меня в подобном состоянии. Он не запаниковал, а медленно приблизился и сел на корточки возле моего лица. Сын готов был ждать столько, сколько потребуется.
-Берти, - обратилась я к нему, не отрывая взгляда от точки, - скажи мне... Как научиться жить? ... Мы вроде растим вас и учим, но сами находимся в забвении. Местами забвение отступает, с глаз сходит пелена, мозг трезвеет и тогда накатывает осознание, что всё очень грустно. И всегда было таким. Нет особых и значимых причин. Но существует всегда правда, ты можешь её замечать в данный момент , а можешь и нет, но она есть. И она невыносимо грустная.
Альберт не шевелился.
-Я не собираюсь с ней бороться или от неё убегать, - у меня вырвался смех, - мне бы её просто принять. Просто принять и не свихнуться.
Я погладила его бородатое лицо.
-Вот видишь как, все называли тебя сумасшедшим, даже не подозревая, что всегда сами находятся на грани...
Потекли слезы и я хотела спрятать лицо, но Альберт не дал этого сделать.
-Пойдём.
-Куда? -всхлипнула я.
-Покажу, как жить в сумасшествии. Одевайся потеплее и пойдём, -повторил он настойчивым голосом.
Я не хотела оставлять детей, но Берти убедил меня, что мы ненадолго. У младших не возникло никаких вопросов, ведь старший брат пообещал позже уделить им время. Я в полном замешательстве надела по настоянию сына самые тёплые вещи. На улице валил снег, мороз обжигал кожу, окна соседей пестрели в разноцветных гирляндах. В полном одиночестве мы прошли по улице до самого её окончания.
-Что теперь? -подняла я с трудом белёсые ресницы.
-Пойдём в горы.
-Что?! Но зачем?!
-Скоро узнаешь.
Мы упрямо шли сквозной тропой через лес, по свежим следам можно было понять, что здесь кто-то недавно проделывал путь. Ветви деревьев снег склонял к земле, белое покрывало отражало лунное зарево по всей чаще, тишину нарушал лишь хруст валенок. Постепенно нарастал подъём в возвышенность, дальше которой виднелись врезающиеся в чёрное небо снежные пики гор.
-Берти, я замёрзла! Пожалуйста, давай развернемся и пойдём обратно!- взмолилась я, чувствуя больше усталость, чем холод.
После недолгой паузы, Альберт сказал :
-Лизи, ну пошли! Совсем немного осталось! Тебе понравится!
Я ошеломленно застыла на месте. Ноги стали вдруг каменными.
-Что?!
Берти развернулся ко мне и снова начал тараторить голосом, который ему не принадлежал. Он изображал кого-то ребёнка. Ребёнка, которого я знала.
-Пойдём, говорю! Ты должна это увидеть ! Лизи, никто из наших знакомых там ещё не бывал! Главное, не бойся!
Мой разум пытался сопротивляться, но воспоминания неистово пробивались через подкорку.
-Лизи, это сюрприз! Ты должна его увидеть!
Альберт запрыгал от нетерпения и восторга, но я видела уже не Альберта.
-Адольф...
-Всё будет хорошо!
-А как же родители?
-Ничего страшного, я им сказал, что мы пошли кататься на коньках в центр города. Они ни о чем не узнают!
Я улыбнулась и пошла за ним. Мне очень нравился этот мальчишка и я не могла ему отказать.
-Там так красиво, ты бы знала!
-Ты не боишься разве темноты ?
-Боюсь.
-Откуда же у тебя столько смелости?
-Не знаю. Там просто удивительное место, в котором произошло настоящее чудо. Я когда его в первый раз увидел, даже не поверил своим глазам. Кроме тебя , его больше никто не увидит.
-Почему? - покраснела я от изумления.
-Потому что никто больше не верит в чудо.
Мы поднимались всё выше по старым следам, мимо нас мелькали фантастические образы деревьев, но я их не боялась, ведь со мной рядом был Адольф. Я уже привыкла, что он нас постоянно втягивает во всякие приключения, но я его за это только больше любила, хотя бывало высказывала напускное недовольство.
