Когда я ехал в Чечню, все уже прекрасно знали, что там произошло в ту самую новогоднюю ночь. Знали, что происходило и происходит позже. На улице стоял март 1995 года. Родители прорыдали все полотенца, пацаны достойно проводили с трёхдневным запоем. Даже наш пёс Дикий что-то простонал на прощание. В целом, вздохнул, скрипнул калиткой родного дома под Ростовом, и устремился.
В учебку попал в местную, в ростовскую. Но там пробыли мы не долго. Не успели освоиться, и отправили нас через пару недель в Назрань. Там не было ничего такого интересного. Как обычно, «стройсь», «ровняйсь», помой посуду, выкопай траншею и так далее. На удивление, дедовщины в смысле рукоприкладства у нас не было. Боевиков только выгнали из Грозного, и мы ждали, что нас пошлют именно туда. Практически так и получилось. Но не в сам город, а в окрестности. О том, что происходило и о единственном моём бое расскажу в следующем рассказе, а пока опишу то, что мы увидели, когда мы выпали голодные и замёрзшие из скрипучего и продуваемого всеми ветрами кунга «Урала».
Посередине какого-то ужасного болота стояли военные палатки, нижняя часть которых была прижата какими-то камнями, присыпана землёй, и явно была промокшей насквозь. Построение. Объяснили, где гальюн, где столовая, где оружейка, где медчасть, а в каком направлении война (она, как оказалось, была везде и вокруг). Был уже вечер, и нам сказали идти в палатку (казарму), ждать нашего ротного, который раздаст распоряжения на завтра. Пока дошли, по колено были все в грязи, мокрые.
Пришли, разместились. Там было ещё несколько человек. Причём, дедушек старослужащих. И им на нас было абсолютно плевать. От одного из них разило перегаром, и он, узнав, что сейчас придёт ротный, куда-то по-быстрому удалился. Мы кое как переоделись, отодрали грязь от шмотки. Пришёл подполковник.
Единственное, что он нам посоветовал — не сгнить, следить за гигиеной. На вопросы, когда в бой и где чеченцы, он выматирился в духе «кто его знает, успеем, не спешите». Дальше примерно месяц мы делали именно то, от чего предостерегал наш ротный — гнили. К постоянной слякоти прибавились вши. У многих в настроении начало проявляться дикое безразличие и апатия. Казалось бы, тут не стреляют, в бой не ведут. Сиди и не бузи. Но уже реально хотелось хоть куда-то отсюда сбежать.
Позже я понял, почему подполковник нам советовал именно следить за гигиеной. Спустя месяц многие из нас на эту гигиену просто забили. От кого-то воняло, у кого-то были гнойники на теле, кто-то подхватил лишай. Многие от предлагаемого питания постоянно бегали в туалет, которого не хватало, и гадили вокруг. Поэтому при изменении ветра, вонь стояла в расположении просто ужасная. Сыпали известь и хлорку, но спасало ненадолго.
Ротный появлялся раз дня в три-четыре, а за порядком следил лейтенант, который сам только полгода, как закончил училище. Ему было на нас откровенно наплевать. Если вы могли бы себе представить грязную слякотную лужу, где копошатся какие-то опарыши, то это была примерно наша ситуация. Спустя месяц стало подсыхать, мы начали превращаться в людей. И именно в этот момент приехал какой-то полковник, и мы поняли, что это неспроста. Так и вышло. Совсем скоро мы окажемся там, куда ехали — на войне.
Итак, рано утром нас собрали в большую кучу, которой называлась на тот момент наша рота. За месяц в боевое подразделение «это» никак не превратилось. А очень даже — наоборот. Но прорычав что-то сердитое, полковник это признал, и отдал команду привести себя в порядок. В ближайший один (!) день мы сделали столько, сколько за месяц не сделали. Но стоит отметить, что совсем рядом стояли спецы, которых готовили хорошо, одевали, тренировали. А на нас забили, так как собирались отправить в Моздок. Но, видать, кому-то нужны оказались ещё 85 рыл в окрестностях Грозного. В свою очередь, полковник тот устроил такой разнос нашему командиру, что (говорят) шапка его из палатки вылетела от «объяснения ситуации, и как бойцов готовить нужно».
