6. Новгород. Крещение.
С самого утра, солнечного и ветреного во дворе усадьбы княжеской, возле центрального терема толпятся, переступая с ноги на ногу, бояре. Нетерпеливые уже негромко роптать пытаются
- Ишь, никак князь с Брячиславной не натешится.
- Да она же на сносях, вот-вот разрешится, не до утех любовных, поди.
- Ну, для утех у князя всегда найдется кому сунуть…
- Э… поговорите мне, языки-то и укоротить можно – это с высокого крыльца терема прикрикнул новгородский посадник Степан Твердиславич. А тысяцкий Фед Якунович из-за его плеча добродушно, но очень убедительно провел ладонью по горлу. Боярин Борис Мстиславич, что стоял ближе всех ко крыльцу, тряхнул бородой и гоготнул громко
- А можно и так, если уж совсем жизнь кому надоела. Мне так еще не в тягость покуда. Наш князь нам победу принес, ему и поспать всласть можно. А мы что ж, со своими требами и пождать можем, спешить некуда, весь день, поди, впереди… Да, вон, кажись тиун княжий выходит. Его поспрошаем, сколь ждать нам.
Вышел к народу Яким – тиун Александра, служивший еще его отцу Ярославу, без шапки, в расстёгнутом кафтане, с глупейшей улыбкой на лице. Оглядел разом притихших бояр, потом широко раскинул руки и крикнул что было сил
- Радуйтесь! Радуйся, веселись народ Новгородский! Роду княжескому прибавление. Княжич родился. Посему от князя шесть бочонков медовухи на софийскую площадь выставляем и велим в колокола звонить. – И уже тише добавил - Но седни князь всех не примет окромя посадника, тысяцкого и архиепископа. Ну, священник уже здесь, а вы Степан Твердиславич да Фед Якунович проходите в гридницу, туда Александр выйдет.
Бояре заволновались
- А мы-то чем провинились? Пошто нас не примает? Уж мы, завсегда…
А боярин Борис Мстиславич, окинув всю боярскую братию хитрым глазом с прищуром, снова гоготнул
- А вот потом от Фед Якуновича и узнаем, кому по шапке, а кому и на плаху по милости князя нашего – спасителя от шведских вражин.
Яким тут же его подхватил
- А за тобой Мстиславич, что греха не ведома? Ну а если хорошо постараться, да поискать? Да, ладно, идите уж с Богом, и будто вспомнив что, поискал глазами в толпе Скуманда, стоявшего почти у самых конюшен
- Эй, прушанин! Не знаю, чем ты глянулся князю, но и тебя зовет. Я уж было подумал холопа аль дружинника за тобой посылать, а ты вона как… сам пришел.
Скуманд неторопливо пробился меж бояр и взошел на крыльцо.
- Я слышал, что вы князя по малолетству от разбойников спасли?
- Всяко болтают… а вот за что к тебе такая милость, то мы еще узнаем. Оружие с собой есть?
- Чай не на битву шел, а на поклон. На кой мне меч?
- Ну, гляди.
- Да и вы приглядайте за мной.
- Да, уж приглядим…
Ожидалось вошедшим в гридницу, что будет длинный стол, уставленный разными явствами, да князь в радости великой, да вот только ошиблись малость – стол пуст, архиепископ Спиридон мрачнее тучи у оконца стоит, а Александр во главе стола сидящий хмуро встретил вошедших. Хотели было начать его поздравлять с первенцем, да князь только махнул рукой и указал, кому и где сесть. И повисла тишина, только слышно было, как муха бьется в оконце.
Наконец Яким, присевший у входа на лавке, не выдержал и негромко кашлянул в кулак. Александр исподлобья зыркнул на него и тихо молвил
- Вот ты и говори им, говори, что думаешь, ежлив тебе невтерпеж. Пока я на Неву ходил, ты вместо меня тут был, тебе и слово держать.
