АНТОН КОРОБЕЙКО
ДУРКА.
(дурка.жанр)
2022
© «ДУРКА.пьеса». Антон Коробейко 2022
Список действующих лиц:
Автор (автор и Герой могут быть одним актёром)
Герой
Администратор ресторана/Следователь (25 лет, молод, почти мальчик)
Адвокат Ксения (35 лет, серьезная, официальный стиль)
Персонал отделения:
Врач 1 (Борис Валентинович, мужчина 35-40 лет)
Врач 2 (женщина около 70 лет)
Врач 3 (девушка около 30 лет. Психолог)
Заведующая отделением (Марина Викторовна, женщина около 60 лет)
Сестра 1
Сестра 2
Сестра 3
Кастелянша
Пациенты:
Александр 1 (похож на Дзюбу, живое лицо)
Александр 2 (обладатель бороды, хипстер)
Иван (болезнь Дауна)
Толя (мальчик, 17-18 лет, прыщавый)
Михаил (мальчик 17 лет)
Пациент 1, Пациент 2
Пациентка 1, Пациентка 2, Пациентка 3
Женский голос, Голос Матери ;
Авторская ремарка
Сцена представляет собой некое казенное учреждение. Палату больницы. Расставлены кровати. Зрители сидят на кроватях (возможно с ватными матрасами).
Действие происходит в этой самой палате, часто посреди зрителей.
Зрители должны быть вовлечены во всё происходящее.
Запахи, блюда, материальные объекты должны передаваться зрителям для того, чтобы они непосредственно ощущали всё происходящее
Эпиграф 0
Автор: Все персонажи, характеры, места и события являются вымышленными. Все пересечения с настоящими людьми, местами и событиями абсолютно случайны.
Эпиграф 1
Автор: (песня)
Мы в город Изумрудный,
Идем дорогой трудной,
Идем дорогой трудной,
Дорогой непростой…
Заветных три желания,
Исполнит мудрый Гудвин,
Чтоб Элли возвратилась
С Тотошкою домой!
Эпиграф 2
Автор: Чтобы вы поняли, кто я такой, расскажу вам анекдот…
В ресторане сидит новый русский и ищет собеседника. Находит взглядом невзрачного мужичка:
– Мужик… эй, мужик…иди сюда…налей вот себе…закусывай…
–Сп…спасибо.
–Ты чем, ваще, по жизни занимаешься, мужик?
– Я?
–Ты-ты.
–Я писатель.
– Чё? Серьёзно? А про что пишешь, писатель?
– Ну, про разное…
– Ну что там? «Мой дядя, самых честных правил», да?
– Я ПИСАТЕЛЬ! Прозаик!
– Про каких, ****ь, ЗАЕК?!?
Эпиграф 3
Автор: Я часто вспоминал, вспоминаю и продолжаю вспоминать такие слова: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось...»… Я стал отчётливо понимать их значение.
;
Пролог
Автор: Эту историю я начинал писать как летопись.
Она писалась странно. Она развивалась постепенно, из сбивчиво-сумбурной хронологической записи она превращалась, развиваясь по устойчивой спирали, во что-то большее.
И вдруг, молниеносным зигзагами мечась в разные стороны, текст и язык текста находили и нащупывали то, что моему пониманию, было, может быть, и недоступно.
Бродский, в одном из своих эссе, или в одной из лекций (или и там и там) писал/говорил, что поэт - это инструмент языка, через который тут реализует и познаёт сам себя. Что-то в этой мысли и в этом предположении есть.
Потому, что я сам, записывая мысли, складывая буквы в слова, а слова в строки и в предложения, иногда не слишком глубоко задумывался о происходящем.
Для меня это было развлечением, способом провести время, заполнить его чем-либо (а для кого-то такими занятиями становятся шитьё, вязание, рыбалка или вождение автомобиля) – и тут на мою удочку клевала такая рыба, что я торопился тотчас же подхватить, поймать её и перенести с кончика пера на белый лист бумаги.
И – да – мне нравится писать! Я исписал уже три ручки и всё ещё продолжаю (я ещё не закончил). Куда меня приведут эти спирально-зигзагообразные росчерки, я не знаю. Увидим. Будем посмотреть.
;
Сцена 1. Начало
Автор: Я снова лежу на расстеленной постели летом 21-го года, через десять лет после произошедшего в одной из моих книг, в такой же июнь очень похожего жаркого солнечного лета.
Я нахожусь в психиатрическом отделении больницы № 16 на судебно-психиатрической экспертизе, которая должна выяснить, насколько я вменяем и дееспособен.
Экспертиза возникла не на ровном месте. Она появилась на горизонте из-за неприятного дела. Да и дело-то так себе, дельце, из-за небольшой ресторанной ссоры, переросшей в большую, а из большой – в драку, а из драки – в заявление и в уголовное дело.
Сцена 2. Флэшбэк. У ресторана. Драка
(у входа в ресторан. Герой и Администратор ресторана)
Герой: Дайте мне зайти в ресторан. Я хочу вещи свои забрать!
Администратор: Вам отказано в посещении нашего ресторана!
Герой: Я вещи свои хочу забрать!
