Планета Кадулл
Зона прилёта космопорта Режистан-Радани
16 января 2332 года
Инжекция или впрыск. Именно эти два слова вспомнились Кармазину, когда чуть больше десятка полицейских вышли в зал из служебного помещения. Вышли, рассеялись, теперь они идут по залу растянутой цепочкой, наверное, как группа траулеров, чтобы не пропустить ничего. И они удивительно стремительно выхватывали из толпы одиночек с полным знанием дела. Выхватили, что-то сказали, чего-то добились и всё, следующий.
- …Поставьте подпись, с правовым режимом ознакомлены.
- Где ставить?
- Красный овал на моём планшете, палец приложите и всё.
- Стоп, две секунды, ознакомлен... А с чем ознакомлен, то?
- С этим.
У полицейского, естественно в необычной одежде, между пальцев зажат предмет. Нестираемая карта памяти, которую прочтёт любой современный телефон или планшет. Типичная бюрократия под названием «профилактика правонарушений». Какой процент новоприбывших прочтёт «правовой режим», а не выбросит полученное в первый же мусорник? Впрочем подобный подход – лучше чем ничего. Ведь незнание Закона не освобождает от ответственности, а местный шеф полиции, если что, не сможет сказать, что его сотрудники ничего не делают.
Гриша держит в руке карту памяти и думает, как же его вычислили? Наверняка это несложно – он стоит, «ловит мух», в смысле осматривает первое в его жизни строение «неземной цивилизации». А полисмены работают уже не первый год и всех таких видят сразу же.
- Григорий Алексеевич?
- Да… Не, вот секунду, почему вы решили, что именно я – Григорий Алексеевич?
- Вам перечислить?
- Уж пожалуйста.
- Во-первых, вы стоите с отсутствующим взглядом, вы прибыли на территорию Новой Республики впервые. Во-вторых, вы не торопитесь. Как вам написали, вас должны встретить…
- Стоп, стоп, стоп! Вы… Так… Вы сказали, что я, это… С отсутствующим взглядом. С чего вы так решили?
- Я общалась с первым человеком в своей жизни в сентябре 2313 года, больше 18-ти лет назад. Как считаете, подобный срок достаточен, чтобы составить собственное представление о ваших привычках?
- И повадках…
- Простите?
- Да так, ничего. Достаточный, наверное. В первом вы правы – я впервые в жизни улетел из Солнечной системы. И ещё… Вы знаете, сколько наши литераторы писали о внеземных цивилизациях? Наверное… Хм, интересный вопрос, кстати. Я вот не помню, когда написали «Войну миров»…
- В 1897-м году, за 34 года до моего рождения. Кстати, я Сату.
- Оч приятно, Сату.
Значит «сестричке», и, возможно, будущей коллеге Кармазина около трёхсот лет. Она говорлива, но так, в меру. Говорлива, возможно, образованна, и уж точно неплохо начитанна. Может, даже лучше Гриши? И у неё отличная память, уж наверняка обычный школьник, читая Уэллса вряд ли запомнил дату публикацию книги.
Сату одета в новую, но довольно простенькую одежду. Его соседка по рейсу держалась за действительно поразительный, хоть и покоцанный костюм, а здесь? Грубый кожзам, грубая автоматическая строчка, и капитанские погоны на её длинных, но не очень широких плечах. Сату – военная, и скрывать этот момент она совершенно не собирается.
***
- О-оо… Как хорошо то… Давайте притормозим немного?
Они вышли из здания, а снаружи жар. Жар сухой и для Кармазина очень приятный. Грише кажется, что его прям таки ломает, ему хочется выгнуться, повертеть личиком у солнышка. Не только физиономией, но и прочими частями тела. Хосспаде, даже когда Гришенька был на Галапагосах, то тоже как-то не умилялся погоде на архипелаге, расположенном на экваторе. Галапагосы по-своему интересны. Интересны своим происхождением, интересны тем, что в некотором смысле находятся между молотом и наковальней. В архипелаг «бьют» сразу несколько сильно холодных океанических течений, и погода, не говоря уж об ураганах, которые порождает «шалунишка» Эль-Ниньо. А здесь… Ну-у, здесь просто тепло и всё, и это так здорово, что Гриша даже прикрыл глаза и представляет себе, как тепло разливается по его телу.
