Я родилась в небольшом провинциальном городке. Нельзя сказать – маленьком, именно – в небольшом. В небольшом и очень красивом. Если посмотреть из окна моей уже бывшей комнаты – в хорошую погоду можно увидеть пологие плечи гор и сбегуюшую с них шумную речку Знойку, разделяющую город на две части. Мы жили в старой части. Рядом с нашим домом густо росли кусты сирени, невероятно цветущие в начале лета и дикие яблони. Осенью мы собирали всегда маленькие яркие яблочки и радовались какому-то теплому, уже осеннему, но еще лету. Наш дом, как и другие дома, подступали к небольшой осиновой роще.
Хоть и провинициальный, но город наш всегда был в ногу со временем и со всем, что происходило в мире и чем мир интересовался. Вот такой парадокс. Однако вместе с тем наше дружное городское сообщество было слишком традиционным и зависимым друг от друга. Так бывает в небольших городках: всегда важно общественное мнение, соответствие, положительная огласка и характеристика всех соседей. Мне в этом плане особенно не повезло.
Мама моя всю жизнь проработала учительницей. И даже больше, моя бабушка также всю жизнь проработала учительницей. Так что плюс-минус нашу семью знал весь город, а мы – всех. Мама была всегда слишком правильной и слишком прививала все эти правила всем окружающим. С только растущей строгостью. Она жила и живет в каком-то своем и гипер-идеальном мире. Если музыка – только классическая, если книги – только классика, в 9 вечера – спать (вне зависимости от возраста). Для девочки – все девчачьи кружки: шитье, рояль и виолончель, поэтический кружок, бальные танцы. Если честно, ничего из вышеперечисленного я не любила, но была вынуждена проводить пять вечеров в неделю после школы в стенах танцевальных залов и музыкальных классов.
Учителя пытались спасти мою судьбу, так как музыкального слуха у меня не было еще больше, чем желания играть на рояле. Но мама лишь сухо поджимала губы:
- Музыкальный слух - это второстепенно. У нее есть вкус. И способности.
Папа не особенно вмешивался в процесс обучения. С годами у них с мамой стали очень прохладные отношения. И все больше времени он проводил в компании газет и своих друзей «по гаражам». Маму это раздражало неимоверно. Но когда папа не выдержал очередного «прессинга» и сказал, что «раз так все плохо, то можем и развестись» - мама успокоилась. Внешне. Развод для нее – это некий и неимоверный позор и худшее, кажется, что может вообще случиться в жизни.
Я не сильно любила учиться, если честно, но выбора у меня не было. Как особо не было и свободного времени, и хороших подруг, с которыми можно было весело болтать вечерними часами или делиться первой влюбленностью.
Нет, конечно, приятельницы были. Были девичьи посиделки и были школьные танцы, но где-то всегда незримо был рядом призрак мамы и ее сухих поджатых губ.
Уже в старшей школе я поняла, что единственное, что реально мне нравится и чем я хочу заниматься – это рисование. Более того, у меня это получалось настолько, что мои картины сначала украсили стены школьного музея, а потом и городского краеведческого. Потом несколько моих картин даже продались за весьма неплохие деньги.
- Малярство до добра не доведет. Все художники были или нищими, или пьяницами, или сумасшедшими. А чаще – и первое, и второе, и третье. – Лишь отвечала мама на очередной мой творческий успех.
Поэтому вскоре я перестала делиться успехами, но отвоевала право оставить в углу своей комнаты место для мольберта, красок, пасели, карандашей и книг по живописи.
Я хотела поступить в художественную академию в областном центре. Про мои работы там уже знали и меня приглашали поступить на льготных условиях.
- Это разве образование для девушки? Что о нас подумают? Чем ты будешь заниматься? Позорные надписи на стенах закрашивать?
И я поступила, конечно же, в педагогический институт. По протекции мамы. Не скажу, что была абсолютно счастлива, но учеба давалась мне легко.
