ПОЛУСТАНКИ
Семья была в сборе: хозяйка дома, Мария Ивановна, глава семьи, Николай Иванович, их сын – Пётр Николаевич, добротных сложений, студент последнего курса геологического факультета, большой любитель путешествий, знаток гор и тайги.
- Мама, так по какому случаю ты лишила меня сегодня встречи с моими друзьями? – оторвавшись от книги, задал вопрос Пётр.
Мать, протирая очередную чашечку из китайского фарфора краем полотенца, как-то таинственно посмотрела на сына и произнесла:
- Отец, а отец!
Пётр Николаевич отодвинул в сторону недопитый чай, разжал правое веко, и монокль упал на грудь статского советника.
- Я слушаю вас, мадам, - отец любил светские шутки. А его жена – не очень. Поэтому строго посмотрела на мужа и сына, которые со всем вниманием смотрели на мать.
- Я сегодня экономку отпустила раньше, чтобы не было свидетелей нашей беседы. А разговор состоится, когда придут Зеленские.
«Да что это такое?» - про себя возмутился Пётр. «Я пропустил очередное собрание, где меня должны были выбрать делегатом на съезд молодёжи города ради разговора на тему женитьбы. Опять эти Зеленские! И их дочь Надежда со своими девичьими ужимками и одной и той же темой об украшениях да прическах. Ох уж эти девицы!»
- А у меня, мама и папа, совершенно другие увлечения. На дворе ре-во-лю-ци-я! Вы хоть что-то понимаете в этом, предки?
Пётр сам удивился себе, что позволил назвать родителей «предками». Но слово не воробей – вылетело – не поймаешь его. Отец как-то нервно передёрнулся и взглянул на сына. Этого показалось мало. И он подтянул за шнурок свой монокль, прижал его веком, и стал рассматривать уже вдруг ставшего взрослым сына. А Мария Ивановна, опустив очередную чашечку на такое же красивое блюдечко, погрозила сыну пальцем. И проговорила:
- Не применяй плебейских слов! Родители мы тебе. Понял, сын?
В эту минуту раздался механический звонок. Чтобы позвонить, необходимо было повернуть несколько раз устройство на дверях. И в коридоре молоточки издавали приятную мелодию, ударяя по медному колоколу.
- Ну, вот, и Зеленские! Лёгкие на помине. Видно, долго жить будут. Такая в народе есть примета. Пойду открою.
И Мария Ивановна прошла в прихожую, шурша своим великолепным праздничным платьем. А Пётр опять подумал: «Ну вот. Устроили вечер знакомств молодых.» Пётр знал Надю с самого детства. И считал её больше сестрёнкой, чем невестой. Да и не в его вкусе была девушка. Уж очень скромная и тихая. Какая-то домашняя, непохожая совсем на однокурсниц Петра. Где все, как одна, бойкие. Одевались по революционной моде – блуза, юбка, на ногах ботинки, а на голове обязательно красная косынка, повязанная сзади.
- Проходите, проходите! – приглашала в зал гостей Мария Ивановна.
Первым показался глава семейства, инженер-железнодорожник, уважаемый человек, депутат городского Собрания. Громоздкий мужчина с выпуклым брюшком, который обтягивала полосатая жилетка.
- Добрый вечер, господа, - сначала поздоровались мужчины. А затем, подав руку Петру, крепко сжал её, приблизив к себе Петра и приобняв его, похлопал по спине свободной рукой.
- Хорош молодей! Как успехи в учёбе? Чем занимаешься? Любишь ли спорт?
И, задав эти вопросы, не дослушав ответа, уселся сразу за стол. В зал вошли как будто две сестры, предварительно подпудрив носики, поправив причёски, здороваясь с хозяйкой, приобнялись, сымитировав поцелуй в щёчку. Поклоном головы поздоровалась с мужчинами дома Ольга Петровна. А Надя сделала скромный реверанс. Пётр просто для приличия, как бы оторвавшись от книги, кивком головы оказал внимание женщинам. А вот Пётр Николаевич, как молодой, соскочил со своего места. Сначала подлетел к Ольге Петровне. Поцеловал ручку и тут же, по-военному развернувшись на каблуках домашних тапочек, склонил свою уже начавшую седеть с хорошей пролысиной голову над поданной рукой Нади. И что на него, старого, нашло? Раз пять чмокнул запястье девушки. Это заметила Марья Ивановна. И подмигнула своей подруге. Дескать, смотри, что старый делает. Только, кажется Петра ничего не волновало. Ему всё было безразлично.
- Ну, господа дорогие! Садитесь за стол. Будем чаёвничать. Чем Бог послал. Да о деле поговорим.
Николая, как током пробило. «Ну, началось! Сначала, по-видимому, будут хвалить меня, а потом Надежду. Давайте, давайте, дорогие родители!» Слово «предки» уже не лезло в голову после угрозы матери. Начали рассаживаться на красивые венские стулья. Надю посадили как раз напротив Николая. Она удобно уселась. И, перекладывая столовые приборы с места на место, опустив взгляд, нервно покусывала свои красивые пухленькие губы.
«Ишь как волнует её замужество!», подумал Николай. И в это время в прихожей раздался мелодичный звон колокольчика. Мария Ивановна взглянула на мужа. Он пожал плечами. Дескать, не знаю, кто это может быть.
- Это, мама, ко мне, - наконец, сообразив, что он попросил девчонок-однокурсниц зайти за ним, и вместе идти на собрание революционной молодёжи.
Николай соскочил с места, быстро выбежал в прихожую, открыл все задвижки, которые установил дворник по просьбе Марии Ивановны за бутылку водки. Он принципиально деньги за проделанную работу не брал, считая этот денежный расчёт пережитком прошлого. А Мария Ивановна, предвидя как бы будущее, не видела ничего хорошего в прошедшем перевороте, который даже её любимый сын называет Великой революцией. Щёлкнула последняя задвижка. Дверь открылась. На пороге стояли две подруги. Одна из которых тут же бросилась на шею Петра, повисла и впилась своими острыми зубками в шею парня.
