Отрывок из повести «Резня и песня на крови»
Северо-Западный фронт.
Новгородская область. Старая Русса-Демянск-Рамушево.
Зима-весна 1942 года.
...С конца марта 1942 года можно было считать всех героев-смертников брошенными своим начальством. Их списали с довольствия и постарались поскорее забыть. В штабе фронта дремучие головы наконец-то осознали абсурдность проводимой операции. Явно проявлялась окончательная безуспешность всех прилагаемых усилий для выполнения приказа московского руководства. Что тут поделаешь, славных и мужественных смельчаков вычеркнули из памяти, выкинули из сердца. Других дел на войне было крайнее множество, невпроворот. В результате, 6600 человек, лучших из лучших воинов РККА, канули в небытие.
Однако радиостанции, работающие на последнем аккумуляторном издохе, продолжали получать абсурдные, даже ставшими смешными директивы, распоряжения. Абсолютно не понимающие положения дел крысы из штаба фронта упрямо долдонили одно и то же. Якобы Москва, Ставка ВГК требуют и приказывают имеющимися силами атаковать немцев. А Русские парни, раненые и обмороженные, оставались лежать в болотной шуге, в полевых ямах и шалашах, на стылой земле. Герои умирали сотнями. Их позднее находили разведчики. Картина представлялась ужасной, не для слабонервных хлюпиков.
В свою очередь немцы разомкнули кольцо демянского окружения, создали «горлышко из кувшина» – Рамушевский коридор. У противника появились свежие силы, дополнительная бронетехника и артиллерия из частей, расположенных возле Старой Руссы. В бой против оставшихся в живых смельчаков были брошены егеря и новые ударные батальоны СС «Мёртвая голова». Для измотанных донельзя великомучеников, воинов Красной Армии, небо превратилось с овчинную шкурку. Кровь застилала глаза, обмороженные руки не могли передёрнуть затвор мосинки, опухшие губы не чувствовали сок от свежих веточек пихты, которые от голода жевали бойцы по пути следования. Кромешный ад усилился, куда ни глянь, геена огненная была повсюду. Светопреставление не прекращалось ни на секунду. Кругом ожидала смерть. Пытка голодом, холодом и предательством продолжалась.
Русские парни метались из конца в конец прежнего «котла» по радиусу всего-то до 10-15 километров. По ходу дела герои выполняли глупые и ненужные директивы то ли пьяных, то ли умалишенных военачальников, атаковали неприятеля у населенных пунктов Игожево, Старое Тарасово, Меглино, Большое Опулево, Добросли, Лычково. Приказы выполнялись где мало-мальски успешно, где безуспешно, но везде с большими потерями. Их везде ждали упреждающие артналеты. Везде были засады. НКВД так и не смог обезопасить совсекретную информацию от утечки из тыловых штабов. То ли за рейхсмарки, то ли по идеологическим соображениям, но все сообщения для десанта незамедлительно попадали на стол руководства Абвера 16 немецкой армии. Собственно говоря, никто и не пытался выловить агентов противника, потому как абсолютно все говорили о предательстве в самом высшем руководстве генштаба РККА, в самой Москве.
В то же время никаких попыток организовать контрудары, чтобы разорвать кольцо снаружи не осуществлялось. Ни одной удачной попытки спасти обречённых извне, основными силами Красной Армии произведено не было (!). И как это скажете понимать? Забыли? Бросили? Списали?
Некоторыми ночами фанерными самолётами У-2 из «мешка» эвакуировали избранных лиц высшего командного состава. По распоряжению сверху для милосердного отмаза, лётчицы прихватывали с собой небольшую группу раненых в несколько человек. Их запихивали вдоль перкалевого фюзеляжа, прямо на стальные тросы, идущие к лонжеронам хвостового оперения. Кабины двух пилотов были открытые и людьми буквально нашпиговывали летательный аппарат. Даже поперёк колен смелых девушек могли положить бесчувственное тело красноармейца. Смешно, если не было бы так грустно. В котле оставались только те, у кого долг и совесть были определяющими в жизни. Как правило, отказывались лететь в тыл простые бойцы и младший командный состав не выше командира взвода. Тьфу, как проявлялась позорная, никчёмная помощь с «большой земли», которая находилась всего-то в двух – трёх часах пешего хода для здорового человека.
