CXXXV. Король
Филипп возвратился с пикника, который был устроен на воздухе для увеселений двора. На этом пикнике принцесса Генриетта вела себя как Королева, тогда как настоящая Королева отказалась от участия, сославшись на головную боль.
Праздник прошел весело, если не считать одного инцидента. Принцесса, разгоряченная от подвижных игр, флирта и разогретая комплиментами Филиппа, ощущавшая всей душой свой предстоящий взлёт, почувствовала жажду и попросила прохладительного напитка. Вероятно, слуги переусердствовали со льдом, поскольку после изрядной порции ледяного напитка принцесса вдруг почувствовала озноб и общую слабость. Она попросила позволения отправиться к себе, после чего праздник завершился раньше времени.
Сердце княгини Монако наполнялось смешанными чувствами. Она по-прежнему была в фаворе, Филипп проявлял к ней много внимания, однако, она замечала, что постепенно всё его внимание переключается на принцессу. Возможно, виной было то, что княгиня числилась всего лишь фрейлиной принцессы, что помимо её воли ставило её значительно ниже Генриетты. Принцесса великолепно пользовалась своим положением, понимая, что даже настроение княгини в её власти. Давая поводы для маленьких радостей в отсутствии Филиппа и нанося незаметные уколы княгине в присутствии Филиппа, она влияла на её настроение, а оставшись наедине с Филиппом обратила его внимание на то, что княгиня проявляет гораздо больше живости, когда Филиппа рядом нет, чем в его присутствии. Это зародило в сердце Филиппа яд ревности, который постепенно овладевал всем его сердцем. Таким путем принцесса постепенно укрепляла своё влияние на Филиппа.
Вернувшись раньше времени в свой кабинет, Филипп получил известие от Юбера, что к нему прибыли два посланника от капитана д’Артаньяна, которые имеют для Короля важное послание.
— Где это послание? — спросил Филипп.
— Они утверждают, что послание устное, — ответил Юбер.
— Что ж, проси, — вздохнул Филипп, который беспокоился за здоровье принцессы Генриетты.
— Ваше Величество, капитан д’Артаньян просил передать вам на словах важное послание, — сказал де Сигаль. — Вот эти слова: «Марчиали бежал, опасность для герцога-епископа и его друга Ф».
— А вы, месье, прибыли с каким посланием? — спросил Филипп второго мушкетёра.
— Точно с этим же самым, — ответил де Паризо. — Капитан сначала хотел написать его письменно, затем передумал, и заставил выучить нас эту фразу наизусть, после чего приказал возвращаться в Лувр по разным дорогам.
— Благодарю, господа! — ответил Филипп. — Ваша услуга чрезвычайно важна, я распоряжусь, чтобы вас достойно наградили. Вы свободны.
Де Сигаль и де Паризо поклонились и вышли.
«Итак, мой брат бежал! — подумал Филипп. — Как это возможно? Неужели де Сен-Мар, который так строго охранял меня, допустил оплошность? Если бы существовала хотя бы малейшая возможность бежать, я бы ей воспользовался! Либо д’Артаньян меня предал, либо де Сен-Мар, либо в эту страшную тайну посвящены какие-то другие люди, которые вступили в заговор с Сен-Маром! Я должен выяснить это! Герцог-епископ – это, безусловно, д’Эрбле. А «Ф» – это я, Филипп. Разумеется, это не Фуке, какое мне может быть дело до Фуке? Не мог же д’Артаньян сказать мушкетёром, что в опасности Король! Он не рискнул писать письмо, следовательно, опасается шпионов, которые могли бы его перехватить. Следовательно, он знает о том, что кто-то другой причастен к этому побегу. А кто это может быть? Сен-Мар писал, что в крепость приезжал д’Эпернон, посланный Кольбером. Следовательно, Сен-Мар не может быть предателем. Д’Артаньян предупредил меня о побеге Людовика, следовательно, он тоже не может быть предателем. Итак, господин Кольбер что-то пронюхал, и он посылал д’Эпернона не из простого любопытства, он знал, что под личиной Марчиали скрывается Людовик!»
Филипп взглянул на часы. Через два часа Кольбер должен был явиться для очередного отчета по делам и для подписания различных приказов и распоряжений.
«Что ж, подождём! — решил Филипп. — Два часа ничего не изменят. Я не буду вызывать его досрочно, это позволит застать его врасплох и выведать правду!»
