Олег безнадежно опаздывал. Соседка по коммуналке тетя Надя не успевала с работы и поэтому попросила отвести в кружок рисования маленькую Галинку.
Галина собралась быстро, сложила что надо в портфель. Одела, шубейку из серой цигейки, шапку, глянула в зеркало и задумалась.
- Носки потеряла?
Галина кивнула. - Не знаю. А может кот утащил. Они из шерсти барана, на мышку похожи.
- Где у тебя носки живут? - Спросил Олег открывая дверцы шкафа, - тут нет. И в валенках нет. Куда они могли запропаститься...
- Они на батарее, - закричала Маргарита, вон они, на кухне сохнут!
-
Пока обувались, прошло ещё пару минут.
Уже в подъезде видимо второпях выяснилось что забыли сменку в коридоре на полочке.
Олег чертыхаясь и кляня себя, что не проверил вовремя сказал:
Ты, Галина, подожди меня здесь сейчас я мигом схвачу.
- Ага, - ответила Галина, я буду ждать.
Ключ в замке поворачивался со скрежетом как в старом сундуке. Тяжёлая дверь словно бы для великанов торжественно отошла. Из прихожей стремглав выскочил Рыжик и запрыгал вниз по лестнице. На нижней ступеньке сел и стал умываться.
Прошло ещё две минуты.
Опоздал так опоздал.
Галинка доверчиво смотрела снизу вверх. - Олежек, - я топала ногой пока тебя ждала.
- И сколько вышло? - Серьезно спросил Олег.
- Тридцать два часа. - Галинка улыбалась.
- Слушай, Галина, а сколько будет двести сорок восемь тысяч помножить на двести двадцать пять?
- Пять пять восемь и пять ноликов.
Олег достал огрызок химического карандаша и записал на окне цифры.
Ладно, Галин, пора двигать, а то опоздаем. У нас минут десять на все про все.
- Олежек...
- Что?
- Будь моим братом.
- Ладно...
-
Галине было всего пару лет, когда у нее убили родителей. Тетя Надя сказала, что где-то в Афганистане.
Она особо не распространялась об этом, но вроде и она сама тоже была там, но сумела вернуться вместе с внучкой. Мать велела Олегу молчать о том что услышит и не болтать никому. Тем более не говорить маленькой Галинке, которая свято верила, что мать с отцом работают в далёкой стране и обязательно вернутся за ней.
Мать сказала, что это граница, там всякое могло быть. А они все таки были военные врачи сам понимаешь. Лишь бы только тебя не взяли туда. У тебя возраст как раз призывной. Не дай бог. Ой, Олежка... Она села на стул прижав ладони к лицу.
Мать заплакала, а Олег не зная как быть переминался с ноги на ногу. Не любил он женские слезы. Никаких не любил. Чувствуешь себя при этом слабым, а как помочь не знаешь.
- Это ничего, - говорил он гладя мать по голове, Ты думаешь я слабый, да? Вот нет, в армию между прочим таких и берут кто сильный и смелый.
- И убивают, - говорила сквозь слезы мать, - а если убьют? Как я одна?
- Нет, - с сомнением ответил Олег, всего точно не убьют, я заговоренный.
-
Мать недоверчиво поглядела на Олежку.
- Ну, помнишь, давно рассказывала мне про древних греков. Там был
такой непобедимый воин. Его мама богиня окунула младенцем в священную реку. Я спросил тебя: а что, меня тоже? Ты ответила, ну, вспомни!
- Да, - ответила мама, и тебя и всех детей матери берегут как зеницу ока. А тебя ещё и бабушка заговорила, была одна у нас в деревне такая. Одинокая, на краю жила. Я помню, держала тебя поперек, а ты вырывался, убежать хотел, только-только выучился ходить. Полтора года исполнилось.
Мать будто вспомнила что-то: ты, сынок спину береги, слабая она у тебя...
- Это не слишком понятный пример, Скворцов.
- Метаиндивидный тип личности. Тут, понимаете в чем дело, Дроздов, у нас самих просто белое пятно непонимания. Сейчас мы конечно потихоньку осознаем, что это нам нужно учиться у них в первую очередь. Поскольку многие аспекты личности до встречи с ними лично мне как руководителю эксперимента были совершенно незнакомы. Но смотрите какая отличная слаженность взаимодействия: посмотрите как более сильный старается помочь более слабому, успешный в учебе отстающему. Как это.
Вот было хотел сказать, что это врождённые качества, товарищ Дроздов. Ну, сила воли, решительность твердость духа, сострадание, они или есть в них или нет. Только наверное это будет неправдой. Этому нужно прежде всего научиться в такой вот школе, чтобы понять, что такими не рождаются.
-
В общем,
класс как класс. Не хуже и не лучше других седьмых А образца восемьдесят первого. Как и везде.