Это первое. А второе – я жила в студенческом общежитии и в некоторой свободе. И это было здорово. Конечно, я продолжала рисовать. Мои работы постепенно продавались и приносили неплохой уже заработок. А еще я влюблилась. И это было взаимно. И это было прекрасно. Молодого человека звали Игорь, он учился на курс старше меня и планировал быть детским психологом. Интересный, из хорошей семьи и, как многие говорили, перспективный. Его семья хорошо меня приняла. Однако в моей семье случился скандал с «сердечным приступом».
- За что мне этот позор? Какая любовь!? – причитала мама, вытирая слезы и запивая свой «позор» валокардином. – Я тебя учиться отправила, а у тебя что в голове? Ты вообще на занятия ходишь? Что? Свадьба?! Какая свадьба! Валерий, ты только послушай! ...
Папа как-то больше сочувстваенно пожал плечами и ретировался «в гараж». Это потом, несколько лет спустя, я узнаю, что все эти годы у него была другая женщина. И нет, я его не осуждаю. И не осудила. Вполне логично и вполне понимаемо.
В какой-то момент, я помню, мама объявила перемирие и согласилась познакомиться и с Игорем, и с его семьей. Мы поехали к ним в гости потому, что «нечего посторонним в нашей квартире делать».
Игорь жил в городе, квартира его родителей была просто огромной и располагалась в добротном «сталинском доме». Несколько спален, высокие потолки, длинный балкон, на котором его мама выращивала цветы. Какая-то просто идеальная семья, где правит и живет любовь. Как и должно быть. Мама Игоря приготовила много вкусностей и вообще его семья приняла нас очень хорошо. Много шутили, говорили о возможной свадьбе, о персективах сына и вообще перспективности психологии, и прочем.
Однако в конце вечера...
Впрочем, вспоминать я не хочу и не люблю. В конечном итоге несколько месяцев спустя мы расстались. Больше друзьями. Мое сердце оказалось не просто разбито, а опустошено.
Узнав о нашем расставании мама лишь подытожила:
- Слава Богу, теперь хоть за ум возьмешься.
Жить с пустотой внутри, я скажу, очень страшно и сложно. Мир вокруг – прекрасен, влюблен, зовет в путешествия. Мир вокруг – дышит. А ты вроде как и не жива, и не мертва. Не чувствуешь. Не слышишь. Просто день за днем играешь какую-то роль.
На последнем курсе я познакомилась с молодым человеком. Точнее – как познакомилась. Это был сын наших хороших знакомых (маминых хороших знакомых, скажем честно). И такой же несчастный в своей судьбе, как и я. Он закончил экономический (потому, что это перспективно и для мужчин!), он играл в теннис ( и мечтал о восточных единоборствах). Не сказать, что бы он был плохим или хорошим. Он был просто. И как следствие этого знакомства, мы поженились. Свадьба была, но я ее плохо помню. Если честно, мне было просто все равно. Мне хотелось уже, чтобы от меня просто отстали: да, я сделала все, как нужно.
Я умею играть на рояле, у меня педагогическое образование и муж с условно хорошей работой. Мы живем теперь в своей однокомнатной квартире, из окон которой уже не видно гор, но виден забор соседнего дома, кусочек неба и ствол березы.
Мне иногда кажется, что единственное хорошее в моем муже было то, что он с первого дня принял правила соседской жизни. С кольцами на пальцах мы погрузились каждый в свою реальность, и лишь при родителях называли друг друга какими-то нежными словами, держались за руки и создавали успешную иллюзию успешной семьи.
Конечно, сейчас можно сказать – надо было бороться, отстаивать свое мнение, вспомнить про личные границы, тиранство и вообще. Сейчас вообще много всего.
Но ... Каждый проходит свой путь самостоятельно от А и до Я. Примерно в то же время, кстати, я узнала, что у папы есть другая женщина. Мама сообщила мне об этом.
- Это позор! И он не скрывает! Она моложе его на пянадцать лет! Боже! Что подумают люди? Мы прожили столько лет! Какое счастье, что квартира записана на меня! Ах, у нее еще ребенок растет, один! Без отца... Позор!
