CXX. Капитан
— Ваше Величество, — сказал д’Артаньян с поклоном. — Вы хотели видеть меня?
— Как и вы хотели видеть меня, капитан, — ответил Филипп. — Давайте начнём с вас. Что вы от меня хотели?
— Я прошу отпуск, Ваше Величество, на две недели, — ответил капитан.
— Отпуск? Сейчас? Когда вот-вот может начаться война с Голландией? — удивился Филипп.
— Вот именно пока она не началась, я бы хотел уладить кое-какие личные дела, — ответил д’Артаньян.
— Какие у вас могут быть личные дела, капитан? Кто-то из ваших друзей опять в опасности? — улыбнулся Филипп. — Но это не может быть господин д’Эрбле, поскольку с ним всё в порядке. Однако, барон дю Валон и граф де Ла Фер мертвы, не так ли? Или я чего-то не знаю?
Д’Артаньян вдруг понял, что Филипп не знает об истинной судьбе его друзей. «Надо ли Филиппу знать правду? — подумал он. — Беда с этими Королями! Никогда не знаешь, что им в голову придёт!» Поэтому он решил ответить уклончиво.
— У меня имеются и другие друзья, Ваше Величество, которыми я теперь особенно дорожу после потерь, о которых вы говорите, — ответил он. — Я должен предпринять небольшое путешествие.
— Из чувства долга? — спросил Филипп.
— Можно и так сказать, — ответил капитан. — Кроме того, в данном случае эта поездка отвечает одному из наиболее горячих моих желаний.
— Вы мне нужны здесь, капитан, — ответил Филипп.
— Государь, я прошу только две недели, — упорно повторил д’Артаньян. — Я прошу вас как об особом одолжении. Я бы не хотел напоминать об услуге, которую…
— О которой вы только что напомнили, капитан, — перебил его Филипп. — Но я хотел бы вам напомнить о ваших собственных словах. Вы говорили мне, что принц Филипп не сможет стать Королем, если будет зависеть от советника, кем бы он ни был. В настоящее время я стал таким Королём, который ни в чём не зависит от своих советников или друзей. Я понял, что у Короля не может быть друзей. Товарищи по играм не в счёт. Женщины тоже не в счёт. Я твёрдо усвоил ваш урок, капитан. Я изучил книгу итальянского автора Николо Макиавелли, которая называется «Государь», а также другие его книги. Я научился видеть, когда меня обманывают, и научился угадывать под личиной дружбы личные интересы. Однако, я сохранил к вам, капитан, моё полное доверие и уважение. Так не напоминайте же мне о той услуге, о которой вы хотели сказать. Если вы хотите видеть на троне Короля, который будет вашим вечным должником, и который по этим причинам станет вашим марионеткой, я вас разочарую. Этого не будет. Но моя благодарность простирается достаточно далеко. Я не буду преследовать вас и ваших друзей, которых, к сожалению, осталось так мало, но это больше, чем у меня, ибо, повторяю вам, у Короля нет и не может быть друзей. Итак, господин капитан, я жду откровенного разговора. Кто из ваших друзей остался жив? Я не спрашиваю, каким образом вам удалось убедить Людовика в том, что ваши друзья, барон дю Валон, граф де Ла Фер и виконт де Бражелон погибли. Я видел документы об их смерти. Я хочу знать, кто из них жив. Итак?
— Виконт де Бражелон, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян. — Он чудом остался жив, но у меня есть основания опасаться за его жизнь, поэтому я должен как можно скорее с ним встретиться.
— Вижу, что вы не до конца доверяете мне, господин капитан, — холодно ответил Филипп. — Маленькая ложь рождает большое недоверие. Что ж, я дам вам отпуск, но прежде я прошу вас выполнить для меня одно небольшое поручение.
— Я вас слушаю, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян.
— Господину Кольберу зачем-то понадобилось свидание с Фуке, — ответил Филипп. — Но, возможно, что он собирался встретиться вовсе не с Фуке, а с тем узником, о котором знаем мы с вами, но о котором Кольбер не осведомлён.
— У господина Кольбера много источников информации, — отметил капитан.
— Но только не такой информации, как эта, — возразил Филипп. — Я желаю, чтобы Кольбер и далее оставался неосведомлённым в тех вопросах, которые его не касаются. Вы должны сегодня же забрать господина Фуке из Бастилии и отвезти его в Пиньероль под присмотр господина де Сен-Мара. Завтра может быть поздно. Приказ я напишу немедленно.
