Однажды старый Ли узнал, что один нехороший завистник (не тот завистник, о котором я уже вам рассказывала, а другой) пустил про него слух, что, то ли от старости, то ли от пьянства, руки художника постоянно трясутся, что очень заметно на его последних творениях.
— Посмотрите! — якобы восклицал завистник (слова эти с большим удовольствием пересказывали старому Ли приятели и знакомые) — Очевидно же, что веера он расписывает небрежно, как ширмы. Ширмы малюет грубо, широкими мазками, точно вывески. А на вывесках его и вовсе ничего не понять. То ли карп нарисован и это харчевня, то ли зеркальце и это цирюльня, то ли пион и это весёлое заведение.
Терпел-терпел мой герой, но однажды, когда эта байка в десятый раз была ему пересказана, да еще и при большом собрании народу, откашлялся и тихо-тихо (известно, что лучше всего тебя слышат, когда ты говоришь негромко) ответил сплетнику:
— Ох уж эти слухи! Слышат звон, да не знают, где он! На самом деле мой почтенный приятель, имени которого вы почему-то не упомянули, вовсе не хотел оскорбить меня. Он имел в виду, что я так тонко разрисовываю веера, что умудряюсь поместить на них столько же, сколько на обширной ширме. Что при выделке ширм использую такой дорогой и плотный шёлк, что они прочны и долговечны, словно уличные вывески. А в росписи вывесок придерживаюсь старинной техники, чтобы поддержать грамотность в народе, ибо недостаточно видеть изображение, надо и понимать начертанные рядом письмена, иначе что в них толку! Забежит к тебе привлеченный красивой картинкой простолюдин, а в кармане его и медного гроша не найдется — тоже мне покупатель! Ничего не купит, только пыль поднимет. То ли дело ученый муж — он и закупится вдосталь, и мудрым словом тебя порадует, и другим покупателям тебя присоветует.
Вот что имел в виду уважаемый господин, имени которого вы мне называть почему-то не хотите. Да и как же может быть по-другому? Ведь иначе получится, что он просто жалкий невежа, не знающий канонов живописи, а берущийся судить о ней! Трусливый пустобрёх, хающий того, кому боится показаться на глаза! Непочтительный сын, допускающий, чтобы я в гневе, оскорбляя его, оскорблял и тех, кто его породил! Одно слово — дерьмо, а не человек!