CXVI. Д’Артаньян
За неделю до этого разговора д’Артаньян пришел к майору королевских гвардейцев графу де Шюзо. Он решил помочь Франсуа устроить свою карьеру, но для начала юноша должен был добиться признания товарищей и начальства своими собственными усилиями, поэтому он решил не брать его в мушкетеры и не оказывать протекцию, скрыв факт родства, в котором сам уже нисколько не сомневался.
— Граф, представляю вам моего земляка Франсуа де Перрена, — сказал д’Артаньян. —Я уже испытал его в деле и рекомендую вам его с чистым сердцем.
— Вы рекомендуете его письменно? — спросил с улыбкой граф де Шюзо. — Я наслышан об истории, когда некий ваш земляк прибыл с рекомендательным письмом, которое у него похитили по дороге в Париж.
— Именно по этой причине я не полагаюсь на письменные рекомендации и пришёл сам, чтобы подтвердить свою рекомендацию именно в отношении этого храброго юноши, — ответил капитан. — Он готов пройти все тяжести военной службы, и я буду рад, если вы не сделаете из него любимчика, а предоставите возможность на деле доказать, чего он стоит.
— Господин капитан, — вмешался Франсуа. — Я благодарю за такую рекомендацию, это именно то, на что я рассчитывал, и если вы произнесёте ещё хоть слово в качестве рекомендации, это уже будет излишне.
— Мне нравится этот юноша! — ответил де Шюзо. — С вашей рекомендацией, капитан, я зачислил бы в роту гвардейцев кого угодно, но та скромность, с которой вы её сформулировали говорит о вас и о вашем протеже намного больше, чем рекомендательное письмо на пяти страницах. Молодой человек, считайте себя зачисленным!
Д’Артаньян поблагодарил графа, поклонился и распрощался с обоими.
Вернувшись вечером домой, д’Артаньян нашёл у себя письмо, которым герцогиня де Шеврёз приглашала его для разговора как можно скорее. Капитан посчитал, что время ещё не настолько позднее, чтобы подобный визит можно было бы счесть неприличным, поэтому он снова надел свою шляпу и отправился в Лувр, в то крыло, в котором находились апартаменты герцогини.
Едва лишь герцогине доложили о приходе капитана, она потребовала его немедленно к себе.
— Ах, дорогой граф! — сказала герцогиня, протягивая капитана руку для поцелуя. — Я очень рада, что вы так скоро откликнулись на моё приглашение! Я должна вам сообщить одну важную вещь, и надеюсь, что вы поймёте меня.
— Я слушаю вас, герцогиня, — ответил д’Артаньян.
— Вы поймёте, почему я обращаюсь к вам, — продолжала герцогиня. — Мы знакомы давно, заочно, и несколько раз виделись на приеме у Короля, но никогда не разговаривали вот так, с глазу на глаз.
— Время не упущено, — улыбнулся капитан. — Герцогиня, вы и сейчас являетесь одной из блистательнейших дам при дворе.
— Ах, капитан, оставьте! — зарделась герцогиня. — Вы прекрасно владеете не только шпагой, я это знаю, но меня не проведёшь. Я слышала в своей жизни столько комплиментов, что научилась отличать те, которые идут от чистого сердца, от тех, которые являются данью простой мужской вежливости.
— Герцогиня, вы слишком жестоки к себе и ко мне, — возразил д’Артаньян.
— К делу, граф, — сказала герцогиня. — Вопрос, который меня беспокоит, не терпит отлагательств. Я очень беспокоюсь за графа де Ла Фер.
— Что с графом? — поспешно спросил капитан.
— Понимаете, этот человек мне не безразличен в силу некоторых обстоятельств, — попыталась объяснить своё беспокойство герцогиня.
— Что с графом, герцогиня? Что вас заставляет беспокоиться о нём? — продолжил капитан более настойчиво.