Филипп зазвонил в колокольчик. Вошедшему Юберу он сказал:
— Юбер, где сейчас находится герцог д’Аламеда?
— Я выясню, Ваше Величество, — ответил Юбер. — Прикажете пригласить?
— Да, любезный, — ответил Филипп.
Через полчаса к Филиппу явился Арамис.
— Ваше Величество, — поклонился Арамис.
— Герцог, — кивнул Филипп. — Я рад видеть вас в добром здравии. Но знаете ли, какое послание пришло мне от вашего друга капитана д’Артаньяна?
— Какое послание? — спросил Арамис.
— Марчиали бежал, — ответил Филипп. — Вы понимаете?..
— Я понимаю, Ваше Величество, — ответил Арамис. — Как давно?
— Посланные от капитана мушкетёры ехали сюда из городка Канны, следовательно тем же самым путём. Беглец уже может быть в Париже, — ответил Филипп.
— Что ж, я приму меры, — ответил Арамис. — Вы подозреваете кого-то в пособничестве?
— Кольбера и д’Эпернона, — ответил Филипп.
— Я же вам говорил, Ваше Величество, — улыбнулся Арамис. — Кольбера в отставку, Фуке вернуть на прежнее место, меня постоянным советником.
— Ваш Фуке всё и испортил! — недовольно ответил Филипп. — Вы, господин герцог, исчезли, меня упекли обратно в Бастилию, а затем в Пиньероль! Если бы не господин д’Артаньян, я там бы и оставался!
— Господин д’Артаньян поступил крайне благородно! — согласился Арамис. — Но его здесь нет. Полагаю, он на Крите, но скоро возвратится.
— Итак, господин герцог, что вы предлагаете предпринять, чтобы Марчиали был водворён обратно? — спросил Филипп. — Объявить розыск?
— Никак невозможно объявить в розыск человека с такой внешностью, — возразил Арамис.
— В таком случае что же? — спросил Филипп.
— Чрезвычайно усилить вашу охрану и охрану дворца, — ответил Арамис. — Никто чужой не должен быть допущен во дворец без особого разрешения.
CXXXVI. Друзья
— Великолепно вы всё это устроили, д’Артаньян! — сказал Атос, когда друзья прибыли в порт Грамвус.
— После того как граф Рошфор сказал мне, что письмо было написано Оливией дю Трабюсон, догадаться об остальном было уже не сложно, — ответил д’Артаньян. — Муженёк этой дамы строил козни и мешал мне выполнять государевы приказы, а сыночек следил за мной так настойчиво, что мне пришлось захватить его в плен после того, как он попытался выстрелить мне в спину.
— Что ж, одна семейка! — согласился Портос. — И злоба у всех одинаковая.
— Мамаша у них – центр зла и подлости, — ответил д’Артаньян. — Муж подкаблучник, сын молодой ещё, но уже подпорченный. Начинающий мерзавец. Если человек в юности стреляет в спину, под старость он будет способен на любое зло.
— Сведения о герцоге Бофоре оказались выдумкой, — сказал Атос. — Куда же дальше, друзья?
— В Париж, друзья! — ответил д’Артаньян. — Арамис в большой опасности!
— В Париж! — воскликнули в один голос Атос и Портос.
— Что до меня, господа, то сообщаю вам, что Шарль-Сезар де Рошфор отправляется в Орлеан, а оттуда – в своё графство Рошфор. Я сыт по горло политикой!
— Какой же корабль мы предпочтём, господа? — спросил Атос.
— Судно «Марлин», на котором я прибыл, одно из самых быстроходных здесь, в средиземном море, — ответил д’Артаньян. — Быть может, на нём не так комфортно, как на вашем «Морже», но…
— Мы едем на «Марлине»! — ответил Атос.
— Но если на нём недостаточно еды и вина, — отметил Портос, — тогда надо бы взять запасы с «Моржа». Только никаких осьминогов, креветок, крабов и вообще никаких морепродуктов!
Через час «Марлин» уже рассекал волны Средиземного моря, унося наших героев к берегам Франции.
CXXXVII. Виконт де Бражелон
Рауль, как помнят наши дорогие читатели, отбыл в Англию, где при дворе короля Карла II он хотел бы вновь встретиться с мисс Мэри Грефтон. Заглянем же в его комнату и прочитаем письмо, которое он только что написал, пока он его не запечатал.