-Готова, Лизи? -вдруг остановился он.
Я с непередаваемым волнением кивнула головой. Он расплылся в своей классической озорной улыбке, взял меня за руку и мы преодолели вместе остаток пути. Когда передо мной предстало то самое чудо, по всему телу побежали мурашки. На снежном склоне, отдельно от остальных деревьев, красовалась на фоне горных массивов наряженная пышная ель. Она подобно одинокому страннику застыла у обрыва, наблюдая за космическим небом и семейством диких снежных вершин. На ней висели новогодние игрушки : золотые звезды, красные и синие шары, пластмассовые зверушки и блестящая мишура.
-Вот! -воскликнул Адольф. -Представляешь, я случайно забрёл сюда вчера и повстречал такое чудо! Это же просто невероятно! Кому расскажешь - не поверит!
Я не выдержала и засмеялась, мне было неописуемо приятно. Хотя утром мне мама сболтнула, что тётя Джорджия Хофман ей вчера пожаловалась на исчезновение из их дома праздничных игрушек. Но тогда и сейчас я промолчала и просто позволила счастью случиться.
-А ты посмотри какой вид открывается отсюда!
Адольф рванул ко склону и завопил диким воплем. Его эхо столкнулось с каменной неприступной стеной и вернулось обратно к нам. Я осторожно приблизилась и глянула вниз. Склон оказался очень пологим и уходил в перевал, освобождённый от деревьев.
-Какая красивая ёлка! - призналась я, любуясь творением.
-Да она принадлежит самому Санта-Клаусу, клянусь! Иначе откуда она могла здесь взяться?!
Я пожала плечами и ещё раз с очарованием оглянулась вокруг.
-А теперь доверься мне и закрой глаза!
Моё сознание улетучилось далеко в прошлое , всё происходящее мне казалось реальным, и я по-настоящему не знала, что будет дальше. Мои снежные ресницы опустились, розовые щеки уже утомились улыбаться. Адольф засуетился позади меня и что-то раскопал в снегу возле сказочной ёлки.
-Сейчас мы с тобой отправимся прямиком в космическое пространство!
-Как?
Вдруг он резко усадил меня на свои колени, оттолкнулся и нас утащило вниз. Вопль стоял оглушительный , снежинки залетали мне в рот и я откашливалась наполовину с криком. Адольф смеялся и пытался как-то удерживать в равновесие сани. Мы стрелой пронеслись по снежному склону и воткнулись в мягкий сугроб. Что этот хулиган, что я, мгновенно вскочили удостовериться в целостности друг друга. Через минуту после аффекта мы упали на спину и захохотали. Одышка и испуг отступили перед подлинной детской радостью. Две фигуры валялись посреди снежного каньона и им было безразлично всё остальное. Смех продолжался и не хотел прекращаться больше никогда. Ведь это всего лишь шутка. Вся наша шалость. Перевоплощение Берти в маленького Адольфа. Воспроизведение самого счастливого момента в моей жизни. Да и сама моя жизнь. Всё это одна шутка, над которой стоит лишь радостно смеяться.
-Спасибо тебе, Берти, - шёпотом произнесла я, лёжа в снегу и смотря на бездонное небо, горы и лес, которые за эти многочисленные года даже не изменились.
-С возвращением, мам.
Мистер Хубер. Врач-психиатр. г. Цюрих. Швейцария. 1928 год.
Историю заболевания Альберта Хофмана мне передали не совсем своевременно из психиатрической больницы Бадена. Я пребывал в недоумении из-за несоответствия диагноза с социальным положением парня. Какого чёрта он делает в престижном университете, если в анамнезе указана шизофрения? Мне объяснили, что парень не прост, как кажется. Якобы заболевание протекает незаметно и затрагивает лишь внутренний мир парня. Неоправданные риски моих коллег я списал на непростительную халатность. Мне не терпелось познакомиться с необычным пациентом, который обладает абсурдными приоритетами. Я считаю так - есть нормы и правила, которые необходимо соблюдать и исключений быть не должно, иначе пусть пропадут пропадом вообще все правила. Диагностированное заболевание уже ограничивает возможности и в мерах безопасности окружающих ставит рамки. Параноидальная шизофрения в анамнезе никак не может котироваться с образованием химика-биолога. Я назначил неотложный сеанс молодому человеку, на который он без каких-либо уклонений явился. Альберт в спокойной манере зашёл, закрыл за собой дверь и вежливо поздоровался. Лживая актёрская игра пациентов мною была вдоль и поперёк изучена, вряд ли юнцу удалось бы меня провести.
