Дочь дяди Адалета и тети Шафиги, обзаведясь вторым ребёнком, прихватила зятя и переехала к родителям, поскольку молодые категорически не справлялись с шестилетним сыном Анарчиком и свежерожденным младенцем Эмилем. После чего тетя Шафига, рьяно взявшаяся помогать дочери, вдруг ощутила вселенскую усталость.
В принципе младенец Эмиль, если сравнивать его с гиперактивным Анарчиком, был идеальным ребёнком - аппетитно сосал грудь, исправно пачкал пеленки и безмятежно посапывал в колыбели.
Однако данная идиллия имела место исключительно в дневное время. С наступлением ночи упомянутый младенец вздыхал, широко открывал рот, расправляя, очевидно, застоявшиеся легкие, после чего включал басовый регистр и заводил вой, который наверняка устыдил бы саму иерихонскую трубу.
Не помогало ничего - ни активные укачивания на ручках красных от волнения тетя Шафиги и дочери, ни кормление, ни ритуальные дядиадалетовы пляски с погремушками, ни увещевания вконец отупевшего от бессонницы зятя («Эмиль! Тебе сорок пять дней, ты уже взрослый человек и пора бы понимать…»). Когда под утро разбитые домочадцы готовы были пасть замертво от усталости, младенец изображал подобие улыбки и сладко засыпал, иногда даже похрапывая от удовольствия. В то время когда остальные должны были начинать очередной трудовой день.
Зять клялся, что перед рождением младенец Эмиль наверняка прошёл где-то на небесах ускоренные курсы юного садиста. Дядя Адалет, недовольно хмурясь, возражал, что школу садиста перед рождением скорее всего с отличием заканчивают женщины, иначе где бы они научились так изощренно издеваться над мужчинами с самого рождения.
- Ты посмотри как настырно они вынуждают ребёнка пить укропную воду! - возмущался дядя, - и ведь то же самое делает со мной Шафига, заставляя есть тыкву, а я ненавижу тыкву, даже если в ней железа как на металлургическом комбинате!
Внук Анарчик каждое утро стучал кружкой по столу и требовал отнести братца туда, откуда взяли. Зять объяснял, что «откуда взяли» не получится даже при большом желании самого зятя. Тогда в качестве альтернативы Анарчик предлагал различные варианты кляпов собственного дизайна с использованием резиновой клизмы, морковки либо грязного носка.
Невозмутимость сохранял лишь кот Мистон, поскольку режим младенца Эмиля достаточно хорошо синхронизировался с его привычкой отсыпаться днём и охотиться ночью. Хаотично бродившие по квартире люди как нельзя лучше отвечали потребностям кота игриво вцепиться в лодыжку тети или опрокинуть приготовленную бутылочку примо на дядиадалетовы пижамные штаны.
- И все бы ничего, - плакалась тетя Шафига на работе подруге, - и все бы ничего, если бы не Адалет. Вообрази, он решил помогать мне с готовкой.
- Так это же прекрасно, - удивлялась подруга, - с жиру бесишься, Шафа, ей-богу.
- А кухня и пригоревшие сковородки, которые потом надо отмывать?! - восклицала тетя, - и вообще, Лала совсем забросила Анарчика, от зятя никакого толку, он вечно в компьютере, отпуск у начальства просила, не дают, у Адалета разыгралась грыжа. Все с смотрят мне в рот и ждут решения проблем, а я, как видишь, просто потеряла человеческий облик.
- Да, тебе бы не помешал ботокс, - посочувствовала подруга, - и блефаропластика тоже, вон как веки обвисли.
- Пластика! - возопила тетя, - мне бы просто поспать пару часов подряд. Жизнь прошла зря.
И тут тетю Шафигу понесло. Она припомнила все свои юношеские обиды: покойный папа запретил ей поступать в хореографическое училище, велев учиться на врача; бабушка не позволила отправиться с подругами в Прибалтику по случаю окончания школы, а дядя Адалет, едва успев сделать предложение и стать официальным женихом, разбил в пух и прах ее мечту заняться парашютным спортом. И прочее, и прочее, и прочее.
- А как я хотела научиться танцевать танго по настоящему! - воскликнула тетя в завершение своего монолога и чуть не зарыдала с досады.
- Что же тебе мешает? - меланхолично вопросила подруга, - бери Адалета и танцуй.