«Дорогой отец! Спешу поделиться своим счастьем. Мисс Мэри Грефтон сегодня призналась мне, что испытывает ко мне те же чувства, которые, мне кажется, я нахожу у себя. Ещё в первый приезд я отметил высокие качества её души, как и необычайную красоту её лица и фигуры. Но поскольку мысли мои были лишь о Луизе, я приказал себе не видеть и не замечать всех её достоинств. Несмотря на мою холодность, уже тогда мисс Мэри выделила меня из всех своих знакомых и была чрезвычайно мила со мной. Вспоминая сейчас, как я себя с ней вёл, я думаю, что моя подчёркнутая холодность превышала границы приличия и лишь такая добрая девушка, как мисс Мэри, могла простить мне мою крайнюю отчужденность и рассеянность при разговорах с ней. Мы обсудили тысячу тем и по каждому затронутому вопросу мисс Мэри проявила чрезвычайную рассудительность. Сама она объясняет свою эрудицию чрезвычайной начитанностью, однако, я полагаю, что одно лишь чтение не могло бы создать такого ангела в женском образе, и здесь, безусловно, сказалась природа её благородного происхождения. Недаром ведь говорят на востоке, что осёл, гружённый книгами – ещё не мудрец. Поэтому её глубокий ум я не могу приписать лишь одним книгам. Отец! Она так очаровательно хмурит бровки, когда осуждает тех, кто, безусловно, этого заслуживает, и так мило улыбается, говоря о тех, кого любит, что я не перестаю любоваться её лицом и подбрасываю ей для разговора всё новые и новые темы, чтобы в очередной раз изумиться её уму и насладиться игрой эмоций на её лице.
Здесь, в Англии, все говорят о скорой войне Франции с Голландией и поговаривают, что Англия могла бы выступить союзницей Франции при условии достаточной активности и победоносности французского флота в первые недели сражений. Это значит, опять, война! Что ж, мне, офицеру, не пристало отсиживаться в тылу. Я принял решение стать морским офицером. Кое-какие навыки я уже получил во время морских походов под руководством герцога Бофора. Я напросился к герцогу Албеманлу, который зачислил меня младшим помощником капитана на корабль «Стремительный». Герцог предложил мне выбрать имя на английский манер, и теперь вашего сына зовут Рауль Батс. Надеюсь, что вскоре вы услышите о подвигах капитана Батса, дорогой отец!
Не осуждайте меня за то, что я сменил имя. Во-первых, во Франции я числюсь погибшим. Во-вторых, я и сам хотел бы порвать свои связи со страной, в которой Король не гнушается тем, чтобы воровать невест у своих подданых, потому я хотел бы сделаться английским подданым. В-третьих, мисс Мэри… Впрочем, я сделаю ей предложение не раньше, чем покрою себя славой отважного морского офицера.
До меня дошли прискорбные известия о трагической гибели вашего друга барона дю Валона в связи с тем, что барон назначил меня своим наследником. Это большое несчастье для всех нас, и, конечно, вам, мой дорогой отец, наиболее тяжело перенести эту трагическую потерю. Мне не придётся вступать в права наследства. К счастью, я, отправляясь с герцогом де Бофором на войну, написал своё завещание, заверил его у нотариуса и оставил его у Гримо. В нём я оставляю всё свое имущество, если оно будет, вам, дорогой отец, а в случае, если переживу вас, я оставляю всё вашему другу д’Артаньяну. Поскольку мы с вами, отец, числимся умершими, о чем комендант крепости Кандии составил документы, я не собираюсь воскресать, и предпочитаю оставаться в глазах всех французов в том статусе, который даровала мне судьба. Лишь моя дражайшая матушка, госпожа герцогиня де Шеврёз, и также вы и два-три самых верных друга будут знать правду. Поэтому господин д’Артаньян может вступить в права наследования моего небольшого наследства, а также огромного наследства от бедного барона дю Валона. Очень жаль, что у капитана д’Артаньяна нет детей и ему некому завещать это наследство. Я не хотел бы, чтобы оно отошло в казну. Впрочем, может быть, у него есть какие-то дальние родственники. Меня это наследство совсем не интересует. Я хочу сам обеспечивать свою жизнь, и жалованье морского офицера меня вполне устраивает. Крепко обнимаю вас, горячо любящий вас Рауль Батс де Бражелон, который, как я надеюсь, в самом ближайшем будущем сможет подписывать свои письма своим новым именем – капитан Батс».
