— Всё Митька, прощай! Время моё пришло. Не поминай лихом! — дед надел китель, нацепил фуражку и лёг поверх покрывала на кровать помирать.
Митька пожал плечами, и спокойно спросил:
— Дед, а скорую вызывать, или бабушку дождёмся? — Митька уже совсем взрослый, он всё понимает. Ему четырнадцать. Это когда ему восемь было, он испугался, даже заплакал. А сейчас уже знает, если дед помирает, значит бабушке путёвку в санаторий дали, или она к школьной подруге собралась, в город съездить, дня на два и без деда. Или ещё чего.
— Конечно вызывай! — взъерепенился дед, — я тут что, зря при параде лежу? Пущай все видят, что я без Марьи моей дня прожить не могу! И участкового зови! Пусть засвидетельствует! Ой, вот я старый пень, — дед сел на кровати, и провёл рукой по подбородку, — побриться-то забыл! А Мить? Забыл?
— Забыл дед. Тебя с такой щетиной хоронить не станут. — Митька критически осмотрел дедушку, — и это, дед, ты вот в фуражке лежишь, и в носках. Тоже не дело. Уж давай по всей форме.
— Мить, ты чего такое говоришь? Что бы я, морской волк, на кровать в ботинках лёг? Да меня твоя бабушка прибьёт! Вот как увидит, так сразу и всё! И нет деда Юры. Осиротеете оба два!
— Дед, так ты ж всё равно помирать собрался. — Рассмеялся Митька, и сел рядом на кровати, — так какая разница?
— Такая! — Дед снял фуражку, взъерошил седой ёжик, провёл ладонью по лицу, — много ты понимаешь. Я может по своему желанию помереть хочу. А тут она, скалкой. Стыдно. Ладно, пойду побреюсь. А то перед скорой неудобно будет. Дед вытащил из внутреннего кармана очки, нацепил на нос. Нагнулся, нашёл под кроватью шлёпанцы, всунул в них ноги, и пошаркал на улицу к умывальнику, бриться.
Митька вздохнул, глядя как дед, шаркая тапочками, в семейных трусах в мелкий голубой цветочек почти до самых колен, в тёмно-синем кителе, белоснежной рубашке, и фуражке с якорем, повёрнутой на бок скрылся за дверью.
Деда он любил, очень. Ближе чем дед Юрий и бабушка Маша никого у мальчишки не было. И даже эти чудачества, он воспринимал как проявление любви и страха, что от их маленькой семьи может совсем ничего не остаться.
Митьке было шесть, когда погибли родители. Так бывает. Вот раз и нет. Просто кто-то сильно спешил, и не заметил, что свет светофора поменялся на красный. Решил проскочить. Всего-то пара секунд, а родителей, что ехали в том автобусе, в который влетел лихач, уже не вернуть.
Митька год провёл в детском доме. Дедушке с бабушкой опеку не давали. Мол не молодые уже, и болезней целый букет и жилищные условия не очень. Туалет в деревенском доме на улице. А квартиру, что родители в ипотеку брали, банк обратно забрал. Но, дед добился. Как говорила бабушка, с тех пор он и стал «помирать» каждый раз, когда она больше чем на день из дома отлучалась. Везде, где мог ходил вместе с женой и внуком.
В деревне сначала смеялись, потом привыкли. Дед рукастый. Дерево в его руках, как масло, принимало любую форму. Хочешь кресло, хочешь статуэтку, а недавно из города дядька приехал, заказал деду лестницу как в старинных домах чтобы, с вензелями да изысками. Фотографий много показывал, спрашивал сможет ли. На такую работу в столице мастеров не нашлось, вот и прикатил к Митиному деду. Тот подбородок почесал, и согласился.
Дед и внука к рубанку да стамеске пристрастил. Дело такое, всегда на кусок хлеба заработаешь. Да и в деревне жить спокойнее, а то вон, понаедут в города, а ты потом детей хорони.
А Митька что, только и рад. Руки у парня золотые оказались, да и сам не дурак. Интернет к старому дому провёл. Учиться-то и заочно можно. А дед с бабушкой под приглядом. Старенькие уж больно. Отца его поздно родили, да и Митьку тоже поскрёбышем в детстве дразнили, пока он под метр восемьдесят не вымахал.
— Вот, теперь и помирать можно, — вернулся дед со двора, — ты, Мить это, чего мне про штаны-то не сказал, а? Носки значится заметил, а труселя за брюки принял?
— Так дед, ты помирать-то рано собрался. Ба только через неделю к тёте Нюре собралась. А может и она сама к нам приедет. Да вон, у бабули спроси.
Дед выглянул в окно, увидал, что жена калитку запирает, да кота, сидящего на заборе, гладит.
— Тьфу ты господи, неужто перепутал? — пошаркал к шкафу дедуля. Быстро повесил китель на вешалку, стянул через голову рубашку, запихнул на полку вместе с фуражкой. Захлопнул дверцу.
— Ба, дед, ты это чего, полдень уж, а он в трусах и в майке по дому ходит. Что спал плохо? — зашла в комнату бабушка.
— Да не, я тут вот решил уборкой заняться. Полы помыть. В майке-то удобнее. Ничего не стеснят. А ты где была? Мить, а ты чего стоишь? Просил же, воды принести. Полы помыть надо.