- Ну что ты так долго телишься? Нас же заждались. Там столько народу собралось! Сегодня на повестке дня тема: «Молодёжь и революция». Ленина будут читать, - щебетала повисшая на Петре девушка.
- Да погодите вы, девчонки, сейчас родителям сообщу и пойдём.
Пётр нежно опустил девушку на пол. Взглянул на большое зеркало, висевшее в прихожей. Заметил взлохмаченный свой знаменитый русый чуб, который многих однокурсниц так и привлекал к себе, чтобы его полохматили. Поправив причёску, Пётр прошёл в залу. И как-то торжественно заявил:
- Мама, папа, я иду на собрание. За мной пришли мои однокурсницы.
Мария Ивановна вздрогнула. Лицо её побагровело, но совладав с собой, совершенно спокойным голосом произнесла:
- Ну-ка зови своих однокурсниц.
А они сами уже стояли в проходе, раздвинув шторы входной двери в зало. У Марии Ивановны даже поднялись брови. И она не могла вымолвить слова, увидев наряженных по-революционному девушек. Николай Иванович от нервного шока чесал затылок. Гости во все глаза рассматривали «новшества революции» и улыбались.
Николай, еще не поняв состояние родителей, по-светски стал представлять своих подруг.
- Эта девушка, её зовут Люба, а эту Верой. Прошу любить и жаловать.
И уже почти развернувшись, чтобы уйти в прихожую, вдруг услышал жёсткий голос матери.
- Нет, сын, стой! Иди и сядь на место. А ты, отец, закрой за девицами дверь. Вы свободны, девушки, до свидания!
В этом, кажется, корректном приказе, чувствовался волевой характер хозяйки дома. Девчонки хихикнули и обронили слова, обращенные к Николаю.
- Учти, Коля, мещан нам в обществе не надо.
Мария Ивановна тихо, но чтобы слышали все, сказала:
- Пошли вон! И чтобы я вас больше не видела. Девчонки, не сговариваясь и, как-то по театральному, повернулись к хозяйке, и выставили свои красные язычки:
- Вот вам!
И со смехом выбежали из квартиры.
- И это наше будущее? – спросила Ольга Петровна, - куда катится наша страна?
Николай сидел на стуле, как будто на сковороде, разогретой примусом самым большим пламенем.
«Что о нём подумают его друзья? А из кружка точно его выпрут. Это, как пить дать. А деканат как отнесётся к этой ситуации, что родители его не отпустили на столь важное собрание?» Мысли Николая прервал всё тот же голос мамы. И, кажется, он был уже спокойным.
- Ну, что, отец, начинай разговор, - предложила Мария Ивановна.
- Господа, после такого стресса я не могу собраться с мыслью. Давайте уж вы, Мария Ивановна, - умоляюще попросил отец.
Николай подумал: «И вправду, мы мещане. Девчонки были правы. Даже к своей жене отец обращался на «Вы».
- Ну хорошо. Я так я, - подвела черту мать.
- Ребята, вы уже стали совсем взрослыми. Вон, к Николаю даже домой приходят девицы.
Николай наконец расслабился и прислушался к словам матери, предполагая, что она начала похвалу с того, что он уже созрел для женитьбы. А мать продолжала:
- Да и Надя повзрослела. Поэтому можно, дети, с вами разговаривать, как со взрослыми. Единственное, прошу наш разговор содержать в тайне. Дело вот в чём. Мы, ваши родители, приняли решение уехать из страны.
Николай посмотрел на мать.
- Это что, мама, шутка?
- Нет, сын. Это серьёзное решение. Ты что, Николай, не видишь, что творится у нас в городе? А ведь мы живём как бы в Сибири. Грабежи, насилия. Из дома страшно выйти. А с продуктами что творится? За деньги уже ничего нельзя купить. Только на обмен, за ценные вещи.
Николай всё это видел сам. Но верил словам, сказанными ораторами, что это, дескать, временные трудности. Вот буржуазия будет уничтожена. А с бандитами разговор короток: к стенке и никаких гвоздей! Эти слова произносили почти что все выступающие.
До Николая стало немного доходить, что и их семью могут причислить к буржуазии. Хотя среди студентов были и из более богатых семей. Семёнов, например, сын мануфактурного фабриканта. А Вера, одна из приходивших за Николаем девушек? Она - дочь хозяина самой большой аптеки в городе. И ничего! Самая активная юная революционерка. Так себя называла девчонка.
Мария Ивановна продолжала:
- Ну, это ещё цветочки, что с продуктами стало тяжело. Мы получили письмо от своих друзей из Питера. Там начались аресты. Служил в царской армии, был чиновником? И, вообще, есть образование и хорошая работа? Ты уже зачислен во враги новой власти, «рабоче-крестьянской».
- Не понимаю, как новая власть обойдётся без интеллигенции? - эту реплику вставил старший Зелинский, - и еще новшество, введённое новой властью, теперь нет «господ», обращаться надо друг к другу «товарищ».
- Так что в стране беда, - продолжала Мария Ивановна, - ягодки ждут всех ещё впереди. Поэтому слушайте, дети, наше совместное решение: мы уже на той неделе, в среду, уезжаем. Берём с собой только ценные вещи, накопленные за годы. Из квартиры ничего не продаём. Квартиры и всё, что в них имеется, оставляем. У нас хозяйкой будет Марфа, а у Зеленских – Ибрагим.
Мария посмотрела на свою подругу, которая, слушая, вся съёжилась. Её немного трясло. Видно было, что это решение об эмиграции далось ох, как нелегко.
- А как мы, мама? – Николай наконец-то понял, что родители уезжают без них. Он взглянул в лицо Нади. Её глаза были наполнены слезами так, что вот-вот обрушатся водопадом. Но она держалась из последних сил.
И тут Николай для себя сделал вывод: однако, сильный характер у Нади. А её мать тихо сморкалась в ажурный розовый платочек, то промокала накупившуюся слезу, то вытирала уже покрасневший носик. Хозяин Зеленских, Вениамин Абрамович, чинно восседал на стуле, заложив нога на ногу, и старательно раскуривал сигару, предложенную Николаем Ивановичем, показывая своим видом, что всё уже решено и перемен не будет.