Я молча выслушала, мягко извинилась и попрощалась. Моего сочувствия тут не требовалось. Наверное, недели две спустя я силела в гостях у этой женщины и папы. Она была намного моложе, пышная, с копной живых и рыжих волос. Она громко смеялась, постоянно ворошила волосы сына (мальчику было 7 лет и я подозреваю, что он вполне мог быть моим братом). Дома у них царил какой-то абсолютный беспорядок и пахло яблочными пирогами.
-Ты прости меня, дочка. – Обнял меня тогда отец. Впервые, за многие годы. – Не сказать, чтобы я с Ниной был счастлив. Прости... Я тебе лишь скажу так, живи... живи тем, что любишь. Для этого всегда не поздно.
Кстати, к Лене (так звали эту женщину) я потом забегала частенько. Мы не стали, конечно, подругами. Но что-то в ней было особенное, домашнее, настоящее. Маме, конечно, я про это не сказала.
С чего начался мой жизненный переворот? Я помню этот вечер. Мы с мужем приехали к моей маме. Мужа моего она очень любила:
- Он такой положительный, весь заботливый, работает хорошо. Денег много приносит – вон, посмотри, и телефон у тебя новый, и одета вся...
Знала бы она тогда, что и телефон, и одежду, и все мои маленькие путешествия мне приносят мои картины. И что официально я уже давно не работаю (уволилась я из школы через месяц после трудоусройства. Не смогла. Не мое. Категорически!) и все свое время посвящаю рисованию, художественным курсам, семинарам, выставкам и открытым урокам. В мои небольшие года у меня появилось уже небольшое имя. И я им впервые начала гордиться.
Так вот, я помню, что мы приехали в гости и я, как всегда, со своим блокнотом для набросков. Мне предстояло поработать над новым заказом. Заказом интересным и многообещающим. И то, что я люблю: сельский пейзаж, немного утопический, летний день, цветущие кусты роз, много зелени...
Мама бросила косой взгляд в блокнот:
- Уж распустил тебя Илья, как позволяет только своей малярщиной заниматься. Я с ним поговорю. Так что это?
- Деревенский пейзаж. Чья-то мечта. Домик небольшой. Цветы, фруктовые деревья...
- Деревенский дом – чья-то мечта? – Не дослушала мама. – Как можно мечтать о деревне? Скотина, нет дорог, туалет во дворе, всюду грязь и нет горячей воды!
- Но деревни тоже бывают разные ... – Попыталась ответить я. Отчасти – жить в таком домике было и моей мечтой уже несколько лет. «Заразилась» я ей, побывав в гостях у своей доброй знакомой. Она тоже рисовала, занималась эскизами, проводила занятия для детей. У нее был небольшой домик, увитый виноградом, несколько ягодных кустов и кустов алых роз, по двору ходили куры какой-то трудновыговариваемой породы, разводят которых исключительно для красоты, а в декоративном озере весело плескались утки-мандаринки. И да, у нее была горячая вода, шикарная просторная ванная комната с огромным окном вместо потолка и белоснежная спальня.
- Глупости. Деревня – это нищета, грязь и обязательно пьянство. Что там делать? Ты только представь такую жизнь. Из уютной квартиры и с хорошей работы – топить печь, не дай Бог, и навоз выгребать? Ну уж нет. Я однозначно поговорю с Ильей. Он должен больше уделят внимания твоим увлечениям!
В тот приезд я больше не разговаривала ни с мамой, ни, тем более, с мужем. А через несколько дней я уехала на мастер-класс одного известного художника-натуралиста.
Эта поездка была как глоток воздуха: живительного, пьянящяего, настоящего. Меня окружали люди, которые мыслили со мной на одной волне: они были прекрасны своим Я, они были молоды (в душе, некоторым из них было далеко за 60!), они были настолько настоящими, насколько вообще могут быть люди. Мы жили в небольшом палаточном городке, проводили вечера за ужином у костра, много шутили, пели под гитару.