Впрочем, по давней традиции успеваемость ашек была гораздо выше среднего, а поведение ( должно быть по тайному сговору) всё учителя старательно выводили на отлично. На отряд этот в школе равнялись всё седьмые, да и шестым ставили в пример. И уж конечно подшефным третьеклассникам с которыми возились все по очереди из тех кого назначали вожатыми, в общем, был он весь такой образцово показательный. Следом на параллели шли те что чуть похуже - всякие бэшки вэшки и уж никуда не годные Г. куда старались спихнуть всех двоечников, второгодников и хулиганов из неблагополучных семей. Разделение по буквам как по качеству, было пафосным, вся эта показуха была лишь для глаз начальства из РАЙОНО, что составляло всякие графики, приказы и отчёты в ОБЛОНО, а на самом деле даже в самых отстающих седьмых классах учились всё те же мальчишки и девчонки, пионеры, нет, теперь уже почти полноценные комсомольцы. (А вот к примеру, принимать в комсомол седьмой А твердо решили на следующей неделе, в торжественной обстановке приуроченной к знаменательному дню) А пока ещё они были самые обыкновенные пионеры с теми же красными галстуками под синими форменными курчонками, те же девчонки в коричневых платьях с белыми передниками с таким же неизменным галстуком, пионерским значком на левой груди. В общем все они не слишком то сильно отличались внешне между собой, как впрочем и среди ста тысяч таких же из седьмых А, Б, В...
Различия между ними если и были, то наверное внутренние, согласно штатному расписанию личного характера. И это конечно же не зависело из какого ты класса.
И кто после з этих школьников станет сильным, смелым и решительным, а кто тут же забудет всё чему учили при первой же возможности могло показать только время. А оно пока что не слишком торопилось. Шло себе размеренно, неторопливо, лениво даже если поглядеть на мир глазами отличника Мишки Сомова.
-
- Рита! Лопатина!? - Крикнула уже возле самого выхода из класса Лена Меньшикова, - черепашка, ну, скоро ты там? Вечно копаешься.
-
- Лен, пойдем сегодня в кино? - Подытожил толстый Сомов, личность бесстрашная и самоотверженная. Выбирай сразу: или со мной идёшь или поцелуй.
Не дожидаясь отказа Сомов быстро чмокнул Меньшикову в щеку и уклоняясь от расплаты быстро ретировался в сторону.
- Ах ты! Ну погоди, Сом!
-
-Вы теперь мой ангел, так не сходите же с алтаря, - горланил он бегая от Меньшиковой, не, не догонишь не догонишь! С грохотом переворачивая стулья и кружа вокруг парт. Не, ну все всё. Не бей сильно так! Туки та. Туки та, - выкрикнул он с шумом прячась под парту, нещитово так лупить. Я в домике. Сказал же все! Ленка. Ай!
Обычный конец уроков. Что в этом особенного.
Сом в итоге получил в лобешник от Меньшиковой, но не сильно, а скорее проформы ради. Зато я сильная личность! - крикнул он выбегая из класса, - я первым сумел поцеловать Снежную королеву и не замёрз при этом.
Он был счастлив и сиял. Ну что ещё нужно краснощекому нигде не унывающему Сомову.
- А меня поцелуй, - предложила сдобная как булочка Рита Лопатина.
- Давай и тебя поцелую! - Мишка чмокнул Риту в щеку и расплылся в улыбке.
В седьмом А Риту Лопатину предпочитали не замечать. Была она невзрачной, полноватой, нерасторопной, в общем такой, что на уроках физкультуры прибегала часто последней, порой так, что другие могли обойти ее на круг, а некоторые особо ретивые даже на два. Ей было тяжело бегать, она страдала одышкой, пот лил с нее градом, ну... И то еще жалкое зрелище эта наша черепашка, как сказала однажды про нее первая красавица класса Меньшикова.
У Меньшиковой были большие миндалевидные синие глаза, пухлые кукольные губы фарфоровой снежной королевы, с серебристой помадой умопомрачительные черные волосы и все такое прочее. Только снежные королевы обычно бывают холодные, надменные и злые. Меньшикова как ни странно крепко дружила с Ритой, жалела её, была к ней доброй и снисходительной, а та, так и вовсе в ней души не чаяла. Такой вот чудный тандем. Впрочем, может быть так и было задумано: впереди шла гордо вышагивая королева мальчишеских грез, а позади несла невидимый хвост ее белого платья паж Рита Лопатина. Конечно же роль пажа должен был исполнять мальчишка в красном камзоле и бордовом берете с большим белым пером, но Меньшикова всех будущих кавалеров окатывала таким ледяным взором, что каждый из них превращался на некоторое время в прозрачную статую. Ну, кроме Сомова конечно же. Тот ещё уникум.
Рита Лопатина пыталась повторять за ней следом, хотя это у нее это выходило плохо и не убедительно. Никак не выходило в общем. Разве может быть взгляд холодным? Глаза это ведь зеркало души и если твой взгляд холодный значит и ты... Хотя самой было немного за себя обидно: это ведь не ей пишут каждый раз записки с признаниями в любви, не ей предлагают сходить в кино. Она сидела рядом за школьной партой с Меньшиковой и от этого всего незамечания здорово страдала. В общем согласитесь, что каждой девочке хочется быть самой необыкновенной.
Между тем саму себя Рита старалась воспринимать такой какая она есть. Ни больше ни меньше. Ничего не изменишь - думала она, ни роста ни веса ни красоты не добавишь. Хотя, вот если бы появился такой старенький добродушный волшебник, который смог бы превратить ее из простушки серенькой черепашки из такой никому не нужной и совсем почти невидимой в яркую красавицу вроде Меньшиковой? Что если это возможно, ну пусть в сказочной сказке, ну, в общем, тогда наверное это и была ее тайная и самая главная мечта.