- Ну, может, вы что-то скажете, Вениамин Абрамович, - обратилась к нему Мария Ивановна.
- Я, дети мои, тоже весь в переживании, но обстановка подсказывает, что нам здесь не выжить. Надо уезжать. Уедем тихо, без продажи квартир и скарба. С собой, как сказала Мария Ивановна, берём всё, что ценное, и поместится в саквояже. На эти ценности и постараемся выехать из России в Китай. Как вы только защитите диплом, мы вам дадим знать через почту доверенности, что у нас всё хорошо, тогда и вы тронетесь на восток. Сопровождать вас будет Ибрагим. На границе после того, как мы вас встретим, Ибрагим вернется домой, будет полновластным хозяином жилья и всего имущества. Ему уже отписана дарственная и заверена юридически. Эту дарственную он получит от нас при переходе китайской границы. Вот так, дети мои. Печальный поворот в жизни, но от нас независимый.
Ольга не выдержала и с рыданием бросилась в ванную комнату. За ней, встав из-за стола, ушла и Надя, за какие-то минуты изменившись в своем облике. Пётр сразу это заметил. Надя стала как-то взрослей. Слетела с неё девичья беззаботность, лицо из простушки превратилось в волевой облик. Петра это сильно удивило. И, смотря ей вслед, когда она уходила за плачущей матерью, он увидел уверенную походку смелой волевой девушки.
«Но как же так? Родители уезжают, а нас оставляют на чужих людей. Почему, если уезжать, то не всем сразу?» - эти мысли засели в голове Петра. Вениамин Абрамович положил свою наконец раскуренную сигару на край хрустальной пепельницы, от которой шёл такой сильный смог, что Пётр Николаевич никогда не куривший, но всегда держал для важных гостей добротные сигары, не выдержал и предложил загасить эту, как он выразился, дымокурку. Как раз кстати хозяйка вышла из кухни с пирогом, нарезанным крупными ломтями, на красивом фарфоровом блюде. Вениамин Абрамович плюнул в ладонь и, макая в слюну горящую сигару, пытался её загасить. Наконец ему это удалось. А Мария Ивановна, оглядев всех, спросила:
- А где наши девушки?
- В ванной комнате. Что-то нервишки не выдержали, - ответил Вениамин Абрамович. У женского пола это частенько бывает.
- Сейчас мы всё исправим, - уверенно заявила хозяйка.
Направилась было в ванную, но мать и дочь уже входили в гостиную.
- А вот и мы, - произнесла Надя почти что первые её слова.
- Немного всплакнули, уж больно жалко всё оставлять чужим людям. Наживали-наживали и всё враз на ветер, - это включилась в разговор Ольга Петровна.
- А знаете что, господа! В народе обычно в таких случаях говорят, да пропади оно всё пропадом. Всё же жизнь дороже. А то вон, Виталию Абрамовичу принёс повестку рассыльный солдатик. Молоденький, ещё и поросли на лице нет, а иди ж ты, уж и революционный гонор: «Вам, буржуям, немедленно явиться в ЧК!» - и назвал дату. Так что хорошего ждать нам от этой власти – только смерти, поэтому давайте почаёвничаем и подведём итоги нашей беседы.
«И откуда появилась такая уверенность и какой-то командирский тон у жены?», - подумал Вениамин Абрамович, беря серебряной прихваткой самый лакомый кусок пирога. Уж в пирогах он знал толк.
Ели молча, не нарушая древнего дворянского этикета – за приёмом пищи ни гу-гу. А вот после того, как женщины всё прибрали, и все расселись по своим местам, как ни странно, первым беседу начал Пётр.
- Да объясните вы нам с Надей, как нам-то быть?
- А это сейчас вас введёт в курс дела Николай Иванович, - мать глазами показала на отца. Тот по привычке почесал затылок. Это движение показывало, уж больно большое волнение происходит в голове Николая Ивановича.
- Я одно хочу подтвердить, что надо срочно уезжать. Мы, обе семьи из дворянского сословия, занимали большие должности в государственных учреждениях. Не исключено, что первыми попадём под молот революции, который в руках вот таких юных революционеров, как ваш посыльный или те девицы, что недавно были нашими гостями.
- Какими тут гостями? О чём вы говорите, Николай Иванович? – вдруг вспылила Мария Ивановна.
- Давайте, господа, по делу. А то время позднее. Сейчас сами знаете, как в городе не спокойно, - встрял в разговор Вениамин Абрамович.
- Мы, конечно, вас проводим. Ведь, правда? - повернувшись к Петру, спросил Николай Иванович сына.
- Да-да, - не спуская взгляда с Нади, ответил Пётр.
Он почему-то вдруг осознал свою ответственность перед этой юной девушкой, которой совсем недавно исполнилось 18 лет. Она училась на женских курсах по музыкальному направлению, хотела стать педагогом. «А я, дуралей, всё о сватовстве, о женитьбе думал. А здесь разговоры идут о жизни».
- Так вот, дети мои, мы уезжаем ровно через неделю. А вы выедете, когда мы доберёмся до Китая, там осмотримся. И дадим вам знать письмом «до востребования». Сопровождать до границы вас будет Ибрагим. С ним уже всё обговорено. Вознаграждением ему будет квартира Зеленских. Драгоценности вам помогут спрятать в белье матери. Ну вот и, наверное, всё.
- Как вы считаете, - он обратился к жене по имени-отчеству, - Мария Ивановна, я всё изложил?
- Ну, у нас ещё будет времечко согласовать все вопросы. Может, у Зеленских есть что-то добавить?
Ольга Петровна, выплакав, наверное, все свои слёзы, держалась уже уверенно и произнесла:
- Дай Боже, чтобы наши мечты осуществились. Мы с Надей уже начали подготовку. Кое-что уже спрятали в её белье.
- Ну, мама, - как-то по-детски возмутилась Надя, - только без подробностей.
