Кажется, рассказ "Русь" у Замятина не получился. Написал он его после романа "Мы" в 1923 году. Послевкусие сложное: модернистский лубок с механизицией русской души по Алексею Гастеву.
Точнее, никакой души, духа тут нет.
При этом, Замятин называет рассказ "Русь", а ведь ее-то как раз и нет. Есть слепой русский инстинкт, азиатчина. Полностью уничтожены воздух, небо, малявинская стихия, любовь. Дотошная детализация русских патриархальных артефактов. Несколько соотносится со стихотворением Державина "Евгению. Жизнь Званская", где как раз удачно созданы картины русского быта.
Задача, которую писатель ставил перед собой - от ума. Сердца здесь нет. Ведь такой Руси, которую он описывает как национальный филиал Интеграла, никогда не существовало. И ему это было хорошо известно, поскольку выходец он был из лопухов и малинника Лебедяни.
Заканчивается вся эта технологическая лесковщина трагически. Но тоже не по-русски, без совести и покаяния. И "колокольный медный бархат" призван быстро нейтрализовать и уничтожить греховность Марфы. Но это не работает.
Несколько лет назад я обнаружила, что мой прадед Дмитрий Подкопаев, герой Брусиловского прорыва, из с. Донские Избищи, в получасе езды на автобусе от Лебедяни. Я поехала туда сначала одна. Липецкая область вся в оврагах, храмы, Дон, подсолнуховые поля.
Я поняла, что нужно вернуться и уже через неделю мы с моей младшей дочерью снова приехали в Лебедянь, доехали до села Шовское, родины Силуана Афонского. Можно ходить по ойкумене часами и иногда встретить проезжающую машину, орла в небе, одинокого человека на велосипеде. Теперь я не понимаю, зачем нужна была Замятину такая лабораторная концентрация. "Слишком густая оркестровка". При этом ощущение, что отсутствие пробелов между словами девальвирует их смысл и красоту.