После этих слов Филипп взял перо, бумагу и написал следующее:
«Приказ Короля.
Господину капитану королевских мушкетеров д’Артаньяну изъять заключенного Фуке из крепости Бастилия и препроводить в крепость Пиньероль.
Господину де Безмо передать узника Фуке капитану д’Артаньяну.
Господину де Сен-Мару принять под свою руку узника Фуке у господина д’Артаньяна.
Подписано: Король Франции Людовик XIV»
— Приказ о переводе денежного содержания этого узника из Бастилии в Пиньероль всё равно пройдёт через руки Кольбера, — сказал д’Артаньян.
— Это будет приказ без упоминания имён, — ответил Филипп. — Господин Кольбер в последнее время предпочитает такие безличные приказы. Кроме того, такая мелочь не обязательно должна проходить через руки интенданта финансов.
— Это всё, Ваше Величество? — спросил капитан.
— Почти. Я не прошу вас встречаться с узником Марчиали, но вы должны убедиться, что все ранее направленные приказы относительно режима содержания этого узника выполняются, — продолжил Филипп.
— Не будет ли на эту тему дополнительного письменного приказа? — спросил д’Артаньян.
— Смысл? — спросил Филипп. — В предыдущем приказе всё было сказано достаточно чётко. Если я один раз продемонстрирую, что приказы такого рода следует время от времени подтверждать, то рано или поздно мои офицеры могут подумать, что если приказ не подтвержден повторно, то его можно не выполнять.
— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — согласился капитан.
— И ещё, господин д’Артаньян, я хотел бы вам сказать вот что, — продолжил Филипп. — Никогда не следует ожидать от других благодарности за то, что вы сделали для себя. Теперь идите.
Капитан поклонился и вышел из кабинета Короля.
Д’Артаньян прихватил с собой двух мушкетёров и направился в Бастилию.
Предъявив коменданту Бастилии де Безмо приказ Короля, д’Артаньян попросил проводить его к Фуке.
— Разумеется, господин капитан, — ответил Безмо. — Вы забираете у меня ещё одного узника. Пожалуй, если так дальше пойдёт, я останусь без дела.
— Уверяю вас, господин маркиз, Бастилия не останется пустой, а вы не останетесь без работы, — ответил капитан.
— Но содержание Фуке было самым большим, если не считать содержание Марчиали, — возразил комендант. — Вы забираете у меня самых выгодных узников!
— Могу вам сообщить по секрету, что я потому их и забираю, что их содержание резко сокращено, — ответил д’Артаньян, подмигнув. — Так что вы ничего не теряете. Напротив, если бы эти узники оставались у вас, а их содержание было бы снижено, это не только ударило бы вас лично по карману, но ещё и сослужило бы дурную службу репутации вашего заведения. Если эти узники впоследствии выйдут на свободу, они будут всем и каждому говорить, что их поначалу кормили вполне сносно, после чего вдруг стали кормить совсем простой пищей. Они могут в таком случае дойти до прямых персональных обвинений.
— Какой ужас! — воскликнул Безмо. — Забирайте скорее этого Фуке! Я не желаю, чтобы он плохо отзывался о Бастилии.
— Я также со своей стороны приложу все усилия для поддержания репутации Бастилии на должном уровне, — серьёзно ответил д’Артаньян. — Идёмте же к Фуке.
Увидев д’Артаньяна, Фуке встал и мысленно приготовился к самому худшему.
— Здравствуйте, господин Фуке, — сказал д’Артаньян. — Король решил проявить заботу о вашем здоровье. Мы едем к южному морю.
— Вы шутите, господин капитан, — отозвался Фуке, но постарался улыбнуться.
— Ничуть! — ответил капитан. — Прекрасное побережье на самом юге Франции! Райское место! Я там уже бывал. Канны. Небольшой городок, мыс между Лигурийским и Белеарским морями. Чудесный климат! Если бы я был побогаче, я бы основал там курорт, и богачи, как миленькие, выкладывали бы свои денежки за право провести там недельку-другую. Впрочем, это вздор, вам платить не придётся. Вам будут предоставлено отдельное помещение на острове с видом на море. На этом острове даже имеется карета и пара лошадей, я сам их туда доставил, хотя для того, чтобы проехать рысью с одного его конца до другого потребуется не больше десяти минут, а на галопе и того меньше. И тем не менее, на острове имеется озеро, пляж, крепость и с него открывается чудный вид на монастырь, расположенный на соседнем острове. Чудные места!