-Ты же Марина, да? – В предпоследний вечер ко мне за ужином подсел молодой человек. – А я – Павел, мы так и не успели познакомиться.
- Очень приятно, да, Марина.
- Я слышал про Вас и Ваши работы. И наблюдал, как Вы рисуете. Это прекрасно! И особенно мне нравится, как вы ловите и передаете свет.
Павел, казалось, был чуть старше меня. Широкоплечий и очень высокий. С густыми, чуть вьющимися волосами, спадающими почти на плечи. Такой классический образ романтического художника.
- Павел... – Что-то крутилось у меня в голове, связанное с этим именем.
- Да-да, Павел Велисов.
- Ой! – Только и выдохнула я. – Очень приятно. Я совсем... оторвалась от реальности тут.
Велисов был молод, но его картины и вообще его работы с успехом выставлялись на многих мировых площадках. Он предподавал, писал книги по живописи и по графике, имел свою собственную студию и даже галерею в столице. Но при этом вел довольно скромный образ жизни и почти не появлялся на публике.
- Это ничего. Это Ваш первый мастер-класс?
- Нет, нет.. но первый, проходящий в такой атмосфере...
А потом почти до самого рассвета мы разговаривали. Про жизнь. И живопись. И вообще многое. Тогда, засыпая в палатке, я думала, что ни разу в жизни так свободно и так много не говорила.
Что-то внутри вдруг ожило. Сделало первый болезненный вздох.
Павел позвонил через пару недель после возвращения в город. Позвонил с приглашением на деловой ужин.
- У меня есть интересное предложение! – сказал он. И я слышала, как улыбается его голос.
Надо сказать, что не влюбиться в него с первого взглядя там, у костра, было невозможно. И единственное, о чем я думала все дни – почему я не видела его раньше. И почему никто в группе не говорил, что с нами работает Велисов. Такое событие не осталось бы не замеченным даже мной.
Павел сделал дейсвтительно интересное предложение, которое я приняла. Не думая. Он предложил работу, часть своей галереи и полное сотрудничество.
- Я посмотрел много Ваших работ. Я – очарован. И верю, что у нас получится классный тандем. У меня много проектов, которые я хотел бы начать с человеком, который мне близок. Хотя бы по настроению в картинах.
Почти на следующий день я перевезла свою домашню мастерскую в студию Павла. Находилась она в новом микрорайоне и занимала цеую секцию дома. На первом этаже было что-то вроде рабочего кабинета и небольшой приемной, там же сидел секретарь и управляющий, второй этаж – полностью мастерская, в несколько комнат. Тут был даже открытый класс для студентов. А на третьем этаже располагалась небольшая комната с кухней и ванной, а также кладовое помещение.
Со временем эта комната стала мне почти домом: тут я ночевала несколько раз в неделю (почти каждый день) стабильно. Мне казалось, что это дом мне роднее. А с Павлом мы становились как-то чуть ближе ... Мне нравилось, что он рядом. Нравилось, когда мы случайно соприкасались руками, нравилось, как он на меня смотрел. Нравились наши вечера, когда мы работали до поздна и выходили во двор хотя бы затем, чтобы подышать, и посмотреть на уже рассвет. Нравилось, что он несомненно каждое утро приносил мне кофе в большом стакане с забавными пожеланиями на день и пушисый, горячий, ванильный круассан с такой невероятной хрустящей корочкой. Для меня это было – Счастье. Мое уютное и настояшее.
Мой муж на мое частичное исчезновение отреагировал вполне логично, кстати:
- Не забывай только про семейные вечера. Нам иногда надо ездить к родителям.
И это было единственное, что напоминало мне о той, другой реальности.
Как-то уже в самый разгар весны я приехала домой. Мне нужно было поменять часть одежды и забрать кое-какие мелочи. Удивительным мне показалось то, что дома было непривычно чисто. И ужин на плите стоял еще горячий. При чем это был полноценный ужин, а не привычная мужская еда. Если так можно сказать.