CXXXVIII. Планы на будущее
Во время плаванья друзья делились воспоминаниями и планами на будущее.
— Знаете ли вы, что мне чрезвычайно уютно совершать плавание в обществе двух покойников, вас, Портос, и вас, Атос! — сказал д’Артаньян. — Мне чрезвычайно радостно, что вы погибли лишь на бумаге, и чёрт меня подери, если я не завидую вам! Как бы я хотел также исчезнуть из большой политики, уйти от всей этой придворной камарильи! Сейчас затевается новая война с Голландией. Лично мне Голландия ничего не сделала, я нахожу этот поход излишним.
— Я готов признать вашу правоту, д’Артаньян, — сказал Атос. — Состояние, когда тебя все считают умершим, для меня не новость. Вы знаете, что ещё в молодости я бросил своё графство и ушёл простым мушкетером. Так с лица земли исчез граф де Ла Фер и появился мушкетёр Атос. Но судьба человека, не дорожащего своей жизнью, терпящего голод, холод и безденежье и подставляющего свою грудь под шпаги и пули ради каких-то там светлых идеалов защиты Короля, Королевы, многочисленных принцев и герцогов, всё это начинает очень быстро казаться мелким, жалким, ничтожным. Смысл жизни не в войне, друг мой. Смысл жизни в самой жизни. И когда я это понял, граф де Ла Фер воскрес, а Атос умер. Но я скучал порой по жизни Атоса. Так устроен человек, он вечно тяготится тем, что имеет, и желает иметь то, что никогда не имел, а ещё пуще – то, что имел, но потерял. Однако, фальшивый придворный блеск и его истинная нравственная пустота и скудоумие сделает скептиком любого человека. А поскольку я никогда не был оптимистом, мне это надоело намного раньше, чем следовало. Уединение в Блуа скрашивалось только заботами о юном Рауле. Теперь же, когда отцовская опека могла бы только навредить ему, я стал не нужен никому, и даже себе.
— Атос, вы нужны нам! — воскликнул Портос.
— Граф, не говорите так! — поддержал Портоса д’Артаньян. — Наша четверка крепка вашим в ней участием! Вы всегда были и будете нашей совестью и честью, оставайтесь таким, какой вы есть!
— Благодарю, друзья, благодарю, но ведь для вас я и живу, и для вас я жив, я прочие … — с этими словами Атос презрительно махнул рукой.
— Что касается меня, — ответил Портос, — я не могу сказать, что мне очень уж нравится быть покойником, но я предпочитаю это спокойствие и расслабленность той ситуации, когда Король отправлял за мной и за Арамисом целую армию. Лучше я никогда не ступлю на землю Пьерфона, чем опять буду производить длительную рекогносцировку с целью занятия более стратегически выгодной позиции и не допущения окружения с последующим пленением. Между прочим, д’Артаньян, какой способ смерти вы предпочитаете?
— Я читал небольшую книжицу про русского царя Ивана, — ответил д’Артаньян. — У этого царя был слуга, который защищал его и от внутренних врагов, и от внешних. Звали его Григорий Скуратов, или даже, кажется, у него была двойная фамилия – Лукьянович-Скуратов. По какой-то причине его прозвали Малюта. Так вот он погиб от того, что в него попало пушечное ядро во время осады одной из крепостей. Мне кажется, что для него это был наилучший выход. Ему обязательно следовало умереть раньше своего царя, поскольку иначе ему бы не поздоровилось. Наш славный Король, устроивший охоту на всех моих друзей, поплатился за это, но теперь он собирается, по-видимому, вернуться. Если это ему удастся, мне надо исчезнуть из Франции, и пушечное ядро вполне подошло бы.
— Обратитесь к Арамису! — улыбнулся Атос. — У него есть такие агенты, которые великолепно умеют инсценировать гибель во время сражения. Мы с Раулем убедились в этом на собственном опыте, даже не предполагая о таких планах на нашу жизнь.
— Зачем ходить так далеко? — вмешался граф Рошфор. — Мне думается, господа, что у меня достаточно друзей, которые могли бы обеспечить вам такую славную гибель почти на глазах у ваших подчинённых, так, что никто не заподозрит подвоха. Если у вас есть один надёжный человек из числа офицеров, который подтвердит вашу смерть, остальное я беру на себя.
