ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ДЕРЖАТЬСЯ!
«Это серьезная война, серьезная и отрезвляющая. Наверное,
она отличается от того, какой вы ее представляете; она не
настолько ужасна – потому что для нас в вещах, которые
считаются ужасными, осталось уже не так много ужасного.
Иногда мы говорим: «Будем надеяться, что это скоро
кончится». Но мы не можем быть уверенными в том, что это
кончится завтра или послезавтра. И пожимаем плечами и
делаем свое дело».
Гельмут Пабст, «Дневник немецкого солдата. Военные будни
на Восточном фронте. 1941 – 1943».
Задача автора – набросать скромные эскизы батального полотна, каким из сегодняшнего далека представляется Вторая мировая война, а вернее – её декораций. Дело читателя – выбрать, какое место там занимал Ганс Куляс со всем тем, что о нем известно достоверно.
Наступление остановилось с похолоданием.
Зима 1941-42 года выдалась долгой и холодной.
Вам известно, читатель, что даже лошадям надо менять летние подковы на зимние? Технике нужно зимнее топливо, а оружию – смазка… Этого в германской армии к наступлению холодов не хватало.
На фото: Немцы зимой 1941-42 года
Зима стала тяжким испытанием. До сих пор спорят: была ли она настолько холодной! Сорок и более градусов мороза! Судя по фото и описаниям, она была снежной. Каждый северянин знает, что во время снегопада заметно теплеет. Самые суровые зимы – малоснежные. Но надо учесть, что для непривычных немцев уже минус пять-десять градусов – мороз. В легком же обмундировании…
Не хватало зимнего топлива. Не было зимнего обмундирования, даже теплых одеял. Пехота кутается во что только можно: у кого-то меховые перчатки, кто-то в шерстяных шапочках, наушниках из русских портянок и ватных штанах. Обморожений становилось больше, чем ранений. Тогда выдали по три комплекта летнего белья, чтобы можно было надеть по три рубашки, а ноги надо было хорошо заворачивать в бумагу, затем надевать сапоги… Если кто-то обмораживал ноги и выяснялось, что у него в сапогах не было бумаги, то это рассматривалось как умышленное членовредительство. Таких судили и расстреливали.
Считалось, что во время движения можно быть легко одетым, защищать от мороза только уши, руки и лицо. Алкоголь не давали – знали, что его согревающее действие обманчиво. Офицеры следили за солдатами, не давали засыпать и заставляли двигаться. На привале пропотевшее белье и носки надо было менять, кутаться в одеяла и шинели.
Эрт Зигфрид рассказывал: «… мы выяснили, что наша зимняя одежда была отправлена в Африку. Sabotage. В Германии был большой торговый дом Хуго Неккерманн (сегодня – Хьюго Босс), он в сентябре – октябре 1941-го разработал и изготовил зимнюю одежду для немецких солдат. Но в войска она не поступила» ((Артем Драбкин, «Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника»).
Так что первую русскую зиму Гансу пришлось пережить. И стала она для него репетицией будущих событий его жизни…
Считается, что Ваффен СС одевали тепло, но, видимо, такой формы, как на фото, на всех не хватало, либо она недостаточно согревала. Пишет Гюнтер Фляйшман: «К тому времени нам выдали по дополнительной паре носков, мы надевали их на голову, прорезав отверстия для глаз. Выходили неплохие маски для лица, и неважно что в них мы смахивали на египетские мумии» («По колено в крови. Откровения эсэсовца»)
На фото: эсэсовец в зимнем обмундировании.
В Германии тем временем собирали теплые вещи для фронта. «Вчера привезли несколько одеял, из тех, что были собраны на родине, дома. «Как трогательно, – говорили мы, – как они пахнут нафталинными шариками, как чисты!» Видишь гостиную с диваном или детской кроваткой или комнату молодой девушки, из которой они взяты. Мы подержали их на секунду в руках, улыбаясь. Как же далеко, казалось, все это было, как будто на другой планете» (Гельмут Пабст, «Дневник немецкого солдата»). Но уже к весне солдаты получили хорошую зимнюю одежду. Хотя дорога ложка к обеду…
К середине января 1942 года по всему Рейху были собраны 67 миллионов разных теплых вещей, от перчаток до шуб. В Польше евреев обязали сдать все меховые вещи, вплоть до воротников. Все шло на фронт.
«Солдаты сняли брезент с грузовиков «Опель Блиц», пропитали их машинным маслом, потом подогрели, чтобы они оттаяли. В таком виде их можно было использовать в качестве временных палаток и спасаться от пронизывавшего ветра.