— Максимально удалённые от Парижа! — подхватил Фуке.
— Послушайте, господин Фуке, я бы и сам с удовольствием максимально удалился от Парижа, но дела не отпускают меня, — ответил д’Артаньян. — Мы поедем верхом. Вы дадите мне слово Фуке, что не попытаетесь бежать, со мной два мушкетёра, у всех у нас заряжены мушкеты и имеются шпаги, но, впрочем, ваше слово будет для нас лучшей гарантией, если вы остались тем же самым Фуке, которого я имел честь знать.
— Слово Фуке, я не сделаю попытки бежать и доеду с вами туда, куда вы меня везёте без малейшего сопротивления, — ответил Фуке.
— Это меня радует, поскольку я посчитал, что сидеть в карете для вас будет не столь интересно, как проехаться верхом, — сказал капитан. — Верховая прогулка вам не повредит. Впрочем, если пожелаете, мы сможем нанять карету на перегонах в городах, по которым мы будем проезжать.
— Благодарю, капитан, благодарю! — ответил Фуке. — Я, действительно, буду рад поездке верхом!
— Вы меня окончательно осчастливите, если согласитесь носить эту мягкую тряпичную маску в людных местах, и особенно в городах и селениях, — сказал д’Артаньян, извлекая из кармана заранее приготовленную маску серого почти металлического цвета.
— Принимается, — ответил Фуке.
— Вы, разумеется, не будете вступать в разговоры со встречными и не будете пытаться раскрыть свою личность, не говоря уже о том, чтобы призывать кого-либо освободить вас, — продолжал д’Артаньян.
— Я же дал слово Фуке! — воскликнул Фуке.
— Я рад, что мне не придётся говорить о том, что в случае попытки нарушить это слово я скорее позволю моим мушкетёрам убить вас, нежели допущу ваш побег, — продолжил капитан. — Но это только в том случае, если я говорю не с тем Фуке, которого я знал.
После этого капитан вывел узника из крепости и четверка всадников двинулась по направлению к южным воротам Парижа.
Если бы д’Артаньян чаще оглядывался, он бы заметил, что за ним в некотором отдалении мчится ещё один всадник. Это был Огюст дю Трабюсон.
CXXI. Поездка с Фуке
Итак, четверо всадников направились верхом по направлению к Каннам. Это были д’Артаньян, Фуке, де Паризо и де Сигаль.
— Господин Фуке, расслабьтесь и получайте удовольствие от поездки, — сказал д’Артаньян. — Я ваш друг, насколько это возможно.
— Я слышал великое множество подобных заверений, — сказал Фуке. — Но жизнь показала, что они ничего не стоят.
— Вы слышали подобные слова от людей, рассчитывающих получить от вас деньги, поскольку вы их слышали в те времена, когда большие суммы денег были в вашем распоряжении, — возразил д’Артаньян. — Даже изъявления благодарности от таких людей были одной из форм просьбы о новых денежных вливаниях. Тогда как я от вас ничего не могу ожидать, поскольку вы ничего не можете мне дать. Моё дружелюбие состоит в том, что я готов выполнить какие-нибудь поручения, если они у вас есть, и если они не противоречат моему долгу. Я могу их выполнить без какой-либо надежды на благодарность просто потому, что вы мне глубоко симпатичны.
— Даже сейчас, когда я сокрушен? — спросил Фуке.
— Именно сейчас, когда вы сокрушены, — подтвердил капитан.
— Я не буду просить вас позаботиться о моей семье, поскольку знаю, что Король не тронул моих близких и не допустил их полного разорения, — ответил Фуке. — И я не буду просить вас позаботиться обо мне, поскольку вопрос о том, как и где меня содержать, решает, по-видимому, Король.
— Вы не можете знать со всей достоверностью о судьбе вашей семьи, ведь вас могут и обманывать, — возразил д’Артаньян, — но вы правы, ваша супруга и ваши дети вполне устроены. Я постараюсь выхлопотать вам свидание с семьёй, но ничего не обещаю.