- Григорий Алексеевич, уверяю, вы успеете пресытиться телом от Светила.
- Наверное… Ой, я не могу…
Кармазин, в принципе может часами рассказывать, что он «хрен из заполярья» и он так далёк от некоторых простых человеческих радостей. Человек разумный, который гомо сапиенс, появился в африканской саванне. Бибизяны оказались в высокой траве и были вынуждены встать, чтобы видеть, что происходит вокруг. А ведь тундра даже с криволесьем – далеко не саванна.
- Сату, вы меня извините, конечно, но вы обо мне ни черта не знаете.
- Вы родились в 2292-м году на планете Земля в стране…
- Конкретнее, где я родился?
- Город Норильск.
- Вы представляете себе, что такое город Норильск?
- Конечно же нет. Как и что такое планета Земля.
- Ещё бы. Ладно, пойдёмте, понежиться на тепле я ещё успею.
Кармазин вспомнил, что он приехал (точнее прилетел) сюда работать, а не что-либо ещё. По поводу остального он почитает заметки и комментарии Барышева, который, кажется, собаку съел на корпоративных планетах. Что же касаемо работы, Кармазин видит большой купольный радар, который видит всё в зоне распространения радиолучей. Кроме этого, почти наверняка есть и другие радары, поменьше. У этого есть своя «мертвая зона» а военному диспетчеру движения должно быть видно всё. На заре аэропортов в них были высокие контрольные башни, с которых диспетчера видели все движение воздушных судов на рулёжках, стоянках, на подходах и взлёте. Сегодня, космоплан, заходящий на посадку в космопорте «Санкт-Петербург – Бычье поле», будет двигаться на гиперзвуковой скорости ещё над финскими болотами, и только зонды в стратосфере будут глазами диспетчера, потому что его глаза, что на лице растут, ему ничем не помогут. А эти, азадийцы, в смысле, технологически на голову, если не на две впереди человечества. Впрочем, физику им, впрочем, никто опровергнуть не даст. Глаза, да, наверняка, разные бывают, но за горизонт заглянуть не дано никому. Современный диспетчер уже давно превратился в работника большого и указательного пальца, которыми он вертит картинку на экране. А также убеждающе-уговаривающего, особенно когда пилотам нужно пролететь ВПП космопорта, где-то разворачивать машину в принципе не предназначенную для манёвров в плотных слоях атмосферы.
Их рабочее место под землёй и там совсем не жарко. Все данные с радаров перемалывает вычислительный центр – несколько модулей, работающих в жидкостной системе охлаждения с полным погружением. Сверху такая штука напоминает звездообразный двигатель внутреннего сгорания, погружённая в жидкость температурой градусов 70, если не 80 мороза. Понятное дело, что любая система охлаждения включает в себя трубы, помпы, радиаторы – она шумит и требует обслуживания. Диспетчеры могут работать в отдельном заглушённом помещении. И они не будут задаваться вопросами о том, как получается картинка на их мониторах. А могут работать в одном помещении со своими «мозгами» или «вычислительными мускулами», и тогда они будут жить с ними в одном ритме. Задаваться вопросами, что не так, когда скорость вращения крыльчаток вентиляторов вырастет.
Здесь у них эдакий эконом вариант. В тёмной комнате слышно характерное жужжание небольших, а как следствие, высокоооборотистых вентиляторов. Три рабочих места – военный диспетчер, Сату, инженер вычислительного центра, то бишь Кармазин, и гражданский диспетчер – «сетричка» куда постарше, её Гриша ещё не знает.
- Здравствуйте, Григорий Алексеевич.
- Здрасьте…
- Я – Саяни. С Сату, моей дочерью, вы уже должны быть знакомы.
Гриша невольно осел во вроде бы удобное кресло, которое ни черта не сохраняет осанку, а его хребет от сколиоза. Моя дочь… Здесь что, семейный подряд, что ли? Кумовство, оно же непотизм. Об этом Барышев не писал, значит ротик разевать пока не следует. Писал он, впрочем, вполне определённо – не стоит задавать его новым коллегам слишком много вопросов, потому что могут найтись болезненные, или слишком болезненные. Они воевали, а значит в их душах проще найти больные места, чем здоровые.