— Старший лейтенант д’Аркур, я полагаю, смог бы мне помочь, — задумчиво произнёс д’Артаньян. — Вы полагаете, что это возможно?
— Детали мы обсудим позже, — ответил Рошфор. — Ради такой шутки над Королём я, пожалуй, отложу свою поездку в Орлеан!
— Похоже, наш клуб покойников скоро увеличится на одного члена? — усмехнулся Портос. — За это следует выпить! У нас ещё осталось бургундское?
— Вы шутите, Портос! — воскликнул д’Артаньян. — Для такого случая у нас есть токайское!
CXXXIX. Арамис
Герцогиня де Шеврёз заперла двери на задвижку, намылила щёки Людовика и взяла в руки бритву. Она успела обрить лишь одну щёку Короля, когда в её двери кто-то очень настойчиво постучал.
— Ах, ко мне нельзя! — воскликнула герцогиня. — Я не одета!
— Что вы говорите, герцогиня! — донёсся из-за двери голос Арамиса. — Вы полагаете, что меня это остановит? Открывайте, или я выломаю двери!
— Ваше Величество, это д’Эрбле! — шепнула герцогиня Людовику. — Вам необходимо спрятаться. Ступайте в мой будуар.
— А если он заглянет туда? — обеспокоенно спросил Людовик.
— Не волнуйтесь, он туда не заглянет, я вам это обещаю! — твердо ответила герцогиня.
— Герцогиня, вы медлите? Я считаю до пяти и ломаю двери! — прорычал Арамис. — Один! Два! Три!
— Погодите, Анри! Дайте мне время, чтобы накинуть хотя бы что-то на себя! Я уже иду! — прокричала герцогиня и поспешила открыть задвижку.
— Он у вас? — спросил Арамис, внимательно оглядывая комнату.
— Что я вижу! — кокетливо воскликнула герцогиня. — Господин д’Эрбле наконец-то стал ревновать меня! Я была бы счастлива каких-нибудь тридцать или двадцать лет назад, но сейчас это всего лишь ребячество. Впрочем, это очень мило! Такое незнакомое чувство…
— Герцогиня, не шутите со мной, — холодно сказал Арамис. — Вы знаете, кого я здесь ищу.
— Здесь можно искать только меня, — засмеялась герцогиня, — но вы перестали меня искать уже очень давно.
— Если бы я и сомневался в правильности своей догадки, то закрытая на щеколду дверь и ваше смущение меня окончательно убедили, — продолжал Арамис. — Ведь вы никогда не запирали двери.
— Я была не одета, я же сказала! — воскликнула герцогиня.
— Вы даже не узнали, кто к вам стучит, — возразил Арамис. — А это могла быть всего лишь ваша горничная. Вы бы ей тоже не открыли?
— В моём возрасте очень важно, чтобы все видели меня в соответствующем виде, — резко произнесла герцогиня. — Никакая пудра не нужна, пока ты молода, но когда тебе уже немного за тридцать, малейшая неряшливость в румянах или пудре недопустима.
— Немного за тридцать, герцогиня? — переспросил Арамис с иронией.
— Ах, не придирайтесь к словам! — отмахнулась Мария. — Я лишь говорю, что и горничные не должны меня видеть с неряшливым лицом.
— Я должен обыскать ваши комнаты, сударыня, — твёрдо сказал Арамис.
— Вы забыли, с кем имеете дело? — усмехнулась герцогиня. — Я никогда не занимаю комнат, из которых нет двух выходов. Если бы я хотела кого-то спрятать от вас, я бы выпустила его из второго выхода, и вы всё равно никого бы не нашли.
— Этого я не учёл, — с досадой ответил Арамис. — Надо было поставить своего человека у вторых дверей.
— Своего человека! — передразнила Мария. — Когда-то я была для вас своим человеком, а теперь вы предпринимаете какие-то действия против меня. Как непостоянны мужчины!
— Не берусь спорить с вами, герцогиня, учитывая ваш огромный опыт, — улыбнулся Арамис.
— Вы нахал, Анри! — воскликнула герцогиня кокетливо. — Ах, почему я вам всегда всё прощаю?