А ещё ей хотелось снова увидеть родителей. Ну, хотя бы один раз. Она понимала, что это уж совсем невозможно.
Она не хотела ни на кого не обижаться и когда ее просто не замечали, старалась вжаться в стул и стать почти совершенно прозрачной что ли. Только такой она была только внешне. Простой и бесцветной, словно её забыли раскрасить цветными карандашами оставив только ничем не примечательный контур. Ну и пусть - говорила она самой себе, это наверное не главное. Главное, что я есть, ведь когда нужно было списать, когда назревала контрольная, Риту вполне себе замечали. Рита по прозвищу черепашка училась исключительно хорошо. Меньшикова не очень, но это ей было вроде как не нужно, ведь у нее всегда была рядом Рита, а учителя раз так уж и быть ставили ей четверки и пятерки быть может за красивые глаза, как говорили они между собой в учительской. Такой сами посудите зачем учиться хорошо, если она рано или поздно станет известной актрисой или женой дипломата?
Меньшикова вроде как тоже внутренне страдала от своей красоты и хотелось ей порой иногда просто побыть обыкновенной черепашкой, простой незамысловатой и медлительной. Не очень то ей хотелось чтобы ее любили только за ее красоту. Вот ещё. Это не главное. Любят потому что любят. Вот честно говоря в любви она не слишком разбиралась. Пока что.
А вот Рита наверное знала что такое настоящая высокая любовь. Безответная и от нее конечно же обязан страдать тот кто любит. Об этом она предпочитала умалчивать и страдала молча. Так, словно выворачивает эту самую любовь наизнанку и она внутри. В сердце что ли. Некуда ей деться потому что...
Однажды Лопатина открыла в себе дар становиться совершенно невидимой. Нейтральной и бесцветной. Как капля росы. Ты проходишь мимо нее и не замечаешь что она есть. А она все равно есть...
Она, как ей самой себе казалось могла стать невидимой и пройти мимо школьных хулиганов покуривавших на перилах возле выхода из школы и они ее совершенно не замечали. И это было вполне объяснимо: она шла следом за Меньшиковой, а от ее красоты любой застывал ледяной фигурой.
И вот сегодня когда третьеклассник Мишка, самый мелкий и вредный из них быстро оттаял, то презрительно сплюнул и сообщил друзьям хулиганам: чё, пацаны, Меньшикова с черепахой вконец обнаглела. Надо бы проучить!
Десятиклассник Желябов по прозвищу Желяба, высокий и нескладный, в общем то уже не подросток мечтательно затянулся сигареткой: не, это богиня. Ты, Мишка маленький ещё. Не понимаешь. Красоту ценить надо. Цыть, парни, завуч идёт. Цыгарки все прячем.
-
- Ой ну надымили! - Сказала размахивая перед лицом рукой, строгая, но все равно красивая завуч Анна Андреевна, ой и не стыдно, Желябов? Чему учишь младое поколение, неразумное?
- - Так точно, Анна Андреевна, больше не будем! - Вытянулся в струнку Желябов,
- Уже выбросили.Сигарету он незаметно сунул в карман и теперь она отчаянно жгла через тонкую ткань ногу.
- Зайди потом в учительскую, там подберешь себе вуз подходящий из списка, а то свяжешься с хулиганами и в тюрьму загремишь. Понятно? -
- Понятно, Анна Андреевна, - Желябов галантно подставил плечо, разрешите проводить вас до калитки? Он похлопал себя по карману. - Купил бы вам цветов, но все издержал увы.
- Во даётЖеляба, жлобяра завистливо прошептал Мишка. Во даёт!-
- Цветы? Зачем вот ещё... - Анна Андреевна взяла под руку Желябу, - ну проводи если не шутишь. Ты все же подумай насчёт вуза, Саша. Голова у тебя светлая, золотой медалист. Надежда школы.
- Не, я в армию вначале. Мне уже весной восемнадцать. Они неспешно спустились по ступенькам и пошли вдоль правого крыла школы.
- Успеешь ты в армию. Вначале выучись. Специалистом станешь. Плохо разве?
- Может и неплохо, надо подумать наверное. А отсрочку от армии дадут?
- Ну есть и такие институты. Я тебе по секрету скажу, слыхала что осенью наших ребят собираются отправлять на границу с Афганистаном. Неспокойно там. Прямо тебе скажу, по здоровью тебе медотвод не дадут, а там...
- Не, я на морфлот нацелился идти, Анна Андреевна. Я дюже здоровый. Таких туда с превеликим удовольствием забирают. Я спрашивал.
Они обогнули Риту Лопатину с Леной Меньшиковой, которые шли о чем то беседуя между собой. Меньшикова округлила глаза: Вот так чтобы наша завуч с десятиклассником под ручку? - Ритка, ты видала такое чудо?
- Ну вот, сказала Анна Андреевна, обещал довести до калитки. Дальше я сама.
