Любит, не любит, к сердцу прижмёт

Прокофьева Ирина
Как мне тогда казалось – всё, жизнь больше не имеет смысла, всё самое ценное и любимое, чем жила всю жизнь, для меня закрыто навсегда. Больше НИКОГДА не будет песен у костра, не будет спектаклей, не приедут ученики и друзья, не будет сумасшедших поездок на юг… Да, впрочем, не будет больше НИЧЕГО! Только прямоугольник окна с медленно меняющимся пейзажем, надоедливые звонки, содержащие до тошноты банальные фразы «Ну, как же так?», «Давай поправляйся!» и тому подобная формальная чушь. Я не хотела объяснять каждому, что ЭТО не лечится, и неизвестно, сколько всё это продлится. Ноги почти не ходят… и быть обузой не хочу!

Незадолго до «чудесных» прогнозов доктора у меня погиб любимый питомец – декоративный карликовый кролик Стёпка. В общем, всё одно к одному. Я оставила любимую работу. Пустую разобранную клетку Стёпки я задвинула далеко под стол и закрыла тряпицей. Круглые сутки лежала на диване, уткнувшись носом в угол. Одолевали разнообразные мысли исключительно в самых тёмных и совсем не радужных тонах.

Поэтому несколько бредовой тогда мне показалась фраза мужа: «А давай возьмём другого маленького кролика? А?». Но почему-то капелька розового цвета зажглась в душе, и мы пошли на зоовыставку в театр, в Московский театр иллюзии, где я работала до печальных событий, и откуда родом был мой маленький Стёпка.

Мы прошли вдоль клеток с голубями, свинками и, конечно, не забыли побеседовать с грифом Гришей, с обезьянками Боней и Читой. Полюбовались декоративными кроликами, коих в том году уродилось очень много, и остановились у комнаты ветеринара Жени с вопросом, кого бы она нам из них порекомендовала, на что она охотно показала нам небольшую клетку, где вокруг рыжей длинноухой мамаши копошились пятеро рыженьких и пятнистых комочков.

О, как они были умилительны! Ну, кого не охватывал почти детский восторг при виде недельных пушистых малышей? Вдруг один комочек отделился от мамы и шустренько так засеменил к решётке клетки. Я просунула палец между прутьями, чтобы погладить любопытную рыженькую мордочку, и эта мордочка нежно лизнула мой палец. Всё! Это моё! Но доктор Женя притормозила моё горячее желание прямо тотчас же забрать домой это чудо. «Малыш ещё сосунок! В таком возрасте опасно отрывать крольчонка от матери. Давайте подождём недели две-три». Что делать? Нельзя, так нельзя… Мы будем ждать.

Я не могу сказать, что в ожидании мои будни как-то изменились. То снова накрывала тоска и безысходность, то какие-то дела ненадолго отвлекали от дурных мыслей, но где-то там, на самом донышке души, уже горел и разрастался тот тёплый розовый огонёк, который грел и помогал загораться глазам и расцветать улыбке.

И вот подошёл тот день, когда мы сели в машину и двинулись в сторону дачи, НО… по пути заехали в театр на зоовыставку. Клетка с лакомствами и со всем приданым уже была у меня в руках. Безусловно, свежий воздух Подмосковья положительно скажется на здоровье крольчонка. Ещё мгновение, и долгожданный комочек у меня в руках! Доктор Женя берёт его в руки, чтобы точно узнать сынок это, или дочка.
- Девка! - улыбается Женя.
- А мы-то думали, мальчик...
- Ну, хотите, я вам мальчика найду?
Нет, только эта красотка, крохотная, рыженькая, с пятнистым брюшком, беленькими лапками и чёрненькими ушками, похожая одновременно на хомячка, на белочку и на крольчонка с любопытными чёрными глазками-бусинками! Только её мы возьмём с собой! На том и порешили.

Доктор Женя дала нам на первое время специальный комбикорм, баночку с витаминами для девочки, вагон рекомендаций и велела по любым вопросам тотчас же звонить ей. Довольная и окрылённая, не спуская глаз со своей малышки, я садилась в машину. Всю дорогу что-то ей ласково бормотала и гладила испуганную мордочку своей «доченьки», изучавшей меня своими растопыренными чёрными бусинками. «Бусинка»! Вот как я назову тебя!

На даче крошка жила в клетке со вторым этажом сбоку, где был сеновальчик. В углу стоял лоток-туалет и у дверцы мисочка с морковкой. Водичку я ей наливала в поилку, к которой она быстро привыкла. Зёрна пшеницы моя барышня как-то сразу не возлюбила, предпочла им сухой геркулес. А вот одуванчики, которые на участке росли в избытке, трескала с особым удовольствием. Ну, конечно! Сколько витаминов в «негородских» листьях!

И вот, что удивительно – эта кроха сразу же приучила меня к «своему» режиму. Ровно в семь утра она неистово начинала грызть прутья клетки, да так громко, что просыпался весь дом! Мне приходилось вставать, забирать её из клетки и выпускать её «на прогулку» по дивану, сперва угостив её какой-нибудь вкусняшкой.

Около часа эта бестия носилась по дивану вдоль моего полусонного тела, потом, явно утомившаяся, она забиралась ко мне под мышку, облизывала всё, что оказывалось у мордочки, и сладко засыпала, тихо-тихо пощёлкивая зубками. Потом я выяснила, что этот тихий стук зубками сродни кошачьему мурлыканью. Этот же ритуал соблюдался и перед сном, но не раньше одиннадцати вечера. Без сеанса беготни и нежности Бусико даже не подходила к мисочке с едой! Вот насколько, оказывается, важно было (и есть) для неё говорить о своей любви!

И вы знаете, удивительное дело – мои проблемы со здоровьем уходили на второй план. Столько заботы и безусловной любви дарило, и дарит по сей день, мне это существо, моя девочка, моё золотко, моя Бусинка! Стопроцентное доверие! А как она скучает и ждёт! Как она, уже взрослая кроля, несётся по утрам ко мне из клетки, чтобы лечь рядом, поговорить со мной о чём-то важном и нежном, лизнуть руку, щёку, губы и толкнуть головой руку, подставляя мордочку и ушки для ласк! Потом угнездится, уткнётся носом мне в бок, и так ещё добрый час-полтора спим с ней, тесно прижавшись друг к другу. Чем не счастье?