Тетя Шафига поперхнулась от негодования и напомнила, что танго и дядя Адалет лежат в параллельных плоскостях, которые согласно закону то ли физики, то ли геометрии никогда не пересекутся друг с другом. Не говоря о том, что дядя давно уже, мягко говоря, не мачо.
С этими словами окончательно рассерженная на жизнь тетя дождалась окончания рабочего дня и направилась домой, забежав предварительно в магазин за любимым творожком внука Анарчика и кефиром для дяди Адалета. Дядя женину заботу не оценил, но похвастался прибитым к стене фотопортретом младенца Эмиля. Портрет почему-то висел почти под потолком и изображал лицо младенца в фазе раскручивания ночного концерта. Вокруг на полу живописно валялись молотки, гвозди и какие-то скобы.
Дядя Адалет гордо ждал тетиного одобрения и очень удивился, когда жена рассержено приподняла брови.
- Тебе никогда ничего не нравится, Шафига, - сказал дядя, - я просто удивляюсь, как мы прожили столько лет вместе. Ничем тебя не порадуешь.
Дочери не было дома, она повела внука Анарчика на первый урок музыки. Из спальни выполз зять с лицом скорбной мадонны, сообщив, что младенцу Эмилю, покоящемуся у него на руках, не мешает сменить подгузник; дядя Адалет в свою очередь намекнул, что пора бы поужинать, надо только нажарить картошки, а курицу он уже отварил, правда она немного пригорела….
Бес, вселившийся в тетю Шафигу на работе, велел ей проигнорировать призывы домашних, удалиться к себе в комнату и оплакать все несбывшиеся мечты, включая кругосветное путешествие на воздушном шаре. Что она и сделала, гордо продефилировав перед носом дяди Адалета.
- Шафига, ты куда? - изумился дядя, глядя на захлопнувшуюся перед носом дверь.
- А подгузник?! - возопил зять.
- Подгузник смените сами, - отозвалась тетя Шафига, - вдвоём с Адалетом! Надеюсь, справитесь. А мне надо отдохнуть.
С этими словами она легла в кровать, накрылась с головой пледом и погрузилась в сладостный процесс жалости к самой себе.
Дядя и зять остолбенело взглянули друг на друга. Младенец Эмиль покраснел, закряхтел и начал усердно тужиться.
- Скажите пожалуйста, - пожал плечами дядя Адалет, - сколько сарказма. Женщины всегда считают себя незаменимыми. Неужели мы, двое взрослых мужиков, не справимся с одним засра… давай сюда ребёнка.
- Вы уверены? - встревожился зять, отодвигая младенца на расстояние вытянутых рук, - вообще-то его Лалка всегда меняет… или теща… я пока не пробовал.
- Клади на столик, тебе говорят, - осерчал дядя, - что за малодушие! Иди сюда, мой маленький… это я не тебе! Неси подгузник, салфетки, что там у вас…
Зять передал дяде Адалету младенца Эмиля и метнулся на кухню. Вернулся он с бельевой прищепкой на носу и предложил вторую дяде. Тот седито фыркнул, после чего зять метнулся еще раз, принёс пачку памперсов, коробку салфеток и в ожидании уставился на тестя.
Младенец Эмиль, облегчившись, сучил ногами, лёжа на пеленальном столике, и готовился воплем подстегнуть родственников к выполнению ожидаемых гигиенических процедур.
- Так, - нахмурился дядя Адалет, разглядывая внука, - с какой стороны он распаковывается? Тут все сплошь комбинезон, а кнопки почему-то не там расположены.
- Это боди, - гундося, проявил осведомленность зять, - Лалка его не снимает, она меняет прямо так. Где-то между ног расстегивает.
- В смысле, между ног, - удивился дядя, - ах да, вижу. Сейчас, мой хороший… (это я не тебе). Господи, какой огромный, это же невозможно извлечь…
С этими словами дядя Адалет уставился на памперс, белым айсбергом громоздившийся в нижней части младенца. Потом дядя смекнул, что нужно расстегнуть ещё пару кнопок, после чего принялся за поиски липучек- застежек, о наличии которых ему сообщил отодвинувшийся подальше зять.
- Где же они, - мучился дядя, шаря по подгузнику, - какая-то сложная система. Может, тут есть молния?
Младенец Эмиль, устав от дядиных манипуляций, вздохнул, брыкнул ногами и залился плачем в басовом ключе. Подгузник неожиданно раскрылся, обнажив содержимое, и воздух мгновенно наполнился миазмами.