-Здравствуй, Альберт. Как жизнь вообще у тебя, расскажи?
Я заглянул ему в глаза, но встретил ответное пронзительное знакомство. Мне на секунду показалось, что это я нахожусь на приёме.
-Очень даже неплохо. Ведь мне повезло как никому другому. Сами подумайте, человек с голосами в голове получает высшее образование... Уму непостижимо.
Я поперхнулся и откашлялся.
-Уму многое непостижимо, -заверил я, - но моя задача наблюдать за тобой несмотря ни на что.
-Я ценю вашу неравнодушие.
Я решил сменить тему, понимая, что парень не промах.
-Тебе прошлые специалисты ставили разные диагнозы... Ты их обманывал?
-Нет. Я даже не знаю как это возможно в моей ситуации.
Он продолжал сидеть ровно и говорить неспешно, никаких намёков на беспокойство мне уловить не удалось.
-Как же тогда так получилось?
Он задумался.
-По моему мнению, каждый человек взрослеет и развивается, его мозговое содержание изменяется вместе с ним.
-Хочешь сказать твоя патология прогрессировала?
-Накапливала опыт и делала новые выводы, всё как у людей.
-Но так работает здоровый разум, а не болезнь...
-В моём случае это одно и то же.
Я изучил его историю довольно хорошо и не хотел тратить время на лишние вопросы, на которые парень выучил удобные ответы.
-Скажи, Альберт, у тебя было тяжёлое детство? Постарайся говорить честно.
-Как у всех. Даже если что-то и было, я никогда тем событиям не придавал важного значения, - ни одна мышца на его лице не дёрнулась.
-Зачем же тогда ты выдумал своего воображаемого друга?
-Я его не выдумывал, он настоящий .
Мне стало интересно, я нашёл ниточки , за которые мог ухватиться.
-Альберт, но он ведь только в твоей голове и нигде больше. Его никто не может видеть.
Парень усмехнулся.
-Вы считаете его - частью меня, но это не так. Он мой лучший друг, но отдельное от меня создание... Вы когда-нибудь испытывали счастье? Красоту? Любовь? Благодарность? Свободу?
-Да.
-Вы их тоже отождествляете лично с собой?
-Нет. Это ведь временное чувство, которое приходит и уходит.
-Так же и Рассел. Он просто приходит и уходит. Но бывает, что человек, однажды ухватив и познав какое-то чувство, оставляет себе его навсегда. Так случилось и с моим другом.
Я усердно рассуждал над его словами, дифференцируя с типичной афферентной шизофазией.
-Но для чего?
-Для чего человек выбирает любить? Для чего выбирает добро по отношению к другим? Для чего ищет счастье? Для чего он это делает, если он разумный и можно запросто всё опровергнуть и обесценить?
-Очевидно чтобы облегчить себе существование.
-Нет, это просто необходимый материал для внутреннего совершенства.
-В каком смысле?
-Когда человек счастлив, свободен и любит без причины просто по существу, то он больше не боится, больше не желает, больше не ищет, больше не врёт себе и другим. Ему ничего не надо, он даже ни к чему не стремится, он абсолютно в любой ситуации волен и гармоничен. И названия этого чувства могут быть разными, но на самом деле это одно и то же.
-Счастье, любовь, свобода, красота - одно?
-Да.
-Но почему тогда люди теряют со временем его?
-Потому что оно им не принадлежит. Я же говорю - оно не является нами.
-Значит Рассел то самое чувство?