- И так, с моей матерью вы уже познакомились. Григорий Алексеевич, вы представляете себе суть нашей работы?
- Ну-у, я так, попробую. Гражданский диспетчер обслуживает пассажирские рейсы. Тут же они как, промежуточные… Я хотел сказать, с промежуточной посадкой. И грузовые рейсы с вывозом полезных ископаемых. Либо радиоактивные руды, либо уже очищенные металлы или сплавы.
- Надо признать, вы имеете определённое представление о сути колоний.
- Наверное.
- Что же вы скажете о работе военного диспетчера?
- Ваша работа? Военные рейсы «человейников» с личным составом прибывают без плана и без расписания. Отдельное дело – рейсы транспортов. Корабли поменьше с сухпайками и боеприпасами, ещё корабли побольше, перевозящие технику. Сату, я готов поспорить, что сегодня вы упивались своим положением, когда расположили транспорт на рулёжах так, чтобы все остальные… Чтобы все остальные были в непонятном благоговении, дожидаясь вашей отмашки. Разрешения двигаться всем остальным, «второстепенным». Интересно, я сильно ошибся?
- Вероятно, ошиблись незначительно. Как вы думаете сами, кто из нас более значимая персона?
- Мда, Сату, у меня есть простой вопрос. Лично мне он кажется очень простым, почти элементарным. Взять копейщика тыщу лет назад. Ведь всё вооружение ему кто-то должен был сделать? Копьё, шлем. Свить кольчугу, сшить рубаху, сделать сапоги. А кормить копейщика надо? Или все эти люди, в смысле кузнец, крестьяне, они были менее значимые персоны?
- Григорий Алексеевич, не слишком ли легко вы употребляете непонятные вам слова? Вы сами вили кольчугу? Может держали в руках молот кузнеца? Или раздували мехами жар в кузне? Понимаете ли вы суть вещей, которые упоминаете?
У Кармазина в висках застучало от раздражения, ему кажется, что Сату парирует его аргументы самой обычной демагогией. С другой стороны, кажется, говорит она искренне. А самое главное в том, что Грише уж точно не стоит портить отношения на пустом месте, но с другой стороны и отступать он не собирается.
- Хорошо, согласен. Я видел, как работал такой…старинный кузнец. Видел, чувствовал жар, но не работал сам. Видел как другие вили кольчугу, стирая пальцы. Сам не вил, но видел, хорошо, я с вами соглашусь.
И всё же я не сдался. Вы получаете жалование, это деньги налогоплательщиков, которые вынули из их карманов. И тут уж я всё хорошо понимаю. Я сам служил восемь лет, и прекрасно видел «эффективность» нашей службы. Потом работал и с моих доходов драли где-то треть. Сату, в какую часть моей жизни я был более значимой персоной?...
Словосочетание «значимая персона» Гриша уже от Арвина слышал, когда Кармазин сказал, что тут будет «большим человеком» и, конечно же, призадумался, как ему поправиться. «Значимым не человеком?». Среди мужиков подобные соревнования называются фаллометрией, меряньем пиписькой. А среди этих? «Я главнюк, а ты? Ты тоже я? А помнишь, что «Я» – последняя буква алфавита?». Как же всё знакомо. Сейчас вокруг послевоенная разруха, неужто самое время выяснять кто кого круче, и у кого длиннее? Память Кармазина подкидывает ему схожие воспоминания, можно сказать, сосредоточение военного маразма…
***
OUN Base navale «Galapagos» (ВМБ ООН «Галапагосы»)
Остров Исабела
8 января 2018 года, 14 лет тому назад
-…Идиёт.
- Так точно, Андрей Петрович.
Кармазин говорит «так точно», когда вроде как ни прибавить, ни убавить. На их базе новый командир, и он, как и все прочие, старается выслужиться. Прочитал офицерам на плацу огромную речь, суть которой сводилась к многочисленным словам «Self», то есть как-нибудь сами.