— Он получил письмо, которое побудило его отправиться в опасное путешествие. Я боюсь, не ловушка ли это? — проговорила герцогиня. — Быть может это моя пустая мнительность, но я опасаюсь.
— Герцогиня, умоляю, расскажите всё по порядку, — перебил её капитан.
— Он получил письмо о том, что герцог де Бофор жив, что он попал в плен к туркам, и что для его спасения требуется выкуп, — ответила герцогиня.
— Откуда вы это знаете, и почему вы считаете это письмо ловушкой? — спросил д’Артаньян.
— Вы забываете, кто мой кузен, господин граф, — ответила герцогиня. — Герцог де Рошфор сообщил мне, что граф де Ла Фер отправился в это опасное путешествие практически в одиночку. Правда, Рошфор сказал мне, что с ним вместе поехал барон дю Валон, но мне кажется, что он что-то напутал, ведь барон, как всем известно, погиб в пещере Локмария на острове Бель-Иль.
— Вы прекрасно осведомлены, герцогиня, барон, действительно, погиб, но ваш брат не сошёл с ума, — ответил д’Артаньян. — Продолжайте же!
— Граф сказал моему брату, что он не может посвящать в эти обстоятельства никого при дворе, поскольку оба они узнали, что против герцога составлен какой-то заговор, — продолжала герцогиня. — Между прочим, об этом мой брат узнал от меня. Итак, министр Кольбер задумал избавиться от Бофора, поэтому просить при дворе помощи для спасения герцога бессмысленно и даже опасно. Поэтому граф отправился туда самостоятельно. Рошфор также захотел присоединиться к ним, но граф согласился взять его в сопровождающие только до границы Турции. Это означает, что в письме, которое он получил, были выставлены условия, согласно которым граф не мог прибыть на выручку Бофора в сопровождении большого количества людей. Написавший это письмо требовал, чтобы граф прибыл один или в сопровождении слуги, либо только с одним из своих друзей. Это условие меня настораживает. Я подумала, что это может быть ловушкой. Точно также подумал и Рошфор, и он поделился с графом своими подозрениями. Знаете ли, что ему ответил граф де Ла Фер?
— Я думаю, что граф сказал, что он не боится ловушек, что он готов довериться судьбе и своей шпаге, и также, что когда долг требует от него, чтобы он пришёл на выручку внуку Генриха IV, ничто не заставит его отказаться от выполнения этого долга, — ответил д’Артаньян.
— Почти слово в слово, он ещё он сказал такие слова: «Ради внука великого Генриха IV, находящегося в плену и нуждающегося в моей помощи я сделаю даже то, чего не сделал бы ради внука Генриха IV, сидящего на троне».
— Итак, он поехал туда в сопровождении лишь одного человека, как вы говорите, и не известил о цели и месте этого путешествия ни меня, ни сына, ни своего верного Гримо, поскольку он не желал, чтобы кто-либо помогал ему или разыскивал его, — подытожил д’Артаньян. — Это говорит о том, что он очень серьёзно подозревал ловушку. И не хотел, чтобы кто-то ещё рисковал вместе с ним.
— Я тоже так думаю, граф, — согласилась герцогиня.
— Что ещё сообщил вам ваш брат, герцогиня? — спросил капитан.
— Он сказал, что местом встречи является та самая крепость, где пропал герцог де Бофор, — ответила герцогиня.
— Благодарю, герцогиня! Я должен идти! — ответил д’Артаньян.
— Это я благодарю вас, капитан! Не теряйте времени! — ответила герцогиня и вновь протянула ему руку для поцелуя.
CXVII. Исповедь Людовика
Людовик, оставшийся в монастыре, решил исповедаться настоятелю.
— Святой отец, я хочу покаяться в своих грехах, — сказал Людовик. — Я замышлял убийство.
— Сын мой, — ответил настоятель. — Замыслы зла – это большой грех, но это и искушение. Если ты отказался от своих замыслов, следовательно, ты устоял перед искушением. Поэтому покайся, и я отпущу этот грех.