Я открыла свой шкаф... и с еще большим удивлением обнаружила на вешалках много женской одежды. Не моей. Моя же была аккуратно собрана в самом углу. Буквально в ту же секунду входная дверь открылась.
-..... Марина, это Ира. Ира... это Марина. Моя.. эээ ... .Жена.
Наверное, такие немые сцены бывают только в кино.
Ира обо мне все знала. И вообще про нашу всю ситуацию. Встречались они уже около года, а с того момнета, как я переехала почти в студию – решили, что и жить можно вместе. Квартира есть.
- Ты же все равно тут не появляешься уже. Ну а к родителям, как и прежде, будем ездить. Пока не предумаем, как им сообщить. О разводе.
- О разводе?, - глупо переспросила я.
- Ну да, - пожала плечами Ира, - мы же не можем жить втроем вечно. И скрывать это тоже.
Я согласно кивнула. Согласно и безразлично.
Павел очень удивился, увидев меня с вещами поздним вечером в студии. Нет, конечно, он знал, что я остаюсь ночевать... но это уже было другое.
- Я немножко поживу тут. Пока не найду квартиру. Пожалуйста. – Только и сказала я.
- А ты... А вы... Что случилось?
- Это... это долгая история. Долгая и сложная.
Павел посмотрел на часы:
- Я думаю, у нас есть время.
И оно действительно было. И я действительно рассказала всю историю. От конца и к самому началу. Говорила и рыдала. Впервые за все свои годы я рыдала взахлеб, давая выход всем обидам и всему тому, что накопилось за, наверное, всю жизнь.
Павел еще молчал какое-то время после того, как я наконец успокоилась. А потом лишь спросил:
- Марина, а Вы когда-нибудь танцевали босиком на траве?
- В смысле... – я не поняла. Я была готова к осуждению, к жалости, к сочувствию. Как это бывает в те моменты, когда я делюсь с кем-то своей реальной прошлой тире настоящей жизнью. Люди пытаются включить «психолога»... А тут - ...
- Отдыхайте и ни о чем не думайте. Все будет хорошо. – Павел поцеловал мою ладонь и вышел из комнаты.
А на следующий день мы уехали.
- Это место относительно далеко. Если дорога будет хорошей – часов пять. Я думаю, это то, что сейчас всем нам нужно. Ничего особенного. Ничего привычного. Пусть это будет сюрприз.
Но большую часть пути мы проехали все же молча. Каждый в своих мыслях, но при этом я готова поклясться, что наши мысли были где-то рядом друг с другом. Конечная цель нашего путешествия – совсем маленькая деревня. Я насчитаа по дороге всего 7 жилых домов. Таких, типично деревенских: с резными окнами, чуть покосившимися крышами, с колодцами-журавлями, лавочками перед полисадниками.
- Марина, знакомься, это – моя бабушка, Зинаида Марковна. Бабуль, а это – Марина. Мы у тебя погостим пару дней.
На крыльце встречала сухонькая старушка в новом ярком цветастом платке. Дома же было на удивление современно, аккуратно и чисто. И внутренння обстановка никак не вязалась ни с обликом дома, ни даже с идеально выбеленной русской печью.
- Надо было предупредить, мне неудобно...
- Пустяки. Я тут провел все детство. Баба Зина мне многим заменяла родителей в ту пору, когда они много работали, чтобы устроить меня в хорошую школу. И этот дом, и село я очень люблю. Все мне тут дорого. Очень.
А утром он меня разбудил. Так рано, что я даже испугалась: было темно и слишком тихо. И даже зябко. Он протянул мне шаль и тапочки:
- Пойдем! Скоро рассвет уже.
На крыльце дымился чайник и стояли чашки, а также глубокая тарелка с разным печеньем, сыром и домашним хлебом. А еще играла музыка.
