Она появилась в их первом «а» классе в конце сентября.
Учительница Анастасия Мартыновна, когда-то женщина полная, круглолицая, а теперь с овальным от худобы лицом, ввела в класс, держа за руку, незнакомую девочку. Из-под светлой золотистой чёлки, (ну чем не солома, чьи охапки Димка бросал в ненасытную утробу печи для розжига кизяков) взглянули на него васильковые глаза.
Что-то в внутри его дрогнуло, не по себе как-то стало и на мгновение похожее на беспричинную радость возникло и тут же погасилось острой жалостью при виде бледности впалых щёк, голубых подглазьев и пепельного ротика.
-Ребятки, знакомьтесь, это наша новая ученица , Людочка Крумина. Она приехала из Ленинграда, пережила страшную блокаду... Гордитесь ею.
-Почему гордиться из-за какой-то блокады?- удивился Димка. Он знал, что гордиться нужно, когда ты всех обгоняешь, прыгаешь выше всех и, нырнув, дольше всех продержишься под водой. А тут какая-то блокада. Он даже слово это впервые слышит.
Он поднял руку.
-Что, Дима?
А что значит эта... блокада? И почему она страшная?
-Блокада?- Учительница глубоко вздохнула и наклонилась к девочке. -Пусть Людочка сама расскажет. Расскажи нам.
Девочка вздрогнула, сизые губки задрожали, словно она собиралась заплакать. Тихим, безучастным голоском, медленно, как бы выдавливая из себя каждое слово, она произнесла: -Это...когда ...по...по-постоянно...хочется...есть... А еды нет...ни сегодня...ни завтра.
Класс притих. По щекам девочки ползли слёзы.
-Ну-ну, деточка, всё теперь будет хорошо. Бабушка с дедушкой тебя откормят и ты будешь такой крепкой у нас и сильной как,-она окинула взглядом класс и кивнула в сторону Димки, - как наш Дима.
От неожиданной похвалы, зардевшись, Димка смутился и едва не подпрыгнул, когда Анастасия Мартыновна предложила Людочке сесть на свободное место за его партой.
Что?.. Опять сидеть с девчонкой!?
И это после пятидневного сидения на корточках у задней стенки с непроливайкой на полу и букварём на коленях, используя его как подставку для тетради, где он выводил закорючки и палочки, ради того, чтобы не сидеть рядом с девчонкой.
И это после угроз матери и долгих уговоров учителя и даже директора школы объяснить причину его поступка! В ответ он упрямо бубнил: -Не могу... Не могу.
Он просил посадить его с мальчиком, но завуч, бывшая воспитанница института благородных девиц, безапелляционно заявила, что это будет расценено как антипедагогичный акт.
- Ни в коем случае потакать извращённым капризам.
Но каприз его выполнили. Уже в следующий понедельник Димка восседал за новой партой в гордом одиночестве, но удовольствия от этого не получал. Девочки делали вид, что его не замечают, а если обращались по какому-то поводу, то с презрительной интонацией в голосе и такой же ухмылкой на губах.
Конечно, сознавать это было обидно, тем более, что не заслужено обидно. Не мог же он признаться, что всегда испытывал жалость ко всем им, тощеньким, слабым, вечно бухикающим, шмыгающим носами, всегда готовых после падения, поднявшись, зареветь и залиться слезами; а он, видя разбитые в кровь коленки, ничем не мог облегчить их боль и спешно отворачивался, чтобы они не видели его слёз.
Отказ сидеть с девочкой был вызван нелепым случаем, происшедшем после первого урока. На перемене он атаковал противника, оккупировавшего заднюю парту, пуляя в него бумажные шарики, а когда ответный бумажный снаряд заставил его резко отклониться в сторону, он задел локтем, а вероятнее ударил, судя по болезненному вскрику девочки, сидящей с ним за партой.
Это его так расстроило и напугало, что такое может повториться и не один раз. Уже на первом уроке он получил дважды замечания от учителя. Сидеть истуканом все 45 минут ! Разве это можно вытерпеть? И тогда он схватил сумку, чернильницу и сел у задней стенки, заявив , что не будет сидеть с девчонкой.
Но сейчас почему-то ему не хотелось покидать парту. Весь урок он старался не смотреть на свою соседку, но глаза не слушались и постоянно косили в её сторону.
Почему-то было интересно подсматривать за ней.. Всё в ней было не так , как у всех девчонок. Вместо крысиных косичек с бантиками у неё волосы золотистыми колечками скатывались на плечи (ему действительно вначале показалось, что они катятся).На темени они почему-то были серебристо пепельными.