Сашка чему то улыбался. Остановился, глянул на Меньшикову с Лопатиной. Усмехнулся.- А у вас глаза красивые, Анна Андреевна. В них море плещется.
Завуч улыбнулась, чувствуя как зарделся румянец на щеках, махнула рукой, плыви, морфлотовец. Не забудь завтра за расписанием подойди.Сашка чему то по доброму улыбался, потом отдал честь приложив ладонь к невидимому козырьку черной фуражки с золотым крабом.Он шел обратно и думал, что весной там видно будет. На Дальний восток, Балтику или куда ещё. А можно и вначале в институт поступать.
Анна Андреевна прошла через калитку. Была такая же золотая осень, те же клёны вокруг, даже та потрепанная с серым песком дорожка вдоль парка. Красные скамейки через двести метров. Одна немного сломанная. Одной перекладины не хватает. - Разрешите проводить вас до дому? Играючи отдал честь немного склонившись и галантно подставив плечо капитан медицинской службы, - вы, как я вижу только что расстались с кавалером... Только смотрите, мне ведь придется его вызвать на дуэль.
- Попробуйте, - засмеялась Анна Андреевна, а ты что и в самом деле не помнишь кто это был? - Она поправила его защитного цвета рубашку, смахнула невидимую пыль с погон в тон, с недавних пор теперь четырьмя серебряными звёздочками. Рукав ее плаща зацепился за значок на погоне. На нем светло-серая змея выгнувшись дугой зависала над чашей в лавровой ветви.- У вас теперь новая форма? - (Знак медслужбы был раньше на петлицах воротника)
- Да, выдали сегодня полевую.
- Уезжаешь опять на месяц или больше?
- Пока не говорят. Но служба есть служба.
- Я поеду. С тобой. - Немного помолчав сказала Анна Андреевна. Разве только... нужно будет заранее предупредить в школе.-
- А уж это как вам посоветует совесть жены начальника пинцетов и ланцетов. Могу по блату оформить медсестрой, в операционной если хочешь. Будешь стоять вместе со мной, дело нехитрое но ответственное. Станешь начальником медицинских зажимов и ваты.
- А ещё бинтов.
- И бинтов. Куда же без них.
- Ох, я их боюсь. И крови. Ты же знаешь.
- Ничего, привыкнешь. Там все быстро привыкают. И всему быстро учатся. По другому нельзя. Чуть промедлить и все, человека уже не спасти. Ну как, не сдрейфишь? -
- Мне так кажется быть женой морского капитана было бы намного интереснее. Дальние страны, чудесные берега, нет? Могла бы устроиться к вам каким нибудь коком и готовила на всех еду. Он остановился, поцеловал ее в губы: увы увы, Анна Андреевна, на крейсерах женщин так уж повелось не слишком привечают, нельзя, там порядок особый. Мужской коллектив. Представляешь, есть такой единственный крейсер с неокрашенными палубами. И стенами. Восемь палуб, но блестят, так, что отражения видно. Вот так. Шестьсот человек команды и в свободное от вахты их занять надо. И вот звучит команда: отдраить палубу.
- Зачем? Проще покрасить было...-
- Так ведь только так дисциплина и прививается. Берет, значит, тот что невахтенный старый бушлат и пошел. Лучше чем шерсть для полировки ничего нет. Зеркало! -
- Прямо модный салон. Сплошь зеркала. -
- Зато какая чистота. Просто хирургическая. Ни пылинки. Морской порядок. Всё тютелька в тютельку. И знаешь ли строго. Опоздаешь или не выполнить, на гауптвахту. Помогать чистить картошку на камбуз. Да мало ли каких дел ещё можно придумать. Так что, Анна Андреевна выбирать вам не приходится или со мной в опасное но ответственное дело или перебирать опять пыльные журналы с отметками.
- Всему свое время, - сказала она, вернёмся и к отметкам. Мне бы хотелось тебя видеть каждый день. -
- Само собой. Муж с женой всегда должны быть вместе. Где бы они ни были.
Они удалялись, на перекрестке дорожек пошли в сторону остановки трамвая.Рита с Леной шли следом, метрах в тридцати, только Рита вздыхала, остановилась, вот вот заплачет.
- Ты чего, Рит? Черепашка разрыдалась, прижавшись к Лене. Та гладила ее, ну, что ты, Рита...Черепашка взглянула на нее мокрыми глазами:- Знаешь, что? Знаешь... - Мне бы очень хотелось чтобы у них был ребенок.
- Какой ребенок, у нашего завуча что ли? Я я и не знаю даже. Она в школе не так давно. А почему ты...
Рита Лопатина расстегнула кармашек на курточке. В кулачке ее что-то тускло поблескивало. На Ритиной ладони горстью лежали пять серебряных звёздочек. Да где-то неподалеку в опавшей листве рылась большая белая птица немного похожая на орлана и с загнутым клювом.
- В общем мне понятно, в чем у нас проблема, - сказал Скворцов Рите. Это всегда важно докопаться до сути. Ты вполне правдоподобно представляешь себе своих эээ..., хотя и не должна их помнить, вроде бы... Как и птенец, который вылупился в чужом гнезде. Скажи, остались ли их фотографии?
Рита покачала головой. - Нет, меня воспитала приемная бабушка. Она всегда называла своей внучкой и вот и все...