По приказу генерала Гота по всему периметру были прорыты траншеи. Долбить мерзлую землю было мукой, лопаты не выдерживали и ломались. На рытье траншей бросили всех до единого. По траншеям и палаткам делал обход капеллан, он поздравлял нас с наступающим Рождеством и по желанию бойцов зачитывал из Священного Писания.
Дитц вручил каждому бойцу взвода по печенью, испеченному его женой. Он тоже получил посылку из дому. Позже поговаривали, что господа офицеры были.очень недовольны, что он, офицер, скормил домашние дары солдатне, а не поделился ими со своими коллегами-офицерами. Видимо, наступали времена, когда люди способны были возненавидеть друг друга из-за кусочка печенья» («По колено в крови. Откровения эсэсовца»).
Невеселое было Рождество в 1941 году на Восточном фронте… Ганс, наверно, послал домой открытку.
На фото: Рождественская открытка
В войсках вермахта и Ваффен СС полагались раз в год отпуска с поездкой домой – до трех недель. Некоторые успевали за это время жениться и отпраздновать свадьбу. Заветным желанием многих было завести ребенка, об этом солдаты говорили между собой…
Молодожены получали в муниципалителе разрешение на покупку постельного белья и скатертей – это было сравнимо с системой ордеров на «промтовары» в Советском Союзе.
Каждого согревала мысль о семье, о детях. Было еще правило: неделю отпуска предоставляли после 1000 (тысячи!) дней участия в боевых действиях. Была в этом еще темная и мрачная сторона: «Не могу утверждать с уверенностью, но отчего-то происходило так, что большинство солдат СС гибли именно в течение последних 60 дней до истечения упомянутого желанного срока» («По колено в крови. Откровения эсэсовца»). Правда, после осени 1943 года, как печально шутили, покинуть подразделение можно было лишь раненым или в гробу.
На фото: свадебная церемония в 3 Рейхе
Молодожены
Молодожены получали в муниципалтео
Ганс не раз терял своих товарищей, несомненно, участвовал в погребении, успел увидеть немало военных кладбищ (если можно так называть захоронения на поле боя).
Похороны, когда позволяла обстановка, проходили по церковному обряду, поскольку в действующей армии были капелланы католический и протестантский.
«За упокой душ шести бойцов СС капеллан отслужил службу, мы, стоя по стойке «смирно», выслушали проповедь. (…). Тела погибших предали земле, а свежие могилы сфотографировали. Таков суровый обычай континентальных армий. Мы хоронили погибших товарищей на месте гибели, обозначив на карте место захоронения, которое потом сообщали близким» («По колено в крови. Откровения эсэсовца»).
Обычно копали по возможности глубокую могилу, хоронили в одежде, но ценности снимали, потому что бывали случаи раскапывания и ограбления могил. Снимали эсэсовское кольцо – его надо было возвращать командованию. Ставили крест, первое время клали каску, кустик сажали, если не надо было торопиться…
Конечно, когда был большой бой, не успевали даже всех хоронить, тогда было не до церемоний.
На фото: захоронения немецких солдат.
В германской армии не было бланков похоронных извещений. Командир роты обязан был семье каждого павшего от руки писать письмо. Писем было много, но офицеры считали это делом чести – известить родных о том, как погиб их солдат. По сравнению со стандартной формой похоронки, куда писари в советской (красной) армии вносили лишь фамилии-имена, этот порядок выглядит намного человечней. Разносили их не почтальоны, а один из местных партийных руководителей. В доставке почты помогали часто подростки из «Гитлерюгенда», их нельзя было подвергать такому испытанию.
Были еще и изготовленные типографским способом карточки-открытки:
«Любимые Мама и Сёстры/Братья,
нет,
Я больше не вернусь к вам .
Моя последняя мысль, мой последний взгляд,
Были обращены к вам.
Когда я пал во вражеской стране,
Никто не подал руку мне,
Но прежде чем мой взгляд погас,
Увидел я открывшееся небо.
ЧЕСТЬ ЕГО ПАМЯТИ» .
Примерно так можно перевести текст под фотографией. На обороте – Иисус с крестом и Дева Мария…
На фото: именная карточка-открытка.
Возможно, кто-то из братьев Ганса уже погиб и родители получили похоронки… О ком из сыновей родители Ганса получили такие письма – неизвестно. Вилли, Бобби, Вольдемар точно остались в живых, как упоминалось в первой части.
На фото: Советская «похоронка»
Когда кто-то пропадал без вести, его родные получали соответствующее письмо с указанием местности и выражением соболезнования. Наверняка семья Ганса Куляса получила такое же. Командир мог предполагать, что машину с пленными захватили партизаны. И даже заподозрив правду, не стал бы сообщать о перебежчике, чтобы не опорочить честь своего подразделения. Но не будем забегать вперед.