Утром следующего дня нас опять выстроили. Стоит признать, это уже стало похоже на армейское подразделение. Но пока только с виду. Погрузились мы в несколько Зил-131, и поехали. Куда, никто не сообщил. На дворе, кстати, стоял мораторий из-за Дня Победы. Но уже через два дня его должны были отменить. Приехали мы в небольшое село на окраине Грозного, где уже вовсю закапывалось другое подразделение. Оказалось, что ВВ-шники. Постоянно слышны были выстрелы. Выгрузились. Построились, получили задачу, и пошли перекурить. Там нам объяснили, что выстрелы — это в городе, а сюда уже неделю не стреляют, соблюдают мораторий. Но, когда стреляли, то делали это словно по расписанию: с 16:00 по 18:00. Вот, зарываемся, ждём возобновления. Начали копать и мы.
Какие же пунктуальные чеченцы ребята. Ровно в 16:00 12 мая начали прилетать мины. Ранило троих бойцов. Не сильно, пустяки. А уже через два дня нам дали приказ готовиться к выдвижению в село Дуба-Юрт, недалеко совсем. Вот тут у меня реально ёкнуло. Туда спецназ пошёл совсем недавно, с высотки боевиков выкуривать. Так то — спецназ. А мы-то что мы там делать будем? «Выживать», — сухо сказал прапорщик из автобата. Их, зачем-то тоже сюда кинули. Как оказалось, дорога там была на Грузию. А шла она между двух высот, где засели боевики, и блокировали направление.
Подошли мы на позиции в лесополке. Ночь, а на высоте — бой. Арта вовсю работает. Жарко там. Потом всё затихло. Уже днём нам командуют — выдвигаемся на высоту. Оказалось, спецназ уже на высоте закрепился, а нам нужно пройти к ним, и поддержать дальнейшее продвижение. То есть, они — на острие, а мы, вроде как, просто тыл и поддержка. Немного подрасслабила эта информация. Но ненадолго.
Не успели мы начать подъём в гору, как на нас обрушился шквальный огонь. Как там боевики оказались, вообще непонятно. Оказалось, спецназ наш зашёл с другой стороны, занял высоту, а на другом склоне оказались позиции боевиков. И боя ночью там не было. Это наша артиллерия прокладывала путь спецназовцам, а те шли буквально по воронкам.
В общем, завязался бой. Что делать, непонятно. Стрелять? Конечно — стрелять, но куда, никого не видно. Уже минут 15 долбят. А на верху же наши. Почему не ударят в тыл боевикам? Пулемётчик наш пытается высунуться, не дают. Я повыше за корягой. Хватаю его пулемёт, и даю несколько очередей. Он успел выскочить к оружию. Места мало для двоих, лезу под куст. Рядом со мной что-то хлопнуло, наверное прилетел ВОГ, и я перекатился. Ближайшее дерево — метрах в пяти. Начинаю ползти, и… тык. Просто такой «тык» в бедро. Понимаю, что пуля, по ноге потекла тёплая кровь. Ползу на руках, почти дополз, и что-то обожгло спину на лопатке. Облокотился на дерево, широкое, надёжное. Крикнул, мол, врача сюда. Увидел, ползёт наш Стасик ко мне.
Где болит, спрашивает. Ща я тебе, говорит, промедол поставлю. Говорю, так не больно. Вот показываю — нога, и спину немного печёт. Это всё, что я помню. Очнулся уже на носилках у склона горы. Нога и грудь перемотаны. Вокруг курят пацаны, суетятся. Кто-то глянул на меня. Во, говорят, очнулся. Всё окейна будет, артерию не задело, но кость придётся лечить. А на спине у тебя тоже всё нормально. Ща в госпиталь поедешь, отвоевался. Вот, собственно, и все мои «подвиги» на той войне.
Как оказалось, только меня отрубило, как начала работать артиллерия, и раздолбали тех боевиков. Там позиции сильные были, оборудованы хорошо в полный рост. Поэтому мы для них, как мишени на ладони оказались. Спецназ не пошёл брать эти укрепления, а просто навёл арту, и разнесли там всё. Я улетел в госпиталь, а наши пошли по той дороге, взяли село.
Историю эту в военкомате не взяли. Сказали, что такое печатать в газете нельзя. А потом вообще сказали, что вру про пофигистов-командиров, грязь и вши. Быть такого не может. Ну, что ж. Им там в военкоматах виднее, что творится за сотни километров от них. А передал я лишь то, что сам пережил. То, как я это видел. Возможно, глаза у меня не на том месте, что вывод могут сделать только такой: это был какой-то бред и полнейшее разочарование. Вся доблесть, геройство и подвиги оказались банальным желанием выжить. Выжить в этом бесконечном бардаке, грязи и апатии.