— Итак, он у вас был, и он от вас ушёл, — подытожил Арамис. — О чём вы договорились? Впрочем, если вы скрываете правду, значит, вы с ним заодно.
— Да скажите же, наконец, о ком вы говорите? — спросила герцогиня.
— Вы прекрасно понимаете меня, мадам, — жестко ответил Арамис. — Я говорю о человеке, который разрушил счастье вашего сына, Рауля де Бражелона. Я говорю о человеке, который отдал приказ арестовать и казнить его, вашего сына, а также отца этого вашего общего ребёнка, графа де Ла Фер. Этому человеку вы намереваетесь помочь вернуть себе власть для того, чтобы он довёл до конца то, что ему не удалось, чтобы он расправился со мной и с капитаном д’Артаньяном. Вы этого хотите?
— Но… Разве он… В самом деле? Я ничего не знала… — пробормотала герцогиня.
— Вы всё знали, герцогиня, — жестко и холодно ответил Арамис. — Вы всегда всё знаете. Вы знаете всё, что вам хочется знать, и не принимаете к сведению то, что вы не хотите знать. В этом вся вы. Вы вовлекали в свои интриги знатных дворян, принцев, герцогов и королей, и никогда вас не смущало то, что кто-то из них поплатился свободой, а кое-кто и головой. Вы шли шутя по головам. И теперь вы готовы разрушить то, что создавалось кропотливо и долго! Вы поможете ему вернуть свою власть для того, чтобы вновь заточить в тюрьму его брата, который имеет ничуть не меньше прав занимать это место, и который всю свою жизнь провёл в заточении!
— Это ваш мужской взгляд на вещи, который, быть может, отличается от взгляда женщины, потому что у неё кроме холодного рассудка вдобавок есть ещё и сердце, — горячо воскликнула герцогиня.
— Вы хотели сказать не вдобавок, а вместо? — сказал Арамис с сарказмом. — Он настолько жалок, что вызвал ваше сочувствие?
— Он – мой Король, и ваш, Анри, тоже, — ответила герцогиня с жаром. — Вы давали ему присягу!
— Священнослужители не присягают Королю, — возразил Арамис.
— Вы присягали его отцу! — возразила герцогиня.
— Да, я присягал ему, будучи мушкетёром, и обещал быть верным слугой также и его сыну, — согласился Арамис. — В чём вы видите непоследовательность? Разве тот, другой, не сын того Короля, которому я присягал?
— Ах, поступайте, как знаете, в я это не вмешиваюсь, — ответила герцогиня. — Вы убедились, что у меня его нет, так оставьте меня, прошу вас. У меня разболелась голова.
— Я вас предупредил, герцогиня, — ответил Арамис. — Не вставайте у меня на пути, иначе я вас раздавлю.
После этих слов Арамис вышел их комнаты герцогини, хлопнув за собой дверью.
«Ей ни в чём нельзя верить, — подумал Арамис. — Её так возбуждает мысль, что от её действий зависит судьба Франции, что обо всём остальном она забывает».
«Если бы он видел во мне прежнюю Мари, если бы назвал меня Мария, если бы он попросил помощи, если бы он сказал те самые слова, которые говорил мне много лет назад, я бы, кажется, сделала всё, что он просит, — подумала герцогиня. — Он требует, он пытается меня запугать, он не видит во мне человека, я для него вещь. Я не стану помогать ему. А граф де Ла Фер… Ведь Людовик считает его погибшим! Рауль навсегда покинул Францию. Д’Артаньян сам сумеет за себя постоять. Анри боится только за себя».
— Ваше Величество, опасность миновала, — сказала герцогиня, открывая двери в будуар. — Выходите, и мы продолжим ваше бритьё.
Арамис немедленно после посещения герцогини отправился к Филиппу.
— Плохие новости, Ваше Величество, — сказал он Филиппу. — Людовика где-то прячет герцогиня де Шеврёз. Велите установить за ней слежку, и учтите, что в её апартаментах два входа. Следует поставить верных людей, чтобы они не спускали глаз ни с одного из этих выходов. Рано или поздно, он придёт к ней, и тогда мы его возьмём.
— Ах, оставьте это! — воскликнул Филипп. — Мне сейчас не до того. Знаете ли вы, что принцесса Генриетта сегодня умерла?
