Дни шли за днями; городок, выросший вокруг школы-ранчо Лос-Аламос, строился и перестраивался. Жители юного селения свыкались с соседством военных; кроме Эдварда Кондона, покинувшего Нью-Мексико, никто не собирался протестовать против установленных регламентов, по которым жизнь Лос-Аламоса больше походила на казарменную — да и множество военных, заполнивших городок, напоминало, что где-то на Тихом океане или в Европе соотечественники жильцов Лос-Аламоса продолжают воевать. Людей в военной форме можно было встретить на улицах не реже, чем учёных.
— Странно, — заметил однажды Роберт, когда он смог вырваться днём домой. — Вроде рядом с нашим домом ходило больше военных.
— А, эти, — Кэтрин усмехнулась. — Так их Питер распугал.
— Питер? — не понял Роберт.
— Да я попросила их посидеть с мальчиком, и что ты думаешь? Их хватило на неделю! — рассмеялась миссис Оппенгеймер, и её муж невольно улыбнулся. Хорошо, что хоть у дома не будет так много вояк. Однако у руководителя городка хлопот меньше не становилось.
Роберт вновь зевнул. Стопки бумаг на столе навевали тоску. Лаборатория толком не начала работу — а уже столько дел. Ладно бы это касалось вопросов физики — нет; устройство школы, планы больницы (разве этим не инженеры занимаются?), организационные схемы, столовые... И федеральное бюро ещё... Почему их так волнуют эти «коммунисты»? Разве сейчас они не союзники в общей войне? Ничего не понятно... Вести дела, о которых даже и знать нельзя. Допуск Роберту дали — хоть и не без хлопот: отказаться от соглядатаев-фбровцев, навязанных ведомством, отделаться не выйдет.
Само ведомство тем временем приглядывалось к Оппенгеймеру.
— Да как его просто так оставить на посту? — Борис Паш никак не сдавался. — Судите сами: его брат — член коммунистической партии. То же самое мы знаем про жену Френка Оппенгеймера, про жену этого нашего коммуниста. А его студенты? Вы уже нашли, кто этот «Джо»?
«Джо» в документах ФБР был помечен как один из студентов Оппенгеймера — и как активный работник компартии.
— Не нашли, — Гровс, поморщившись, устало потёр щёки. — Даже если и так; у нас есть кто получше? У нас есть кто-кто, кто как и наш доктор, может повести за собой всю ораву здешних умников?
Подобные разговоры проходили втайне от Роберта, но Оппи и так не питал иллюзий о своём положении. Если к вскрытым письмам учёный уже привык, то телефоны, издающие не совсем обычные шумы, когда Роберт снимал трубку, заставляли тревожиться. «И вот так теперь жить?» Сумасшедший дом...
Даже столь любимые прежде дюны и горы, усыпанные песком и обдуваемые пронизывающим ветром, не успокаивали учёного, а навевали тоску. Не хотелось ни мчаться, как когда-то прежде, на верном Кризисе к неизведанным ещё горам, ни разглядывать юкки и тамариски возле горной речки. Да и некогда. «Никогда бы не подумал, что Нью-Мексико мне надоест...»
От раздумий Роберта отвлёк очередной стук в дверь.
— Войдите...
Роберт вздохнул, увидев работника службы безопасности Лос-Аламоса. Эти военные... Опять увидели что-то из «вопиющих нарушений на сверхсекретном объекте», каких к лету нынешнего сорок третьего года набралось немало?
— Так что там у вас? — Роберт поднял глаза на посетителя.
— У нас... У нас немыслимая халатность! Объясните мистеру Фейнману, что так делать нельзя!
— А что он сделал? — Роберт вовремя прикрыл рот рукой, зевая.
— Он посмел взломать ящик стола мистера Теллера!
— Ах, это... Да, я знаю, видел, ловко сделал... — сигарета погасла; Роберт задумчиво положил её в пепельницу.
— И это... Всё, что вы скажете?! Но...
— Слушайте, мистер Фейнман — прекрасный специалист. То, чем он занимается в свободное время, это его дело... Лучше добудьте более надёжные ящики или сейфы, если эта проблема так уж важна.
— А как же не важна? У нас сверхсекретный объект!
— И не так много ученых, — вздохнул Оппи. Талантливые физики не всегда соглашались работать в проекте — кто-то, как Кондон, уходил; кто-то, как Раби, отказывался сразу. И ведь не заставишь — хоть и помощь этих ученых в Лос-Аламосе бы пригодилась. Впрочем, на тот коллектив, что сложился, тоже нечего жаловаться; их даже не приходилось убеждать в том, что этот «гаджет» или «изделие» не должно принадлежать одним лишь немцам.