Прекрасный и немного грустный вальс. И мы танцевали. Босиком по утренней росе. В лучах майского рассветного солнца. Танцевали, держались за руки. Улыбались. И целовались. И были счастливыми влюбленными, перед которыми внезапно и секундно рухнули все преграды. Танцевали, пока у меня не замерзли ноги настолько, что я перестала их чувствовать. А потом сидели, закутавшись в пледы, на стареньком крылечке и держались за руки. И пили чай из маленьких чашек. И смотрели, как просыпается новый день. Прекрасный день.
****
- Ты уверена? Это будет сложный разговор...- Павел обнял меня за плечи. С мамой я не виделась несколько месяцев из-за «высокой загруженности на работе», а по телефону старалась избегать каких-либо личных тем. И за эти несколько месяцев в моей жизни произошло много важных перемен. И самое главное – я вдруг поняла, что у меня есть моя жизнь. И только я могу решать, как ее строить. Или не строить. Любить или не любить. И что мне в этой моей, пусть маленькой жизни, абсолютно все равно – что скажут соседи, тетя Валя, Марта Васильевна из администрации и прочие-прочие люди. Все равно хотя бы потому, что обо мне итак уже говорят. Немного, но только хорошее. А в прикроватной тумбочке лежит приглашение на одну из крупнейших выставок современного искусства. Одно только это нужно заслужить. Суметь.
- Я знаю. Это будет нелегко. Но без этого нельзя. Так дальше нельзя.
Павел сжал мою руку.
- Мам, привет..
- Привет. Срочное чего?
- Можно и так сказать.
- Если срочное, говори. Я только на рынок собралась. Боюсь, все свежее разбирут. Ты же знаешь, к 10-ти утра уже ничего не остается. А в магазинах химия одна.
- Мам, подожди с химией, пожалуйста. У меня несколько новостей. Важных.
- Важных?
- Да. Я развелась с Игорем. Три месяца назад. Я думаю, он еще не сказал своим родителям, да и не важно. Он уже больше года живет с другой девушкой и, кажется, уже на этой неделе у них будет ребенок.
- Что?! Как?! Какой ребенок! Как развелась?!! Почему ты мне ничего не сказала!?
- Мам, подожди. Это не все.
- Что значит не все?! Какой развод!? Кому ты будешь нужна после развода! Как я буду людям в глаза смотреть!?
- Мам, это не все. – Старалась сохранять спокойствие я. – Я скоро выхожу замуж. Через три недели у нас свадьба. Его зовут Павел и он очень успешный художник с уже международным именем... И, да, я беременна. Срок еще маленький, но...
Дальше мне договорить не удалось. На меня обрушился поток всевозможных слов и проклятий, и всего того, к чему я так привыкла за долгие годы. С той лишь разницей, что теперь мне было все равно. Где-то внутри меня оборвалось все то, что позволяло манипулировать. Умерло. Я молча выслушала и про «маляров», и про «позор», и про то, что мы «сопьемся и станем наркоманами», и про то, что я «разведенка» и «понесла от неизвестно кого», и про то, что «это все гены отца непутевого», и еще много чего. Финальным аккордом стало то, что мама с треском бросила трубку после фразы, что «дочери у нее теперь нет».
Я закрыла лицо руками и шумно выдохнула.
- Это было ожидаемо. – Только и сказала я.
- Все так плохо?
- Все логично...
***
Свадьба была красивой и только для самых близких людей, которых собралось не так уж и много. На свадьбу приехал и мой отец с Леной. Конечно же, мамы не было. Да и глупо было ожидать ее появления. Если уж совсем честно.
Наш медовый месяц совпал с поездкой в Вену на выставку и это было поистине прекрасно. Прекрасное путешествие в мир искусства, в мир красивой архитетуры и вообще другой атмосферы. А по возвращению мы погрузились в еще более приятные заботы: обустраивали новый дом. Это был подарок Павла на свадьбу и на рождение сына.