-Да. Вы можете меня снова отправить в психушку, запереть в палате, оставить в карцере до конца моих дней , отнять всё что есть, но ничего не изменится. У меня вселенная в голове. Я могу отправиться в любое место и время и остаться там. Взаимодействие с вашей реальностью доставляет мне больше трудностей , чем ваш ярлык неизлечимо больного человека. Я живу и наслаждаюсь жизнью. Мне просто без разницы где, когда и как, ведь это со мной происходит без причины и повода. Мне ничего не нужно. Мир не даст мне большего, чем то, что у меня уже есть.
Я слушал его и внутри меня зародился диссонанс, который не дает мне покоя до сих пор.
-Просто то чувство, то совершенство, о котором вы говорите, и которое вы приписываете Расселу, по всей симптоматике относится к терминальной стадии тяжёлой шизофрении...
-Если смотреть на неё со стороны и не понимать.
-Вы хотите сказать, что приближение к священной истине и полное освобождение от человеческого бремени будет выглядеть как психическое заболевание?
-Вполне возможно. "Больным" уже ничего не надо и они не хотят возвращаться в мир, "здоровые" хотят избавиться от тяжести и обрести вечный покой, но совершенно не представляют как это будет выглядеть.
Я посмеялся и схватился за голову.
-Но почему тогда остальные пациенты совершенно другие при обстоятельствах одной болезни?
-Все люди разные и сходят с ума по- разному. Кого-то поселившееся внутри чувство освобождает, а из кого-то делает раба или жертву.
Я замешкался и уже совсем забыл о официальности нашей встречи.
-Что же тогда психическое здоровье?
-Это независимое счастье.
Я долго смотрел на этого парня. Мне не хотелось прощаться с ним и заканчивать сеанс. На знаю, что у него стряслось , а тем более, что происходит в голове, но скажу одно. Даже если он сходит всю жизнь с ума, то никто не в праве препятствовать ему. Может и всё им сказанное бред, но его помешательство, или прозрение , можно называть это как угодно, способно изменить взгляды на жизнь у других людей. Может, действительно, в нас таится ещё нечто непознанное и именно какой-то случайный чудик сумеет открыть туда двери. Я не знаю что за миры у парня в наличии и кто такой на самом деле этот Рассел, но в одном он прав. Мы не можем отрицать то, что не в силах понять, и не в праве мешать другому чувствовать иначе.
Я с улыбкой пишу в заключении, что Альберт Хофман полностью здоров и социализирован. Может это моя миссия в нашей странной жизни: помочь сумасшедшему стать пророком и привести людей к глубокому открытию внутри их самих. Мне нельзя облажаться.
Альберт Хофман. г. Базель. Швейцария. 1936 год.
Я закончил рабочий день примерно в 9 вечера. За последнее время накопилось слишком много дел. Я пашу на корпорацию Сандоз. После института они меня взяли с руками и ногами, определив в лабораторию по производству новых фармакологических соединений лекарственных растений. Я довольно неплохо преуспел в химии, теперь посвящаю ей всё время. Коллектив отличный, мне даже не до моего любимого одиночества. Мы делимся мнениями и обсуждаем новые планы в лаборатории, после рабочего дня ходим на спектакли, вечерние концерты или заглядываем паб , чтобы пропустить бокал пива и потрепаться о чем-нибудь постороннем. В тот день мне было не до этого. Я уселся на стул и тяжело выдохнул.
-Расс?
Ответа не последовало. В помещении не было никого кроме меня.
-Расс, ты меня слышишь?
Вновь никакой реакции. Я не видел своего приятеля уже очень долгое время. Не знаю, что произошло, но он не приходит. В последнее время, я и сам его, честно говоря, не звал. Времени не было, да и народ окружал. У меня затаилось внутри чувство , что что-то не так. Я вскочил, снял белый халат, переодел обувь и, схватив дипломат с бумагами, направился домой. Город гремел пятницей. Сливки общества спешили на светские мероприятия, выбрав самые яркие наряды и отменно надушившись парфюмом. Потрёпанные работяги в пыльных пальто и козырьках занимали скамейки в парке, распространяя смех и звон пивных бутылок. Горели лампочки на вывесках, сигналили машины, из ресторанов раздавался шум граммофона. Я пробирался сквозь суетливую толпу к себе на съёмную квартиру. Поздоровавшись с хозяйкой на первом этаже, я поднялся по деревянной лестнице на свой третий, открыл дверь и громко крикнул:
-Рассел!