— Это ужасно, Ваше Величество, — ответил Арамис. — Это может серьёзно рассорить Францию с Англией и плохо отразиться на отношениях с Испанией. Следует созвать консилиум врачей, чтобы достоверно установить причины этого несчастья и широко опубликовать их. И всё же сейчас есть дела важней, чем предаваться горю.
— Есть дела поважней, говорите вы? — горестно воскликнул Филипп. — Что может быть важней смерти моей невестки, жены моего младшего брата?
— То дело, о котором я говорю, важней! — ответил Арамис. — Не забывайте о другом вашем брате и о той опасности, которую он для вас представляет!
— Вероятно, у вас совсем нет сердца! — воскликнул Филипп.
«Вот уже второй человек за этот вечер называет меня бессердечным, — подумал Арамис. — Филипп – хороший человек, и, к тому же, сентиментальный. Но приличествует ли сентиментальность настоящему Королю Франции? Быть может, я напрасно пытаюсь его защитить? Быть может, лучше предоставить событиям идти своим чередом? Должен ли я слушать свой ум, или на этот раз я должен прислушаться к голосу сердца?»
CXL. На корабле
Судно «Марлин» уже приближалось к берегам Франции, когда д’Артаньян решил обсудить с друзьями возникшую коллизию. Выбрав удачный момент, когда Рошфор увлёкся беседой с капитаном, он, приложил палец к губам и указал глазами в направлении Рошфора, после чего вполголоса произнес:
— Надо кое-что обсудить.
— Мы слушаем, — ответил Атос за себя и за Портоса.
— Знаете ли, господа, в Париже могут возникнуть серьёзные беспорядки, — сказал д’Артаньян, — и невольной причиной этого являюсь я, ваш простодушный и излишне доверчивый Шарль д’Артаньян.
— Вы говорили, что Арамис в опасности, — напомнил Атос. — Это связано с тем, о чём вы говорите?
— Теснейшим образом, — ответил капитан. — Помните его затею с заменой Людовика на его брата? Я её осуществил.
— В таком случае, Арамис избежал серьёзной опасности, — заметил Атос. — Стало быть, эта операция провалилась?
— И да, и нет, — продолжал д’Артаньян. — Насколько я могу судить, пока ещё ничего фатального не случилось, но это может случиться в любую минуту. Дело в том, что у меня не хватило духу заключить Короля в крепость Пиньероль, как простого преступника.
— Вы всегда были более благородны, чем хотели казаться, д’Артаньян, — сказал Атос. — Я вас понимаю. И как же вы поступили?
— На соседнем острове имеется аббатство, туда я его и отправил, — ответил капитан. — Мне удалось убедить Короля, что его шансы на возвращение трона ничтожны. Волею случая он получил на лбу отметины, и я уверил его, что они сохранятся навсегда. Но отметины появились в результате лишь незначительного повреждения самого поверхностного слоя кожи, так что я догадывался, что они скоро сойдут. По-видимому, так и произошло. Людовик сообразил, что шанс не упущен и сбежал из аббатства. Я узнал об этом случайно, поскольку заехал туда по пути, чтобы проведать Его Величество и узнать, не нужно ли ему чего-либо. Я опоздал всего на пару дней. Сейчас Людовик, вероятно, уже в Париже.
— И вы, зная об этом, отправились спасать нас? — восхитился Портос. — Ведь вам следовало пуститься в погоню за Королем! Если он возвратит себе трон, он ведь вас отправит в Бастилию.
— О, это вовсе не обязательно! — возразил д’Артаньян. — Весьма маловероятно, что Король так поступит, можете на этот счет не беспокоиться, дорогой Портос!
— Ну, тогда всё хорошо! — радостно ответил барон. — Если вам, д’Артаньян не угрожает Бастилия, тогда вы были совершенно правы, что поспешили к нам на выручку!
— Портос, ему угрожает виселица! — возразил Атос.
— В самом деле? — удивился Портос. — Д’Артаньян, вы имели в виду именно это, когда сказали, что Бастилия вам не грозит?
— В точности это, — согласился капитан. — В лучшем случае я могу надеяться, что Король заменит повешение на обезглавливание. Не могу сказать, что за такую милость я буду ему чрезвычайно признателен, хотя, по-видимому, следует поблагодарить и за такое.
— И вы, зная о такой опасности, спешите в Париж? — спросил Портос.
— Но ведь там Арамис, — ответил д’Артаньян. — Разве я могу его оставить там одного?