***
Существует мнение – и оно вполне обоснованное! – что зимой 1941 года история могла пойти другим путем, и десятки миллионов людей остались живы, и города не лежали в руинах, если бы германская армия не выдержала и третьему Рейху был навязан вынужденный, куцый, худой, но – мир! Но обтрепанные, обмороженные, надломленные солдаты, порой теряя всякий боевой дух – держались!
Сами немецкие солдаты считали, что один из секретов стойкости их частей в том, что они были одной семьей: раненых возвращали в ту же часть – почти до самого конца войны. Конечно, приходило пополнение, но они занимали свое место в уже сложившемся братстве.
Хотя солдатам всегда говорили, что они воюют против коммунизма, но немецкая армия не была политизирована. Продолжалась война не против русских, как объясняли немцам, а против большевизма – «еврейского большевизма». Лишь в 1944 году (после покушения на Гитлера) в воинских частях появились политработники, добровольно взявшие на себя обязанность воспитывать боевой дух солдат, при этом не имея права отменять приказы…
Советских солдат контролировали намного жестче, чем немцев. Комиссары (и заградотряды) при атаках были сзади и расстреливали тех, кто не хотел идти вперед.
За «трусость перед врагом» и дезертирство предусматривалась смертная казнь. «Всего в отношении немецких солдат было приведено в исполнение 20 тысяч смертных приговоров, почти столько же, сколько и в Японии. Американцы казнили 146 солдат, в Советском Союзе это число оценивается в 150 тысяч» (З.Найтцель, «Солдаты вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти»).
Тем не менее Динер Манфред свидетельствует, что во время отступления в деревнях был «дуб Гитлера» – дерево на рыночной площади, на котором висели солдаты, дезертировавшие с фронта. Их вешали с табличкой на груди: «Я был слишком труслив, чтобы сражаться за народ и родину» («Окопная правда Вермахта. Война глазами противника»).
В таких условиях сложно было Гансу выполнить отцовский наказ…
Зимой на линию фронта с самолетов сбрасывали много листовок с призывом сдаваться в плен, их не запрещали поднимать (советским солдатам запрещали поднимать немецкие), но и внимания на них не обращали. Вот пример одной из них:
«Воздух сыр на востоке,
Будет холоднее и еще сырее,
Железные кресты ржавеют,
Деревья растут высоко».
Картинка с немецким солдатом, крестом и Сталиным и обычные инструкции – это пропуск для сдачи в плен.
Может быть, Ганс не хотел сдаваться в плен, а хотел именно перейти на сторону русских?
Хотя была и листовка «Где же выход?»: «Немецкий солдат, если ты не хочешь погибнуть в войне с Советским Союзом или на всю жизнь остаться калекой, то перестань слушаться гитлеровских офицеров! Пусть Гитлер и его банда воюют сами, а ты спасай свою жизнь переходом на сторону Красной армии».
Однако случаев сдачи в плен даже в бою было немного.
Солдаты держались.
Трудно описать их душевное состояние, которое сами командиры оценивали как критическое. Здесь был и шок от постоянного холода и осознания того, что русские этот холод переносят привычно и гораздо лучше обмундированы. Было отчаяние от неизвестности из-за отступления в неизвестность, куда придется, были злоба и ярость от того, что приходилось отдавать завоеванные территории и уничтожать собственную технику, боеприпасы, которые так были нужны! Был и страх перед русскими: пропаганда становилась реальностью.
Окопная война сводилась к борьбе за выживание и к убийству.
В это время, как сообщают историки, пленных не брала ни одна сторона («Мобилизованная нация»).
Сознание обычно старается подобрать человеческое оправдание нечеловеческим поступкам, не подобрав – словно проваливается…
Известно, что новые методы немецкой войны сложились еще в Польше, в сентябре 1939 года. Среди германского командования было немало солдат и офицеров, прошедших Первую мировую войну и усвоивших ее уроки. Они знали: на войне существуют правила. Воюют солдаты. Гражданское население в боях не участвует. Один генерал даже считал недопустимым использование снайперов – за некоторыми исключениями по военной необходимости. И вдруг началась война тотальная, с массовыми казнями военнопленных и мирного населения, обстрелами колонн беженцев, жестокими бомбежками городов… Доходило до того, что решения принимались на месте, а правила не действовали.