Если почти все были закутаны в шерстяные серые кофты, связанные по одному фасону их бабками, то она была одета во что-то голубенькое с белыми полосками, а юбка вся со множеством складок ровных, в линеечку. Пальчики тоненькие с розовыми ноготками, чистыми, почти прозрачными.
Димка взглянул на свои пальцы и сжал их в кулаки, чтобы она не видела фиолетовых венчиков под ногтями. -Сегодня же попрошу мамку обстричь,-стыдясь чего-то подумал он. - Она городская, сразу видать, не то что наши.
Ему вдруг стало обидно за всех, живущих не в городе Ленинграде. Он отодвинулся на самый край парты и весь урок и все последующие в течение всего октября сидел тихо как мышь, уговаривая себя не смотреть на свою соседку.
Не всегда это удавалось и, когда он встречал задумчивый взгляд её васильковых глаз, его мгновенно охватывало желание сделать что-то такое необычное, чтобы она удивилась и похвалила его. И когда раздавался долгожданный звонок и учительница покидала класс, он выходил вслед за ней на руках, или выкатывался колесом, или делал сальто под общий хохот и восхищение девочек.
Всё это было адресовано ей, но она ничего не замечала и только, когда он раскачивался на самой верхней ветви акации и та треснула, обвиснув, и он, соскользнув на другую ветвь, успел ухватиться за неё; все бегающие внизу замерли и Димка увидел как Людочка втянула голову в плечи, как она делала это всегда, когда кто-то громко хлопал крышкой парты. - Она испугалась за меня,- обрадовался Димка.
Седьмого ноября их класс, как первый по успеваемости и прилежности поведения был приглашён секретарём райкома партии на демонстрацию. Об этом на общем школьном собрании с гордостью сообщил директор.
Их выстроили в две шеренги вдоль трибуны, затянутые красным ситцем. Димка как и все мальчики держал в руке самодельный бумажный флажок, закрашенный красным карандашом. У девочек были бумажные цветы, собранные в букеты на уроках труда и раскрашенных акварелью.
Размахивая ими они приветствовали очередных демонстрантов от каких-то колхозов, коммунхозов, артелей и ещё кого -то, чего Димка не понимал, но вместе со всеми кричал :-Ур-ра-а! -в ответ на призывы с трибуны.
Ему было весело и радостно среди множества весёлых людей, красных полотнищ, плакатов, портретов Сталина, Ленина и ещё каких-то людей и самое приятное было ощущать присутствие рядом, так близко, что можно было коснуться как бы случайно руки Людочки, позади которой он стоял.
Когда он касался её кофточки, Людочка, оборачиваясь к нему, улыбалась, вопрошающе глядя своими васильковыми глазами, а у него перехватывало дыхание. Глаза у неё синие, как васильки, которые он иногда обнаруживал в соломе. Высохшие, они не меняли свой цвет. Впервые здесь он услышал её смех: словно колокольчики звенели в её горлышке.
После окончания демонстрации, откуда-то появившаяся бабушка, увела с собой Людочку. Огорчённый Димка уныло смотрел им вслед, пока их не поглотила толпа. Сразу стало скучно и грустно и даже солнечный, необычный, не по сезону тёплый день перестал его радовать.
Он вернулся домой. Во дворе долго и ожесточённо футболил консервную банку, пока мать не позвала обедать.
Ел явно без аппетита, вяло хлебая ложкой, что насторожило мать.
- Что с тобой? Ты не заболел?
-Не-е... Просто не хочется.
А ему просто хотелось снова увидеть Людочку, быть с ней рядом, услышать её смех. Когда солнце подползло к дальним крышам, он не выдержал. Его охватила обида, когда ещё издали он заметил, что окна в её доме темны и крыльцо пусто. Подойдя ближе, он увидел за крыльцом Людочку. Она стояла на четвереньках и шарила рукой в траве.
- Люд, -обрадовался Димка,-чего ищешь?
Она взглянула на него. В глазах её блестели слёзы.
-Ключ, - всхлипнула она, -потеряла.
-Как так?- огорчился Димка.-Где потеряла?
-Не знаю. Мы с Танюшкой играли здесь. И там,- она указала рукой на пригорок вдоль дороги.
-Да-а,-протянул Димка, подтверждая горестной интонацией своё разочарование размером поля поисков ключа. Конечно, размеры его расстроили, но не напугали.
-Давай искать вместе,- предложил он, замерев, в ожидании ответа.
