Отрывок из книги История счастья

Анатолий Перкин
Как сейчас помню, я рос незаметным и скромным ребёнком. Наверное, оттого, что жил в ужасающей бедности, из-за чего моего младшего брата сдали в детский приют. В детском садике меня никто не замечал, мне даже не доверяли читать стихи. И когда мои родители сильно возмутились, мне позволили рассказать маленькое стихотворение, которое запомнилось на всю жизнь.   
В январе, в январе много снегу на дворе… 
 
Стихотворение я рассказывал с большим воодушевлением и волнением, а потом долго ходил с поднятой головой. Родители часто напоминали мне об этом и говорили, какой я у них хороший. 

Спустя годы, живя в Москве, я уже сам писал стихи и читал их зрителям, которые вызывали меня на бис. 

В школе мне как ребёнку из малообеспеченной семьи выдали шубу. Я не мог позволить себе многое, у меня даже не было пяти рублей, чтобы купить старенький велосипед   у соседа.

Мне не нравится бедность, ещё в школе я стал понимать, что она несёт с собой одиночество и что-то плохое.

В одно время в нашем доме завелись вши, и мы долгое время от них не могли избавиться. Отец помыл себе голову керосином, а потом жаловался, что у него стали выпадать волосы. 

Спасаясь от вшей, я высыпал на свою одежду дуст и пошёл в школу. Но, видно, переборщил, так как запах распространился не то что по классу, а даже по школе. Выбежав на улицу, я так сильно плакал от стыда, беспомощности, от осознания того, что всё плохо, от непонимания, как жить дальше, что мне казалось, будто земля проваливалась под моими ногами.

Дома нищета, запах лекарства, мама умирала от рака, родной брат, который недавно объявился из детского дома, выпивал и всё время говорил мне одну и ту же фразу: — Я хочу, чтобы ты был на моём месте. Отец последнее время так расстроился, что опустил руки от свалившихся на него проблем и горестно вздыхал.

На этом этапе жизнь моя впервые дала трещину. В то время мне казалось, что в ней оборвалось что-то самое важное. Стали посещать отчаяние, страх и мысли, что жизнь кончена, ничего светлого не будет и я никому теперь не нужен.

Маленький, бледный, худой, беззащитный ребёнок, я беспомощно стоял перед огромным неизведанным миром, не представляя его величия и могущества. Впервые я осознавал, что такое горе. В то время мне казалось, что всё то, что со мной происходило, было детским сном. 

Я тер своим маленьким кулачком заплаканные глаза и говорил сам себе: — Вот сейчас я проснусь, и всё встанет на свои места. Я приду со школы, и мама, здоровая и радостная, встретит меня на пороге. Посмотрит дневник, поругает за поставленную там двойку. 

Мне не хотелось идти домой, но я знал, что там меня ждёт больная мама. Я приходил, садился на край кровати, брал в свои ладони её исхудавшую от болезни руку, гладил и целовал, а в глазах моих стояли горькие детские слёзы. 

Я прятал их от мамы, а она как-то грустно улыбалась и говорила, что ей стало лучше и всё будет хорошо. Я знал, что она обманывала меня. В последнее время из-за отсутствия денег мы не могли купить ей обезболивающие лекарства. Эта грустная улыбка мамы была последней в её жизни.   

После этого сладкое чувство радости стало восприниматься мной совсем по-другому. Я видел, как в один миг может разрушиться то детское счастье, о котором я мечтал. 

В детстве я часто предавался размышлениям. Я не думал о деньгах, богатстве, машинах, известности, не мечтал о красивой жизни. Мечты у меня были маленькие и скромные. Мне хотелось, чтобы не болела мама, нашедший брат остался со мной, дома всегда был хлеб и все мои близкие были счастливы.
 
Я не осознавал счастья, но то, что имел в то время, тем дорожил, и не мечтал о большем.  У меня были свои детские секреты, которым я радовался.  Мне нравился запах керосиновой лампы, которая освещала наш дом вместо электричества. Когда для неё был керосин, то я считал, что мы самые богатые.
 
По вечерам я любил слушать звуки сверчка, живущего у нас в горнице, осенью с удовольствием ел плоды замороженного боярышника и хвастался перед соседскими детьми фиолетовым языком, а летом долгое время проводил на чердаке, который был моим излюбленным местом для мечтаний. 

Иногда я открывал для себя что-то новое и неизведанное, но оно оставалось недоступным моему детскому уму. Жизнь была далёкой для понимания. Поэтому я не вникал в её смысл.

Я видел деревенских пьяных мужиков и блудных, курящих женщин. Они не нравились мне. Я не хотел так жить. Вдыхая запах сирени вперемежку с черёмухой и ощущая на губах вкус запечённой на костре картошки, я мечтал о другой жизни.
 
Несмотря на бедное детство, душа моя не страдала от печали, потому что я плохо знал мир. Я видел, как обеспечено жили другие дети, но не завидовал им, меня устраивало то что я имел, для того чтобы наслаждаться детством. 

В моём доме не было красивых игрушек, мебели и мягкой подушки, не светил яркий свет, я не укрывался тёплым одеялом, мне не хватало любви. Мягкую подушку мне заменяла дедова фуфайка, а одеяло было настолько старым, что даже большие заплаты не смогли скрыть её дыры. Часто ночью во сне я пролезал через эти прорехи и оказывался сверху одеяла.
 
Но всё это не огорчало меня, потому что я жил светлыми мечтами, которые согревали детское сердце, даже когда мне было холодно и одиноко в моём доме.