Староновогоднее...
В одной кухне жил, не тужил и исправно служил гранёный стакан. Совершенно обычный. Сейчас трудно сказать, откуда он взялся или почему он остался один, без собратьев, но так уж получилось. Стакан никогда не задавался псевдофилософскими вопросами ни о своём содержимом, ни о соотношении формы и содержания, ни даже верхом человеческой глупости — вопросом о том, пуст он наполовину или наполовину полон. Он исправно принимал в себя жидкости (и изредка сыпучие материалы), отдавал по мере необходимости, исправно купался в мойке и сох в сушилке. У него даже было своё любимое место — широкий и белый кухонный подоконник, на котором он в свободное от службы время предавался разным мыслям и даже мечтам. Вид из окна был просторный, так что ничего удивительного, — вы бы на таком подоконнике тоже начали мечтать.
Словом, всё шло хорошо и как нельзя лучше. Но... Как говорится, не обошлось без "но". Стакану изрядно досаждали молекулы, бесконечно и бессмысленно долбившиеся в его стенки и донышко. Это броуновское движение не прекращалось ни на минуту, независимо от половины пустоты или полноты, независимо от времени суток и смену сезонов за окном. С одной стороны, можно было бы и привыкнуть и перестать обращать внимание на мелочи жизни, с другой можно эти же мелочи приподнять до уровня танталовых мук.
Иногда какая-нибудь изрядно разбежавшаяся молекула промахивалась мимо стенок и улетала из стакана вовне и он смотрел ей вслед со смешанным чувством облегчения и зависти.
Однажды, прямо в разгар его беззвучных страданий (а было это безлунной и долгой зимней ночью) на беспросветно тёмном небе появилась яркая Синяя Звезда и, преломившись во всех его гранях, исчезла в ночном сумраке. И он понял, что живёт неправильной жизнью. Отныне каждую ночь он вглядывался в небо, благо уличные фонари были где-то далеко внизу, пытаясь найти незнакомку. Дело это было непростое, особенно в морозную ясную ночь, и вскоре Стакан понял, что ничего у него не получится. От состояния слезливой беспомощности (вы думаете, он просто запотевал, стоя рядом с холодным стеклом? Ничуть не бывало) он как-то вдруг осознал, что стал способен произносить немудрёные молитвы, которые, казалось, кроме него самого никто более не слышал. Но мы-то с вами знаем, что нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Как-то раз на кухне затеяны были очередные перестановки и стакан на время убрали в буфет и закрыли дверцу. А потом туда же определили высокую стопку новеньких тарелок, купленных по случаю. То ли там кафе закрывали, то ли кто-то распродавал остатки партии для нужд общепита, но суть в том, что стакан оказался в углу и о нём надолго забыли.
Вообразите себя высоко над землёй, в закрытом помещении, можно сказать, в углу, задвинутыми высокой стопкой каких-то плоских тарелок, и вы легко поймёте, что Стакану просто не оставалось ничего другого, кроме как начать овладевать высшими материями.
Он научился сначала медитировать, а спустя время — и вызывать духовных учителей. Конечно, это были всего лишь образы в тёмном пространстве буфета, но для Стакана они становились большой и серьёзной школой его духовного становления.
Я понимаю, это вызывает у вас улыбку, но Стакан решительно прошёл все известные на земле духовные учения, перечисление которых заняло бы тут неприлично много места и, главное, было бы весьма утомительным для вас, читателей. Я же, как стакан, всего лишь хотел бы удовлетворить вашу жажду и желание узнать: что же было дальше?
Надо сказать, что когда вас ничто не отвлекает от дела, вы можете совершать чудеса. Вот и Стакан сумел поменять свои воззрения самым фантастическим образом. Он, практически, забыл и о Синей Звезде, и о броуновском движении. Во всяком случае, оно ему совершенно не досаждало.