— Я вовсе не отказался от этих замыслов, святой отец, — возразил Людовик. — Судьба помешала мне исполнить задуманное. Может быть, мой замысел был плохо продуман, или мои враги оказались хитрее меня, но я не отказался от своего замысла.
— Господь удержал тебя, сын мой, — ласково ответил настоятель. — Господь любит тебя. Прочтёшь «Отче наш» пятьдесят раз, и я отпущу тебе твой грех.
— Святой отец, это не всё, — продолжал Людовик. — По моему приказу люди отправлялись на смерть и погибали, и убивали других людей.
— Сын мой, ты в мирской жизни был тем, кто мог отдавать приказы, — ответил настоятель. — Но над всеми нами стоит Король, а над Королем – Господь. Если Король отдаёт приказы, то этот вопрос только на его совести, нам же, его подданым, надлежит со всем рвением исполнять эти приказы как Господню волю. Отпускаю тебе и этот грех.
— Святой отец, но я поднял руку на своего родного брата! — воскликнул Людовик. — И я не знаю причин, по которым Господь мог бы мне простить этот грех. Я отнял у него свободу, я отнял у него всё, на что он мог рассчитывать. То, что должно было принадлежать нам обоим, я забрал для себя одного.
— Я не вижу у тебя ничего, кроме одежды на тебе. Нет у тебя никакого имущества. Значит, то, что ты отнял, ты уже отдал церкви или нищим, если ты пришёл в монастырь, — ответил настоятель.
— У меня нет ничего потому, что брат отнял обратно у меня и свою долю, и мою, и теперь я остался нищим, не имею ничего, даже свободы, — ответил Людовик.
— Если Господь руками твоего обиженного брата покарал тебя за твой грех, это означает, что он назначил тебе за него наказание ещё при твоей жизни. Ты понёс наказание, я отпускаю тебе этот грех, — ответил настоятель.
— Если Господь простил меня, — возразил Людовик, — тогда за что же он наградил меня печатью Каина?
С этими словами Людовик отбросил волосы на лбу и показал свой лоб настоятелю.
— О какой печати ты говоришь, сын мой? — спросил настоятель. — Об этих двух едва заметных полосках на лбу?
— Едва заметных?! — воскликнул Людовик. — Едва заметных, вы говорите? Ведь я же видел две широкие чёрные полосы во весь лоб!
— Вероятно это были поверхностные повреждения кожи, сын мой, — ответил настоятель. — Если бы Господь отметил твоё чело печатью Каина, никакими средствами ты не смог бы вывести её. Эта же отметина весьма нечеткая, почти уже полностью стёрлась.
— Почти уже полностью стёрлась? — воскликнул Людовик. — Едва заметная? Он обманул меня! Подлый д’Артаньян! Он провёл меня как мальчишку! Святой отец, мне необходимо зеркало!
— Мы не держим зеркал в монастыре, сын мой, — ответил настоятель. — Отпускаю тебе грехи, ступай, молись и очисти сердце свое перед Господом.
— Благодарю, святой отец, благодарю! — ответил Людовик и вышел из кельи.
«Зеркало, мне необходимо зеркало! — думал он. — Я должен сам убедиться, что это не пустые слова! Быть может, священник попросту решил меня обмануть, зная, что здесь нет зеркал. Да, разумеется, я не должен верить ему. Мне жизненно необходимо зеркало!»
В тот же вечер Людовик обратился к хранителю даров.
— Скажите, любезный, нет ли среди даров, хранящихся под вашей недрёманой опекой, таких предметов, у которых имеются зеркальные поверхности? — спросил он как бы невзначай.
— В нашем монастыре, пожалуй, нет зеркал, — ответил хранитель. — Мы не должны любоваться собой, и перед очами Господа должны предстать такими, какими он нас создал.