- Да, Наденька, конечно, моя радость! Я уверена, что с двумя такими здоровыми мужчинами, как Ибрагим и Пётр, ты будешь в безопасности, моя милая. И нам меньше беспокойства с папой. Да ведь, Вениамин? – к мужу обратилась Ольга Петровна.
- Это уж точно, - пробасил Вениамин Абрамович, убрав сложенные на животе руки, и, образно показав, что Ибрагим - вот какой кавказский силач, и ему можно доверить хоть всю казну России. Все заулыбались от такой шутки Надиного отца.
На этой ноте и, распрощавшись с хозяйкой, вышли на улицу ночного города. Хоть и был ещё конец сентября, но свежий осенний воздух холодил тело, одетое по-летнему. На небе ярко светили звёзды.
Вениамин Абрамович подхватил под руки жену и дочь, проговорил:
- Всё, мои милые девочки, будет хо-ро-шо. Видите, на небе - ни облачка, а яркие звёзды говорят, что погода ещё будет замечательная. А вы, Николай Иванович и Петя, можете спокойно отправляться домой, не беспокоясь о нас.
- Нет уж, нет, - проговорил Николай Иванович, - мы вас до парадного проводим.
Шли молча. Только Вениамин Абрамович что-то намурлыкивал себе под нос. Пётр никак не мог разобрать - то ли из романса или из оперы была мелодия, непонятно.
Город весь был в темноте. И только проходя у домов, из окон которых на улицу прорывался тусклый свет и еле освещал булыжный тротуар. Компания свернула в небольшой скверик. В темноте прошли его. И вот уже подъезд дома. Распрощались. Николай Иванович опять по-театральному расцеловал ручки дамам. Мужчины пожатием рук и пожеланием спокойной ночи наконец расстались.
Отец и сын остались вдвоём. Шли медленно, выверяя каждый шаг в этой кромешной темноте. Наконец вышли к своему дому. И тут из-за угла выскочил какой-то, как Петру показалось, квадратный человек. Подскочил к отцу, протянул руку, скрипучим пропитым голосом произнёс:
- Эй, буржуй, дай закурить.
Пётр знал эту бандитскую уловку - это грозило беде. Где-то рядом должны были быть его подельники. Отец от неожиданности развёл руки и произнёс:
- Господа, я не курю.
Пётр стоял немного позади этого квадратного бандита, заметил, что в руке, заложенной за спину, поблескивает лезвие ножа. Ждать было уже нельзя, в любой момент нож мог оказаться в груди отца. А он так и стоял с разведёнными руками, не соображая о последствии. Пётр резко сделал шаг к нападающему и точным ударом в челюсть опрокинул этого квадратного человека. Падая на булыжную дорожку нож выпал из рук и раздался металлический звон. Отец только и смог сказать:
- Петя, зачем бить человека? Он же попросил курево, а у меня его и нет.
- Пойдём, папа, побыстрей.
И только они сделали десяток шагов от упавшего человека, из тени выскочили ещё двоё, и начали приводить в чувства своего подельника. Финал этой баталии Петру и Николаю Ивановичу был уже не интересен.
Лёгкой трусцой они добежали до парадного, открыли дверь секретным ключом, вошли в парадную и задвинули все задвижки на дверях.
Мария Ивановна сидела за убранным столом и что-то зашивала. Взглянув на мужа и сына, вместо того, чтобы спросить, ну как, проводили, она охнула и задала вопрос: «Что случилось?»
- Правильное решение мы сегодня приняли об отъезде, уважаемая Мария Ивановна. Бандиты напали. Вот, если бы не Пётр. А ты, Петя, ловко его! Сразу одним ударом. И мордой в землю. Где это ты научился?
- Я же вам с мамой говорил, на первом курсе начал заниматься английским боксом. Вот уже четыре года занимаюсь. На соревнованиях участвовал. Ты, папа, даже не поинтересуешься, что в моей комнате вся стена увешана медалями и кубками.
- Ты, сын, прости меня. Но видно сил не хватает на твоё воспитание. Всё дела да дела. То борешься за хлеб насущный. А тут ещё куча общественных дел, - оправдывался отец.
- Ну и каков результат? – строго спросила мать.
- А результат, моя госпожа, мы дома. Целые и невредимые. Враг повержен. За границей такого безобразия не наблюдается, как пишут наши друзья. Давайте придерживаться своего решения, считая его единственно правильным. Ну, а теперь в опочивальню. И срочно выспаться.
***
Отец уже несколько дней не ходил на работу. Ему постоянно звонил мастер участка и рассказывал о новшествах, проводимых коммунистами. На место управляющего, то есть на место Николая Ивановича, поставили совершенно безграмотного мужика, который разбирая бумаги, держал у себя в кабинете молодую революционерку, которая перечитывала помногу раз разные документы вслух. Новый начальник, он сейчас назывался «Начальник участка», ссылаясь на плохое зрение, заставлял читать вслух. А на самом деле сам он читал по слогам. И прочесть любую бумагу составляло для него трудность. Всё это Николай Иванович знал. И, вздыхая, сочувствовал новой власти. «Куда идём и куда придём с такими кадрами? А Бог с ними! Раз нас не надо, а мне-то что беспокоится. Тем более завтра мы уже уезжаем, взяты билеты. Уложены только три саквояжа, чтобы не привлекать к себе внимания. Даже своим знакомым и служащим не обмолвлено словом о решении уехать за границу.»
Шли на вокзал раздельно. Зеленские впереди. Поодаль отец и мать. Молодые, держась за руки, видя идущих родителей, не разговаривали. Только пожимая друг другу руки, давали понять, не волнуйся, дескать, всё будет хорошо.