— Благодарю, капитан! — воскликнул Фуке. — Я об этом не просил и не мог на подобное надеяться, тем более ценно ваше предложение, даже если у вас ничего не получится. Пожалуй, я не могу придумать сколь-нибудь существенной просьбы, которую вы могли бы исполнить, и которой я загрузил бы вас.
— Это многое говорит о вас, господин Фуке, — сказал д’Артаньян. — Однако, подумайте. Путь длинный, быть может, что-то вы забыли.
— Благодарю вас, господин д’Артаньян! — вновь сказал Фуке. — Вы очень любезны.
— Скажите, господин Фуке, — сказал капитан после некоторой паузы, — вы никогда не думали о том, что, быть может, вы допустили ошибку, возвратив того, кого низверг епископ ваннский, на своё исходное место?
— Помилуйте, господин капитан! — воскликнул Фуке. — Я прекрасно понимаю, что я совершил лишь безуспешную попытку сделать то, о чём вы говорите, тогда как вы выполнили эту миссию от начала и до конца, причем с лёгкостью!
— Положим, что так, — согласился капитан, — но если бы результат полностью зависел лишь от вашей воли, как бы вы поступили?
— Это трудный философский и политический вопрос, а также вопрос совести и религии, — ответил Фуке. — Вы правы, я, действительно, много размышлял на эту тему, и хотя у меня есть множество аргументов и за, и против, я так и не пришёл к окончательному выводу.
— Тогда я уточню вопрос, — продолжил д’Артаньян. — Я не спрашиваю вас, как бы вы действовали, в тех или иных обстоятельствах, но я спрошу, как бы вы бездействовали? После долгого раздумья, если бы можно было вернуться в тот момент, то предпочли ли бы вы бездействовать в той ситуации, в которой вы по первому порыву предпочли действовать, и достаточно решительно?
— Первый порыв не всегда бывает самым мудрым, но всегда самым достойным, — ответил Фуке.
— Это справедливо лишь в отношении людей достойных, — возразил д’Артаньян. — У людей меркантильных первый порыв всегда направлен на личную выгоду.
— Вы сообщили мне либо слишком много, либо слишком мало для того, чтобы вести продуктивную беседу, — сказал Фуке.
— Кто вам сказал, что я пытаюсь вести продуктивную беседу? — улыбнулся д’Артаньян. — Я просто развлекаю себя и вас пустой болтовнёй, чтобы скрасить путешествие.
— Мне показалось, вам нужен совет, — задумчиво проговорил Фуке.
— Если мне потребуется совет о том, как поступить наиболее разумно, я обращусь к господину д’Эрбле, если понадобится совет о том, как поступить наиболее благородно, я обращусь к графу де Ла Фер, — возразил д’Артаньян. — Если мне понадобится совет о том, как поступить наиболее доблестно, я обращусь к барону дю Валону, а если мне потребуется совет о том, как поступить наиболее безумно, я спрошу об этом у виконта де Бражелона.
— В каком же случае вы спрашиваете самого себя, господин капитан? — спросил Фуке.
— Во всех остальных случаях, или в том случае, когда мне требуется совет о том, как поступить одновременно и наиболее разумно, и наиболее благородно, и наиболее доблестно, и, быть может, наиболее безумно, — ответил капитан. — В этом случае я даю себе советы сам.
— То есть, практически, почти всегда? — улыбнулся Фуке.
— Видите ли, господин Фуке, — ответил д’Артаньян. — Я настолько хорошо знаю своих друзей, или, точнее, мы настолько сильно стали чем-то единым и неразрывным, что мне не требуется спрашивать Атоса или Арамиса, или Портоса о том, как бы они посоветовали мне поступить. Мне достаточно мысленно задать вопрос кому-то из них, и у себя в голове я уже почти слышу их ответ.
— Вы не пробовали убедиться в точности ваших прогнозов? — спросил Фуке.
— Не было случая для этого, — ответил капитан. — Впрочем, это и ни к чему. Я не претендую на точное угадывание и на доскональное знание своих друзей. Если бы я мог предугадать каждое их слово, нам было бы просто неинтересно общаться. Но дух основных взглядов моих друзей, полагаю, я знаю достаточно.
— Слушая вас, капитан, я начинаю думать, что у меня никогда не было друзей, — задумчиво проговорил Фуке.
— Кем вы считали для себя епископа ваннского? — спросил д’Артаньян.