— Меня беспокоит одна заноза, которую я хотел бы удалить, но она в таком месте, что я её не вижу, — сказал Людовик.
— Я могу помочь вам с этим, — ответил хранитель.
— Нет, нет, ни в коем случае! — возразил Людовик. — Лучше я буду мучиться всю оставшуюся жизнь!
— Понимаю, — сказал хранитель. — Есть один предмет, поверхность которого почти зеркальная. Это дно серебряного с золотыми накладками ковчежца, в котором хранятся мощи святого Амвросия. Только это ведь большое святотатство – использовать ковчежец для столь мирских целей.
— Если я хотел бы подарить монастырю вот этот перстень, — сказал Людовик, снимая перстень с бриллиантом с левой руки, — но очень хотел бы также лично осмотреть хранилище даров, чтобы выбрать для него подобающее место хранения, ведь вы, полагаю, могли бы мне предоставить такую возможность? Впрочем, я не буду говорить о своём подарке настоятель, ведь очень может статься, что этот перстень недостаточно ценен, чтобы храниться в хранилище, хотя в нём и бриллиант чистейшей воды. В этом случае я попрошу вас хранить этот перстень у себя и распоряжаться им по своему разумению.
— Будьте осторожны с этим ковчежцем, — ответил хранитель, принимая из рук Людовика перстень и доставая из кармана ключ от хранилища. — Хотя я не могу поклясться в том, что в нём, действительно, хранятся мощи святого Амвросия, говорят, что эти мощи обладают величайшим воздействием на мужскую силу, даже если прикоснуться к ковчежцу рукой. Если тревожащая вас заноза находится в большей близости от сосредоточения этой силы, боюсь, вам будет трудно впоследствии соблюдать режим воздержания, хотя ничего другого в стенах этого монастыря быть не может. Впрочем, я могу дать один совет на эту тему…
— Благодарю, это лишнее, — ответил Людовик, поспешно забирая ключ. — Я верну его через полчаса, а теперь прошу меня оставить.
После этих слов он направился к дверям хранилища. Отыскав нужный ему ковчежец, он поспешно схватил его, перевернул и глянул в отполированное дно. Настоятель не обманул его: Людовик увидел своё лицо с едва заметными двумя тёмными полосами на лбу. Не было никаких сомнений, что через две-три недели от этих полос не останется и следа.
«Ещё ничего не потеряно, — подумал Людовик. — Я ещё могу вернуть себе всё! Для начала я должен покинуть этот монастырь и этот остров. Я должен отрастить волосы, впрочем, это не важно, ведь во дворце имеется куча париков! Я должен беречь своё лицо, свой голос! И мне нужны друзья!»
Людовик был прав, ему нужны были друзья. Редкий монарх имеет друзей, и ни один из них не понимает, как они нужны, и как они редки. Капитан д’Артаньян, который мог бы быть одним из них, был грубо обманут, отвергнут. Людовик даже хотел его уничтожить. Может ли этот человек после всего, что было между ними, вновь стать другом?
CXVIII. Де Сен-Мар
Согласно указанию Кольбера, герцог д’Эпернон забрал у графа де Шюзо четырех гвардейцев и направился на остров Сен-Маргерит. В числе этих четырех отобранных оказался и Франсуа, но вовсе не случайно, поскольку, делая свой выбор, герцог спросил, кому из них лучше знакома дорога в Канны. Разумеется, Франсуа ответил, что совсем недавно ездил туда, поэтому он был выбран в число сопровождающих.
Поездка прошла без особенных приключений, поскольку на этот раз за путешественниками не следовали никакие шпионы.
По прибытии в Канны, д’Эпернон арендовал небольшое судно и поплыл прямо на остров Сен-Маргерит.
В отличие от осторожного д’Артаньяна, герцог подплыл к острову кратчайшим путем для того, чтобы пристать с северного берега, в непосредственной близости к крепости Ройял Форт, называемой в королевских приказах крепостью Пиньероль.