- Зажим! - не своим голосом вскрикнул дядя Адалет, опрометчиво сделавший глубокий вдох. Зять проворно нацепил ему на нос вторую прищепку.
- Бождо уже вытаскивать! - крикнул зять и отскочил в угол комнаты.
- Дельзя! - рассердился дядя, - дуждо обезопасить Эбиля! Он болтает догами! Я держу доги, а ты вытаскивай поскорее!
- Чем?! - в отчаянье возопил зять, - божет , я щипцы с кухни принесу?
- Дадень резиновые перчатки, если такой деждый, - заорал дядя, - быстрее, сейчас все будет в…
- Уаааааа, - утробно завывал младенец Эмиль.
- Что у вас происходит! - крикнула из своей комнаты тетя Шафига.
Дядя на повышенных тонах ответил, что у них все порядке, так что тетя может спокойно отдыхать, если позволяет совесть, а вообще-то мужчины прекрасно справляются с уходом за ребёнком, и непонятно, с чего это женщины только и делают, что жалуются на усталость.
Тем временем зять, нацепив на руки полиэтиленовые пакеты, начал извлекать памперс из-под попы младенца. Дядя придерживал эмилевы ноги и руководил траекторией выемки.
- Правее, - командовал он, - аккуратнее. И сразу в мусорный мешок! Почему весь комбинезон в …? Дай салфетку, подотру. Нет, лучше ты, тебе сподручней.
- Я это не смогу, - заламывал руки зять, - меня сейчас стошнит.
- Божебой, что за проблема, - возмущался дядя, - я сам все вытру. Ах ты мой красавец! Сейчас будешь чистеньким, снимем твоё боди, дедушка все сделает, раз у тебя такая бессердечная семья.
Дядя Адалет умиленно наклонился над младенцем Эмилем и в эту же секунду получил в лицо прицельную струю. От неожиданности дядя не среагировал вовремя и оторопело ждал, пока младенец полностью не оросит его усы. Зять затрясся от нервного смеха и уронил на пол памперс со всем содержимым, куда немедленно вступил подошедший поглазеть кот Мистон.
Кот Мистон, отличавшийся повышенной брезгливостью, взвыл и начал остервенело чистить лапы о любимый ковёр тети Шафиги. Ничего не подозревающая тетя в этот самый момент вспоминала, как в институте за ней ухаживал невзрачный на вид парень, ставший впоследствии послом в одной из роскошных европейских стран. А коварный дядя Адалет буквально отбил ее у перспективного ухажера, поскольку тетя не смогла устоять перед дядиадалетовыми усами и репутацией местного Казановы.
Тетя начала жалеть себя с удвоенной силой, когда в соседней комнате раздался грохот. При этом хныканье младенца Эмиля перешло в высокий регистр. Тетя Шафига, мигом придя в себя и позабыв о разбитой жизни, выскочила за дверь с истошным воплем: «Что вы сделали с ребёнком?!»
Картина, которую она застала, была живописной. Над младенцем, вымазанном по уши, навис дядя Адалет с чистым подгузником. Дядя прикидывал, как бы надеть упомянутый предмет гардероба на внука. По ковру ползал зять, затирая влажной салфеткой следы за котом Мистоном. Кот шипел на зятя, повелевая отвязаться и не преследовать несчастное животное, и так уже пострадавшее от того, что попало в подобную семейку.
Завидев тетю Шафигу, младенец Эмиль перестал орать и радостно загукал. Тетя схватила его на руки и помчалась в ванную, произнося по пути различные словосочетания, характеризующие ее отношение к ситуации в целом и к дяде с зятем в частности.
- Да разве ж Шафига даст завершить хоть одно дело?! - риторически вопросил дядя Адалет, - хотели помочь и перепеленать ребёнка. Так нет, надо было непременно влезть и все испортить.
- Добро наказуемо, - поддакнул зять, поддевая грязный памперс пальцами ног и запихивая его в пустой пакет, - сейчас ещё Лалка придёт и набросится с претензиями.
- Им все не так, - согласился дядя Адалет, - а потом жалуются, что мы не помогаем. Убивают инициативу на корню.
Дядя с зятем, ворча и жалуясь, побрели на кухню есть подгоревшую курицу. Позже к ним присоединилась тетя Шафига со свежевымытым младенцем Эмилем и дочь с внуком Анарчиком, вернувшиеся с урока музыки. Младенец ангельски улыбался, лежа на руках у тети, и готовился к очередному ночному концерту.