Вторая бригада десантников погибла первой. Жалкие остатки обречённых витязей в ночь с 28 на 29 марта 1942 года пошли на отчаянный прорыв из «котла». Перед храбрецами на другой стороне реки Ловать были деревни Польшаково и Гриднево. Какую из них брали смертники, было совсем не важно. Первая атака состоялась в три часа ночи. Ловать форсировали по льду, но над ожеледью уже стояла весенняя талая вода, местами доходившая до колен и заполнявшая валенки. Не то, что бежать, ноги передвигать в них было невозможно тяжело. Влага пропитала войлок. К ногам как бы привязали пудовые гири. Но спасать свою жизнь надо. Противоположный берег оказался крутым и высоким, около четырёх – пяти метров. Взобраться на него под свинцовым дождём было равносильно подвигу. Однако попытка не пытка. Бог в помощь.
Немцы были готовы к такому раскладу, их наблюдатели быстро определили цели. Раз наступающие бойцы были обнаружены, фрицы незамедлительно открыли огонь из минометов и скорострельных пулеметов «Машиненгеверов»: 20 выстрелов в секунду. Тут уж было не до воды и сантиментов. Стонать, чертыхаться и жалиться было некому. Оставшиеся в живых красноармейцы как можно скорее пытались преодолеть открытое пространство и выскочить на противоположный берег, занятый врагом. Однако уберечься от смертельного свинца, осколков от мин, случайно не утонуть в ледяной купели, было крайне непростым делом. На счастье наступающих храбрецов, ночь была очень темная. Вспышки от выстрелов с вражеского берега ослепляли, вверх взмывали десятки осветительных ракет. Бегущих справа и слева с винтовками наперевес боевых товарищей не было видно. Невероятно, но даже в такой адской мешанине возникло потрясающее искреннее удивление:
– Куда пацаны-то все подевались? Не видать ничего, в натуре слепота полнейшая.
Впрочем, в кромешной темноте и за два метра не было видно ни зги. Однако, как бы тяжело и невозможно не было, проклятую деревушку все же взяли. Не закрепляясь в ней, увязая в мокром снегу, пошли дальше. Когда встал рассвет, оказалось, что наступающих в цепочке стрелков в живых осталось всего пять человек. Охренеть, не встать (!). И за что погибали друзья? Мать – перемать, вспоминая всех чертей и осыпая фашистов проклятьями, пришлось совещаться. Решение было единогласным: необходимо было возвращаться обратно к своей основной группе (!), которая застряла за Ловатью. Как бы ни хотелось, но пришлось идти туда, откуда начинался и стартовал обречённый прорыв.
Так уж получилось, что на краю деревухи набрели на зимник. Собрав остатки сил, двинулись по санному следу. Однако невдалеке заурчал мотор. Было понятно, что это движется немецкая машина. Эсэсовцы подбрасывали на помощь взвод солдат в ту самую деревню, которую так отчаянно брали ночью. Стало ясно, что мы просочились сквозь вражеские оборонительные позиции, а в самом населённом пункте по-прежнему хозяйничал противник. Хитрая немчура умышленно пропустила нас сквозь свои ряды, чтобы поутру зондеркомандами остатки обессиленных людей добить в чистом поле.
Пришлось снова свернуть в лес, который начинался сразу за деревней вдоль реки. Долго плутать не пришлось, наткнулись на заснеженную тропку, которая и вывела нас к Ловати. Из-за крайних деревьев показался часовой. Свои своих признали быстро, через всесильный, могучий, русский мат. Вначале нахлынула радость, что по случаю набрели на родственные души. Однако красноармеец сказал, что его оставили караулить выходящих из атаки, ещё оставшихся в живых людей. Вот, дождался наконец искренне радовался парень. Молодой ещё желторотик, заикаясь, поведал нам нечто ужасное:
– Когда брали деревню, то в первой линии береговых укреплений было взято в плен 68 человек немцев. Те от испуга, видя ожесточённость русской атаки, прекратили сопротивление и подняли кверху руки. Офицеров среди нападающих красноармейцев к тому времени уже не было. Старшина велел экономить патроны и на край крутояра стали выводить по 6 человек пленников. А куда их девать-то было? Не с собой же волочь со связанными руками. Абсурд. Мстители были выбраны среди добровольцев. Что тут было особенного: полоснул по ненавистной глотке финкой и все дела. На убой фрицев выводили без колебаний. Быстро управились. Вон они все там лежат, под оврагом, на излучине реки. Собакам собачья смерть.