— Я считал и считаю его своим другом, но не в том смысле, о котором сказали вы, — ответил Фуке. — Это благородный человек, который понимал меня во всём и поддерживал, и которого поддерживал я.
— Это называется союзник, господин Фуке, — уточнил капитан. — Всякий союз длится до тех пор, пока он выгоден обеим сторонам. Как только союз не выгоден хотя бы одной стороне, эта сторона выходит из такого союза.
— Почему вы так низко оцениваете нашу дружбу с господином д’Эрбле? — спросил Фуке, чувствуя себя несколько уязвлённым.
— Если бы любой из нашей четвёрки оказался в Бастилии, все остальные сделали бы всё возможное и невозможное, чтобы вытащить его, — ответил д’Артаньян. — Я никогда в этом не сомневался. Если бы трое из нас оказались в аду, то четвертый спустился бы в ад, чтобы извлечь оттуда остальных.
— У меня никогда не было ни одного такого друга, — согласился Фуке.
— Но сами вы попытались стать таким другом Королю, разве не так? — спросил д’Артаньян.
— Это не дружба, это долг гражданина Франции и честного подданного, — вздохнул Фуке. — Долг чести и долг гостеприимства, поскольку Король был похищен из моего дома.
— Вы растрачивали бриллианты своей души не на тех людей, господин Фуке, — сказал д’Артаньян с грустью.
— Я знаю, и корю себя за это с тех пор, как познакомился с вами! — воскликнул Фуке.
— Послушайте, господин Фуке, наш разговор становится слишком печальным, — сказал д’Артаньян. — Расскажите лучше какую-нибудь басню вашего друга Лафонтена.
Фуке расхохотался и стал припоминать и читать одну за другой басни знаменитого баснописца, поскольку благодаря своей великолепной памяти, позволяющей хранить в голове огромные столбцы расходов и доходов, он запоминал эти басни с первого чтения дословно и даже мог декламировать их, подражая интонации и голосу Лафонтена.
CXXII. Кандия
Атос, Портос и Рошфор приехали в Бари. Там они арендовали небольшое быстроходное парусное судно, на котором отправились к острову Крит. По условиям, оговоренным в письме, к крепости Кандия должна была подойти только шлюпка с двумя людьми, в противном случае турецкие орудия потопили бы судно. Хотя Греция не находилась в состоянии войны с Турцией, подобные условия делали поездку даже на греческом корабле достаточно рискованными, что же касается двоих людей, которые должны были отправиться на шлюпке, порукой их безопасности служило лишь «честное слово» авторов письма, а зная, насколько необязательны были в те времена турки по отношению даже к своим союзникам, можно было считать эту поездку безумием.
Атос не хотел брать с собой Портоса, который собирался навестить старого друга и встретился с ним на выезде графа из Блуа. Поначалу они договорились о том, что Портос проводит графа лишь немного, но мало-помалу, Портос вытянул из графа, не умеющего лгать, сведения и о цели поездки, и о её опасности. Если бы граф, подобно хитрому Арамису, сказал Портосу, что его поездка ничуть не опасна, он ещё имел бы шанс отговорить Портоса от идеи совместной поездки. Но как только Портосу стало известно, что поездка, предпринятая графом, сопряжена со смертельным риском, отговорить барона от участия в этой поездке стало просто невозможно.
— Послушайте, Атос, — говорил Портос. — Я уже один раз умер в пещере Локмария. Скажу вам по чести, что это занятие не из приятных, но я его уже пережил. Второй раз умирать от голода, в темноте и тесноте я не согласен. Я предпочитаю получить пулю или удар шпагой. Если же я умру, сражаясь за одного из своих лучших друзей, то мне будет о чем порассказать святому Петру или дьяволу на том свете, смотря по тому, кто меня там встретит. Если моя вторая смерть будет столь же безрадостной и отвратительной, какой была моя первая смерть, я этого просто не переживу!
— Портос, друг мой, вы полны сил, и можете прожить ещё долгую и счастливую жизнь! — возражал Атос. — К чему же вам умирать?