Скворцов взглянул на серебряные звёздочки на Ритиной ладони, зачем-то пересчитал их. - Правдоподобно, весьма, сказал он, - ладно Лопатина на сегодня все. Можешь идти. Урок в прошлое окончен. Мне надо посоветоваться. Да, не забудь, сегодня прибудет ещё один... Эээ новичок. Введите его в курс дела.
И ещё. По правилам нашего учебного заведения мы обязаны были ещё две недели назад получить согласие ваших родителей на обучение.
Рита замерла. Но ведь это... Невозможно. Вы же знаете.
- Отчего же? В наших силах. Главное что бы вы не подкачали. В трудную минуту. Вы ведь сильный человек? А, Рита? Что же вы молчите?
- Рита смотрела на сжатый кулачок. В руке будто было что-то теплое и живое. Ответь, Рита. Решительная и смелая как... Папа. А если мама была в тот момент с ним, значит и она тоже. Смелая.
- Я сильный человек, Алексей Степанович. Я не подведу.
-
Рита вышла из класса. Полноватый Скворцов подбоченясь сидел молча уставившись в лист белой бумаги. Он машинально провел ручкой черту. Загорелась неправдоподобно яркая линия. Она замерцала на белом экране, сделалась менее яркой, наконец погасла.
-
- Но что если так, - сказал Скворцов, - а если другого выхода я не вижу. Пусть попробует... Это чрезвычайно интересно. Быть может мы поймём почему стали такими... Чёрствыми. Да, согласен с тобой, Дроздов, аналогии проводить глупо, слишком разные психологии. У нас изначально нет и не было многих качеств присущим людям. Это делает их более уязвимыми что ли к перипетиям судьбы. Мы, например никогда не стремились уничтожать друг друга. В этом просто нет необходимости. Наоборот даже, каждый индивид у нас бесценен. И не потому что нас мало. Слишком мало, зато мы можем и умеем многое. Но смотрите что в данном примере получается, коллеги. Это нужно как то анализировать иначе, не с нашей точки зрения. Как я понимаю их стремление жертвовать собой порой преподносится как некий культ целостной неделимой личности, некой вечно живущей душой, для которой нет ничего пакостнее предательства. Для которой потеря своего физического тела не играет особой роли. Да, дух, душа по их мнению не является физическим, а не ихним психоэмоциональным настроем и что самое главное тело бездуховное довольно быстро умирает. Разрушаясь физически. При помощи алкалоидов, которые только ускоряют разрушение психики. У нас сплошные белые пятна в этом вопросе. Так если дух может существовать вне тела, но не тело с душой нарушившей духовный обет ( вам понятно это слово? ) Такой, как честь, совесть, особый моральный кодекс, Опять же что то мы способны понять, а что-то пока не можем. Но думаю, что смогли бы понять что есть твердость духа как определение, если мне разрешат некий эксперимент... Ну как, разрешаете?
Послушайте эээ Скворцов, - сказал вслух Дроздов, - такие воздействия опасны для воспитанника. Я бы порекомендовал быть вам, как учителю быть где-то поблизости. На вас лежит большая ответственность.
- Ну это само собой. Раз руководители проекта дают добро, я, пожалуй начну эксперимент. Назовем его пожалуй " самоотверженность" я вижу, что это определение завело в тупик многих из нас и меня в прочем, но мне кажется я начал понимать в чем дело.
Кстати, что с позвоночником у парня?
- Полностью восстановился. Ходить я думаю может.
- Там, у них такие операции называют не иначе как чудом.
- Научатся со временем. Осколок перебил пояснично-крестцовый отдел.
- Ну и ладно.
Рита вышла из учебного корпуса. Над куполом светило тусклое северное солнце. Снаружи шел сухой снег, так, что по краям намело белых сугробов. Из воздушных колодцев позади лифтовой шахты дул теплый ветер. К зелёным пальмам растущим прямо из песка она уже привыкла, а вот к падающим с них кокосам и к тому что можно подбирать финики прямо вдоль дорожки нет. Рита едва успела подхватить кокос чтобы он не раскололся. Странно, думалось ей: вот прозрачное молоко, я его никогда раньше не пробовала, а теперь пью. И вот это все вокруг уже не казалось ей странным и непривычным. Привычным скорее, потому что человек ко всему рано или поздно привыкает. К тому, что здесь вечное лето с невиданными пышными цветами, а в двух шагах, за стеной стоит промозглый ноябрь. Там кедры, ели, белка постукивает лапкой по прозрачному стеклу. А интересно, как бы та отнеслась к пальмам? А к местным темно серым коалам живущим в кроне эвкалиптового дерева или этим бабочкам с размахом крыльев в пятнадцать сантиметров и которых так обожает лёгкая и невесомая Леночка Кныш. Борька который все любит измерять и анализировать сказал однажды, что это видимо кусочек тропической Австралии. Или Зеландии, - подсказала Леночка, которая ходила осторожно, боясь наступить, на самых носочках, даже когда снимала туфли на высоких тонких шпильках. Или Зеландии, - согласился Борька, - смотри- ка ты соображаешь шпилька, но все равно особой разницы нет.