— Что тут неясного? Мы ж на войне, — заявил как-то Роберт Сёрбер. — И эта штука нужна, чтобы её закончить. Что ж тут ещё думать?
Учёный покачал головой, возвращаясь мысленно к более важным вопросам. Посетитель наконец-то ушёл. Роберт закурил очередную сигарету. Фейнман... Несмотря на свой юный возраст — кажется, он только в этом году защитил диссертацию — Ричард Фейнман показал незаурядные способности как организатор и как учёный. А что до шалостей — зато благодаря этим «шалостям» все куда тщательнее следят за своими сейфами; службы безопасности должны быть ему благодарны. Не забыть написать для Фейнмана рекомендательное письмо в Беркли — хоть кто-то толковый там будет, как война закончится...
...Война изматывала не только городок учёных и военных среди пустынь и заброшенных индейских пещер на юго-западе Соединённых штатов. За океаном всё больше уставали — хоть и становилось легче; транспортные конвои, сновавшие между островами под британским флагом, курсировали всё чаще, и всё реже случались потери кораблей и грузов.
— Зря ты так со Слессором, — заметил Уильямс, когда они с Патриком Блэкеттом брели к Адмиралтейству. Налёт кончился; хоть слева впереди Уайтхолла и виднелись огни, от которых в небо поднимался плотный дым, Блэкетт решил пройтись пешком.
Со Слессором Патрик и не хотел ссориться; но так вышло, что рекомендация Блэкетта о переводе 190 тяжёлых бомбардировщиков в прибрежные территории не была согласована с коллегой. Тот заявил, что «эти расчёты на логарифмических линейках для настоящего боя неуместны».
— Возможно, — Патрик вздохнул. «Опять об этом...» — Но наши расчёты и проводятся для того, чтобы им было легче там.
Блэкетт посмотрел в небо, где виднелся след от самолёта. Этот Слессор с его «да что вы, учёные, понимаете в войне — вы там и не были никогда?» раздражал, но и вражды он не стоил. Спорить по «никогда не были» Патрик не стал — да и важно ли это? Как будто это не общее дело — и не на их город сегодня вновь падали бомбы!
Уильямс молчал. Блэкетт добавил:
— Но нам вновь напомнили, что оружие важнее наших теорий. Даже если это самое оружие без теорий нормально не работает, — Патрик ядовито усмехнулся.
— Или может те бомбардировщики нужны где-то в другом месте. Их же в Германию хотят отправить...
— Чушь.
Уильямс обернулся на непривычно резкий голос Патрика.
— То, что они хотят сделать в Германии — полная чушь. Не думаю, что «уничтожение жилых домов» — так они это назвали? — поможет русским.
— Так война ведь. Вдруг и в самом деле по-другому никак?
— Бред. Война — это когда мы сбиваем их «Мессершмидты», а они топят наш «Бархэм». А так, по городам... Это не война, это бред и стыд.
— Это в прошлой войне так, — задумался Уильямс. — А в этой... Уж или мы их, или они нас.
— Поэтому надо как они, по «рабочему населению»?
— Ну... — Уильямс замялся. Несколько месяцев назад премьер-министр решил ответить бомбёжкой городов Германии на бомбёжку британских земель. Блэкетт и Тизард не согласились, не найдя в этом предложении пользы; но в итоге согласились не с их мнением, а с мнением Черуелла — «бомбардировка немецкого рабочего населения снизит боевой дух врага и его волю к борьбе...»
Уильямс посмотрел налево, где виднелся дым от пожаров, что поднимался к небу, закрывая его чёрной тучей.
— Наши враги такими вопросами явно не озабочены, — произнёс Уильямс. — А в той войне разве такого не было?
— В той войне такое было немыслимо, — бросил Блэкетт. — В той войне враг был врагом лишь на поле боя.
— Или в той войне ещё не построили нынешние тяжёлые бомбардировщики... Но всё равно незачем с такими связываться... — пробормотал Уильямс. — Хорошо хоть подлодок теперь меньше.
— Поняли, что им тут не рады, — Блэкетт криво усмехнулся. Новый бортовой радар, который начали использовать в марте, пришёлся немцам не по душе; их подводные лодки теперь не могли чувствовать себя свободно ни ночью, ни днём; стоило им всплыть — и на них обрушивались бомбардировщики. Немцы пытались дать отпор — но тягаться с воздушными силами «гансы» не могли.
— С подлодками научились биться, и с самолётами научимся, — вздохнул Уильямс, глянув в небо. — Ну да что ещё делать...