Тишина и тьма наполняла старую квартиру. Пахло приготовленным пирогом соседей снизу. Лёгкий ветерок теребил занавеску у окна. Никого здесь не было. Меня охватил страх. Накатил моментально, как в прежние времена. Тело с непривычки прониклось дрожью. Уже давно я не испытывал подобной силы наплыва. Я начал безрассудно метаться из комнаты в комнату и звать Рассела. Мир давил на меня, я осознавал его суть, у меня не было сил бороться с правдой. Хотелось только одного - сбежать. Я кинулся на крышу. Дверь всегда оставалась открыта и никто даже не подозревал, что туда время от времени заглядывает учёный профессор. Но мне было плевать уже на всё. Я вышел на чистый воздух и сделал глубокий вдох.
-Рассел, пожалуйста...
Его не было и здесь. Впереди крыши других домов спального района, над головой звёздное небо. На глазах выступают слезы, к горлу подкатывает тяжёлый ком. Я израсходовал себя. Слишком долго это продолжалось, я решил, что смогу обмануть самого себя. Мне необходимо только одно. Я лёг на шифер лицом к небосклону и зажмурил глаза. Мне надо спрятаться. Надо отпустить этот мир. Надо улететь. Я не мог сосредоточиться, огромная куча мыслей переполняла разум. Мыслей, накопленных за последнее время на работе, в разговорах с людьми, вычитанных в книгах, собранных за всю жизнь. Они засорили мне голову. Они не давали мне освободиться. Мне было нужно улететь, но сам я не мог. Мне стало невыносимо. Я хотел закричать от боли и беспомощности, но тут раздался родной голос:
-Не справляешься без меня?
-Рассел! -воскликнул я в невыразимой радости. - Ты здесь!
Я благодарил всех богов мира, что услышали меня. Наверное, я никогда не был так счастлив, как сейчас.
-Каких ещё богов? -посмеялся он. -Это я тебя услышал.
-Где ты был?
-Ты же знаешь ответ.
-Здесь?
-Как всегда.
Я выдохнул и вытер с лица слезы. Улыбка не спадала, ничего с ней не мог поделать. Вроде та же крыша, тот же город, то же небо и мир в целом, но всё однако в момент до неузнаваемости поменялось.
-Ну что, полетели? -спросил он своим хитрым голосом. - Ты же этого хочешь?
-Да. Подальше отсюда.
Свет погас. Темнота накрыло сознание. Я чувствовал ветер. Мы понеслись куда - то с невероятной скоростью. Я потерял какой-либо вес, какие -либо ощущения в теле. Мир разбиваемся на части. Я больше не воспринимал себя как единое целое. Моя сущность представляла разорванную повсюду материю. Я находился одновременно в каждой из её частей. Я открывал глаза и видел под собой чёрный холодный океан. Мы мчались с Расселом над пенистыми волнами, сильный порыв воздуха устремлялся нам в лицо, вокруг не было ничего кроме воды. Казалось, всё пространство земли заполнено ею. Волны то плавно, то импульсивно переходили в друг друга. Сталкивались и разбивались, рождались и создавали мгновенно новую. Пахло солью и морской свежестью. Внутри целый мир. Целый непознанный мир.
-Мы здесь одни? -спрашивал я громко у Рассела.
Он улыбался. И вдруг из воды выныривает что-то огромное. Брызги летять во все стороны и волны раступаются перед могуществом создания. Это был кит. Он взлетел в небо на сколько хватило сил, а затем расправил свои плавники и свалился обратно в воду. Огромная волна после его падения направилась в нашу сторону. Я смотрел на приближающееся цунами и громко закричал. Океанская стена наступала и вскоре накрыла нас с головой, погружая в свой мир.
