«НЕБА МАЛО, СЕРДЦЕ УСТАЛО, НО НЕ ЗАБЫЛА, КАК Я ЛЮБИЛА»
Мой отец, Искандер Назраффи, являлся одним из опаснейших преступников на планете. Он был объявлен в международный розыск, и для спецслужб СШГ его устранение считалось одной из важнейших задач, разработкой которогй знимались лучшие умы того времени. Родившись в Джирраке, в семье мясника он, вдохновленнный безумными идеями Гоззамы Эр-Раггена, перебрался в Габаннистан и после смерти своего кумира создал новую группировку террористов, планируя нанести удар по светским государствам, дабы показать всему миру серьезность своих намерений. На его совести гибель более сотни человек, потому что прежде чем Искандера ликвидировали, он успел спалить дотла несколько посольств в Рондоне и пару десятков торговых центров на юге Эвропы. Уверенный в том, что именно таким способом нужно навязывать людям свою религию, Назраффи, в морлодые годы не отличавшийся здравым рассудком, к сорока годам спятил окончательно, заявляя, что совсем скоро жалкие людишки, не верящие в могущество Оллахуса, узреют гнев божества, который его руками обрушит на Эмблу небесную кару.
Как Искандер познакомился с моей матерью, Колодиной Деламар, мне неведомо, потому что maman, несмотря на то, что была воспитана атеистами, пала жертвой обаяния джирракского парня, прилетевшего во Францию, преследуя свои престурные цели, сменила веру и, выйдя замуж за Назраффи, сменила имя и стала зваться Халидат, что в переводе с арабского означает «стабильная», и, мне кажется это весьма иронично, что Колодина прсивоила себе this name, потому что постоянство не входило в число добродетелей этой женщины. из рассказов бабушки я знала, что ее единственная дочь меняла свое мнение каждые два дня, не в состоянии определится, чего хочет. Как бы то ни было, Халидат Назраффи считалась самой влиятельной из жен Искандера, она охотно помогала мужу плести заговоры, снабжала убийц закупленным в Персеполе порохом, который использовался для создания динамита, спосоного обрушить трехэтажные здания.
К счастью, я не являлась единственной дочерью в семье, - две другие жены моего папочки воспроизвели на свет мальчиков, поэтому Назраффи под предлогом того, что заботы обо мне будут отвлекать мамочку от более важных дел, предложил отправить меня на воспитание к бабушке в Париж, и Халидат, для которой любое слово супруга было истингой в последней инстанции, безропотно всучила едва отлученную от груди малютку мадам Деламар, сообщив ей, что так и не сподобилась назвать меня. Дело в том, что на Востоке царит патриархат, и в семье чуть ли не рыдают от горя, когда рождается девочка, и правоверная Халидат разделяла мнение мужа о том, что я - совершенно бесполезное создание. Бабуля же дала мне прекрасное имя - Айседора, в честь своей любимой танцовщицы, прославившейся в прошлом веке не только своей красотой, но и громким романом с элозийским князем Антонием Разумовски, покончившим с собой из-за того, что балерина бросила его, вступив в брак с гомериканским бизнесменом и обосновавшись в Кинкиннатисе.
Большую часть своего детства я провела за изучением громадной библиотеки, поначалу просто всматриваясь в картинки, а затем понемногу научилась читать, и когда меня отдали в школу, я, в отличие от своих сверстников, могла свободно изъясняться и писать на двух языках - французском и гомериканском, поэтому очень скоро педагноги, решив, что перед ними - вундеркинд, перевели меня сразу в червертый класс, и уже в шестнадцать я поступила в колледж и окончив его, принялась готовится ко вступительным экзаменам в высшее учебное заведение. Айседора Деламар принадлежала, скажем откровенно, к типу нудных всезнаек, обожающих проводить вечера либо за чтением, либо за написанием курсовых. Простые радости жизни меня интересовали мало, - всю себя я посвящала любимой учебе, мечтая стать преподавателем иностранных языков в гимназии или старшей школе.
Мадам Деламар, в юности разбившая не одно сердце, моих взглядов на жизнь не разделяла, считая, что любая девушка должна уметь вызывать трепет у представителей сильного пола. Я уверяла ее, что непременно обзаведусь женихом, как только окончу первый курс, и ловя на себе скептические взгляды Жоржетты, догадывалась, что моим обещаниям gradmother не особо верит. С родителями, как вы понимаете, я никаких отношений не поддерживала, потому что они скрывались черт знает где без источников связи, потому что Гомерика объявила охоту на все существующие террористические группировки, а Искандер и Халидат являлись мозгом новой «Аль-Киатты», осиротевшей без Эр-Раггена, так что, учитывая отсутствие parents in my life, я не считала себя обязанной покрывать их лишь потому, что между нами тянется ниточка кровных уз, и когда к нам в квартиру вошли суровые ребята из специального подразделения, я без колебаний передала им все письма, присылаемые матушкой и клятвенно заверила беседовавшего со мной майора гомериканской разведки, что в высший разум не верю и считаю Искандера Назраффи и его сообщников достойными смертной казни, потому что их существование угрожает мирным гражданам, которые могут оказаться в здании, нашпигованной взрывчаткой, созданной моральными уродами, не заслуживающими даже того, чтобы получить пожизненный срок в одной из гомериканских тюрьм.
