До пятого класса у меня было вполне счастливое детство. Самый ранний возраст я не помню, если только отрывками. Помню, как научилась в три года читать. Мы жили в бараке на шесть семей. Я бы сейчас с удовольствием поселилась в таком бараке. Огромная трехкомнатная квартира с ванной и туалетом, с большой кухней, правда, на кухне стояла печка с конфорками и топилась она дровами. В комнатах тоже стояли голландские печи и я помню, что дома всегда было тепло. Между квартирами был широкий и тоже очень теплый коридор, где мы, дети, вместе играли. Из шести семей только наша была русской, остальные татарские. Семьи были многодетные, потому друзей у меня было много. На татарском я говорила лучше, чем на русском и думала на татарском. А, разговаривая дома, я в уме переводила то, что хотела сказать, на русский язык. Подруги мои учились в русской школе, и вот Расима пошла в первый класс. И тогда по вечерам мы стали играть в школу. Папа купил нам небольшую доску, Расима была учителем и рассказывала нам то, чему ее учили в классе. Так я выучила буквы и научилась читать. Складывать буквы в слоги мне помогала бабушка. И я пристрастилась к чтению. Когда папа спрашивал, что мне купить, я кричала - книжку и мы вместе шли в книжный магазин. Я читала все подряд, от сказок и стихов до журнала «Польша».
Я была единственным ребенком в семье, а у соседей было десять детей. Работал один отец и денег было немного. Я очень плохо ела, хотя готовила бабушка вкусно и разнообразно. А соседка варила суп из трески, тогда самой дешевой рыбы, и суп варился в десятилитровой кастрюле. Так вот каждый день мама вытаскивала меня от соседей, где я за обе щеки уплетала тресковый суп. Он потом снился мне - запах трески: запах детства и запах счастья. Я обожаю треску до сих пор.
Лишь повзрослев, понимаешь, что все закладывается в детстве. Вот, например, летом после четвертого класса я поняла, что ничего в жизни нельзя повторить. Как это произошло? Наш дом был построен на границе города, дальше уже разворачивалась степь. Можно сказать и по-другому. Наш дом стоял первым в новом строящемся микрорайоне, который потом разрастется на многие километры. Дома были новые, те самые хрущевки, которые потом все ругали и которые стоят до сих пор вполне целые и крепкие. Но дворы, естественно, был пустые. Папа договорился с Зелентрестом и привез целый грузовик довольно взрослых деревьев. Все жители дома разобрали деревья, посадили их во дворе, дети, понятно, крутились рядом. И потом у каждой семьи было свое дерево, за которым мы ухаживали: поливали, следили за тем, чтобы никто не ломал ветки. Вот после третьего класса летом папа поливал деревья во дворе, а мы, девчонки-подружки в одних трусиках с визгом пробегали под струей холодной воды и хохотали вместе с папой. А потом, осенью, мы предвкушали, как следующим летом будем опять бегать под шлангом и как это будет здорово. А следующим летом мы уже подросли, начали формироваться в девушек, носиться в трусиках под струей воды было уже неприлично. Вот тогда я поняла, что ничего нельзя повторить в этой жизни. Я очень отчетливо это запомнила. Это потом я услышала известную всем формулировку о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Надо сказать, что выводы, основанные на собственном опыте, запоминаются лучше.