— Почему бы и нет, если уж на то пошло? — возражал Портос. — Я вовсе не собираюсь умирать просто так, от нечего делать. Но я – мушкетёр о головы до пят. Ещё в молодости я подставлял свою грудь любому грубияну, посмевшему задеть меня, и не моя вина, что моя шпага оказывалась проворнее, или мой кулак сильнее! Однако, я привык рисковать своей жизнью из-за таких пустяков, что мне пора уже, наконец, остепениться! Погибнуть на дуэли с каким-нибудь королевским прихвастнем было бы в моём возрасте чрезвычайно обидно. Гораздо лучше погибнуть в борьбе с турками, или защищая своего друга, или, на худой конец, выручая внука Генриха IV. О такой смерти не стыдно рассказать в кругу детишек.
— У вас есть детишки, Портос? — удивился Атос.
— Полагаю, что нет, но кто из нас может поручиться в этом? — усмехнулся Портос. — Вряд ли у меня имеются дети дворянского роду, но если какая-нибудь селянка из Пьерфона или Брасье скажет мне, что они у меня есть, я не смогу поклясться на Библии, что она лжёт.
— Что ж, значит, вы полагаете, что сможете сами рассказать о своей смерти кому-то из этих детей? — улыбнулся Атос.
— Такое важное дело нельзя поручать кому-то ещё, — со всей серьёзностью ответил Портос. — Писатели всегда всё переврут, в их книгах нет ни капли правды.
— Вы находите? — спросил граф. — Сколько книг вы прочитали, барон?
— Вот именно поэтому ни одной с тех пор, как госпожа Кокнар отошла в лучший мир, — ответил Портос. — Последние книги, которые я видел – это те, что она читала мне вслух. Я всегда так сладко засыпал под её монотонный голос! Некоторые из них были обворожительно скучны. Знаете ли, с описанием природы, сельских или городских видов, или те, где автор позволял себе пофилософствовать на славу за счет терпения своих читателей.
— Не сердилась ли на вас господа Кокнар за то, что вы засыпали от её чтения? — поинтересовался Атос.
— С чего бы ей было сердиться, если я её просил почитать именно с той целью, чтобы поскорее заснуть? — простодушно спросил Портос.
— Итак, Портос, вы решительно не разрешаете мне позаботиться о сохранности вашей жизни? — спросил Атос.
— Атос, если вы мне скажите, что вы на моём месте, отпустили бы своего друга одного в подобной ситуации… — ответил Портос.
— Ни слова, друг мой! — ответил Атос. — Вы правы, конечно же. На вашем месте я поступил бы точно также.
— Так почему же я не могу поступить так, как поступили бы вы? — улыбнулся Портос.
После этого друзья пожали друг другу руки, обнялись и более не возвращались к этому разговору.
Когда судно, на котором плыли наши друзья, подошло на расстояние пушечного выстрела к крепости Кандии, капитан отдал команду встать на якорь и спустить шлюпку.
— Если к вечеру мы не вернёмся, снимайтесь с якоря и отправляйтесь к порту Грамвуса, — сказал Атос Рошфору. — Если после этого срока мы сможем уйти от турков, мы постараемся добраться туда, в Грамвус. Если нас не будет трое суток, возвращайтесь домой.
— Мы будем ждать вас трое суток здесь, на рейде, граф, после чего я сам решу, как дальше действовать, — ответил Рошфор.
— Что ж, если наша миссия будет успешной, тогда различия этих двух планов не существенны, — согласился Атос. — Если же она будет безуспешной, никто не вправе запрещать вам действовать по своему усмотрению.
После этого Рошфор пожал руки Атосу и Портосу, и придержал веревочный трап, по которому они спустились в шлюпку.
На берегу Атоса и Портоса ждали четверо турецких солдат, а также офицер и переводчик.
— Вы прибыли по письму Ахмеда-Паши? — спросил офицер через переводчика.
— Да, мы прибыли обсудить выкуп за герцога де Бофора, — ответил Атос.
— Идёмте с нами, — ответил офицер и пошёл по направлению к крепости.
CXXIII. Крепость изнутри
— Проходите сюда, — сказал офицер уже без переводчика на ломанном французском языке. — Скоро вы увидите того, ради кого сюда прибыли. Пожалуйста, сложите на этот стол ваше оружие, когда вы будете отсюда выходить, вам его вернут.
Поскольку Атос и Портос были вооружены лишь шпагами, они сложили их на стол.
— А теперь пойдёмте к герцогу де Бофору, — сказал офицер. — Следуйте за мной.
После этого перед ними открыли железную дверь с толстыми железными засовами, друзья спустились в подвал и подошли к следующей железной двери.