Как бы то ни было, после вертания на исходную позицию получилось так, что в надвигающуюся ночь было приказано всем оставшимся в живых бойцам опять наступать на ту же деревню. Горько и обидно. Ужас. Как и в первую ночь с жалкими и редкими криками "ура" мы отбили поселение. Однако сразу же у крайних домов получили приказ занять оборону. Наш успех позволял форсировать Ловать раненым, обмороженным, обессиленным товарищам. Для удобства переправы пришлось разобрать ближайший крестьянский сарай. На звуки топора и пилы выскочила хозяйка двора и громогласно завопила на всю округу, что большевики снова грабят. Пришлось успокоить её парой «ласковых» тумаков по глупой бабской башке. Что тут поделаешь, когда бес путает в сознании дремучей крестьянки человеческую жизнь и личную наживу. Успокоилась тётка, быстрёхонько свалила в тёплую избу.
В свою очередь, немецкий гарнизон всполошился, обезумел от внезапно продемонстрированной наглости, казалось бы, беспомощными дистрофиками. Никак не ожидали фрицы такого оголтелого напора от немощных, измотанных в «хлам» по-ихнему недочеловеков – «унтерменшей». Уже посветлу, исправлять ситуацию для немчуры прилетели «Юнкерсы». Штурмовики на малой высоте, метров с пятидесяти, и низкой скорости, где-то под 150 километров в час, забросали фугасами редкие цепи атакующих. Заходов на цели было несколько. Артиллерия докончила дело, «шлифанула» разгром идущей на прорыв группы бойцов. Во время штурма полегли почти все.
К позициям Красной Армии снаружи Рамушевского коридора пробилась жалкая горстка из 9 израненных, обмороженных, истощенных парней с Ижевска, Перми и Вятки. Остальные все полегли. Мама дорогая, плохая им досталась доля. Ни победы, ни подвига, ни славы. Только смерть ради смерти.
Первая бригада десантников держалась дольше. Немцу удалось расколоть бригаду на несколько самостоятельных подразделений. Самое крупное из них примкнуло к опытным бойцам 204 бригады. Поэтому совместные действия объединённой группировки были весьма результативными в ходе всей операции. Но силы измотанных людей были не безграничны. На глазах таяла мощь боевого подразделения РККА. В ночь на 29 марта в районе болота Гладкое храбрецы предприняли плохо организованную попытку прорыва. Усилия были тщетными. Бесполезно. Смельчаков вели и ждали очень крупные силы немцев. В результате только четвёртый батальон 204 бригады частично выполнил поставленную перед ним задачу. Хотя противник заметил десантирование и за красными штурмовиками неотступно гонялись фельдъегеря, они были неуловимы. Там, где прошел четвёртый батальон, горели базы с горючим, взрывались склады с боеприпасами, мосты, уничтожались блокпосты и патрули, минировались дороги. Бойцы не лезли на рожон, у славных воинов была другая задача, и они ее, как позволяла ситуация, выполняли с честью.
Однажды, произошёл весьма забавный случай. Красноармейцы отбили у фрицев достаточно большой склад с продовольствием. Как положено, подожгли его, заминировали и стали отходить. Во время операции, все без исключения пацаны забили свои карманы и сидоры тушенкой, баварскими сухпайками, колбасой. В результате идти стало трудно, а бежать вообще невозможно. Преследующие по пятам части немцев напирали, стрельба усиливалась. Всё. Кранты. Оттягивать «удовольствие» больше некуда, надо было срочно взрывать стратегически важный объект и уходить. В это время из распахнутых дверей амбара боец Гришка Сметанин выкатил колесо сыра величиной с автомобильную запаску. Голодный в доску воин остановился посреди лесной поляны и завопил благим голосом:
– Братцы, смотрите-ка, сыр! У меня в руках настоящий сы – ы – ы – р – р – р!