— Значит, на плаху взойдём мы все четверо, — спокойно сказал Атос. — Это будет достойным завершением нашей жизни и возвеличит нашу дружбу.
— Атос, я вас прошу, не преувеличивайте значение красивых жестов! — возразил д’Артаньян, поморщившись. — Уверяю вас, мне не будет более приятным болтаться на верёвке от сознания того, что рядом со мной будут повешены все мои друзья. Я предпочитаю иное развитие событий. Не забывайте, что вас и Портоса считают погибшими! Это – наши козыри, мы должны извлечь из этого как можно больше пользы. А вы предлагаете пойти и сдаться юному Людовику только потому, что он может иметь намерения устранить двоих из нас! Пока нас четверо, нас не так-то легко вычеркнуть из жизни!
— Но нас двоих уже вычеркнули, — улыбнулся Портос.
— Подобный вариант подходит и для меня, — согласился д’Артаньян. — Вот почему я заговорил об инсценировке гибели от пушечного ядра. Впрочем, я сказал чистую правду и о том, что мне надоело быть офицером на побегушках, даже если Король вручит мне маршальский жезл. Так что обстоятельства, о которых я говорю, только укрепляют меня в моём решении.
— А как же Арамис? — спросил Портос.
— Я надеюсь, что на него распространяется неприкосновенность посла Испании, — сказал д’Артаньян. — Но это не сможет защитить его от яда или от нападения грабителя из-за угла. В этом случае Король заявит, что он не при чём. Поэтому единственное, что его по-настоящему защищает, это то, что он нужен Королю, поскольку нужен Франции, вне зависимости от того, кто будет Королем, Филипп или Людовик.
— Знаете ли, д’Артаньян, отец Людовика очень часто пренебрегал интересами государства во имя интересов семьи, — сказал Атос. — Поэтому можно ожидать, что его сын сможет пренебречь интересами государства в интересах личной безопасности. Кроме того, за нанесённую обиду всегда ведь так хочется отомстить!
— Вот потому мы и спешим в Париж! — ответил капитан. — Впрочем, я предупредил Арамиса в двух посланиях, одно из них обязательно дойдёт.
— Значит, наша задача – схватить Людовика и упрятать в тюрьму? — простодушно спросил Портос.
— По всему выходит, что так, — ответил д’Артаньян, — но, поверьте, это не легко сделать.
— Чепуха! — воскликнул Портос. — Вчетвером мы победим три десятка солдат!
— Ну, во-первых, их может оказаться не три десятка, а три тысячи, — возразил д’Артаньян, — а во-вторых, я имел в виду трудность совсем иного рода.
— Д’Артаньян имеет в виду, что решение заточить законного Короля Франции в тюрьму – это очень непростое решение, — пояснил Атос. — Кроме того, всегда есть выбор.
— Какой выбор? — спросил Портос.
— Либо убрать Людовика, либо попробовать договориться с ним и убрать Филиппа, — пояснил д’Артаньян.
— Но ведь Людовик – наш враг, а Филипп – наш друг! — воскликнул Портос. — Или я чего-то не понимаю?
— Так было, когда Людовик хотел заморить меня и Арамиса голодом до смерти, — сказал д’Артаньян. — Но времена меняются, и люди тоже изменяются. Людовик уже не тот, и Филипп тоже уже не тот.
— Значит, мы должны выбрать такого Короля, при котором нам четверым будет лучше? — спросил Портос.
— Ах, дорогой вы мой Портос! — воскликнул д’Артаньян. — Если бы всегда все дела решались так просто!
— Мы должны выбрать того Короля, который будет лучшим Королем Франции, — твёрдо ответил Атос. — Только в этом случае мы будем жить дальше с чистой совестью.
— А что же будет с нами, если окажется, что Людовик для Франции лучше, чем Филипп? — спросил Портос.
— Это, друг мой, уже не столь важно, — ответил Атос с улыбкой.
— Да, Атос, вы, несомненно, правы! — согласился д’Артаньян. — Вы правы, как всегда!
— Но как же мы узнаем, какой Король для Франции лучше? — спросил Портос.
— Если ты не знаешь, что ждёт тебя за дверью, открой её, — ответил д’Артаньян. — В Париж!
— В Париж, — согласился Атос.
— В Париж, чёрт возьми! — воскликнул Портос.