Открыв глаза я понял, что сознание переключилось. Ураган сменился на тёплый летний бриз. Глаза слепили бордовые лучи заката. Мы с Расселом оказались по пояс на верхушке дерева. Впереди открывался обзор на обширный безграничный лес. Листва шелестела и походила на траву. Солнце касалось границы этого горизонта но не исчезало. Лес постепенно поглощал свет и вскоре овладел им изнутри. Зелёный ковёр выпускал из себя лучезарное сияние, которое подобно световым неуловимым столбам пронзало поверхность. Вдруг листья задрожали и наружу вылетели стаи голосистых птицы. Они кружили в небе и пели. Их пение продолжалось, но уже среди скалистых мысов. Мы плыли по слою тумана и наблюдали как в воздухе парят обломки горных пород. С некоторых свисали деревья, с некоторых шумным потоком устремлялся в пустоту водопад. Острые, порабощенные ветром и временем непобедимые пики обитали во мраке. Казалось, сюда не заглядывает солнце. Всё живёт в серости и туманности ночи. Но всё остаётся позади, ведь я ощущаю под собой мягкий песок и вновь открываю глаза.
Мы стоим на границе песочного склона, который резко переходит в голубую воду. Позади оранжевая пустыня без конца и края , впереди лишь океан, за которым всё растворяется.
-Где мы? - спросил я.
-На краю мира, - ответил Рассел.
-И что здесь?
-Вода и песок.
-Почему именно они?
-Символ времени.
-А мы тогда кто?
-Миражи.
Ни с того ни с сего всё окружающее пространство заполнило странное звучание. Оно было похоже на мычание, но наполненное божеством. Наверное, я бы назвал его молитвой без слов. Звук ассоциировался с красотой, любовью и благодарностью. Он распространялся над пустыней, над океаном, он словно пропитывал и нас.
-А это что? -с восхищением прошептал я.
-Не существует слов объяснить это. Но, наверное, самое подходящее - Бог.
-Как хорошо мне, - потекли слезы счастья. - Где же он?
-У тебя в голове.
-Это он создал этот мир?
-Да.
-Ничего не понятно, но как же прекрасно.
-В этом и заключается истина.
-Давай здесь задержимся.
-Как пожелаешь.
Мы сидели час, или день, а может и вечность. Время потеряло значение, но нас ни на мгновение не отпускало чувство благодати. Мы просто смотрели на океан и слушали невнятное ангельское мычание. Больше ничего и не надо было.
-Сохрани в себе путь к этому месту и никогда не забывай,- молвил Рассел. - Это самое важное что есть в человеческой жизни.
Я задумался и спросил с огнём в глазах:
-Я попаду сюда после смерти?
-Ты сможешь попасть в любое место, где мы с тобой бывали.
Мою душу окутали покой и вечное счастье.
-А ты? Ты со мной будешь?
Рассел молчал. Он всё слышал, но молчал.
-Расс?
-Нет. Не буду.
-Как?! -вскочил я. -В смысле нет?! Мы обещали друг другу всегда быть вместе! Ты помнишь?
-Не переживай. Там я тебе не понадоблюсь.
-Но как же так?! -не мог поверить я его словам. - Ты же обещал! Мы давали клятву!
-Твоя человеческая реальность после смерти исчезнет. Не станет мира людей, мира Альберта Хофмана, и меня, как часть это мира, тоже не станет.
-Но почему?
-Потому что только ты меня можешь видеть и ощущать.
Я ужаснулся, осознав что он имеет ввиду.
-Ты хочешь сказать...
-Когда твоё существование в телесной оболочке подойдёт к концу, тогда придёт к завершению и моё. Потому что только твой разум смог меня воспринять. Никто другой, кроме тебя , не смог меня почувствовать. Я мог на них воздействовать только через тебя. Ты единственный мой проводник. Без тебя, меня не станет, - грустно, но смиренно пояснил Рассел. - Людям свойственно умирать, в этом есть благо, окончательное освобождение. Я же не могу умереть, я просто останусь в неведении от всех.