-Давай,-согласилась она
.
Димка так обрадовался, что стал спешно вырывать с корнем лебеду и трясти её над отмосткой, объясняя Людочке, что ключ мог запутаться в цепких плетях лебеды. Но не в плетях и не под ней ключа не было.
В ноябре день короток и как только солнце скользнуло за горизонт, тьма пугающе внезапно опустилась на землю, загремели засовы ставен, затихли детские голоса. Когда оба поняли, что поиски ключа уже бесполезны, Людочка пошла к крыльцу и Димка, чувствуя себя виноватым, молча последовал за ней.
Он присел рядом с ней, но она не отодвинулась, а напротив, как ему показалось, придвинулась к нему.
- А где твои?- осмелился спросить Димка.
-В гостях у дедушкиного брата...Почему они так долго?
-Мало ли что. Придут, куда они денутся,- уверенно заверил её Димка.
- Когда придут? Я боюсь. Тьма такая, ужас.- И уже шёпотом,- сейчас как выскочит.
-Чего? Ты темноты боишься?- В насмешливом тоне вопроса прозвучали нотки страха, потому что Димке тоже стало страшно. В чёрной куче лебеды что-то зашевелилось. А вдруг что-то ужасное выскочит.
-А что выскочит?- дрогнувшим голосом выдавил он из себя.
-Хока, - прошептала Людочка, вплотную прижавшись к нему боком.
- Кто?- испуганно шепнул Димка.
- Кровосос...Днём прячется в норах, а ночью вылезает.- Она всё сильнее прижималась к нему, дрожа всем телом. - Страшный, косматый, с клыками. Как вопьётся, так всю кровь высосет. И чело...
- Глупости всё это,- прервал её на полуслове Димка. Он слышал и пострашней страшилки, но никто из рассказчиков, ничего никогда не видел и ни разу никто из них не пострадал.- Ты же сама не видела Хоку? Нет. И я никогда не видел. Значит это всё выдумка. Ничего не бойся. Я останусь с тобой, пока твои не придут. Мы их дождёмся.
Он вдруг представил как его мамка стучит в соседские ставни, как было не раз:-Не у вас ли мой беспутный? -Ничего, она взрослая. Подождёт,-успокоил себя Димка, хотя червячок сомнения привычно шевельнулся в нём. Он хорошо помнил, как может быть жестка рука матери, особенно, если в ней ремень или обрывок верёвки.
Но он никогда не обижался на неё, понимая, что она права и если получал взбучку, то всегда за дело. Сам виноват.
Но сегодня? Разве он виноват? Разве можно оставить Людку одну? Она же трусиха. Тьмы боится. Городская. У них там фонари на каждой улице, если не врёт. Элистричество. А у нас только в магазине и ещё в конторских домах и в милиции. И четыре фонаря в сквере. И то не все светят. Из рогатки пульнуть по лампочке кому не хочется.
-Ну чего ты, Люд? - прервал он свои размышления, по-прежнему ощущая дрожь, прильнувшего к нему плеча девочки.
-Я за-замёрзла. Хо-холод-дно...
Димка только сейчас почувствовал как сырой холод проник под его куртку. Он поднялся. Снял куртку и укутал Людочку, едва не дважды обернув ею худенькое тельце.
-А ты? Те-тебе разве не-не холодно?
-Не-э! Я, как говорит мамка, морозоустойчивый. Когда мне было два месяца, я спал на балконе в 30 градусов мороза. В Иркутске было. Город такой там, в Сибири.
- Знаю. Папа с мамой сейчас там. Папа у нас военный. Его туда направили.
-А тебя значит сюда.
-Да, мама боялась- что там их ждёт, неизвестно что. Но они меня заберут к себе, как только всё выяснится.
-И когда?- дрогнувшим голосом спросил Димка, наполняясь злой обидой на её родителей.-Чего им надо? Разве ей здесь плохо? Она уже поправилась.
Он уже давно заметил как порозовели её губы и округлились щёки.
-Не знаю, но бабушка говорит, что до лета меня никуда не отпустит.
Димке вдруг захотелось обнять её бабушку и стало ему легко и радостно. Желание пройтись на руках и прокатить колесом охватило его. Он вскочил, но удар коленом о противоположную скамью, охладил его пыл. Димка вернулся на место, потирая ушибленное колено.
Долго сидели молча. Тишина в загустевшей от сырости тьме настораживала ожиданием чего-то устрашающего, что затаилось в чёрных контурах крыш и лохматых кронах акаций на противоположной стороне улицы.