Рита погладила шершавый ствол пальмы, чувствуя что это все настоящее, не придуманное, даже этот купол сквозь который можно легко пройти если захотеть, но там замёрзнешь и окоченеешь без теплой одежды. Хотя теплые вещи все-таки у них есть. Там, в в шкафу в ее комнате полно одежды, на любой сезон, бери любую и гуляй в чем хочешь.
Потом она увидела как сверху на купол бесшумно как стрекоза сел серый вертолетик. Он взвихрил лопастями снег. Снизу он казался почти игрушечным. Так если до центра купола метров сто, как считает Борька, значит вертолет на самом деле огромный. Спустя минуту лопасти остановились. Рита стояла поодаль словно бы вжавшись спиной в пальму. К лифту ведущему наверх подошёл бодрым шагом молодцеватый Дроздов в темно-синем форменном костюме эшки. Ну, сокращённой название от экспериментальной школы. Особой строгости к форме здесь вроде бы не было. Скворцов на втором занятии как то спросил: ну что, отвыкнуть не можешь? Да ну и ладно. Ходи в чем тебе нравится. Обучению это вроде как не помеха.
Рита всё-таки предпочитала ходить на уроки в своей старой форме. Дроздов хоть и не ругал ее за это и хотя в ее комнате в шкафу была уйма всякой одежды включая три вида форменной на выбор. Была там и спортивно темно синяя из эластана, повседневно выходная джинсовая и форменно строгая белая с прямоугольниками погончиков, стоячим воротничком и золотыми пуговицами с эмблемами школы. Птица феникс с распахнутыми крыльями.
-
Рита не хотела мешать встрече. Скворцов намекал на то, чтобы познакомилась с новичком, но лучше потом. Сейчас она не готова.
На кнопке лифта загорелся синий огонек.
Двери открылись и на дорожку с упругими плитками выпрыгнул высокий паренёк. Был он светловолос, волосы не слишком короткие. В зеленой штормовке, джинсах и кроссовках. Обыкновенный паренёк. Был он весел, хотелось ему закричать гоп ля ля и пройтись по кругу колесом или на руках, но увидев стоящего сбоку Дроздова посерьезнел.
-
- Ну здравствуй Андрей. - Дроздов протянул руку.
Потом повернулся. Вот, Андрейчик, так и живём. Здесь у нас жилые корпуса, бассейн, а там спортивные и школьные классы. Школьная столовая там. Если проголодаешься, приходи когда вздумается, расписания завтраков, ужинов как таковой нет, кухня у нас полностью автоматическая. Всё на кнопках. Думаю разберёшься. В общем как проголодался, сразу беги туда, хорошо?
Андрей кивнул. Поправил видимо тяжёлую сумку через плечо.
- Твоя комната на втором этаже в конце коридора под номером семь. Ну и пока всё, можешь осваиваться, осмотрись, но на занятия завтра прошу не опаздывать. Расписание школьных предметов у тебя на столе. Чувствуй здесь себя как дома.
-
Дроздов куда-то ушел, а мальчишка прошел рядом с ней, дошёл до бассейна, нагнулся, осторожно потрогал воду рукой. Поплескался. Прошептал: ну теплая же! Глянул на стены купола, поежился: Ну и ну. Прямо чудеса какие-то. Сплошные чудеса.
Рита пошла в сторону корпусов. Навстречу со стороны купола шел Дроздов. В руках держал бельчонка. Придется выхаживать, - сказал он, куница белку изодрала, а бельчата убежать успели. Ты, Рита действуй как сердце велит. Что бы ни случилось, поняла?
Она кивнула, погладила бельчонка и ветер был очень сухой и отдавал железной гарью. Жарко было, но не душно. С непривычки словно в горах закружилась голова.
- Ты откуда такая? - Возле шестиколёсного вездехода привалясь и раскинув ноги полулежал улыбчивый парень в больничном халате. Под халатом зелёные штаны и майка. Был он босиком. Пояс повязан шерстяной шалью.
Рита молчала.
- Понятно. Ты немая? - Парень улыбнулся ещё шире. Смотри, Степан, сестрёнка в медсанбат приехала новенькая!
Чумазый Степан в круглых очках выглянул из люка бронетранспортера. С сомнением посмотрел на Риту. Это Анна, жена доктора. Ты чего, Олежка. Белены объелся? Аня, - обратился он к Рите, - медлить больше никак нельзя. Если не дождемся конвой, если за полчаса не успеют, тогда придется грузить раненых и прорываться к своим, понимаете? По рации передали только что, там в горах сошел камнепад. Дорогу завалило напрочь. А может это устроили духи, я знаю что ли? Ну, душманы, так их разэтак. Надо собираться, скажи, пожалуйста, доктору, раз он такой смелый погибать здесь, так мне это не улыбается совсем. У меня двойня намечается там, мне дослужить всего ничего осталось. Понимаете? Идите и уговаривайте.
-
Рита оглянулась и увидела брезентовую очень большую, длинную палатку, слегка качающуюся под ветром. Полог дверь и матерчатые окна были закрыты от песка видимо.