- А что тут говорить, княже. На бояр новгородских, да вот и на тебя Фед Якунович я, блюдя интересы моего князя, шибко недоволен. Встретить, то дружину с победой колокольным звоном да ором, это вы догадались, а вот что-то даров на станах в закромах князя я не видел. И получается, что бояре свою мошну только блюдут, а тысяцкий им не указ – захотят от щедрот своих дадут, а не захотят…
Посадский Степан Твердиславич чуть не подскочил на месте
- Дык, бояре, седни обозы уже снарядили… так что…
- А допреж чего ожидали? Ждали, что князь с позором вернется, так тогда можно его и взашей?..
Еще долго так вот препирались Яким с тысяцким, досталось и посаднику. Доходили и до ругани. И во все время этих споров Александр молча сидел и что-то корябал по столешнице перстнем своим с адомантом и изредка поглядывал в сторону Скуманда. Наконец, встал из-за стола. Все замолкли
- Все на седни. Идите уже, устал я от вас, спать хочу. Все идите, только прушанин пусть останется.
Стараясь не шуметь, Степан Твердиславич и Фед Якунович стали выходить. Только архиепископ не двинулся.
- Спиридон, тебя тоже не держу. Не уговаривай. Крестить своего первенца буду в Переславле, я так решил. А вот новобранцев, что я сам отберу на Кону в свою дружину, тебе крестить предстоит и как можно скорее. Не хочу я здесь более задерживаться, душно мне здесь у вас.
Архиепископ шумно вздохнул и молвил
- Воля твоя, княже. В ближнюю неделю крестить буду. Если на то будет воля Господня.
Осенил князя мелким крестом и вышел.
Александр прошелся по гриднице, потом сел на скамью напротив Скуманда, почесал затылок, улыбнулся приветливо
- Слышал, что ты уже обосновался в Новгороде. Подворье завел в Неревском конце. Похвально, знать надолго решил остаться. Думал я о тебе, Скуманд. По нраву ты мне пришелся. Коль в службу ко мне пришел, принимаю и дарую тебе в кормление в Заволоцкой волости, большой удел. Тебе и твоим потомкам до скончания времен. Сегодня же велю. Я сказал.
На что Скуманд погладил свои усы, чтобы скрыть нежданную радость и только потом ответил
- Благодарствую, князь, за дар великий, да только я прошу не за себя, прошу принять сыновей моих в дружину твою. А сам я… как соберусь с силою, ворочусь назад, на землю предков, остались там еще верные люди, подниму их против плащей крестовых.
Александр только тряхнул кудрявой головой, рассмеялся весело.
- А ты, князь, мудер. Думаешь, я не понял, что приглашаешь меня прямо сегодня на бой с крестоносцами. На это скажу тебе, не время. Будет время, будет и потеха. Пусть они увязнут по уши на земле руссов, пусть себе потешатся. До тех пор, пока окончательно не разозлят народ, не озлобят супротив себя. Потому много нужно мне будет ополчения собрать, да потом всей силой и ударить по ним, чтобы не повадно было посягать на нашу землю. А удел, что я жалую, и детям и внукам твоим не в тягость станет… и сыновей твоих боярами сделаю. А теперь велю подать меда хмельного, хочу с тобой отпраздновать рождение моего первенца. Василием назову.
- Благодарствую княже.
- Но крестить сыновей твоих все же придется. Сам как хочешь, а всю дружину велю крестить.
- Твоя воля, князь…
- Да, вот еще что… Я скоро пойду в Переславль-Залесский, а тебе велю оставаться в Новгороде. Мне нужен здесь человек новый. Обживайся. Присмотрись, прислушайся, потому не ведомо мне, что в городе деется в мое отсутствие. Дружину твою велю содержать на моем подворье. А по весне, как снег сойдет, жду сыновей твоих во Владимире. Хочу представить их отцу, Ярославу. А потом взять с собой с посольством в Орду, на поклон хану Гуюке.
- Велика твоя милость, князь. Благодарствую.
- Градор, ты вот скажи мне, кому это нужно, чтобы нас окрестили, да еще при этом новые имена давали? Отец с мамкой имя дают , зачем? Вот настанет срок, перейду я в навь, к родичам своим, они ж меня по имени искать будут… А так? С новым именем как же… Заплутаю…
- Бурнаш, ты спать будешь или нет? Вот ведь пристал как банный лист.