Бывшего командующего базой выкинули за шкирку за очередное «а пусть слоники побегают». Вице-адмирал решил «разобраться» с тропическим штормом «силами морской авиации». Надо ли говорить, что ничего не получилось? Наверняка не стоит – стоит добавить лишь то, что двое пилотов погибли, и адмиралу всё-таки пришлось глядеть в глаза офицерских вдов. И теперь этот, новенький…
Самообеспечение… Это что, отказаться от судна снабжения и самим выращивать маис и батат? Тогда от них хоть польза будет. Саморазвлечение? Кхе-кхм, несложно догадаться, что подумали молодые офицеры. Нижние чины и так…саморазвлекаются, и молодые лейтенанты этим делом не брезгуют. И что? Фиксировать, кто и как саморазвлекается, проводить соревнования и выдавать подарки занявшим призовые места?
Поэтому Петренко потягивает перебродивший сок агавы и говорит про нового командующего идиёт. Петренко – человек находчивый, из дома ему прислали целый ящик крепких вин, который он выменял у снабженца на жбан сока Агавы Американской. Сок бродит интересно, получается сладкое как бы пивко. Петренко уже не в том возрасте и звании, чтобы громко возмущаться начальственным идиотизмом, поэтому он угощается сам, угощает Гришу, и приговаривает своё любимое слово идиёт.
- Кармазин, ты у меня что думаешь? Твои старшины и мичмана скоро на стенку от скукоты полезут. Может мы их действительно саморазвлечём?
- Андрей Петрович, как?
- Ты же мне сам говорил – здесь Дарвин свою эволюцию и написал! Нет разве? Вот и свози людей! Покажи, где написал. Расскажи, что написал. Ты у меня маленький, что ли?
- Никак нет.
Гриша хотел бы схватиться за голову, но он тоже служит не первый год и много к чему привык. Конечно, никакой Дарвин прямо на архипелаге «свою эволюцию» не писал. Здесь был…толчок своего рода. Молодой учёный был в рискованном путешествии на слабоовооружённом корабле. Ему повезло, что с ним ничего не случилось по пути сюда, повезло с тем, что он оказался наблюдательным. И, конечно же, повезло с тем, что он смог вернуться домой в целости-сохранности, ведь так везло не всем. Наверное про Дарвина действительно можно рассказать интересно. Организовать путешествие «по дарвиновским местам», не забыть того факта, что его жена была женщиной набожной, и «богохульственная» теория, выдвинутая мужем, поначалу особого восторга у неё не вызвала.
Но от Кармазина не требуют результата – от него требуют отчёта. Просветительские мероприятия провЕдены, личный состав, так сказать, по определённой тематике просвещён. Увы, то, что Петренко говорит идиёт не означает того, что он не пытается выслужиться сам.
***
Северная часть острова
На следующий день
Петренко договорился обо всём. Договорился, чтобы Кармазина и его людей выпустили, договорился о транспорте. Армейский вездеход забросил их километров на восемьдесят до тех пор, пока были вообще какие-то дороги, и с этого момента 14 человек начали «саморазвлекаться».
Грунтовки между плантациями все заросли и сегодня по ним приходится продираться. Когда-то здесь что-то растили, и местные могли сводить с концами. Впрочем, сюда никто не вернулся. Природа здесь так себе, и люди, которых поначалу выжили отсюда, грамотно сыграли в беженцев. Они выбили себе подъёмные, благополучно устроились в горной Мексике и сюда никто не вернулся, а бывшие плантации, можно сказать, быстро бурьяном заросли. Час ходьбы и всяческий энтузиазизм у подчинённых Кармазина исчез.
- Лейтенант, куда мы лезем?
- Парни, ща, ещё немного. Под ноги смотрите!
- Лады, есть под ноги смотреть.
Люди Гриши не по наслышке знают, что такое заросли и что бывает, если внезапно начать летать в облаках. Впрочем они видят – их командир взял сразу две аптечки на случай если что-то вдруг стрясётся и «саморазвлечение» превратится в вывих, перелом, растяжение или даже разрыв связок. Вчера вечером Кармазин внимательно пересматривал содержимое аптечек и долго читал как использовать всё, что там есть. Вся эта операция целиком под его ответственность, и если вот щас кто-то вылетит с обрыва, то кроме Кармазина отвечать будет некому.