Едва лишь судно приблизилось настолько, что в вопросе о цели его дальнейшего пути можно было не сомневаться, над крепостной стеной взвился дымок, после чего до мореплавателей донесся звук холостого пушечного выстрела.
Д’Эпернон крайне удивился такому негостеприимному приему со стороны соотечественников.
— Спустить шлюпку на воду! И дайте мне белый флаг, — распорядился он.
Едва лишь шлюпка с гвардейцами, выполняющими роль гребцов, и д’Эперноном, стоящим в её центре с белым флагом, подплыла к берегу, навстречу прибывшим вышел комендант крепости де Сен-Мар в сопровождении с двумя стражниками.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Я герцог д’Эпернон, — ответил герцог, — имею приказ, подписанный министром Кольбером, о выдаче мне узника крепости Марчиали.
— Предъявите мне приказ, — ответил Сен-Мар, — но не сходите на берег.
Д’Эпернон пожал плечами и подал де Сен-Мару бумагу.
— Всё верно, — ответил Сен-Мар, ознакомившись с приказом и возвращая его д’Эпернону. — Возвращайтесь в Париж и доложите Кольберу, что этот приказ ничтожен. Согласно приказу Короля, упомянутый узник может быть выдан только по приказу, подписанному лично Его Величеством и с его печатью.
— Вы не подчиняетесь приказу министра? — удивился д’Эпернон, понимая, что его миссия провалена, но решивший сделать ещё одну попытку. — Знаете ли вы, что в его власти лишить вас содержания и сослать куда угодно, в том числе и превратить вас из коменданта в узника этой самой крепости?
— Очень возможно, господин герцог, — ответил Сен-Мар. — Но я свою службу знаю, и, имея на руках документ, в котором сказано, что судьбу этого узника может решать только Его Величество, я не могу подчиняться никому другому. Господин министр не допустит такой несправедливости в отношении меня лишь за то, что я предельно точно выполняю приказ Короля. На тот случай, если вам придёт в голову попытаться забрать узника силой, предупреждаю, что мой гарнизон достаточен для отражения намного больших сил, у моих пушкарей имеются не только холостые заряды. Двумя выстрелами они потопят и вашу шлюпку, и судно, на котором вы прибыли. Прошу не обижаться и понять меня правильно, господин герцог, но в случае неповиновения приказу Короля мы будем считать ваш корабль законной целью. Передайте господину министру мой нижайший поклон, преисполненный уважения.
С этими словами Сен-Мар развернулся и ушёл в крепость.
Д’Эпернон был в ярости. Но ему ничего не оставалось делать, как только отдать приказ о возвращении в Париж. Его бесило, что он возвращается ни с чем, и он лишь искал случая, чтобы выместить свой гнев на ком угодно. Такое настроение столь значительной особы не предвещало случайному встречному путнику ничего хорошего. Первым, на чью голову герцог призывал громы и молнии, был, разумеется, де Сен-Мар. Вторым в этом списке ненавистных персон значился капитан д’Артаньян, поскольку невыполненное поручение Кольбера оставляло капитана мушкетёров на его прежней должности, что самым естественным образом закрывало для д’Эпернона перспективу, которую ему нарисовал Кольбер.
Между тем, Сен-Мар счел за благо описать события этого дня в письме, адресованном лично Королю и направить его курьерской почтой, для чего отправил не берег одного из своих слуг.
Людовик стоял на коленях в своей келье и просил Господа ниспослать ему знак, что у него есть друзья, на которых можно положиться. Если бы у него были таковые, он мог бы рассчитывать не только на успешный побег, но и на их помощь в возвращении трона.
Вдруг со стороны острова Сен-Маргерит донёсся звук пушечного выстрела. Людовик вздрогнул.
— Это знак, — сказал он шепотом, обращаясь к образу Спасителя. — Благодарю тебя, Господи, за этот знак. Я понял. Ты поддержишь меня. Теперь мне ничего не страшно, я решился.
