В фонарном свете блестит циферблат старых часов, секундная стрелка, всё замедляясь, двигается по кругу. В ночном воздухе комнаты плывут образы, я пытаюсь их разобрать.
В Гагры 72-го года, из Москвы летит Як 40, который немилосердно болтает в небе, а мне от этого смешно в огромном, надёжном кресле и непонятно почему все вокруг испуганно кричат, а мама, нервно оглядываясь по сторонам, так сильно сжимает мою руку.
Но вот, тем же вечером, перед глазами распахивается холодное и тёмное море, внутри которого, оказывается, можно быстро плыть, охотясь за рыбьими светящимися хвостами, но поймать удается лишь пятно мазута, приплывшее к берегу от танкеров на горизонте. Смутные, зеленые горы обрамляют озеро Рица, располосованное стремительными катерами на подводных крыльях...
А теперь домой - крыши тысяч Волг блестят на площади трёх вокзалов и чёрный паровоз с натугой ползёт по гремящему мосту.
Метро Новослободская, где обязательно надо забраться с коленками на кожаный диван и поражаться красоте плывущей за окнами, а там, уже недалеко и до Сокола.
Мимо Всехсвятского храма, катит красный трамвай, с деревянной лавки которого я смотрю как блестят кресты на куполах. Трамвай швыряет, он громыхает, звенит, взвывает но мы всё таки, медленно движемся в сторону Тушино.
Домой.
Послевоенные бараки только что снесли. Старый бульдозер ползает по обломкам домов. Косточки заключенных, строивших канал, поднялись из земли по весне, но их вновь закопали.
Я же, сижу на табуретке в нашей коммунальной кухне где гудит колонка и ничего мне не видно кроме сумрака.
Потому, что темно.
Темнее.
Тьма.