Когда ты явилась, стало так непорочно. Я буду защищать непорочность от ветра, приливов, ото льда и метели...
Порой многое можно прочесть о человеке по глазам, всего по одному взгляду. И тогда ты понимаешь: кто подлец, кто негодяй, в ком затаилась похоть, злодейская страсть или насилие, жажда совершать зло, а кто напротив спокоен, чист, благороден душой.
Она знала, что он никогда не причинит ей вреда и не обидит. Его душа, хоть и облаченная в черные, как морион, одеяния мрака, покалеченная в сражении со злом, не источала для нее угрозы. И крохотные серые огоньки, словно вырывавшиеся из потустороннего пламени, тускло мерцали в его глазах, и эта меланхоличная задумчивая отрешенность от мира, зацикленного в фальши, суррогатном бреду, не утихавшем кошмаре страстей, сгоравшем в неугасимом пожаре жажды. Но он был отстранен и тихо любил её, как верную подругу детства, разделявшую его боль, пускай и не понимавшую до конца природу той раны, но каким-то образом она чувствовала его странную тоску, передававшуюся ей через зеркало мрачных глаз, отражавших самые темные и неприступные бассейны души – загадочной и непостижимой, как его боль. В этом было что-то неземное, что-то удивительно-завораживающее, отрезвляющее, чистое. Как бесконечно смотреть в таинственно пляшущие искорки костра, пытаясь ловить в них образы и странные фигуры. Она знала, что любит его больше, чем кого бы то ни было на свете.
Тогда всё казалось волшебным, ярким, словно освещённым природным лунным сиянием глубокой тёмной ночи. Он казался для нее сказочным существом, она для него была самым близким, святым, теплым и прекрасным.
Мир пожирал себя, но они продолжали любить. И быть друг для друга источником света.
На их общей боли и потерянности в бесконечном аду рождался маленький рай, исцелявший их двоих, научавший их сердца добру, видеть мудрость и познавать любовь. Оно приводило их к милому счастью.