После этого Людовик трижды перекрестился и направился к хранителю.
— Я страшно болен, — сказал он. — Велите пригласить ко мне врача.
— Здесь нет врача, — ответил хранитель.
— Что же вы делаете в том случае, когда послушнику нужна помощь врача? — спросил Людовик.
— Молимся, — ответил хранитель.
— Но моя болезнь очень серьёзна! Меня раздирают сильнейшие боли! Я с трудом справляюсь с ними! — воскликнул Людовик.
— Что ж, в исключительных случаях настоятель отпускает послушников на берег, — ответил хранитель. — В следующий раз, когда придёт судно с продуктами для нас, вы сможете на нём покинуть остров, если настоятель даст своё разрешение.
— Поговорите с ним об этом! — взмолился Людовик и покрутил вокруг пальца перстень с великолепным сапфиром.
— Я постараюсь его убедить, — сказал хранитель, не отрывая взгляда от перстня.
CXIX. Филипп
Некоторое время спустя Филипп небрежно подписывал документы, подготовленные Кольбером. Он делал это так быстро, что со стороны могло показаться, что он недостаточно внимательно знакомится с документами, которые подписывает, но это было бы ошибкой. За долгие годы, проведенные в неволе, где книги были его единственной радостью и единственным развлечением, Филипп научился так быстро читать документы, едва лишь окидывая их взглядом, что на то, чтобы понять содержание одного рукописного листа бумаги ему хватало трех-четырех секунд.
Не зная об этом умении Филиппа, Кольбер решился положить среди бумаг приказ о выдаче узника. При этом Кольбер постарался отвлечь Короля разговором.
— Ваше Величество, строительство кораблей идёт полным ходом, — сказал он.
— Чудесно, господин Кольбер, а что насчет пушек? — ответил Филипп, подписывая очередной документ.
— Пушки также отливаются в полном соответствии с заказом, — ответил Кольбер.
— Вы великолепно справляетесь с задачей усиления моего флота, — похвалил Филипп министра. — А это что за приказ?
Кольбер прикусил язык. Его надежды на то, что Король подпишет приказ о выдаче узника, не читая его, не оправдались.
— Мне необходимо переговорить с арестованным Фуке, Ваше Величество, — ответил Кольбер. — Я прошу вас подписать приказ о таком праве.
— Но здесь написано, что предъявитель этого приказа может по своему усмотрению забрать узника из места его пребывания, не так ли? — спросил Филипп. — Для чего эта приписка?
— Дело в том, Ваше Величество, что господин Фуке осведомлён о некоторых ранее произведённых платежах, по которым, как я предполагаю, заказы не выполнены. Бумаги не сохранились, но сделка была заключена. Уточнив эти сведения, мы могли бы потребовать либо вернуть деньги, либо осуществить поставки. Я не ожидаю, что господин Фуке будет настолько любезен, что сообщит мне все необходимые сведения о поставщиках, поскольку он, вероятно, не осознает, что наказание, которое ему определенно Вашим Величеством, не снимает с него ответственность за те сделки, которые он заключил и оплатил, будучи на своём посту суперинтенданта финансов, — ответил Кольбер. — Для того, чтобы он более благожелательно сотрудничал и предоставил всю информацию, мне потребуется сообщить ему убедительные мотивы к таким поступкам. Имея на руках документ, по которому я могу его освободить, я смогу показать ему эту бумагу, которая будет очень эффективным средством, которое заставит его сообщить мне всё, что мне необходимо знать.
— Но вы не собираетесь его выпускать на свободу, господин Кольбер? — спросил Филипп.
— Ни в коем случае, Ваше Величество! — ответил Кольбер, но, спохватившись, добавил, — Кроме случая, если Вашему Величеству будет благоугодно повелевать об этом.
— Итак, вы собираетесь его обмануть, господин Кольбер, — сухо кивнул Филипп.