Он купил уютный дом сразу за городом и с очень большим участком. Раньше тут располагалась старая барская усадьба. Старые постройки, конечно, обновили, но стиль сохранили полностью. И это было прекрасно. Среди высоких вековых сосен мы обустроили десткую площадку. И домик, который предназначался когда-то для гостей – стал теперь домашней мастерской. А еще у нас по двору теперь бегали маленькие козочки цвета теплого песка с очень длинными ушами – подарок владельцев галереи в Марокко. А в небольшом птичнике гуляли те самые шелковые куры ярко-красно-коричневого цвета.
- Марин, мы с Леной приедем на день? У меня новость есть... – голос папы был немного тревжным и грустным.
- Да, пап, конечно.
В тот вечер мы говорили впервые и очень долго. Про прошлое, про жизнь, про то, что у них с мамой были очень сложные отношения, и еще более сложные – со свекровью. Про то, как он встретил Лену, уже беременную и в полном отчаянии. Про многое. Это было что-то вроде и исповеди, и извинения, и разговора опоздавшего отца и уже взрослой дочери.
- Я подал на развод. Это сложное решение и еще более сложные последствия... Мы решили переехать в другой город. У Лены за Уралом родители живут и квартира осталась. Эту она продаст. У меня есть кое-какие сбережения в банке... я хочу оставить половину тебе, половину...
- Нет, нет, нам не надо. Па, я понимаю.
- Ну, вам не надо, значит, будет подарок внуку. Мы теперь будем не рядом. Не часто будем видеть. Я вот...тебе адрес написал. На всякий... Знаешь, все бывает. Просто чтобы ты знала, что у тебя всегда есть дом. Еще один. Хотя я смотрю, Пашка – он такой, настоящий. За ним – как за стеной.
Он кивнул в сторону моего мужа, играющего на площадке с сыном Лены.
Я обняла отца. И это было удивительное чувство.
- И последнее, - он посмотрел на часы, - у нас поезд завтра уже. Надо вещи собрать. Ты прости, что мы так... не сказались. Марин, ты не думай про мать... Ее уж такой сделали. Родили, что ли. Она по-другому не умеет.
- Пап, я ей звонила. Она только слышит мой голос – бросает трубку.
- Я не про это. Она и не ответит. И в дом не пустит. Уж такой характер, что там. Но обещай мне одно.
- Что?
- Если однажды она тебе позвонит или приедет вот – не отварачивайся. Не потому, что она все же мать – это другое. Может, в тот момент – ей и правда станет нужна поддержка. А может, даже семья. Семьи-то у нее не было никогда...По сути.
Папа уехал. Я еще какое-то время думала о его словах. Еще несколько раз пыталась позвонить маме.
А потом все закрутилось в новом ритме: рождение сына полностью изменило нашу жизнь и мысли, и новая роль родителей оказалась и сложной, и интересной.
И первый новый год мы встречали с большой пушистой елкой, с разноцветными коробками с подарками под ней, с самыми близкими друзьями. Вечер 31-го декабря мне казался сказочным и сошедшим со страниц какого-то модного глянцевого журнала – где все идеально, все счастливы, горят многочисленные свечи и часы на каминной полке спешат завершить год.
Было уже почти 10, когда в дверь позвонили.
- Мы ждем кого-то? – спросил Павел.
- Нет, вроде. Никого. – Удивилась я.
- Марина, я... я думаю, это к тебе... – Послышалось из прихожей.
Я спустилась вниз. В дверях стояла моя мама с небольшой дорожной сумкой.
- Я... Я телефон потеряла. Поэтому не предупредила... Я вот... – Она протянула сумку, - тебе же сейчас только все натуральное можно... Тут вот – сметана, творог – свойский, мы с тетей Валей вместе делали. Не то,что химия городская...
Она стояла какая-то потерянная, совсем другая, живая и с темными кругами под глазами. Знакомая и незнакомая. И мы обнялись. Впервые за многие, многие, многие годы.
И плакали. Вдвоем. Через разделяющую нас когда-то пропасть. В последние минуты уходящего года случилось наибольшее из чудес.