А вокруг кипела революционная жизнь. Извозчики, то и дело крича: «Берегись!», и, нахлёстывая своих коней, проносились вдоль улиц, идущих к вокзалу. Изредка клаксоны машин предупреждали пешеходов об опасности, подстерегающей зевак и нерасторопных пешеходов. То и дело встречался революционный патруль с красными одинаковыми повязками на рукаве. Но одеты были настолько разнообразно, что иногда вызывали у Петра улыбку. Вон, например, два красноармейца в грязных помятых шинелях, на ногах стоптанные ботинки и традиционные обмотки до колен с ружьями на плечах. А с ними два гимназиста, этаких чистеньких, ухоженных, в своих чёрных шинелях и фуражках, с ещё с не снятыми гимназистским эмблемами. На ногах, конечно, ботинки с калошами. В этой компании был ещё один представитель то ли буржуазии, то ли рабочего рабочего класса. По всей видимости, служащий какого-то ресторана или гостиницы. По-простому, его можно назвать швейцар. Человек в цилиндре, с наброшенным плащом на плечи. Но самое главное в этом персонаже была борода. Полуседая, окладистая, расчёсанная с пробором и как-то смешно торчащая вперёд. Пётр, рассматривая этих стражей порядка, кивком головы показал Наде, дескать, посмотри на слуг народа, надеясь отвлечь Надю от тяжёлых мыслей и немного её развеселить.
Но Надя, не обращая внимания на окружающую среду, опустив головку, всё время молчала и смотрела только под ноги, не замечая того, что её платок на голове сбился и оголил розовое ушко. Петру так стало жалко Надю, да и себя то же. Вот уезжают родители. И кто знает, как сложится дальнейшая судьба наших семей. Хотя отец только вчера убеждал Петра, что всё продумано. Якобы они должны сначала доехать в купейном вагоне до Красноярска. Затем пересядут на другой поезд до Иркутска. Там, Бог даст, благополучно добраться до Читы. А затем и до пограничной станции Борзя. С проводником перейдут границу в Манчжурии, и на поезде до ближайшей станции уже в Китае - Хайлар. Там и будут ждать своих детей. А затем через весь Китай до порта. И на пароходе в Австралию или Америку, как Бог даст. Вот с этими планами, показывая весь маршрут на школьном глобусе, по которому ещё в школе учился Пётр, отец убеждал, что в другой стране специалисты, ой, как нужны, и что они заживут безбедно, не боясь репрессий. И будут уверены в своём будущем.
Отец рассказал Петру, что они поделили драгоценности. Третью часть оставили на проезд Петру. Сейчас Авдотья зашивает их в пальто и пиджак Петра. Надины родители тоже экипируют свою дочь. Отец постеснялся назвать места, куда будут спрятаны драгоценности для Нади.
Увидев здание вокзала, мысли Петра сами куда-то улетучились. И он почувствовал, что и Надя заволновалась, сжав пальцы на руке Петра.
- Надюша, не волнуйся. Сейчас проводим наших, возьмём извозчика и поедем домой, - успокаивал Пётр свою спутницу. Сейчас и не разберёшь, кто она ему, сестрёнка или невеста? Пётр скосил на Надю глаза: «А, в общем-то, она - милашка». Поправив платок на голове Надежды - и она сразу приобрела облик образа на иконе Святой Девы. Пётр рассмеялся, освободим свою руку из Надиной. Приобнял её. И так убедительно проговорил:
- Отбрось все печали в сторону. Всё будет хорошо, дорогая.
На перроне уже стояли вместе родители Петра и Нади. Пётр подошёл к Вениамину Абрамовичу, пожал руку. Отец Нади приобнял Петра и почти в ухо проговорил:
- Береги её. Она у нас единственная.
Как будто Пётр не знал этого. Ольга Петровна наклонила голову юноши, поцеловала в лоб и проговорила:
- Петя, ты сейчас отвечаешь за дочку. А ты, Надежда, слушайся во всём его. Только тогда вы сможете доехать до нас.
Отец не стал обнимать сына. А крепко пожал его руку.
- Ну, мужик, на тебя большая надежда. Ждём вас к Новому году. А весной отправимся дальше. Всё понял?
- Понял, папа, понял.
Пётр повернулся к матери. Она стояла и было видно, что душа её рыдала. Слёзы сами текли тонким ручейком по её щекам. Обняла сына. Только и смогла сказать:
- Я в тебя верю, Петя.
Затем прижалась к Наде. И, казалось, очень долго стояла, не выпуская девушку из своих объятий.
Проводник объявил:
- Всем занять свои места, товарищи! И это слово «товарищи» было как-то непривычно слуху тех, кто уезжал.
Долго стояли Пётр и Надя, полуобнявшись, глядя на последний вагон поезда, пока тот не скрылся за поворотом.
- Ну что, Надя, поедем домой? Ты где предпочитаешь жить, у себя или, может, переберешься к нам?
- До отъезда я живу у себя в квартире. Мне тоже надо подготовиться к зачёту. Надя училась на последнем курсе учительского факультета. И тоже поставила целью экстерном сдать к декабрю экзамены и получить диплом, как Пётр. Только у него ещё куча зачётов. «Но мы постараемся», - думала Надя.
Извозчик лихо домчал их сначала до квартиры Нади. Она спрыгнула с коляски и, не оглядываясь, побежала к парадному крыльцу. И только, когда открыла дверь парадной, обернулась и помахала рукой. Но Пётр заметил, что лицо девушки было залито слезами. Он хотел тоже спрыгнуть с коляски. Но подумал, что ей лучше побыть в настоящее время одной. И отметил: вот характер, железный характер у этого хрупкого на вид создания. Хотя ему самому хотелось разрыдаться от обиды, не зная на кого. И подумал: «Революция в России не сделала его и его семью счастливой. Видно, на роду написано, испытать это горе. А будь, что будет». Надо постараться к декабрю получить диплом, и они с Надей отправятся в путешествие к родителям. Что их ждёт – одному Богу известно.
НАДЯ
Открыв дверь прихожей, Надя чуть не столкнулась с Ибрагимом, который, как кавказская гора, стоял посредине.
- Дочка, что с тобой? Кто-то обидел тебя? Ну, скажи, - допытывался Ибрагим, заглядывая в её заплаканное лицо.
- Да что вы, Ибрагим! Не от обиды я, от безысходности, - только и смогла промолвить, всхлипывая, Надя.