- Сестрёнка, позвал парень, подай, пожалуйста, вон оттуда из заднего люка всё что найдешь. Всё боеприпасы какие есть. Знаешь, на войне как? Лишний магазин к автомату если есть значит ещё минута жизни.
Рита обошла большой бронетранспортер, тяжёлый люк едва не прищемил ей пальцы, открывался с трудом, норовил захлопнуться. Она откинула его. Изнутри было почти темно, пахло горячей соляркой, впереди возился Степан вполголоса ругаясь с кем то. Может разговаривал сам с собой.
Машинально собирала она какие-то пахнувшие маслом и порохом железяки, осторожно относила и складывала у ног парня.
- Я Олег, - представился парень, солдат стрелок Олег, прошу любить и жаловать, - он протянул широкую шершавую ладонь, пальцы его осторожно пожали Ритины, видишь как то нелепо получилось, осколок прилетел как некстати, спину перебил, так теперь ноги только волоком. Извини. Тебя как зовут то?
- Рита.
- Ну вот и познакомились Рита Маргарита. Ты все таки попробуй их уговорить, я знаю, что не получится, но все же, хорошо? Помощь придет, это верно, но Степан говорит, что духи могут нагрянуть раньше. Выходит что, - он защёлкнул большой квадратный короб под крупнокалиберным пулеметом. Это плюс пять минут жизни нам всем. Эти железки ещё минут десять дадут наверное, да ещё башня у транспортера. Если повезёт, то полчаса продержимся, а там...
- Олег волочил за собой ноги, волоком протискивался под чревом железной крепости. Колеса были почти в рост Риты. Одно приспустило, было рыжевато-красным от пыли. Рита вывела на пыльной поверхности свое имя, постояла немного и пошла в сторону палатки.
-
- Прощай, сестрёнка, сказал ей вслед высунувшись из люка Степан. Он махнул рукой и захлопнул люк.
Башня танка развернулась уставившись тонкой пушкой в сторону гор.
-
В операционной стоял хирург и медсестра в белых марлевых повязках. Под капельницей без сознания лежал раненый. Равномерно тикал метроном, за матерчатой стеной тарахтел дизельный генератор. Было ослепительно светло и чисто.
Хирург взглянул на Риту, - ты откуда такая, дочка? Пожалуйста, не забывай правила, в операционной надо быть в халате и маске. В том стерилизаторе чистые халаты и перчатки. Герасимов приехал? Ты с ним?
Медсестра смотрела на Риту, глаза ее были усталые, ввалившиеся.
-
- Вторые сутки, - проговорил хирург, понимаешь? Нам бы часок другой отдохнуть было бы здорово.. Почему Герасимов не заходит, что-то случилось?
Рита покачала головой. Нет, Герасимов ещё не приехал. Я. Вам. Нужно сказали надо уезжать, полчаса осталось.
Хирург покачал головой. Нет, никак нельзя, дочка, понимаешь, если не сделать вовремя операцию, не достать пулю, человек умрет. Ты вот что... Если времени нет. Ну что же. Тогда будешь нас охранять. В соседнем помещении на крючке висит форма, под ней планшет и кобура. Возьми, достань пистолет. Если что. Стрелять хоть учили?
Рита покачала головой.
Её никто ничему не учил. Тем более убивать. Но если надо, Рит, - допытывался толстощекий Мишка Сомов, если тебе в руку сунут пистолет и скажут защищай своих от врагов, ты выстрелишь или нет? Что, не сдрейфишь?
- Выстрелю, - не задумываясь ответила Рита. Раз другого выхода нет.
- Разумеется никакого, - молодец, черепашка, я в тебя верю, - похвалил Мишка. Вот что значит прочь сомнения. А иначе зачем пистолеты. Не на дуэлях же на них драться.
-
Тяжёлый Урал на больших колесах натужно ревел взбираясь на перевал. Воздуха дизелю явно не хватало, солярный черный выхлоп шлейфом, густой мазутой ложился на красноватую глиняную дорогу. Впереди стоял покосившись над самым обрывом наполовину сгоревший уазик. Урал сдвинул его в пропасть освобождая себе дорогу и пошел всё увереннее, постепенно набирая ход. Дорога дальше будет легче, объяснял водителю сидевший рядом офицер со знаками отличия медицинской службы, там, в долине наш полевой госпиталь. Мы должны там оказаться через полчаса и никак не позже. Времени осталось в обрез. Мы обязаны. Я обещал. Нужно во что бы то ни стало там оказать раньше духов.
- Машина не подведёт, сказал водитель, я его по винтику пересобирал. Там на учебке. Щас раскочегарим по полной. Над головой хрипели динамики магнитофона: пел Высоцкий, перекрикивая военную рацию, чьи-то приказы, указания, цели. Вертушки, вертушки, где вертушки!
- Выслал выслал.
- По нашим расчетам помощь должна прийти в ближайшее время.
- Я — "Радиус". Прием.
-Вас понял. Отбой.
- Дай пеленг, не слышу. Ничего не слышу.
- Молчание всем. Держи пеленг, салага. Наведение на объект.
Короткий пи пип.
-Ракеты ушли. Чем ещё помочь?
- Включи музычку погромче, попросил кто-то из рации.
Водитель включил верхнюю передачу.