Димке снова стало страшно, но не за себя, а за Людочку : ведь она ещё такая слабенькая, беспомощная и никого кроме него рядом с ней нет. Он крепко сжал кулаки, огляделся по сторонам, но уже приползший с речки туман ещё более сгустил тьму, поглотив всё вокруг, что до этого вызывало страх.
Он даже обиделся, что не с кем ему сразиться, чтобы защитить Людочку. Волглый от тумана ситец рубахи стал неприятно холодить спину, вызывая дрожь. Димка подвигал плечами, пытаясь согреться. Ему вдруг стало стыдно перед девчонкой за то, что он только что хвастался, что он морозоустойчивый. Спасибо темноте — Людке не видно как он дрожит. Что же ему делать? Как теперь согреться? Димка запаниковал и ничего не мог придумать.
Вдруг за спиной, почти рядом раздался женский голос :- Ты взгляни на наши окна. Тёмные. Небось Людмилочка уже спит. Не дождалась нас. Из-за тебя всё.
-Бабулька!- Вскрикнула Людочка и, вскочив, спрыгнула с порожка крыльца.
- Господи!? Ты до сих пор на улице? В такую темень, в холодрыгу! Почему не в постели?
-Я ключ потеряла. Мы его долго искали, но так и не нашли.
- А в чём это ты?
-Это димина куртка. Я замёрзла, а он одел меня.
-Ишь ты, молодой да ранний,-раздался хриплый мужской голос,- надо же, лыцарь!
Димка вскочил, обидевшись на деда. Насмехается, да ещё обзывается лыцарем. Он спрыгнул с крыльца и направился к дороге.
-Молодой человек, постойка, курточку забери. А почему мы так долго, деточка, так этот твой дед хлебнул лишнего и завалился в канаву. И ногу то ли ушиб, то ли растянул. Так мы битых два часа поди ползли до дома. А это чей мальчик?- обратилась бабушка к подошедшему Димке.
- Это Дима Логинов. Я сижу с ним за одной партой. Он хороший друг.
Димке внезапно стало жарко и обида на деда сразу забылась и стало ему радостно, весело.
- Вижу, хороший мальчик. Ты где живёшь?
-Да здесь, за ручьём.
-Это же далеко. Одному, в такой темени? Я провожу тебя, Димок.
- Спасибо, не надо.
-Неужели тебе не страшно?
-Он смелый, бабуль.
Димка выхватил куртку из бабкиных рук и вприпрыжку, размахивая ею, выбежал на дорогу. Ему хотелось мчаться сломя голову и кричать на всю улицу : -Я -смелый! Я- хороший друг!
По дороге, разбитой копытами и колёсами перегруженных подвод, бежать было тяжело из-за комьев грязи, липнущей к подошвам ботинок. Конечно, лучше было бы идти по дорожке вдоль домов, там посуше, но у каждого дома росли кусты, а в них могло скрываться нечто пострашней людкиной Хоки.
Димка продолжал месить дорожную грязь. Ему порой казалось, что он идёт в печном дымоходе, а не улицей. Только редкие, маслянисто жёлтые полоски света от керосиновых ламп, просвечивающие в щелях ставен, напоминали, что это улица и там за ставнями живые люди.
Это поддерживало в нём уверенность, что ничего с ним не случится, но всё равно было жутковато идти в кромешной тьме, стеною стоящей перед глазами.
У ручья он остановился. Ручей недовольно ворчал, спотыкаясь о камни, разбросанные по его дну. Димка поставил ступню на выпирающий из воды камень и ледяной водой вымыл один ботинок, затем другой и направился к родительскому дому. Завидев тёмную фигуру на крыльце, он замедлил шаг. Фигура поднялась и бросилась ему навстречу.
Мать крепко прижала его к животу.
-Живой! Слава богу, живой. Живой,- бормотала мать, продолжая прижимать, втискивать сына в себя.-Как же ты мог? Мать совсем не жалеешь. В самое сердце жалишь, змеёныш ты этакий.
- И ты обзываешься. Один обозвал лыцарем, как будто я обидел его. А что я сделал, я их внучку сторожил, пока они в гостях были.
- Кого, кого сторожил?
-Новенькую, из Ленинграда. Она боится темноты.
-И ты что...сидел с нею столько времени?
- Ну мам, я же не мог её оставить одну. Она ключ потеряла от дверей.
-Ах, ты мой рыцарь. Ну чем ни Айвенго!-Мать, смеясь, подняла сына и расцеловала в обе щёки.