- Всё, дошли? Ко мне близко не подходите, постройтесь полукругом, чтобы всё видать.
- Лейтенант, и куда мы пришли?
- Мы пришли почти к жерлу вулкана, парни. Низина за моей спиной, вам не кажется, что деревца там слегка подгорели?
Два часа дня, больше тридцати градусов жары, бешеная влажность. Люди Кармазина пытаются отдышаться, не говоря уж о более возвышенных материях. Все они – сельские, а Гришу полупрезрительно и втихаря называют городским. Его подчинённые с разных мест, но у всех примерно одна и та же мечта – собственная автомастерская или техсервис, собственный дом, красивая девчонка, сыновья… Словом, всё «стандартно», и весь этот культпоход их совершенно не воодушевляет. Теперь Кармазин может попытаться сделать им интересно, а может просто прочитать скучную речь и все его, в общем-то, поймут.
- Парни, сюда слуште. Галапагосы интересны не только тем, что почти пятьсот лет назад здесь высадился Чарльз Дарвин, увидел разных птиц и разных черепах с разных островов, и от увиденного резко зачесал в том месте, где у него потом появится лысина. Это место - прекрасная иллюстрация к тому вопросу, как появляется земля. Сколько-то лет назад этого острова не было. Совсем не было, представьте себе. Были только подводные вулканы, они извергались, продукты извержений появились выше уровня моря… Прошло немало времени перед тем, как Исабела превратилась в забавного морского коника, как мы её видим с высоты.
К западу от нас Фернандина, и она всё ещё растёт. Вулканы там всё ещё курятся, остров до конца не сформировался. Пройдёт время, вся эта земля отойдёт на восток, а на западе из океана возникнет новый остров. И так будет снова и снова, ведь наша с вами планета ещё не остыла. Географию все учили?
- Да… Все учили…
Старшины сняли с головы пилотки, они обмахиваются и отгоняют назойливых насекомых, которых совершенно не замечает Гриша. Просто сидят и ждут того момента, когда они начнут возвращаться на базу.
Проблема Кармазина в том, что кинематографисты умеют преподать Галапагосы интереснее уже больше трёх веков подряд. У них в арсенале авиация, акваланги, и очень точные математические модели того, как архипелаг выглядел миллионы лет назад. Зрелищными съёмками с сочными цветами действительно можно развлечь человека, а сейчас действительно скучное мероприятие, когда чуть больше дюжины уставших молодых людей изнывают от жары и мечтают о возврате к холодному пиву и относительно удобным постелям. И конечно Петренко написал Кармазину. Спросил как добрались, что увидели и, разумеется, попросил сделать фото. «Фото для отчётика» о провЕденном просветительском мероприятии.
***
Планета Кадулл
Наши дни
Знакомство Кармазина с его коллегами и рабочим местом закончилось, он едет домой. Едет туда, где ближайшие два года должен быть его новый дом. Впервые в жизни едет по дороге, построенной «внеземной цивилизацией».
Что ж, можно сказать, эта дорога хоть и широкая, но очень грубая – просто положенные плиты из пенобетона. Никакого придорожного освещения нет. Есть катафоты, которых побольше рядом с городами и внутри них, и совсем немного, пока трасса идёт по блеклой пустыне без поворотов. Кармазин едет на такси, потому что по какой-то причине никакого междугороднего транспорта на планете нет, а на вопрос почему нет, его новые коллеги спрашивают мол что, обязательно должен быть? И эта поездка тоже по-своему просветительское мероприятие. Урок к теме «происхождение бездушных имперских машин».
Как написал Барышев, бездушную имперскую машину можно породить не только несколькими слоями грубой лжи в надежде, что каждый найдёт что-нибудь «своё». В определённой степени проще создать готовых подданных, которые вообще не будут знать слово «ложь». А также слова «правда» и «истина». Они будут знать только слово «надо», а их недоразвитый мозг не родит вопроса кому именно «надо», и что от этого «надо» будет всем остальным.