И вот, в один из январских дней (или ночей, в буфете было темно в любом случае) он понял, что обрёл невиданную власть над миром и готов её продемонстрировать.
А надо сказать, что как раз в это время (ну мы же в сказке, верно?) случился большой праздник, когда блюд много, гостей ещё больше, а посуду мыть неохота. И Стакан заметили, когда стопка тарелок почти закончилась. Его извлекли из буфета и поставили на кухонный подоконник, зачем-то поблагодарив какого-то домовёнка. Стакан лишь улыбнулся этим человеческим предрассудкам. Он стоически ждал момента, когда сможет проявить свою силу и могущество Просветлённого, и густая темень за окном как нельзя лучше соответствовала этому ожиданию.
По старинно-необъяснимому русскому обычаю часть гостей оказалась на кухне, то ли ожидая чая, то ли для тонкого обсуждения текущего момента политической жизни. Конечно, заспорили о силе влияния, о власти, и Стакан понял, что пришёл его звёздный час.
— Минуточку, — прозвенел во внезапной ошёломлённой тишине его резкий голосок. — Вы вообще не о том спорите. Влияние — это не сила, влияние — это способность использовать силу, направлять её и прикладывать к нужной точке. А могущество — это высочайший уровень такого влияния. Я могу вам продемонстрировать с лёгкостью такой пример.
Поскольку подвыпивший народ (который, надо сказать, от такого поворота событий морально уже был готов к ещё одному ящику водки) безмолвствовал, Стакан продолжал, и в его голосе зазвучали поучительные нотки.
— Смотрю я на вас, на людей, и вы всё больше и больше напоминаете мне молекулы, участвующие в броуновском движении. Довольно бессмысленном, надо сказать, — добавил Стакан, внутренне передёрнувшись от воспоминаний.
— А вот теперь смотрите, что значит влияние могущества, — провозгласил он, позвякивая в напряжённой тишине.
Поверьте, это не самое лёгкое дело слушать, как разговаривает стакан, когда уже выпито изрядно, но ведь и сопротивляться этому сил тоже нет. Поэтому люди на кухне напряжённо вслушивались в непривычно звучный голос.
— Я, — провозгласил Стакан, — сейчас окажу воздействие на каждую... Да, на к а ж д у ю молекулу воздуха, находящуюся внутри меня, и проведу своё влияние так, что все они будут двигаться одновременно и в одном направлении, поскольку я в состоянии управлять такими простыми процессами. Что ж, смотрите, — в меру торжественно произнёс он и смолк, сосредотачиваясь и концентрируясь. Сосредоточенность стакана передалась и людям, которые, погрузясь в развернувшееся на их глазах событие, лишь более звучно и слаженно сопели носами, примиряя себя с невероятным.
— Ита-а-к, — протяжно произнёс Стакан, — на счёт три... Раз, два, три!
И вот тут случилось что-то необычное. Стакан, дотоле довольно уверенно, можно сказать, надменно стоящий на широком подоконнике, вдруг слетел с него, будто его смахнула невидимая рука, и, подчиняясь неосмотрительно неотменённой силе тяготения, набирая скорость, полетел вниз.
— Бдзынь! — это было последнее, что услышали присутствущие. Ну кроме, конечно, шорохов осколков стекла, разлетевшихся по ламинату кухни.
— Мужики, — неуверенным голосом проговорил один из присутствующих. — Это ведь, насколько я понимаю — к счастью?
— Ну да, наверное...
— А за счастье, — уже более уверенным (словно по накатанной колее) голосом подхватил мужчина, — надо выпить!
— Точно. Пойдём за стол, у нас есть наболевший тост...
Кухня опустела и только хозяйский кот некоторое время гонял по полу остатки донышка стакана, так внезапно оставившего сей суетный мир в результате неудачной и не ко времени предпринятой попытки остановить броуновское движение людей.
Пт 16 янв 2015 18:18
(Впервые опубликовано на Литсовете).