После 1372 года Москва от всей северо-восточной и северо-западной Руси действительно перестала посылать в Орду царскую дань.
-Мамай требует ежегодного выхода в тех размерах, которые получали когда-то цари Узбек и Джанибек, - рассуждали Дмитрий и его ближники, - но при этом не может защитить нас от Ольгерда, не владеет Сараем, не является Чингисидом и не имеет при себе настоящего царя. Так зачем нам признавать его власть над собой? Тем более, что Мамай не способен наказать нас за неповиновение. Не будем вовсе посылать дань этому выскочке! И в Сарай тоже, потому что там цари меняются иногда быстрее, чем проходит год.
Изменившийся баланс сил между Москвой и Ордой очень скоро дал о себе знать. Когда в Нижний Новгород явились мамаевы послы с намерением отдать ярлык на великое княжение Дмитрию Константиновичу, то тот стал отбиваться от подобной «чести», памятуя, что без приведения Москвы в покорность ярлык ничего не стоит, а горожане избили обнаглевших послов, требовавших от имени своего господина за ярлык выдать великокняжескую дань за два года. В результате стычки, которую активно поддержал и даже спровоцировал суздальский епископ Дионисий, были убиты полторы тысячи татарских воинов, а главу делегации Сарайку вместе с оставшимися в живых остатками дружины препроводили в один из княжьих теремов в качестве почётных пленников. Дмитрий Константинович после инцидента просил своего московского зятя о поддержке в случае войны с Мамаем.
-Ты её получишь! - обещал через гонцов Дмитрий Иванович.
-Татары не защитят нас от произвола Москвы, - рассуждали остальные русские князья северо-востока. - Проверено на Дмитрии Суздальском и Михаиле Тверском. Сарай далеко, Москва — рядом. Коли цари хотят, чтобы мы им повиновались как раньше, пусть они у себя порядок наведут и Дмитрия Московского на колени поставят.
Московский князь и его двор всё ещё находились в Переславле-Залесском. Переговоры с Киприаном закончились неоднозначно. С одной стороны они принесли мир с Литвой и отказ Михаила Тверского от претензий на Великое княжество Владимирское. С другой — митрополит обязывался на деле стать духовным владыкой всея Руси, что отрывало бы его от Москвы. Дмитрий и московская верхушка решили про себя не отпускать Алексия всерьёз, в крайнем случае выпросить у алчного Константинополя, прирученного к щедрым подаркам, собственного митрополита, который носил бы титул Московского и всея Руси. Пока же московский правитель готовился компенсировать церковные уступки усилением влияния на светском фронте, заключив военный союз против любого агрессора с соседними князьями.
Ядро союза уже имелось. Дмитрий Суздальско-Нижегородский теперь был крепко связан с Москвой и присоединился к договору вместе с сыном Семёном и братом Борисом Городецким. С энтузиазмом откликнулся на зов Роман Черниговский, который стал господином Брянска и отчаянно нуждался в защите в случае войны с Литвой. Кроме них к союзу присоединились зависимые от московского князя правители Ростова, Ярославля, Белоозера, Мологи и Кашина. Семён Оболенский, Иван Тарусский и Роман Новосильский будто сами притянулись, не в силах устоять перед масштабом происходящего. А главное, к договору примкнул Святослав Смоленский, опасающийся за захват своего княжества Литвой.
Чтобы не вызвать излишнего беспокойства у литвы и татар, местом сбора стал всё тот же Переславль-Залесский, а поводом — крестины третьего сына Дмитрия, родившегося 26 ноября. Помимо Алексия по совету Владимира Серпуховского позвали всероссийского духовного авторитета Сергия, который своим присутствием показал, что Москва и церковь всё так же едины, несмотря на происки Киприана.