Я вспомнил смерть своего отца. Вспомнил стареющее лицо матери. Вспомнил как все родные с каждым днём по чуть-чуть приближаются к необратимой фазе любого живого цикла. И в этом, действительно, было благо. Мы исчезнем примерно в одно время. Мы не останемся здесь с грузом утраты, не почувствуем неизлечимой боли, не окажемся взаперти безысходного одиночества. Мы покинем этот мир до того, как окончательно познаем его тоску. А Рассел останется. Я - его единственный друг. Но я не могу продлить себе жизнь, не могу жить вечно. Не надо снова себя обманывать. Я смотрел на печальное лицо своего друга, который никогда не сдавался и не бросал меня. Он остался всё таким же, ни капли не изменился и не постарел . Его преданность и мудрость спасали меня с самого детства. Если бы не он, я бы пропал. Сейчас мужественность сменила грусть. Мы не могли жить без друг друга, но всему приходит однажды конец.
-Рассел, я знаю, что делать.
-Берти, - перебил он меня, - не надо. Пойми, что не ты ни сможешь остаться в этом мире навсегда, ни я за тобой последовать в другой.
-Нет, не могу, - решительно подтвердил я. - Но я сделаю так, чтобы тебя смогли видеть другие люди.
Рассел замер и поднял на меня озадаченные глаза.
-Тогда после моей смерти, ты не останешься один.
-Но... Как ты это сделаешь? Тебя считают сумасшедшим!
Тогда я улыбнулся, прикрыл блаженно глаза, вновь прислушиваясь к волшебной молитве, и сказал :
-Значит я всех остальных сделаю такими же.
Европейская пресса. Ежедневная газета г. Базеля. Швейцария. 1938 год.
"Химико-биологическая лаборатория корпорации Сандоз под руководством швейцарского учёного Альберта Хофмана произвела новое открытие. Из органического соединения под названием лизергиновая кислота, полученного путём щелочного гидролиза алкалоидов спорыньи, было синтезировано новое полусинтетическое вещество LSD, получившее порядковый номер 25. Механизм действия данного вещества ещё не до конца изучен, но по предварительным данным LSD должно вступать в перекрёстную связь с рецепторами головного мозга и центральной нервной системы, тем самым вызывая искусственные обменные сигналы между ними. Вследствие реакций формируются новые ассоциации, которые , по убеждению создателей, способны изменить восприятие и мышление человека. Иной взгляд на реальность послужит инструментом для создания альтернативного мира, где органы чувств будут работать по другим нейронным импульсам и соответственно продуцировать невозможные в привычном для нас состоянии человека понятия и эмоции. "Увидеть то, что не дано. " "Раскрыть потайные способности головного мозга. " "Заглянуть в глубины сознания для поиска ответов. " - именно так отзывается о своём детище Альберт Хофман. По мнению учёных препарат поможет понять природу такого тяжёлого психического заболевания, как шизофрения, а так же в будущем выработать результативную психотерапию. Впереди корпорацию ждёт ещё множество экспериментов и нововведений, но несомненно их открытие на сегодняшний день является огромным потенциальным толчком в изучении человеческой природы. "
Рассел. 19 апреля 1943 года.
Я распадаюсь на множество маленьких миров... Я пролетаю над землёй, касаясь зелёной травы... Я падаю вниз со скалы, разбиваясь о себя же на части... Я парю над водой и полностью исчезаю с первыми лучами солнца... Я в невесомости соединяю кометы... Я прорастаю сквозь почву... Я взлетаю в воздух от удара волн... Я лежу миллиарды лет среди таких же песчинок... Я раздаюсь эхом в пространстве чьего-то голоса... Я ударяюсь о стекло и ручейком стекаю вниз... Я озаряю светом после раскатистого грома... Я ухожу в небо семью цветами... Я освещаю темноту глубокой ночью... Я разбегаюсь по телу нейронным импульсом... Я наполняю лёгкие... Я рисую картины в закрытых глазах... Я крылья бабочек в животе... Я не даю перестать смеяться... Я растворяюсь пустотой... Мир исчезает и я снова обретаю целостность....
Является Альберт и смотрит на меня широко открытыми глазами.