Смахнула с себя платок, сбросив в угол туфельки, бегом пробежала в свою комнату, задвинув засов. И, не раздеваясь, не расправляя кровать, бросилась на подушку, а второй закрыла голову и дала волю своим девичьим слезам.
Ибрагим подобрал белый пуховый Надин платок, отряхнул его, хотя в доме содержалась идеальная чистота, повесил на крючок вместе с пальто. Туфельки аккуратно поставил в обувное отделение специальной скамейки. Интересно было бы посмотреть постороннему человеку на этого громадного, обладающего большой силой кавказского джигита, который так мягко и по-доброму прибрал вещи совсем ему чужой девочки.
***
Ибрагим уж очень давно служит в этой семье. Привёл его Вениамин Абрамович, встретив однажды его на вокзале. Возвращаясь как-то из очередной командировки, с собой он вёз приличный багаж и, чтобы перенести его до извозчика, поймал глазами кавказского человека и дружески попросил:
- Мил человек, не поможете до извозчика только, а то сам не способлюсь.
Кавказец подошёл, назвал себя:
- Я - Ибрагим.
В одну руку взял три саквояжа, в другую – две корзины. И, повернувшись к хозяину, проговорил:
- Дорогой, куда нести?
Вениамин Абрамович стоял как вкопанный, удивляясь силе человека, хотя и сам был не слабак. Но такого, чтобы всю поклажу забрал сразу! Он явно был удивлён.
- А вон, там выход. Пойдёмте, – и быстрым шагом направился на привокзальную площадь. За ним степенно со всей поклажей шагал Ибрагим, аккуратно обходя многочисленную вокзальную публику, боясь задеть кого-либо.
- Вот, Ибрагим, клади сюда всю поклажу.
Ибрагим поставил корзины и саквояжи под ноги уже сидевшего в пролётке хозяина. Вениамин Абрамович достал положенную денежку за оказанную помощь и протянул Ибрагиму. Кавказец отвёл его руку и проговорил:
- Не надо, хозяин, я помог как хорошему человеку.
И, повернувшись, пошёл было снова на вокзал. Вениамин Абрамович похлопал по плечу извозчика:
- Знаешь, дружок, подожди-ка нас. Постой, милый. Я сейчас разберусь.
И как-то лихо спрыгнул с пролётки, что не соответствовало его весу да и годам. Быстро подошёл к Ибрагиму, протянул ему руку и, наконец, представился:
- А меня зовут Вениамин Абрамович. Я тебе, Ибрагим, предлагаю во-он в ту харчевню перекусить.
И показал рукой на противоположную сторону площади.
- Ну, принимаешь приглашение?
- Раз приглашаешь, хозяин, отказать не могу.
Вошли в убогое помещение, заполненное разного рода выпивохами. Заметив свободный столик, прошли, уселись. И тут же подскакивает половой в белом длинном фартуке с полотенцем через руку. И перечисляет, что у них есть в меню. Оказалось, уж не так и много - всего шесть блюд. Вениамин Абрамович заказал все шесть в двойном исполнении.
- А пить что будете?
- Неси графинчик. Да не забудь проверить, чтобы стаканы были чистыми. Ты всё понял? – строгим голосом произнёс Вениамин Абрамович.
- Слушаюсь! – только и было сказано половым.
И вот стол заставлен всем тем, что было видно на кухне этого заведения. Налили по рюмочке за знакомство. Чокнулись, выпили. И тут Вениамин Абрамович заметил, с каким богатырским аппетитом ел Ибрагим.
Сам Венимин Абрамович ел медленно. В его голове мелькнула мысль: «А что, если я этого человека возьму в работники и поселю в загородном доме, этаким управляющим. Добро, идея хорошая. Не надо будет переживать за благополучие дома. А то приходится нанимать каких-то соглядатаев, временщиков, на которых и положиться-то нельзя».
Ели молча. Молча выпили по второй рюмке. Ибрагим замедлил скорость поедания очередных блюд. Вениамин Абрамович потянулся к рюмке Ибрагима с желанием налить по третьей и наткнулся на широченную ладонь, закрывающую рюмку.
- Я, хозяин, не мог отказаться от первых двух, чтоб не обидеть тебя. А сейчас, извини, я ведь совершенно не употребляю эту горячую воду. Так иногда у нас её называют. Извини.
- Ну что ты! Я только хотел тебя просто уважить. Ты мне приглянулся, богатырь. Поэтому прошу, прими моё предложение. Я беру тебя на работу в свой загородный дом, ну, как бы охранником. Что-то надо сделать по мелочи, это, я думаю, тебя не затруднит. Зарплата и харчи – это я тебе, мил человек, гарантирую. По рукам?
- Ты мне почему, хозяин, предлагаешь такое благо? И не спрашиваешь меня, откуда я, кто я?
- А зачем это мне? Я вижу, что человек ты хороший. А что было, захочешь сам со временем расскажешь, а нет – пусть будет твоя тайна при тебе. Ну что, Ибрагим, по рукам?
И над столом две мужские руки замерли в крепком пожатии. Это считалось - договор подписан.
Извозчик весь изнервничался. И, обращаясь к Вениамину Абрамовичу, проговорил:
- Хозяин, надо бы увеличить плату - за простой, да и за пассажира.
- Будет тебе оплата. Давай! Понукай свою клячу. Да вези нас поскорей!
Так в семье Зеленских появился Ибрагим. Наде тогда было всего четыре годика.
И Надя была избалована вниманием Ибрагима. То он дарил ей подарки ко всем праздникам. А когда на лето приезжали всей семьёй в загородный дом, то Ибрагим заменял ей всех подруг и друзей. Ему можно было рассказать все новости. С ним можно сходить в лес за грибами, за ягодами и, конечно, на рыбалку. Ибрагим умел почти что всё. Вся работа по загородному дому лежала на богатырских плечах Ибрагима. А что касается праздников, то Вениамин Абрамович, приглашая гостей, всегда добавлял: «Приходите, мол, господа, не пожалеете. Ибрагим приготовит такую кавказскую кухню! Вау! Пальчики оближите!» И вправду, господа всегда оставались довольны.
