Матушка недовольно выгнула брови: – Опять?! – Однако гостя приняла, посадила на горшок. Смиренно дождалась результата, подняла страдальца и, проводив за порог, взялась за меня:
– У всех деток свой дом, свои горшочки. Всё своё! – Она особенно подчеркивала это. – Не приводи пожалуйста друзей! – И для надёжности воспитательного акта шлёпала меня по мягкому месту.
Откуда мне знать в младенческие годы, что интим у человека происходит на личном горшке? Я рассуждал по факту – если люди страдают, надо им помогать. Сам лез с предложением, не надо ли чего.
И студентом был та же история. В днёвки я ходил с другими курсами, знакомился на месте... У костра пели песни, читали стихи, вели разговоры о вечном и пили вино. Было и такое – затевали суд чести. Без обиняков каждому предъявляли грехи, которые мешают быть homo sapiens... Ну, а на меня смотрели как на пройдоху, которому мыла не надо, и пожелание было одно. – У всех свои камни разбрасывать, свои огороды, и к ним грешно лазить через заборы.
Это мне уже было понятным, не дурак. Ортодокс общеприятным не становился.
Забрался на Чукотку, где фамильярностью не удивишь. Она была знаком близости, тепла и доверия… Человек человеку друг, товарищ и брат! На Чукотке я мог так думать и так говорить.
Четверть века пролетела до обидного быстро. Все разбрелись по своим норам, и я тоже выбрался на материк. Друзья приняли насторожённо, чванились карьерами, наградами, сытой жизнью. Всё это не нравилось мне, точила тоска, ностальгия по ставшей уже родной Чукотке. Там было всё по-другому.
Через вторые руки нашёл телефоны близких мне «чукчей». Увы, многие оплошали, ушли в мир иной. Куда торопились?! Зачем?! Жизнь и так коротка!.. Воодушевился звонком на задворки страны. Трубку подняла Мишкина жена, и я от радости поплыл: – Наконец-то я вас отыскал! – Меня отрезвили: – А чой ты искал?!.. Ах, ну да… Ты вот что… позвони позже, Михаил сейчас спит. – Меня покоробило. Звонить я не стал. Пускай себе спит.
Позвонил другому «чукче», предложил рандеву – ты ко мне или я к тебе, посидим за бутылочкой поокаем. Тот обрадовался звонку, но от встречи уклонился – дел невпроворот. Приоритеты поменялись, формат жизни стал другим, остепенились романтики.
У всех семья, дом, огород, забор, собака, свой горшок, и я им не судья… Стала угнетать своя перспектива.
Впереди эпилог, не оплошать бы. Без слюней его встретить, достойно. А пока... Как становится лихо, так погружаюсь в воспоминания, в родное, трудное, доброе. Хочется вновь быть ортодоксом, не от мира сего. Всем подарки дарить, делиться праздником, с добром стучаться в незнакомые двери. И не грущу о прожитых годах, я ими горжусь. И уж вовсе не думаю о неизбежном, жизнь становится вечной.