Именно в такой войне за стрельбу из одного дома сжигали всю деревню, за убитого из-за угла немецкого солдата брали заложников и казнили сотню гражданских лиц. Солдатам везде мерещились враги и подстерегающая смерть, совсем не в честном сражении. Трудно сейчас сказать, что послужило спусковым механизмом террора помимо гитлеровской расовой теории.
В этой войне самым страшным была невойна: не развороченные поля сражений, не эшелоны раненых, не могилы павших солдат, не разбитый мертвый металл пушек и танков… А концлагеря, в их числе самые ужасные – детские, уничтоженные бомбежкой города, бесконечные рвы и ямы с расстреляными стариками, женщинами и детьми, дотла сожженные деревни, тюрьмы НКВД с горами изувеченных трупов, убитые, убитые, убитые без вины мирные жители, убитые лишь потому, что убийцу обуял страх, а палец лежал на спусковом крючке!
Надо быть справедливыми: не во всех этих злодеяниях участвовала немецкая армия и даже СС. Идет на сотни тысяч счет тех местных жителей, начиная с Польши, которые участвовали в массовом истреблении евреев.
Книга литовки Руты Ванагайте «Свои. Путешествие с врагом» стала открыто скандальной, особенно в Литве. Она рассказывает о событиях 75-летней давности, едва ли не впервые раскрывая роль местного населения в «окончательном решении еврейского вопроса» в Литве и в других странах. Об этом не хотят говорить до сих пор.
В 40-х годах в Литве было уничтожено 240 тысяч евреев (90 % еврейского населения). Занимались этим в основном не немцы, а литовские коллаборационисты. Несмотря на это, с 90-х годов прошлого века Вильнюс утверждал, что литовцы партизанили против большевизма, «стремясь преградить ему путь в Европу». Такое же происходило и в Латвии.
Диалог немецких пленных:
«КИТТЕЛЬ: Это были немцы, в форме СД, у них были черные нашивки с надписью «Специальная служба».
ФЕЛЬБЕРТ: А палачи все были латыши?
КИТТЕЛЬ: Те были все латыши.
ФЕЛЬБЕРТ: Но команды отдавал немец?
КИТТЕЛЬ: Да. Немцы совершали большую «процедуру», а малую – совершали латыши. Латыши обыскивалм всю одежду» (…)» (З.Найтцель, «Солдаты вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти»).
Известны легионы СС, в которые объединились украинцы, белорусы…
***
Самое время ответить на вопрос: в каких войсках служил и воевал Ганс Куляс?
В начале Второй мировой войны в военных округах Рейланда и Вестфалии, откуда Ганс родом, была сформирована 253-я Ренско-вестфальская пехотная дивизия вермахта. Она воевала на Западном и Восточном фронте и в 1943 году отошла к Брянску. Мог Ганс оказаться в ней? Мог теоретически, но в составе дивизии не было ни карательных, ни охранных дивизий СС.
Дивизия «Мертвая голова» (Totenkopf) воевала только на Восточном фронте и была единственной, которую американцы выдали русским. В каждой дивизии была вспомогательная рота, охранявшая штаб дивизии. Как «Адольф Гитлер», «Дас Рейх» и «Викинг», она была из самых известных, но отнюдь не совершенными преступлениями. К началу войны с СССР дивизия стала моторизованной (SS-Infanterie-Division Totenkopf (mot.), в каждом полку и разведбате по мотоциклетной роте дополнительно. Численность личного состава на 22 июня 1941 года –18 754 человека. В 1943 году дивизия «Мертвая голова» воевала под Харьковом, на Курской Дуге, в сражении под Прохоровкой. После Курской битвы дивизия воевала на Украине, в Молдавии и Румынии.
На фото: Солдаты дивизии «Мертвая голова».
Солдаты «Мертвой головы» не участвовали в борьбе с партизанами и в карательных акциях. Они всегда были на передовой. В их случае действовало правило: готовность к совершению преступления по приказу означает, что без приказа преступлений не совершают.
Мог ли Ганс Куляс находиться в одной из этих дивизий СС? Теоретически мог, хотя бы в роте охраны. Так или иначе, но в его биографии был фронт.
Если же Ганс Куляс служил в «отрядах СС «Мертвая голова» (SS-Totenkopfverb;nde – «Войска (Союз) «Мертвой головы» SS-TV), то эта версия для него – худшая...
Отряды СС по охране концлагерей образованы в 1933 году, а название получили – в 1936. Солдат набирали из Гитлерюгенда, усиленно готовили их по программе идеологической и военной. Отличительная деталь формы – петлицы с эмблемой черепа и скрещенных костей вместо двух «молний» (рун). Но и здесь была путаница!