— Во благо Франции, Ваше Величество! — воскликнул Кольбер. — Во благо Франции и Короля я готов обмануть собственную мать!
— Вам это может сойти с рук, но только один раз, господин министр, — отметил Филипп. — В следующий раз вы уже ничего не сможете узнать у Фуке.
— Одного раза достаточно, Ваше Величество, — ответил Кольбер.
— Хорошо, хорошо, господин Кольбер, — ответил Филипп и сделал вид, что собирается подписать документ.
Сердце Кольбера радостно затрепетало, но Филипп поставил лишь небольшую точку.
— Господин министр, вы, всегда такой внимательный, в данном случае составили этот документ крайне небрежно, — сказал Филипп со вздохом.
— Неужели? Простите, Ваше Величество, в чём же вы видите небрежность? — с деланным удивлением ответил Кольбер.
— Здесь написано, что предъявитель этого документа может забрать узника из крепости, и коменданту предписывается оказывать предъявителю документа всякое необходимое содействие, — ответил Филипп. — Но ведь вы говорите о конкретных людях, о конкретном узнике, о конкретной крепости и конкретном коменданте. Дайте-ка я поправлю.
С этими словами Филипп дописал несколько слов к документу, продолженному ему на подпись.
— Ну вот, теперь всё как надо, — сказал Филипп. — Я сам прочитаю, а вы следите, чтобы не было ошибок. Здесь написано: «Приказ Короля. Предъявителю сего документа господину Кольберу разрешается свидание с заключенным Фуке, содержащимся в крепости Бастилии. Предъявитель этого документа господин Кольбер также может лично забрать узника по своему решению, а коменданту крепости Бастилия господину де Безмо предписывается оказывать необходимое содействие предъявителю этого документа, господину Кольберу. Данный документ действителен на протяжении трех дней с даты подписания, после чего его следует аннулировать». Ну вот, теперь всё в полном порядке, можно и подписать.
После этих слов Филипп поставил вензеля на пустых полях, чтобы к документу нельзя было ничего добавить, проставил дату, подписал документ и вручил его ошарашенному Кольберу.
— Благодарю, Ваше Величество, — ответил Кольбер и замолчал в ожидании, пока Филипп подпишет остальные бумаги.
Кольбер покинул кабинет Короля в ярости. Он хотел бы немедленно разорвать приказ в клочья, но решил сделать это в своём кабинете и без свидетелей.
В этот момент секретарь Короля, Юбер, обратился к нему.
— Господин министр, — сказал Юбер, — Его Величество просит вас заглянуть к нему ещё на пару минут.
Кольбер кивнул и вернулся в кабинет.
— Господин министр, — мягко сказал Филипп. — Когда вы предполагали посетить Фуке?
— На днях, Ваше Величество, — рассеянно ответил Кольбер. — Быть может, завтра, или послезавтра.
— Хорошо, — ответил Филипп. — Сегодня не отлучайтесь надолго и далеко, вы мне можете понадобиться. И не забудьте рассказать мне, чем окончился ваш разговор с Фуке. Меня это очень интересует.
— Непременно, Ваше Величество, — ответил Кольбер, поклонился и вышел.
«Чёрт побери! — подумал Кольбер. — Очень мне нужно встречаться с Фуке! Но теперь уже ничего не поделаешь, придётся. И надо ещё придумать убедительные сведения, которые я якобы получу от этого поверженного гордеца». После этого Кольбер бережно свернул полученный документ и положил его в папку с остальными бумагами.
Едва лишь Кольбер покинул приёмную, Филипп снова зазвонил в колокольчик.
— Юбер, пригласи ко мне капитана д’Артаньяна, — сказал Филипп вошедшему секретарю.
— Капитан д’Артаньян только что пришёл. Он хотел бы видеть Ваше Величество, — ответил Юбер.
— Проси, — ответил Филипп с кивком.