И в этот раз Ибрагим приготовил любимые Надей чебуреки, нашёл на базаре фрукты - и всё это красовалось в гостиной на столе. Он чувствовал, что надо дать девушке выплакаться. Как ни крути, обстоятельства вправду серьёзные. Родители приняли, по мнению Ибрагима, правильное решение уехать за границу.
***
На базаре все торговцы только и шушукаются о том, что красным приходит конец, что белые уже в Уфе. И через неделю-две будут в Челябе. Поэтому Ибрагим хотел с Надей и Петром посоветоваться о времени отъезда. А то как бы худого не случилось.
Девушка только после семи вечера вышла из комнаты, прошла в ванную, а оттуда появилась прежняя Надя.
- А ты, Ибрагим, за белых или красных? – вопрос был задан не кстати.
Ибрагим только откусил огромный кусок чебурека. И ничего не оставалось, как прожевать его, запив чаем. Он отложил вторую половину в тарелку. Внимательно посмотрел в глаза девушки. А она, ожидая ответа, в упор уставилась на дядьку. Он произнёс:
- Знаешь, дочка, моё мнение такое, когда народ меняет строй и власть, это к добру не приведёт. А, впрочем, разве в цвете главное - красный он или белый? Государство существует для человека, для его достойной жизни. А что мы видим? Зачем эти аресты уважаемых людей? Зачем их надо куда-то переселять? На базаре только и разговоры, того арестовали, а того забрали прямо с семьёй. Зачем, куда – никто не знает. Вот это, Надя, больше всего волнует.
Я - не политик, но своим умом понимаю, что делается что-то не так. Хотя лозунги и крикуны на улицах говорят обратное «Вся власть - Советам народных депутатов рабочих и крестьян». Что, эти депутаты решают об арестах? Я лично думаю, что нет. Это какие-то отдельные личности. Так я думаю своим кавказским умом, Надя.
Что это мы с тобой повернули в политику? Лучше скажи мне, - подобрев лицом, спросил Ибрагим, - вы с Петром как часто видаетесь?
- Да почти каждый день. Мы в одном здании учимся. Он на втором этаже, а наша группа на первом.
- Я к чему это, Надя. Пригласи его к нам в воскресение. Я накрою стол, посидим и обсудим время отъезда.
- Хорошо, дядя Ибрагим. Можно я тебя так буду звать?
- Называй, дочка, называй. Тебе и мне будет приятно.
На этом и порешили, о том, что надо встретиться в воскресение.
РОДИТЕЛИ.
Наконец, благодаря Николаю Ивановичу, взяты билеты в купейный вагон «Красноярск – Иркутск». Конечно, документы работника железной дороги играют существенную роль в покупке билетов.
Николай Иванович уже так наловчился представлять себя ответственным работником железки, что ещё ни один начальник станции не отказал ему в приобретении билетов. Поезда идут медленно. Часто останавливаются на полустанках, пропуская товарняки на запад с войсками красных, а на восток эшелоны белых. Поэтому транспортировка длится уже двенадцатые сутки.
Мужчины, коротая время, играют в преферанс, соорудив из саквояжей что-то вроде столика, с которого при толчках паровоза часто сваливаются игральные карты. Мужчины упрямо собирают их, договариваются начать игру с нуля. А женщины, сидя у окошка по разные стороны столика, то ведут разговор, конечно, о детях, то вяжут.
Ольга Петровна на длинных спицах вяжет пуловер для дочери. А Мария Ивановна для сына и мужа крючком довязывает носки.
- Смотрите, смотрите, Мария Ивановна! Пошёл снежок.
- Да Ольга Петровна, мы же в Сибири, да и времечко – ноябрь. Пора уж и зиме заглянуть.
А снег и вправду набирал силу. И складывалось впечатление, что поезд идёт навстречу зиме. Буквально через час земля уже вся была покрыта белым покрывалом. Солнце уже зашло. И сумерки окутали проплывающую тайгу за окном.
Ольга Петровна зашторила окно и обратилась к мужчинам:
- Ну как, картёжники, ужинать где будем – пойдём в ресторан или здесь перекусим?
- А давайте здесь, - не отрываясь от игры, промолвил Николай Иванович.
- Кушаем здесь, кушаем здесь! – как-то по-театральному пропел Вениамин Абрамович, сбрасывая на саквояж последнюю карту.
Проснулись утром рано. В купе было холодно. На себя натянули даже шубы. Но и они не спасали от холода. Поезд стоял. Вениамин Абрамович сходил к проводнику за горячим чаем, поставил принесённые стаканы в подстаканниках на стол и пробасил:
- Ну, господа, вставайте пить чай. Проводник говорит, что у него для кипятка осталось всего ведра четыре угля, что поезд остановился на полустанке ещё ночью, и неизвестно, когда пойдёт.
Мария Ивановна, высунув голову из-под шубы, пробормотала:
- А я-то думаю, что это нет шума? А мы, оказывается, опять стоим.
Женщины первыми ушли умываться. Вернувшись в купе, с дрожью в голосе проговорили, что в коридоре холодрыга, а в туалете вода замёрзла. Что-то случилось, наверное.
Только сели пить уже поостывший чай с кренделями и варёными яйцами, как вдруг раздался громкий голос:
- Товарищи и господа! Просим вас выйти к девяти часам утра для оказания помощи по заготовке дров для паровоза. У нас закончился уголь. Помощи ждать неоткуда, если сами не заготовим дрова, - это говорил, проходя по вагону, начальник поезда.
Люди зашевелились в своих купе.
- Ну вот, видите, какие мы молодцы, что раньше поднялись и воспользовались туалетом. Сейчас там будет столпотворение, - проговорила Мария Ивановна, - ну-ка, Николай Иванович, сходите к проводнику, примените своё обаяние и принесите чайник кипятку, а то и его сейчас не будет.
Николай Иванович взял оловянный чайник и отправился за кипятком.
- Ну вот вам и горяченький, - закрывая за собой дверь в купе, проговорил Николай Иванович.