— Мы почти у цели, входите, — произнёс офицер и раскрыл перед ними дверь.
Увидев, что в камере, которую перед ними открыли, есть ещё одна дверь, друзья вошли в камеру, полагая, что за следующей дверью их ожидает герцог де Бофор. Однако, едва они вошли, железная дверь за ними захлопнулась.
Портос с удивлением посмотрел на Атоса, который в ответ грустно улыбнулся, как бы говоря, что такого развития событий он не исключал.
Через минуту в двери открылась зарешеченное окно, в котором появилось лицо женщины.
— Граф де Ля Фер! — сказала женщина. — Очень рада видеть вас здесь! Позвольте представиться, Оливия Челик. Мой муж Ахмед Челик, он же Ахмед-Паша. По предыдущему мужу я – Оливия дю Трабюсон. Боже, как я ждала этого момента!
— Сударыня, я не имею чести знать вас, — холодно произнёс Атос. — Вы, очевидно, сообщите мне сведения о герцоге де Бофоре?
— Разумеется, — ответила Оливия. — Насколько мне известно, герцог де Бофор погиб при совершении вылазки из этой самой крепости, которая в итоге всё равно отошла к Османской империи. Его жертва была напрасной, как и ваше самопожертвование.
— Но это письмо, сударыня? — спросил Атос. — Ведь в нём было сказано, что он жив, и за него Османская империя требует выкуп.
— Всего лишь ловушка, чтобы заманить вас, граф! — рассмеялась Оливия. — И этого несчастного, который прибыл с вами. Как его зовут?
— Я бар… — начал было Портос.
— Барбье, сударыня, его зовут Исаак Барбье, — ответил Атос, крепко сжимая руку Портоса. — Это мой сосед, селянин, который вызвался мне помочь.
— Он одет как дворянин, — недоверчиво возразила Оливия.
— Он донашивает одежду своего помещика, Антуана де Фийона, моего старинного приятеля, — продолжал Атос. — Они приблизительно одинаковой комплекции.
— Ладно, к чёрту вашего Исаака Барбье, — отмахнулась Оливия. — Мне достаточно вас, граф.
— Повторяю, сударыня, что не имею чести знать вас и не понимаю, по какой причине вам потребовалась встреча со мной.
— Зато я прекрасно знаю вас, — ответила Оливия, — а также я знаю ваших друзей, капитана д’Артаньяна и герцога д’Аламеда.
— Д’Артаньяна, положим, я также знаю, а имя герцога д’Аламеда я слышу впервые, — ответил Атос.
— Так теперь называет себя тот, кто когда-то назывался господином д’Эрбле, — уточнила Оливия. — Это имя вам знакомо?
— Разумеется, — ответил Атос. — Итак, у вас имеются дела к моим друзьям, а, следовательно, и ко мне. Что ж, я вас слушаю, сударыня.
— Дела мои таковы, что я желаю им самого большого зла, которое только в моих силах им доставить, и вы мне в этом поможете, — продолжала Оливия.
— Я не помощник в таких делах, — возразил Атос. — Боюсь, сударыня, что я скорее буду всеми силами мешать вашим планам.
— От вас, граф, уже ничего не зависит, — ухмыльнулась Оливия. — Ваше дело – быть приманкой для этих двух, или, по крайней мере, предметом моего торга.
— Мои друзья – не торговцы, и вам не удастся вести с ними коммерческие дела, — холодно ответил Атос. — Они, разумеется, придут ко мне на выручку, но не теми способами, на которые вы рассчитываете.
— Это мы ещё посмотрим, господин граф! — ответила Оливия. — С вами у меня не было проблем, мой план сработал абсолютно точно. Почему же вы думаете, что вторая часть моего плана хуже, чем первая?
— Я ничего не думаю о вашем плане, сударыня, а своё мнение о ваших методах я оставлю при себе, — холодно ответил Атос. — Итак, если я вас правильно понял, ваше письмо было подлым обманом, герцога де Бофора мы выручить не сможем, следовательно, наше пребывание здесь излишне. Таким образом, мы считаем возможным приложить все усилия для того, чтобы не злоупотреблять вашим гостеприимством и отбыть отсюда как можно скорее.