Водитель такси был создан именно таким. Удобным, не задающим вопросы и на любой стимул бесприкословно выполнявшим любой приказ, не раздумывая над его преступностью и аморальностью. Был создан, можно сказать, лейтенантом, выжил в боях, дорос до недокапитана и прошёл жестокий поединок с боевым ножом в руках. Этого таксиста называют «центурион». Почему центурион? Он на самом деле был почти сотником – под его началом было 96 бойцов. А ещё иногда носил церемониальный шлем с гребнем из грубого, крашеного в фиолетовый цвет, искусственного волоса. Относительно натуральные глаза центурионов вырезали и выкидывали, а вместо них вставляли механические системы линз с переменным увеличением. Каждый их глаз независим – один даёт всё широкое поле боя, второй позволяет стать искусным снайпером и разить врага за километры. Существование «центуриона» вне поля боя не предусматривалось вообще, и лет восемь назад люди начали задумываться, как можно приспособить их к обычной, нормальной жизни. Когда из «надо» остаётся лишь зарабатывать и как то жить, а никакого «надо» за пределами рабочего дня не существует. И там должно рождаться удивительное, абсолютно непонятное им слово «хочу». Но рабскую ментальность из них до конца не вывели, и бывшие имперские офицеры могут выкидывать «перлы» в стиле – «И что именно я должен хотеть?»…
Многоточие очень уместно в данной ситуации, потому, что у офицеров служб миграции, бывших офицеров отставных, от таких «кульбитов» в лучшем случае рождаются междометия. В случая простых они отвечают примерно так – «Тебе что, кто одалживал, чтобы ты был должен?». Те же, у кого есть свободное время или просто люди, склонные к рассуждениям, могут сказать и подлиннее. Примерно, как то так. «Знаешь что, родной? Мы за то и уродовались, чтобы тебя в том числе больше не воспринимали ни как «ресурс», ни тем более как расходный материал».
Из раздумий о высоком Гришу выдернула светотехника военной полиции. По минимум шесть машин сопровождения обозначают путь движения военного конвоя. Кто за штурвалами машин? Наверняка водители-срочники, молодые пари 22-23 лет, они уже в курсе как в этом мире рождаются деньги и, в первую очередь, как работают люди. Они не Сату – спору нет, они выделили на трассе безопасный участок для движения тягачей с низкорамными тралами, при этом не парализовали движение. Потому что догадываются – по направлению к космопорту движется куча тяжелого коммерческого
транспорта. Сату перегородила всё и пёрлась от своего положения, а если они сделают также, то в пробке могут оказаться их друзья, знакомые, одногрупники. Водители машин военной полиции не сильно оторваны от жизни, и они не будут ставить всё вокруг на паузу. Хоть технически вполне себе и могут.
Кармазин вглядывается в бело-сине-красные проблесковые маячки машин с подписью MP и задумывается о том, что изменило в жизни человечества то, что кое-кто назвал открытием ящика Пандоры сверхсветовых скоростей. Человечество вновь вернулось к призывной армии. К армадам призывников, которых нужно отмыть, одеть и непременно накормить. Словом, вернулись к необходимости многочисленного и обученного вооружённого резерва. Ключевое слово – обученного. Никому и в голову не придёт закрывать рушащийся фронт людьми, которые в первый раз одели доспех и взяли в руки автомат. Современные призывники могут оказаться не в столь тепличных условиях, как Кармазин в своё время – на них будут орать «сержанты по строевухе», возможно они схлопочут свою порцию подзатыльников чтобы «хотя бы все смотрели в одну сторону». Но их никогда не будут считать «мясом», которым возможно затыкать все возможные дыры.
Кармазин ещё раз вспомнил момент вручения повестки. Ему повезло, что он не стал «пехтурой», он быстро понял это буквально на подсознательном уровне. Все его проблемы – сущая ерунда. Ведь других дрючили на военных полигонах месяцами, всеми этими месяцами выдумывая, что бы такое может подготовить их к реальному бою? Из его потока четверть парней имеют красивый мемориал на месте их церемониального захоронения. Именно церемониального – в большинстве случаев всё было как с мужем Палийчук. Хорошо, что ноги унесли, ведь было не до тел.