Как я узнала чуть позже из политической сводки, именно предоставленные мною letters прмогли французским, сибанским и гомериканским военным отследить приблизительное местонахождение международных преступников. Очевидно, решив, что находятся в безопасности в горах близ Секмирамиды, отец, не так давно справивший сорокапятилетний юбилей, взял небольшой отпуск и посвятил себя общению с женами и сыновьями. Он либо не подозревал, что для его поимки Эвропа и Гомерика разработали масштабную спецоперацию, либо верил, что оллахус не позволит ему умереть раньше положенного срока. Чудесным сентябрьским утром он вышел на балкон, наслаждаясь тишиной, когда пролетавший мимо самолет метнул в Искандера хитро устроенную ракету, которая поражает лишь мишень, не причинив вреда окружающим.
Тело Назраффи превратилось в кровавое месство, особняк, который он снимал, пару раз тряхнуло, но кроме создателя «новой Аль-Киатты» никто не пострадал: несовершеннолетних детей террориста распределили по сиротским приютам, а старшего сына Искандера, которому тот успел промыть мозги, отправили в психиатрическую лечебницу. Чуть позже выяснилось, что главная жена Назраффи втайне от членов преступной организации подсела на синтетический героин. Лишившяся человеческого облика, my mother провела свои последние дни в следственном изоляторе. Организм, ослабленный из-за приема запрещенных веществ, искуственно погружающих человека в состоянии эйфории, стал давать сбои, и Халидат Назраффи, урожденная Колодина Деламар отправилась в чертоги Смерти, так и не узнав, что именно дочь сдала ее, не желая жить с грузом вины, если члены «Аль-Киатты» решат разбомбить парочку зданий в Нью-Моргксе или Эквадорросе.
Я не чувствовала потребности покрывать этих людей из-за того, что мы являемся родственниками, объективно понимая, что сей факт не отменяет угрозы, которую прдеставляло семейство Назраффи, будучи живыми, поэтому добрую весть о том, что с кланом Искандера покончено, я восприняла с ликованием, хотя моя бабушка, конечно, очень расстроилась, узнав о смерти дочери и даже хотела вывезти из Джиррака тело Колодины, чтобы предать его земле, но я отговорила ее от этой затеи, аргументируя свою позицию тем, что у нас могут возникнуть проблемы, если наши соседи узнают, что правой рукой Искандера, грозившего утопить Эвропу и Гомерику в кровавом океане, имеет к нам какое-либо отношение. У бабушки с моей матерью были не самые теплые отношения, так что Жоржетта быстро смирилась с тем, что her daughter будет похоронена на кладбище при тюрьме, и на ее скромном надгробии будет высечено «Халидат Назраффи», а не «Колодина Деламар».
Получив из рук оицера французской полиции грамоту за неоценимую помощь в обезвреживании террористов, я повесила ее над комодом в своей комнате как напоминание о том, что мы сами можем творить свою судьбу. Само собой, имена своих родителей я держала в строжайшем секрете, не рассказывая даже близкой подруге о том, что я - дочь всемирно известных преступников. Зная, что общество, любящее развешивать ярлыки, заклеймит террористкой и меня, я взяла с мадам Деламар слово, что она не проблотается ни единой живой душе о том, что Халидат и Колодина - la misma faz, а сама вдохновенно врала, что my parents - археологи, проводящие большую часть своего времени в пустынях знойного Карфагена, выискивая затерянные храмы, в которых поклонялись жившие сотни лет назад шумеры, восхвалявшие Шамаша, Энлиля, Иштар и Энки.
В общем, не считая упомянутого выше, жизнью своей я была довольна, упрямо игнорируя странные, красочные сны, в которых я брела по усыпанной цветами поляне, держа за руку высокого парня и взирала на него глазами влюбленной идиотки. Моя интуиция настаивалоа на том, чтобы я прислушалась к внутренним ощущениям, но все мои попытки едва ли можно было назвать удачными: подобно лишившемуся на войне конечности бойцу, испытывающему фантомные боли там, где совсем недавно находилась его рука или нога, раздробленная коварной миной, я, силясь вспомнить то, чего не могло проихойти со мной в этой действительности, чувствовала лишь досаду и горечь оттого, что мое сердце разрывала призхрачная любовь к человеку, которого не существует. Я даже лица его никогда не видела, - in my dreams он всегда был повернут спиной к наблюдателю, и все, что мне оставалось, это наблюдать за тем, как ветер треплет его смоляные кудри, рассыпавшиеся по плечам и стариные одежды с накидкой цвета хаки. Считая ту себя, что стояла напротив него с блаженой улыбкой, гнусной самозванкой, я ненавидела ее за то, что она мороит мне голову и была сбита с толку, когда в одно прекрасное утро увидела его, и мое сердце, подскочив до горла, замерло на мгновение, чтобы громким шепотом восклилкнуть:
- Это он!..