Пел Высоцкий:
Всё в прошлом, я зеваю от тоски. Она ушла безмолвно, по-английски, Но от неё остались две строки.... Вот две строки - я гений, прочь сомненья, Даёшь восторги, лавры и цветы! ... Вот две строки: Я помню это чудное мгновенье, когда передо мной явилась ты!
Урал с красной звездой на дверях и большим белым крестом на борту шел всё увереннее, выжимая то последнее, что имелось, хрипел Высоцкий высоко над горами, где летели вертушки стреляя по целям, перекликались разведгруппы с альпинистским снаряжением и кто-то не умирал, нет, ждал быть может когда прилетят, ведь он обещал больше не умирать.
Рита провела рукой по висящему кителю, смахивая пыль с погон, расстегнула кобуру. Пистолет оттягивал руку. Рита опустила ее. Встала напротив окна.
Глухо фыркнул бронетранспортер снаружи. Часто затукали хлопки выстрелов. Резко хлопнуло, вспыхнуло зарево где-то за горами. Там тоже шел бой. Рита ждала.
Считал минуты отброшенными пустыми автоматными магазинами раненый в спину Олег, отправлял по матушке всех усопших вконец оглохший Степан. Было ему весело и жарко было. Дымно и ни черта не видно из-за поднимаемой южным ветром пылевой бури.
Полог дрожал. Рита оглянулась на вход в операционную. Там было спокойно. Равномерно отстукивал метроном, мерцала синяя лампа над головой, звякали о кювету медицинские принадлежности.
- Зажим, - попросил Сашка, - Аня, не спи, зажим на рану! Сейчас зашивать начнем. Осталось всего чуть-чуть.
Анна кивала, всё происходящее казалось сном, нереальным. Буд то выдуманном кем то.
- Зажим рану, Аня. Ну, не спи. Скоро отдохнем. Вот, так. Хорошо. Пульс считай. Держи пульс. Чтобы не случилось.
Скворцов успел вовремя. И Рита ещё успела увидеть как размахивая автоматом ворвался афганец в белой чалме. Он гортанно выкрикивал что-то, наверное не хотел стрелять в нее, в Риту. Глаза его были небесно-голубые, на смуглом, почти чайного цвета лице бывшего учителя.
Палец ее дрожал на курке, замедленно, как в плохом сне от которого не убежишь никак как не старайся. Испуганные глаза Скворцова, который резко выбросил вперёд руку. И белое ничто. Как белый лист бумаги с впечатанным ее именем и фамилией.
Обычный кабинет учебного корпуса. Привычно. Стол, стул. Она. За учительской кафедрой Скворцов с виноватой полуулыбкой.
- Начнем с чистого листа, - сказал Скворцов, видишь как оно выходит. Учишь чему то, а главное упускаешь. А ведь ты умничка, не сдрейфила.
Дроздов верно подметил: есть в тебе что то такое, что нам увы недоступно. Да не только в тебе, во всех вас есть. В твоих родителях, в Олеге тоже... Ты, кстати не забудь его навестить, он сейчас в больничной палате, но к вечеру думаю оклемается. Медицина тут не бессильна, мы шагнули далеко вперёд, мы даже можем поворотить время вспять если надо, что-то даже исправить, но все же в процессе своего развития явно это что то утеряли. Да, кстати, мы с тобой совсем забыли. Обычная формальность. Подпись твоих родителей нам крайне необходима. Разрешение на обучение. Пустая формальность на чей то взгляд, но все же. Вот тебе бланк заявления. Пришлось ради всего этого вызвать твоих близких из дому. Они в медицинском блоке. Да не пугайся, всё у них нормально Рита Маргарита, не делай такие большие глаза. Просто знакомятся с нашей техникой. Что-то им отдадим, чему то научим новому. Не зря думаю приехали. Ну все, до встречи. На сегодня занятий больше нет. Дроздову я сказал, чтобы освободил тебя от других занятий на сегодня. Да, вот ещё. Вот возьми. У нас такое правило: ученик прошедший серьезные испытания получает звёздочки на шеврон. Взяли эту моду у вас, уж не обессудь. Но лично мне очень даже.
На ладони Скворцова лежали блестящие звёздочки.
Рита шла по песчаной дорожке вымощенной упругими плитками. У нее были большие миндалевидные глаза и внешность прекрасной снежной королевы, вот только никого замораживать она не хотела и не могла. Навстречу подбежала Леночка Кныш, пальчиком пересчитала звёздочки на форменке, чему то улыбнулась: какая ты красивая Маргаритка, прямо не знаю... А к тебе родители приехали, знаешь?
Леночка достала из-за пояса сложенные перьевые веера, взмахнула ими, вздохнула. Подержи, а то я не могу взлететь, как корова толстая.
Где-то вверху, в кроне эвкалиптового дерева горячо заскандалила с сумчатыми медведями рыжая белка. Она стрекотала и требовала пропустить её в облюбованное ею дупло.
Леночка глянула на них, помахала Рите рукой, пока пока, нужно разобраться пока они не искусали друг дружку.
Рита смотрела снизу вверх на отчитывавшую медведей коал Леночку, ей в глаза светило неяркое в этих широтах зимнее солнце больше похожее на слегка начищенную серебряную монету.