— Это у вас не получится, господин граф, а также месье Исаак Барбье! — радостно воскликнула Оливия. — Если вы напишете письмо вашим друзьям с просьбой прибыть сюда и попытаться вас выручить, я буду крайне признательна за подобную любезность, но я не надеюсь на сотрудничество. Поэтому я сама уже заготовила такое письмо, а для доказательства, что вы, действительно у меня в гостях, я отправлю им две ваши шпаги.
После этого окошко в железной двери захлопнулось и наступила тишина.
— Атос, я полагал, что вы не способны на ложь! — сказал Портос, который всё это время молчал, поскольку Атос сжимал его ладонь изо всех сил.
— Правда хороша лишь при разговоре с правдивыми и достойными людьми, — ответил Атос. — Я правдив, но не паталогически. Всякий нормальный человек способен солгать в том случае, когда это совершенно необходимо. Но нас могут подслушивать, поэтому будьте осторожны в выборе слов.
— Я так считаю, что нам сейчас нужны не слова, а действия, — ответил Портос. — Я прикидываю, как сподручнее выломать двери. Но д’Артаньян научил меня, что прежде, чем ломать преграды, нужно иметь план на дальнейший путь.
— И он был совершенно прав, дорогой мой Исаак Барбье, — ответил Атос. — Не упоминайте имён наших друзей и не говорите, что знаете их. В этом случае хотя бы у вас будет больше шансов выбраться отсюда, — добавил он шёпотом.
— Вы ведь уже были в этой крепости, граф? — спросил Портос. — Вам, по-видимому, знаком её план?
— Разумеется, дорогой Исаак, любой офицер, прибывая в крепость, первым делом знакомится с её планом, и я не сделал исключения в данном случае, — согласился Атос. — Этот каземат находится в подвале, и его задней стенкой является внешняя стена крепости.
— Плохи наши дела, — сокрушённо сказал Портос. — Внешняя стена слишком толстая, её голыми руками не сломаешь. А с какой стороны турки атаковали крепость?
— Вот именно с этой самой стороны была самая ожесточённая атака, — ответил Атос.
— Не делали ли они попыток вырыть сапу? — спросил Портос.
— Делали, Портос, и именно по этой причине герцог де Бофор предпринимал вылазку, — ответил Атос. — Они взорвали вырытый турками проход, который предназначался для того, чтобы взорвать стену.
— Взрыв обрушил начало этого прохода, но, быть может, конец выкопанной турками сапы остался невредим? — предположил Портос.
— Вы предполагаете, что турки успели сделать подкоп под крепостной стеной? — удивился Атос. — Что ж, я видел два обрушившихся подкопа и могу приблизительно указать, на каком расстоянии они были от края стены. Но мы не знаем, в какой из камер находимся мы с вами. Вот если бы мы считали шаги от начала подземной галереи.
— Вообразите, граф, я считал шаги! — ответил Портос. — Эта привычка появилась у меня после того, как я руководил строительством крепости Бель-Иль. Я сосчитал, что мы спустились на два пролёта по двенадцать ступеней каждый, а также прошли по галерее тридцать восемь шагов.
—Великолепно, Порт… Исаак! — воскликнул Атос. — Погодите-ка, я должен в точности вспомнить план и сопоставить его с тем, что видел снаружи.
Атос закрыл глаза и стал что-то мысленно подсчитывать.
— Ваш шаг, кажется, в полтора раза больше моего, в таком случае… Погодите-ка. Один из подкопов должен приходиться под соседнюю комнату, если эта дверь не заперта, — сказал, наконец, Атос.
— Она заперта, но что нам за дело до этого? Замок так себе, хлипкий! — ответил Портос.
С этими словами он взял в руки навесной замок и принялся из всех сил крутить его. Замок выдержал эти манипуляции, зато одна из петель начала шататься. Через полчаса работы она поддалась усилиям нашего гиганта и в руках Портоса оказался не только замок, но и одна из прикрепленных к нему дверных петель.
— Вот вам и инструмент для того, чтобы выворачивать камни из пола, — сказал Портос. — Но мне кажется, что вторая петля будет удобнее.
После этих слов он оторвал и вторую петлю, имеющую форму пластины с загнутым ушком.
— Что ж, начнём копать, — сказал Портос таким спокойным голосом, что можно было подумать, что это действительно некий селянин Исаак Барбье приступает к вскопке очередной грядки, на которой собирается посеять шпинат.