***
Погоны-насилие-смерть. Смерть-погоны-насилие. Гриша прикорнул может минут на двадцать, в эти двадцать минуть ему приснился французский вояка с неестественно выгнутой шеей времён первой мировой войны. В эдакой генеральской форме Маршала Фоша, которому глубоко плевать сколько сотен тысяч ещё погибнут во имя абстрактного «великого триумфа».
В августе этого года множество людей отметят не триумф и не победу. Триумф или победа – пышное торжество, на котором нет месту тем, кто его добился – спятивших, обезображенных, калек безруких или безногих. Таких от всех «триумфов» или «побед» всегда убирали, чтобы не портили вылизано-благостную картинку богатого празднества. В августе люди отметят восемь лет окончания борьбы за своё существование. Отметят довольно тихо и скромно, потому, что борьба с последствиями борьбы ещё продолжается. Неизвестно, сколько людей погибнет от рук ветеранов, и сколько ветеранов погибнет самих. Неприятная статистика подсказывает, что число подобных жертв сопоставимо, если не больше погибших на полях сражений. Лагерь, кажется, армейской дивизии слева от трассы задаёт хороший вопрос – выучили ли люди все уроки, в том числе самые последние? Не превратится ли неизведанность окружающих пространств в бряцанье оружием, проще говоря, готовы защищаться в «готовы повторить». Пока вопросы именно с этим – не превратилась ли армия в отмытого колосса на глиняных ногах? Буквально в ноябре прошлого года генерал-майор объявил почти кровную месть журналисту, сумевшему вытащить из лагеря дивизии кучу грязного белья на всеобщее обозрение. Журналист пытался бежать, дело дошло до прерванного взлёта космоплана и его штурма кучкой людей в балаклавах, которым было стыдно за себя. Потребовалось вмешательство спецслужб, уже другие журналисты снимали перекошенное злобой лицо командира дивизии, которого в наручниках сажали в полицейский автомобиль. Его реплики, мол «я – комдив, а не дерьмо собачье!!!». Впрочем, комментарии «Если ты прикрываешься генеральским званием, то ты действительно дерьмо собачье», позволяют предположить, что люди ещё помнят, кто такие генералы, и для чего они существуют. Не забыли, что бороться стоит не с выносом грязного белья, а с самим, грязного белья, появлением. Бороться с самой грязью, а не с тем, что она «посмела» выйти наружу.
Военное марево, кажется, осталось позади. А впереди всё тоже самое, что и последний час – дорога, а по сторонам оранжевый кварцевый песок. Но ведь что интересно – на дороге нет никаких знаков. Никаких и вообще. Они проезжали съезды, развязки, и никаких, так сказать, намёков нет. С другой то стороны наивно ждать, что здесь будут соблюдать Венскую конвенция о дорожных знаках и сигналах в её последней редакции. Спросить водителя, как он ориентируется? Барышев рекомендовал водителей, как он писал, не торкать. Кармазин смотрит вперед и видит, как город на склоне горы становится всё более отчётливым и различимым. В поднимающемся от земли раскалённом воздухе Гриша видит башни из стекла и металла. И не понимает, почему они едут не в город, а под него. Кажется, в какое-то подземное царство. Дорога прибавила в рядах, катафоты всё чаще, и трасса на самом деле уходит под землю. Они едут уже метров десять ниже уровня окружающей пустыни, едут всё ниже, и вокруг дороги сетки, чтобы порода не засыпала трассу. В конце тоннель, практически без освещения, и Кармазин решил, что удивляться ни к чему, ведь он всё-таки не на Земле.
***
Город Режистан-Реза, район Джиили
Таксист вынырнул из тоннелей буквально минуту назад. Съезд правильнее назвать подъёмом, резким подъёмом, учитывая уклон трассы. Свет вновь ударил Грише в глаза, они так и не успели привыкнуть до того момента, как Кармазину сказали, что он приехал...
-…где вы работаете? Ничего не хочу знать. Ваша квартира заказана через бюро недвижимости, и я ничего не хочу знать.
