Это были разные люди, разные личности, и точно так же, как среди обычных людей, среди них водились серые мыши и типы иногда очень яркие. Именно таким показался мне Дима Вершковский. Я не врач, только санитар. Диагноз мне никто не докладывал, поэтому я понятия не имел, что занесло его в наши края. Мог только догадываться.
Нормальный с виду парень, культурный, начитанный, амбициозный. Мы с ним ровесники. То к чему стремился он в жизни, по крайней мере, на словах, было близко и мне. Когда я приходил на смену, он встречал меня с радостью. Ему скучно здесь. Похоже, я был единственным лучиком света в этой унылой, полутюремной богадельне.
—Ты знаешь, — объявлял он всякий раз, встречая меня, — а у меня новая мысль!
Мыслей у него действительно было много. Скакали они очень лихо. Как белки по веткам.
—Пожалуй, я не буду поступать в консерваторию. Фигня это, слишком просто. Займусь-ка я живописью. Поступлю в какое-нибудь художественное училище, подучусь немного и начну делать деньги. Какое у нас самое лучшее училище? Суриковское? Ну вот, сойдет для начала.
—А возьмут?
Он снисходительно улыбается.
—Это не проблема.
Через три дня я снова на смене. Мы, как обычно, сходимся в коридоре, пожимаем друг другу руки. О живописи уже ни слова, он болен театром.
—А что, я молод, привлекателен, язык хорошо подвешен. Почему бы и нет?
—А как же живопись?
—Раздумал. Мне нужна слава, и быстро. С картинами много возни, я пробовал. Актеру намного легче. Снялся в кино — и вокруг тебя уже толпы поклонниц!
Еще через три дня его уже прельщают лавры Льва Толстого и Пушкина.
—Как ты думаешь, поэзия или проза?
—Ну, не знаю…
—Нет, точно поэзия!
—Почему?
—Романы слишком долго писать. А тут раз, два: зарифмовал пару строк и — дело в шляпе!
Под каждую тему он подстраивал свою философию. Все выглядело логично и убедительно. И как-то изящно он все излагал. Вкусно как-то, почти ощутимо. Иногда я ему даже завидовал. У меня тоже хватало амбиций, но все они все-таки были сравнительно заземленными, вроде стрижей или воробьев. А он в своих помыслах парил высоко и державно, словно горный орел. Казалось, перед его гениальным напором не устоит ни одна стена. Он полностью соответствовал образу, выстроенному французским прозаиком Габриэлем Веральди: «Женщинам, рабам и детям надлежит быть счастливыми. Мужчины должны стремиться к невозможному!»
Все это было близко и мне. Но я был по одну сторону занавеса, а он — по другую. Я мог что-то сделать, он — нет. Ну, разве что пройтись пару раз по коридору и поговорить со мной. Больше ни с кем, кроме своего врача, он не разговаривал.
Что его сюда привело? В чем здесь кунштюк, как поговаривал Пётр Первый?
Был бы я психиатром, я и рассуждать бы на эту тему не стал. Маниакально-депрессивный синдром. Шизофрения. Неадекватное восприятие своих возможностей. Вроде бы, ясно, как день.
Но — с другой стороны. Гений ты или нет — никто же не знает правды. Это ты считаешь себя гением. Для тебя это бесспорно. Ты и действуешь так. А вот для других это может выглядеть совсем иначе. Они воспринимают тебя в основном в традиционной плоскости: как сына, брата, друга, мужа. И соответственно требуют не новой главы в твоей повести или изящного пируэта в музыкальной пьесе, а совершенного простого и понятного:
—Дима, сходи в магазин!
—Дима, вынеси мусор!
А у тебя в голове уже зарождаются «Похождения кота Мура»*. Шедевр!
—Кому говорят, Дима!
—Отстаньте!
—Скотина!
Ну вот и конфликт. Вот и огрел кого-то в сердцах каким-то предметом.
И так вот примерно, наверное, и оказался здесь. Едва ли — за идеи. Не такие они у него и крамольные.
Сказать, что довели, — глупо. Ничего такого особенного от него не требовали. Его просто не поняли. Не понимали.
Отсюда обиды и замкнутость.
Каждый из нас частенько оказывается вовсе не с теми, с кем хотелось бы. Но это не повод хвататься за топор, как Раскольников, или прыгать головой вниз с косогора, как Катерина. Есть более умеренные варианты.
Вне зоны доступа психиатрии.
В результате моих наблюдений в психиатрии не раз возникал крамольный вопрос — а кто важнее для человечества? Сумасшедший Энштейн, Ван-Гог, Бетховен, Ницше, Гоголь, Торквато Тассо или какой-нибудь совершенно нормальный дядя Вася? Ничто. Маленький винтик в огромном механизме цивилизации.
Однажды я задал его знакомому молодому психиатру. Тот ответил мне так:
—Тебе везёт, что ты в белом халате. Был бы в пижаме, я бы тебя на свободу не выпустил!
Опыт подсказывал, что так бы и было. Психиатры — народ суровый, консервативный и редко с юмором. Это особенность профессии. Следствие общения на грани смешного и грустного.
Всё в мире весьма относительно. Хотелось поговорить на эту тему с Вершковским. Но не успел. Через три дня, когда я снова пришёл на смену, он был уже совсем другим. Пассивным, безразличным, тупым, как все окружающие. Аминазин! В психиатрии это универсальное средство усмирения нестандартных. Препарат, как кольт в джунглях, делает равными всех.
*Гофман Э.Т. А. Житейские воззрения кота Мура
Иллюстрация. Ван Гог. Портрет доктора Гаше