-У тебя ведь сегодня праздничная церемония в честь твоего изобретения?
-Плевать, -отмахивается он рукой. -Полетели скорее.
Мне стало очень приятно и я не смог сдержать улыбку.
-Только теперь я буду пилотом, - заверил мой друг.
-Это как? - спросил я.
-Всегда ты мне показывал новые миры, теперь моя очередь.
Мы выбежали на улицу, сели на наш велосипед и поехали. Всё происходило, как в детстве. В те самые годы, когда Берти был ещё малышом. Не важно, что впереди сидел бородатый морщинистый мужчина. Он смеялся и крутил безостановочно педали. Наш звездолёт проносился со скоростью света мимо изменяющегося мира. Узоры разноцветных домов поплыли. Берти тыкал пальцем на соединяющиеся в новое изображение фракталы линий. Текстуры видимых картинок расширялись, сужались и дышали. Машины , троллейбусы, вывески меняли свои формы. За секунду один взятый транспорт мог увеличиться до невероятных размеров, а затем уменьшиться до муравья. Мы хохотали от забавного сюрреализма и направлялись к нашей излюбленной природе. На асфальте оживали меловые рисунки. Кривые ракеты взлетали в небо. Цветы ползи по стенам домов. Разноцветные уродцы разбегались с пути и ныряли в окна. Ветер трепал наши волосы. Слух улавливал далёкие звучания. Разнообразие звуков перемешивалось в голове, создавая что-то своё, особо значимое для настроения. Проекции фигур менялись местами и приобретали совершенно нехарактерные для себя свойства. Так крыши домов сгибались над проезжей трассой, образую купол. Дорога заворачивалась петлёй. Трава и листья деревьев издавали мелодию своим шуршанием. Водоёмы казались бездонными кратерами, достигающих центра Земли. Солнце почковалось в уходящий вдаль парад планет.
-Как тебе? - радостно крикнул через плечо Берти.
-Прямо как в детстве! - признался я.
-Теперь это будет твой собственный мир! Мой подарок, который останется после меня!
Мы съезжали с горки, разведя руки в стороны и издавая на весь город восторженный клич. Проносились мимо играющих детей на площадке. Они смеялись как и мы. Пенсионеры о чём-то болтали между собой и украдкой любовались приходом очередной весны. Люди вдыхали аромат нового зарождения мира. Всё начиналось заново и не было у глубины жизни конца и края. Казалось, что разум охватывает сразу несколько прошедших веков существования жизни одним образом. Наворачивались слезы от подобной красоты и неизбежности. Судьбы людей проносились перед глазами и расширяли сознание своей очаровательной, но такой незначительной пустотой. Разум подобно времени существовал повсюду, смотрел под разными углами, переживал всевозможные ситуации и не находил абсолютно ничего нового для себя, лишь только благодать, но каждый раз она поражала душу. Миллионы миров, миллионы слов, миллионы идей, миллионы смыслов перед единственной истиной, что просто хорошо здесь и сейчас. А здесь и сейчас длятся уже вечность и не могут исчезнуть, потому что исчезать неоткуда и нечему. Наступает великое счастье познания. Кажется, что сделанное открытие останется навсегда усвоенным и наполнит собой целиком жизнь человека. А может и нет. Мы просто останемся в моменте и будем постоянно летать и исследовать всё новые и новые миры.
Мы отправлялись с Берти во все направления потока разума. Разорванность мышления позволяла нам пребывать сразу в нескольких местах одновременно. Я и мой друг заполонили всю вселенную. Люди смотрели на нас, как на чудиков, и не скрывали добрых улыбок. Они являлись частью нашего путешествия и несомненно чувствовали ту же взаимную благодарность за разделение общего настоящего момента. Мы мчали на своём велосипеде, вселяя в прохожих красоту и свободу ото всего на свете, а они в свою очередь радостно голосили и рукоплескали, желая всего самого доброго.
-Это теперь твой дом, в который к тебе будут приходить гости. Ты никогда не останешься один, - сказал мне Берти.
-Спасибо, -молвил я, понимая, что такого друга у меня уже не будет больше никогда.