Квартира Гриши в доходном доме, но его провожает не его владелица. Вроде у неё есть маленький бесплатный угол в цокольном этаже, и она тут присматривает за порядком. Этот доходный дом, разумеется отнюдь не знаменитый Дом с химерами, двенадцатиэтажка добротного вида, квартира для Кармазина на 7-м этаже.
- Скажите, как к вам правильно обращаться?
- Смотритель, смотрительница. Это принципиально?
- Вроде нам не стоит портить отношения…
Кармазин не услышал ответ – дверь в коридоре открылась, и на смотрительницу вылили целый ушат вонючих помоев. Не специально на неё, здесь, в полуподвале все стены грязные, иногда их оттирают. Грише здесь не бывать, в дом есть нормальный вход на уровне второго этажа и там всё чисто.
- Вот же свиньи!!!
- Действительно…
Смотрительница едва зашла в квартиру, Грише показалось, что она…облаяла жильцов.
- Госпожа, на каком языке вы изъяснялись?
- Госпожа…ракнайский язык, шестой диалект. Ругательства из седьмого и тринадцатого.
- Значит там ракнайцы? Они всегда такие «аккуратные»?
- Я видела только таких. Осторожно, лифт.
Кабинка лифта останавливается неточно, сантиметров на десять выше положенного. Сенсорная панель с римскими цифрами тут, кажется, совершенно чужеродная, будто здесь она вообще не нужна.
- Ваша карта доступа, механический ключ. Рекомендую запирать квартиру и так и эдак, дети бывших подданных императора…
- Мелкие воришки!
- Действительно. Вот памятка о пользовании холодильником и душевой. Я пошла.
Артём смотрит на книжицу, в ней множество закладок – ENG, RUS, FRE, UA, ESP, DEU. Пока смотрел и строил в голове «профиль типичного иммигранта». Смотрел и не заметил, как «смотрительница» ушла. У неё потрясающе тихий шаг, ходит она быстро, но неслышно. Будто быстро крадётся.
Квартира безошибочно напоминает жилище Арвина в Семиреченске. Матрас с одеялкой прямо на полу, холодильник…холодильная башня Семирамиды, как назвал эту штуку Кармазин… В общем холодильник в трёх метрах от постели, кажется, можно проснуться и сразу же потянуться за съестным забыв о том, что после сна нужно привести себя в порядок.
Пока Гриша ехал, он написал Барышеву, как воспринимает его новых коллег, точнее, их родство. Судя по всему, Тёме тема показалась интересной или актуальной, он ответил почти тут же:
«Мать с дочерью работают вместе? Если не на одинаковых, то на сопоставимых должностях? Интересное кино я бы так сказал, Григорий Алексеевич.
Сам я не знаток подобных ситуаций, но мне подсказали, и то, что подсказали, я постараюсь объяснить. Они уже не родня. У азадийцев немного другие представления о родственных связях – за ребёнком ухаживают первый век его жизни, потом его, говоря нашими словами, бросают в воду, чтобы плавать учился быстрее. Где-то в этот самый момент родители из нежных и заботливых превращаются в жестоких и бессердечных. Ребёнок барахтается, получает со стороны все возможные тумаки, крепчает – единственная роль родителей в том, чтобы тумаки были не смертельными. Чтобы сработал принцип, что всё, что не убивает, делает нас сильнее. Сынка или дочку можно тащить и дальше, но только так, чтобы он укреплял благосостояние рода.
Как мне тонко заметили – когда детям переваливает за триста, они уже готовы заделать собственных детишек. Готовы ментально, а не физически. И взгляд на родителей уже соответствующий. Как бы это сказать – от родителей ждут, что те где-то на вершинах карьерной лестницы, а не работают рядом с тобой. Седжаль очень нравятся наши картинки с хохмами, в частности «дружный женский коллектив», где гадюки шипят в серпентарии. А тебя, Григорий Алексеевич будет именно такой, «дружный женский коллектив». Усугублённый, как цивилизованно говорят азадийцы, «межличностной конкуренцией». «Ты овца, а ты коз-за», не будет. Будет всё в лучших змеиных традициях, с шипением и ядом. Твои коллеги – уже не родные друг другу. Готовься к самым изысканным разборкам».