Принято восхищаться «Серебряным веком русской культуры», - но, культура эта была больна. Она погрязла в декадентстве, сексуальной распущенности, тёмных душевных надломах. Кумирами молодёжи становились сатанист, ценитель (он же и – переводчик с французского «Цветов зла») Шарля Бодлера, - Валерий Брюсов, автор «Мелкого беса», Фёдор Сологуб, последователь идей антропософа Рудольфа Штейнера, Андрей Белый («Человек начинается там – писал он – где кончается слово, где слово свивается – там начинается оккультизм…»), член ложи розенкрейцеров, певец «Прекрасной Дамы», Блок... - они владели умами, на их фотографии молились, а над стихами проливали слёзы…
Всё выше храм, торжественный и дивный,
В нём дышит ладан, и поёт орган.
И слышен голос Мастера призывный
Нам, каменщикам всех времён и стран.
Но, кто он в действительности, этот «мастер», что так вдохновляет Николая Гумилёва? Не булгаковский ли Wоланд (он же - Мефистофель Гёте) случаем заглянул «на огонёк» туда, где должен быть совсем не ладан, а фимиам.
«Идея «святого ремесла» (Цеха поэтов) – напишет Валерий Шубинский в книге «Зодчий» - конечно, не слишком русская, не случайно словосочетание взято из стихов Каролины Павловой, любимой поэтессы Брюсова, трёхязычной писательницы, обрусевшей немки. О масонстве Гумилёв «болтал» в 1912 г. с Кузминым и этими мотивами проникнуты такие его стихотворения как «Средневековье», и первая редакция «Пятистопных ямбов».»
Вообще, Брюсов с самого начала взялся опекать молодого поэта, где только можно «делая ему protectio». В письмах к «patronus» Гумилёв упоминает о «занятиях оккультизмом» и чтении «рекомендованных» книг. В самом деле, фантастическая история мира, развивающаяся в работах Папюса, Блаватской и прочих «мэтров» - очень неплохой материал для творчества. В 1908 году, находясь в Париже среди сорбонских студентов он поучаствовал в сеансе чёрной магии – все товарищи вскоре бросили эту затею, однако, Н. С. прошёл путь до конца и, поэтому, – сообщает он в письме своей знакомой Делла-Вос-Кардовской, – «мне довелось увидеть в полутёмной комнате какую-то неясную фигуру…». После этой истории психическое здоровье поэта явно пострадало и время от времени стали проявляться суицидальные мотивы:
Не спасёшься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но, молчи: несравненное право –
Самому выбирать свою смерть.
Спириты, теософы, розенкрейцеры, мартинисты и прочие «искатели истины» пустившие корни в России не скрывали антихристианской сущности своей миссии. Сложнее обстояло дело с софианством, или неоправославием, подрывающим под предлогом требований реформ православную церковь изнутри. Основоположник учения о Святой Софии — Владимир Соловьев (1853 — 1900), обладая гениальным умом, представлял собой в то же время, как полагают некоторые исследователи, «врожденно неполноценную личность с несомненными психопатическими чертами психической дегенерации». При ближайшем рассмотрении оказалось, что соловьёвская София очень похожа на Шехину, женскую ипостась иудейского Б-га. Он считал, что та же самая «софия» в своё время являлась визионерам Бёме, Сведенборгу, Парацельсу. Владимира Соловьёва искушала и вполне земная дама, Анна Шмидт, которая внушала философу, что он является… Христом, а она «тварным воплощением» Святой Софии. Примечательно, что в качестве подобного «воплощения» у каждого софианца был, как говорится, свой персонаж женского пола. Если для Андрея Белого в качестве таковой выступала Маргарита Морозова (урожденная Мамонтова — жена промышленника и мецената М. А. Морозова), то у Александра Блока была другая «незнакомка», — Л. Д. Менделеева, вдохновлявшая в те годы его поэтическую музу.
После смерти философа возникла идея создания небольшого кружка, члены которого ставили своей задачей развитие и популяризацию учения о Святой Софии как женственном начале в Боге, неустанными поисками «познания» которого они и занялись. Собрания проходили в доме его брата, Михаила Сергеевича Соловьева. Что же касается подходов к проблеме, то здесь некоторые участники со временем основательно разошлись. Если одних интересовала её религиозно-философская сторона ( гностицизм Валентина), то другие, напротив, связывали эту тему прежде всего с политическими процессами происходящими в России, усматривая некую «исключительную роль Софии», как «божественной энергии» в приближающейся революции…
…Тем временем в 1903 году умирает М. С. Соловьев, и на месте его кружка возникает новая организация «Братство аргонавтов» председателем которой становится Андрей Белый. Одновременно с московским кружком и в тесной связи с ним работали петербургские софианцы, группировавшиеся вокруг Мережковского и Гиппиус, всецело посвятивших себя поискам новой религии Третьего Завета. Современники утверждали, что их семейный союз был в первую очередь духовным, а не супружеским. Более того, злые языки называли его союзом лесбиянки и гомосексуалиста (Мережковский и Философов). Впрочем, в «нетрадиционных» сексуальных отношениях «были замечены» также создатель «Башни» (новой Вавилонской?) Вячеслав Иванов, поэты Городецкий, Кузмин. «Хозяйка салона», жена Иванова, Лидия Зиновьева-Аннибал, разыгрывая из себя «жрицу Диониса» часто принимала гостей в красном хитоне. Широкой публике она была известна скандальной повестью «Тридцать три урода», в которой подробно описывается лесбийская любовь. Ну, почти что «Лето в пионерском галстуке», не правда ли? Только тема, время и место несколько другие. Усилия членов «кружка», помимо религиозно-философских диспутов, были направлены на внедрение в общественное сознание идеи «свободной любви», ведь, по словам того же Иванова, «в сущности вся человеческая и мировая деятельность сводится к Эросу и, в чистом виде нет ни этики, ни эстетики…».
«В русской эмиграции было создано «Братство святой Софии», - пишет в книге «Бумагия» Юрий Воробьевский - куда вошли С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Франк и другие известные люди. Братство плотной стеной окружило митрополита Евлогия, утвердившего их устав, и энергично повело свою работу, стараясь захватить исключительно господствующее влияние в зарубежной церкви, надеясь впоследствии подчинить ему и церковь в России. Все эти великомудрые деятели стремились к «свету Софии». Очистил ли их этот огонь? Просветил ли свет?»:
К чему судьбой, слепой прелестницей,
В огне и тьме я был храним,
И долгих лет спиральной лестницей
В блеск молний вышел, невредим?
В. Брюсов.
Кто ты, зельями ночными опоившая меня?
Кто ты, Женственное Имя в нимбе красного огня?
А. Блок.
…здесь мышь летучая когтём царапала
витые символы и не спеша
водой холодною на землю капала,
как слёзы ангела, его душа…
…судьба-прелестница, такая странная –
сквозь подземелия «добра и зла»
София ли – Шехина званая
куда-то в сумерках опять вела…
…Прекрасной Дамы той рука манящая
и ало-чувственный в улыбке – рот:
вот оно главное и настоящее,
всё остальное – пусть подождёт…
…секреты каббалы, атлантов знания
для «правды алчущих» – святей святых:
«продлись, продлись, очарование»,
воспой богов моих звенящий стих…
…штыки «двенадцати» пронзят распятие,
в том красном мареве – нет куполов:
…спиралью лестницы, веков проклятие, –
и маски демонов из страшных снов.