- Ну, я к тебе как к старшему, который поболее моего знает… пожил же…
В большой казарме очень душно. Громкий храп спящих молодых парней сливается в нестройный хор. Но спят далеко не все, одни ворочаются с боку на бок, другие бормочут во сне.
Градор не выдерживает. Сползает с лавки, босиком проходит в конец казармы, зачерпывает из кадки и выпивает целый ковш тепловатой воды. Потом приоткрывает дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха, и возвращается на место.
- Задал ты мне загадку, Бурнаш. У меня свои Боги, у тебя свои. Наверное, так и должно быть. мы и молимся по-разному. А служить собираемся одному князь-хану. И ты сам видел средь дружинников его, всадников с узкими глазами. Наверняка, у них тоже были свои Боги. Ну, и как прикажешь нами командовать, если мы все «кто в лес, кто по дрова» будем?. Тут нас всех окрестят, и будет у нас один, общий Бог. И станем мы тогда единой ордой, единым мечом и стрелой… А коль наследники появятся, а потом их дети, так може совсем забудут про старых Богов то, сколь не напоминай . Кто нас, старых потом слушать станет …
- Да, Градор, немного обидно, но это и есть Явь, мир людей. Наверное, он только так и устроен. Только милы мне наши Боги, и Роды наши. Вечно их славить буду.
- Ну, и кто тебе в этом может помешать? И давай спасть, до рассвета осталось немного, вон, второй раз петух пропел…
Градор, не прошло и двух частей, как захрапел, а Буршаш тихонько оделся, выскользнул из казармы во двор и долго, до самого рассвета славил всех Богов, коих только вспомнил…
Утро раннее, хмурое. По всем приметам месяц вересень начался. Облака сединой меченные с севера бегут. Волхов-реку от ветра мерзлой рябью подернуло. Чего уж говорить о полусотни парней в одном исподнем, стоящих по пояс в воде. Обхватив себя руками, дрожат, зуб на зуб не попадает. С нетерпением ждут, когда закончится непонятное для них крещение, от которого никак не отвертеться, если назначено тебе стать воином. Кому потом попасть в дружину князя Александра, или города Новгорода, а кому выпадет далекий путь в рать Большой Орды. А это, как новый Бог пожелает…
По берегу вдоль мокнувшей шеренги ходит дьяк, временами вскрикивая, бормочет что-то.
У Бурнуша тож губы от холода уже посинели, но крепко сжимает в кулаке оберег свой, смотрит не на дьяка, а поверх его, туда, где под стенами детинца новгородского с длинным посохом стоит волхв древний, борода по ветру мечется, и руки вверх воздев, взывает к Роду. С берега его не слышно, но Бурнаш одними губами вторит ему
- Отец мой, Род! Ты есть Бог Богов. Возьми меня под свою опеку. Пусть никто не мешает мне жить и трудиться во Имя Твое…
А дьяк свое толдычит
- Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…
- Ты - Совершенен, и я совершенствую свою Любовь к Тебе, ибо Ведаю, что Любовь и справедливость - мощнейшая защита от всякого зла…
- И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога и;стинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, И;мже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася…
- Благодарю Тебя, Отец мой, за заботу обо мне и роде моем…
Наконец священник отец Паисий, томившийся ожиданием, не выдерживает и начинает таинство крещения. Сам идет в воду и подходя к каждому произносит
- Крещается раб Божий Михаил, запомни свое имя, во имя Отца и Сына и Святаго Духа аминь. С головой окуная при этом в воду и отправляя на берег. И так с каждым. Приходит очередь и Бурнашу
- Крещается раб Божий Даниил, запомни свое имя, во имя Отца и Сына и Святаго Духа аминь.
Бурнаш, дрожа от холода выскакивает на берег, оглядывается. И будто только так и должно оно было быть, на востоке сквозь облака пробивается желанный луч солнца, как обещание Хорса, бога солнца, что Боги все с тобой Бурнаш-Даниил…