Пили чай не спеша, согревая свои внутренности горячим кипятком, и обсуждали, что одеть мужчинам.
- Вы брюки сделайте навыпуск к ботам, чтоб снег не попадал! Если ноги сырые - это к болезни, - напутствовала Ольга Петровна мужчин.
- А шубы не надевайте, только свитера да душегрейки. Так будет сподручней вам. Ведь придется пилить или колоть лесины, - это уже совет давала Мария Ивановна.
Мужчины молча пили чай, поглощая съестное, зная, что без хорошего завтрака, какой из тебя будет работник? А до выхода на работу оставался один час.
В вагоне началась суета. Люди сновали то туда, то сюда, готовясь к работе. В назначенный час Николай Иванович проговорил:
- Ну что, друг, пойдёмте, поможем поезду довести нас. А у первого грузового вагона уже толпились люди, разбирая инструменты. Кто взял топор, а Николай Иванович выбрал пилу. Пальцем потрогал её зубья и сделал заключение:
- А пила-то вострющая!
Появился начальник поезда. Забравшись на подножку вагона, громким голосом объявил:
- Пассажиры, - он не стал называть «товарищами» или «господами», - вон сосняк, идём туда. Шесть пил валят лес. Четыре пилы делают распиловку на метровые поленья. Длинней не надо, а то в топку паровоза не влезут. Остальные пассажиры – таскают и забрасывают в тендер паровоза. Человека два – залезьте во внутрь и ровненько укладывайте, чтобы вошло побольше. Нам ехать ещё километров триста. Ну, а теперь за работу!
Начало светать. Чуть пощипывал мороз щёки. Люди разошлись. И как-то само собой каждый нашёл себе работу. Вот, скрепя и обрывая игольчатые сучья, пала первая сосна.
- Ну что, берёмся, - проговорил Николай Иванович, подходя к упавшему дереву, с которого уже срубили сучья двое крепких крестьян. Вениамин Абрамович взял у одного рубщика топор и сделал метровые метки. Началась работа. Деревья падали под крик: «Берегись!». Тут же обрубщики чистили ствол от веток и запели пилы, каждая свою песню.
Николай Иванович и Вениамин Абрамович ещё не напили и пяти чурбаков, как подбежали кольщики, и своей желтизной заблестели поленья дров. Народу пришло поработать много. Видно, все перемёрзли в вагонах, и спешили сами согреться и согреть состав поезда.
Наконец тендер паровоза был до верху забит колотыми дровами. Это можно было судить по машинистам, которые укладывали поленья. Они стояли на горке дров и махали руками, что всё, хватит. Топка паровоза тоже была забита дровами. Старший машинист спустил лишний пар, издав пронзительный гудок.
Люди подходили к головному вагону и забрасывали свой инвентарь во внутрь. Отряхивая себя от мелкой щепы и опилок, спешили по своим вагонам. Николай Иванович и Вениамин Абрамович, открыв дверь своего купе, почувствовали тепло. Женщины уже сняли свои шубки и сидели в вязанных кофтах, дожидаясь мужчин, не притрагиваясь к чаю.
- Ну вот и мы. Не прошло и трёх часов, как паровоз снова заработал, - начал разговор Николай Иванович. В этот момент паровоз сдёрнул состав с места и начал медленно набирать скорость.
- Ой, сколько вы вырезали леса! – воскликнула Ольга Петровна, - увидев площадку с белеющими пнями.
- Да уж, - пробурчал Вениамин Абрамович, - такой лес на топку паровоза, это, батеньки, можно назвать преступлением. Лес-то корабельный. Сосны, как свечки – ровные, высокие. Я уж знаю толк в лесной промышленности.
И, вправду, Вениамин Абрамович служил в лесном акционерном обществе «Таганай». Он продолжал:
- Пилим мы с Николаем Ивановичем строевой лес на метровки для топки паровоза, а у меня душа заходится. Сколько же можно было выручить валюты за это добро!
- Ну ладно, мужчины, не переживайте, - вмешалась Мария Ивановна, - зато едем, и в купе тепло. Идите мойте руки. Да за стол садитесь. Будем обедать.
- А что сегодня на обед? – потирая руки по-мальчишески, спросил Николай Иванович.
- Доедим курицу с картошкой. А завтра, дай Бог, доедем до Иркутска. Там купим продуктов.
- А вечером чем потчеваете? – вмешался Вениамин Абрамович.
- В ресторан сходим. Наверное, заработает, - подытожила разговор Ольга Петровна.
После обеда мужчины забрались на верхние полки и придались сну. А женщины, глядели в окно вагона. Уже стояла зима. Густой сосновый лес близко подступал к насыпи железной дороги. Изредка проплывали полустанки. На некоторых поезд вставал в тупик, пропуская очередной воинский состав.
***
В Иркутске все гостиницы и прилегающие к вокзалу дома были забиты войсками белой армии. Прямо на улице стояли солдатские кухни, в которых готовилась пища. Запах привлекал бездомных и убогих не только людей, но и собак, и кошек.
Солдаты подходили к кухне, и повар длинным черпаком накладывал в котелки горячую пищу. Каким-то образом дежурный умудрялся унести до десяти наполненных котелков. Повар в белых нарукавниках и в белом колпаке иногда ударял свой ковш с налипшей теплой кашей, приготовленной с тушенкой, о край котла, и брызги каши падали на снег под колёса походной кухни. И тут же набегала стая собак и кошек, которые хватали пищу вместе со снегом, и старались вмиг проглотить её. Повар с жалостью смотрел на божьих тварей, подчерпывал уже из котла и вываливал своре добавку. Но как только появлялся человек в форме да ещё с брякающими котелками, стая тут же отбегала на безопасное расстояние. Потому что у пьяных офицеров была мода, пострелять по живой мишени.
Жильё удалось найти чуть ли не в конце Иркутска. В частном доме сдали только комнату с условием, что не будут квартиранты требовать ванну, и деньги вперёд за неделю. Николай Иванович, это он договаривался на счёт жилья, согласился на все условия...
Продолжение следует