Однако сырный круг стал уже дырявым от пуль, словно друшлаг или решето в руках домохозяйки. Пришлось заорать ему в ответку:
– Ядрёный корень, бросай на хрен это альпийское поганово, убьют же! Вали с поляны, Гришка! Дёру!
Боец медлил, затем со слезами на глазах обнял сырную головушку, как любимую жену, скрипя зубами, оттолкнул, словно ненавистную тещу, и дал стрекача в чащу леса. Но немец так навалился, что бойцам пришлось даже выкинуть из своих сидоров всю тушенку, «прихватизированную» по заслугам трофейную провизию. Лишь бы не мешал дальнейшему передвижению лишний груз. В вещмешках остались одни патроны.
Четвёртый батальон долго действовал как самостоятельная боевая единица, пока было чем воевать. Затем примкнул к остаткам своей бригады.
И вот, перегруппировавшись, собрав тех, кого было можно собрать и тех, кто мог держать в руках оружие, раздав последние патроны, нищие остатки 204 и 1 бригады десантников предприняли знаменитые три попытки прорыва. К местам предполагаемых обречённых атак немцы стянули большие силы. Мобильно передвигаясь на бронетехнике и контролируя действия наших десантников, они не давали людям никакой передышки.
Первая попытка прорыва была произведена в ночь с 4 на 5 апреля 1942 года общими силами остатков двух десантных бригад в районе Нового Новосела. Попытка была безуспешной и провалилась. Десантники потеряли много убитыми и ранеными, некоторые попали в плен.
Вторая попытка прорыва была осуществлена следующей ночью с 5 на 6 апреля. Здесь прорывались уже побатальонно в районе Николаевского. Трагедия со смертельным постоянством повторилась.
Третья попытка прорыва осуществлялась в ночь с 7 на 8 апреля. Из последних сил бойцы наступали на врага уже поротно в районе Волбовичей. В этой смертельной и безысходной атаке погибли все командиры. Не знаем, может быть, кто-то из них попал в плен, убитых рядовых не успевали считать. Не до того было. Однако и здесь результат был плачевный. По итогам боя десантникам пришлось откатиться назад, на исходную позицию.
Зализывать раны было нечем. Теперь уже немцы пошли на истерзанных бойцов в атаку. В течение дня «сугробный» десант отразил три атаки немцев. Мёртвых бойцов складывали рядом с тяжелоранеными товарищами. Убитых присыпали снегом, чтобы «цели» не заметили с воздуха «Юнкерсы». В результате беспомощные раненые на морозе просто-напросто замерзали, коченели насмерть.
Так как немецкие автоматчики зашли в тыл, к вечеру обессиленные бойцы перешли к круговой обороне. Отстреливаться было нечем. На ствол трёхлинейки оставалось по 2-3 патрона. Как бы горько это не звучало, но от безысходности израненный, окровавленный комбат Валков созвал последний в своей жизни военный совет. Ходячих и с трудом передвигающихся бойцов осталось 52 человека из 6 600 бойцов первоначальной численности. Комбат принял решение атаковать последними силами. Других вариантов для разрешения тупиковой ситуации он не видел. Перед смертельным рывком герой написал боевое донесение и отправил в тыл самого проворного своего помощника, незаменимого ординарца – связиста Витьку Киселёва. Посыльному был вручен совсекретный пакет с разведданными стратегически важных объектов противника, которые нанесли на двухкилометровку во время марш – бросков и различных разведок, в том числе боем.
Помощи, отвлекающих контрударов, воздушного или артиллерийского прикрытия извне «Демянского «котла», от регулярных частей РККА полностью блокированные остатки десанта так и не дождались. Это был край. Роковая Голгофа...
Эпилог.
Сомнительную по своей эффективности, бездарную по своей сути, смертельную для всех участников Демянскую десантную операцию спланировали начальник штаба фронта генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин, командующий фронтом маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, член военного совета фронта корпусной комиссар В.Н. Богаткин. Представитель Ставки ВГК (Верховного Главнокомандования) армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис.
В рукотворной «мышеловке» погибло около 10 000 красноармейцев. Вечная слава героям.