На фото хорошо видна символика – «Мертвая голова» танкистов вермахта, у них на петлицах были черепа без нижней челюсти. Форма офицера из дивизии «Мертвая голова» отличается тем, что петлица с черепом – только с правой стороны. С левой же – воинское звание; это оберштурмфюрер СС. Пустая левая петлица – рядовой эсэсман.
На фото: Танкист вермахта. Офицер дивизии «Мертвая голова»
Руководство концлагерей официально именовалось «Инспекция концентрационных лагерей», подчиняясь Главному управлению безопасности рейха СС. Все правила были созданы по опыту лагеря в Дахау. Те, кто охранял лагеря, безусловно причислялись к военным преступникам, поскольку наказания и казни приводили в исполнение не единолично, а ротой.
На фото: Охранник концлагеря. В петлице – череп с нижней челюстью.
Если бы Ганс Куляс был в таком подразделении, скажем, года с 41-го по октябрь 1943-го, то он притерпелся бы, привык к условиям содержания пленных. И уж, конечно, не делился бы с ними пайком, не подкармливал. На этот счет существовали строгие правила, исключающие «панибратство с заключенными» (была такая формулировка) и он сразу был бы наказан и, скорее всего, отправлен на фронт в штрафную часть.
Правда, Гюнтер Фляйшман вспоминает, как работали военнопленные в варшавском госпитале весной 1943 года: «Каждое утро мы, сойдя с автобуса, наблюдали, как пленных приводили сюда под охраной СС. Иногда их привозили на грузовиках, а иногда пригоняли пешком. Потом кто-нибудь из наших унтер-офицеров подписывал соответствующий документ, после чего пленные на 8 часов переходили под нашу ответственность И я позаимствованными из госпитальной столовой картофельными оладьями и хлебом потихоньку прикармливал Вячеслава и Юрика. Другие конвойные тоже следовали моему примеру. Еды в госпитале было вдоволь, бывало и не все доедалось, а пленных кормили весьма скудно» («По колено в крови. Откровения эсэсовца»). Но это было не в лагере, и подкармивали русских отнюдь не охранники.
Существует еще один вариант, более вероятный. С этой версией вполне согласовывается поведение Ганса.
Была практика в войсках на передовой отправлять на время в тыл легкораненых и морально уставших, нуждавшихся в передышке. Таких могли отправить временно и охранять лагерь, тем более что Ганс был водителем. С начала и до самого конца войны происходил взаимообмен военнослужащими после ранений между дивизией «Мертвая голова» и охранными отрядами в лагерях.
Тогда становится понятным, что Ганс, имея доброе сердце и насмотревшись всего на фронте, посочувствовал пленным. Здесь он, возможно, снова вспомнил отцовские слова.
Ясно одно: если бы Ганс участвовал в карательных акциях, вряд ли он решился бы перейти на сторону врага. Да какого врага! Коварного, стреляющего в спину, беспощадного…
***
Что же происходило в это время во всей Германии и в городке Хамм?
К бомбежкам немцы стали привыкать еще в 1940 году. Рурскую область с ее шахтами и знаменитыми сталелитейными заводами бомбили основательно, особенно в 1943 году. Там сложилась частушка:
«Милый Томми, цель вдали – шахтеры мы, не при делах!
Лети себе дальше – на Берлин, ведь там кричали «Да, да, да!»
Тогда немцы стали говорить про бомбежки: «Это нам за то, что мы сделали с евреями…».
Более 1,5 млн. немцев, не считая пленных и принудительно мобилизованных поляков, строили и подновляли укрепления, готовясь к обороне. При этом жили в бараках, спали на соломе и голодали на скудном пайке.
Весной и летом 1942 года наступление продолжилось с участием войск союзников Германии — итальянцев, румын и венгров — общей численностью до 35 дивизий. Однако немецкое командование совершило роковую ошибку, не перемешав союзников со своими кадровыми войсками, а разместив их отдельно, на Донце и Дону…
В марте 1942 года Йозеф Пжикленк говорил: «Ясно, что в России мы отступили. Даже если мы снова захватим этот кусок, то есть 100 километров, то России ничего не будет. Она в десять раз больше Германии. И если русские потеряли свои главные силы, то надо полагать, что мы тоже потеряли свои главные силы. (…). В октябре прошлого года, когда Адольф объявил: «Начинается последняя битва с русскими» – это было дерьмо, приятель!» (З.Найтцель, «Солдаты вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти»).
Все закончилось, как известно, окружением 6-й армии под Сталинградом в ноябре 1942 года. 30 января 1943 года она капитулировала.
Началось отступление.
(Продолжение следует).
Октябрь-ноябрь 2022 г.
г.Гирне, Северный Кипр