Администратор: Мы не будем Вас обслуживать!
Герой: Да меня не надо обслуживать! Я вещи хочу свои забрать и уйти! Меня машина ждет!
Администратор: Нет! Я вас не пущу!
Герой: Дайте зайти мне! Вещи забрать!
Администратор: Нет!
(завязывается потасовка, потом драка, Героя валят, он встает и бьёт Администратора по голове. Тот хватается за голову)
Автор: Потерпевшим в этой драке оказался крайне неприятный и молодой субъект. Он ухитрился впрыгнуть в карету скорой помощи, которую я вызвал себе (потому, что меня в этой драке тоже отметелили вполне прилично), продемонстрировать, якобы, рассечённый мною лоб, продиктовать свои данные и номер телефона (который я тут же записал), и ухитрился на этой же карете и уехать – а я от госпитализации отказался.
И даже наутро, когда я с покаянной головой позвонил ему, принес ему свои извинения, и предложил примириться (естественно, небескорыстно!) – я получил отказ.
И вышло так, что всё превратилось в уголовное дело, долгое, муторное, которое вытягивало из меня жилы, силы и деньги.
Это пустяшное дело о рассечённой брови продолжалось годы – ГОДЫ!!! И промежуточным её результатом стало то, что через полтора года после происшествия мне назначили судебно-психиатрическую экспертизу… обязательную и неотвратимую (притом не амбулаторную, а стационарную – то есть жёсткую, с изоляцией от общества, с забором с колючей проволокой, с дверями без ручек и окнами с решётками).
И это была дурка, и это был ****ец.
;
Сцена 3. Приезд. Следователь
Автор: Утром первого дня я приехал к назначенному времени на отдалённую улицу к сумрачному зданию из жёлтого кирпича сурового вида (даже в солнечную погоду) с высокими сплошными стенами, обнесёнными колючей проволокой… И если в той, давней сказке дорога из жёлтого кирпича сулила новые и удивительные открытия, то, в отличие от девочки Элли, здесь меня ждали далеко не весёлые, хоть и увлекательные приключения.
(Герой, следователь, адвокат, врач)
Герой: (входит , его уже ждет Следователь) Здравствуйте
Следователь: Антон Анатольевич? Давайте сразу пройдём. Сразу и оформимся.
Герой: Но как же я один? Без адвоката.
Следователь: Она сейчас подъедет. Я ей звонил. Пойдёмте.
Герой: Я ей тоже позвоню. Как же я без неё. (звонит) - Ксения, а мне что, без Вас проходить?
(голос Ксении): Проходите-проходите, я в пробке, задерживаюсь. Я скоро буду. Ничего страшного.
(Герой и Следователь уходят)
Автор: Я и пошёл. Меня провели в режимный объект мимо трёх кордонов охранников, завели в соседнее здание, чтобы начать процедуру оформления и досмотра. Как я сейчас понимаю - задним числом - всё произошедшее происходило по договорённости заранее, даже негласной.
Следователь ДОЛЖЕН был провести меня без адвоката. У меня должны были забрать и описАть документы, вещи и телефон. Я ОБЯЗАН был остаться ТАМ уже без возможности отступления и переигрыша чего-либо.
Именно поэтому адвокат задержалась на час. НА ЧАС! Именно поэтому следователь выписал (якобы) фиктивное, не значащее ничего в стенах дурки, разрешение на использование мною мобильного телефона и компьютера (такие требования горячо выдвигала мой адвокат):
– Они же ему нужны! Для работы в больнице.
И я приехал в больницу со всеми вещами бодрый и готовый. Но НИКАКИЕ разрешения следователя и обещания адвоката здесь не имели силы.
Здесь были свои внутренние правила, здесь работали законы великого Шаламова.
Это был концлагерь!
;
Сцена 4. О высоком. Кризис жанра
Автор: Наверное, Лев Толстой не путался бы так в мыслях и словах, как я. Ни Варлам Шаламов, ни Солженицын не были бы столь многословными и, при этом, нечёткими. Или же наоборот – скупыми, лапидарными, грубо отёсанными и безмолвными.
Им всегда было бы о чём сказать и написать.
Чехов, со своим структурированным умом (при этом безжалостным и беспощадным) – умом врача – рисовал бы кристальную картинку – как в том, что касается чувств и ощущений, так и в том, что происходит объективно и непосредственно.
(Я думаю, в этом и есть ключ пониманию Чехова в целом. Как врач, как натуралист, как физиолог, он описывает своих героев и происходящее как в сентиментальном смысле – в чувствах, в ощущениях, в мнениях и мыслях, так и в объективном. На своих героев, на всё происходящее он смотрит со стороны, холодным пристальным взглядом исследователя.
И приближаясь, и отстраняясь, он разглядывает ситуацию и действующих лиц со всех сторон. Чехов пытается получить, и получает, чёткую картинку реальности, наиболее верную, детализированную и широко взаимосязанную одновременно).
У меня таких талантов нет. Я не так аналитичен, я груб, моя душа не имеет столько оттенков, как у Чехова и его героев. Я неотёсан, я лапидарен, и я деревенщина. Как же я буду описывать всё происходящее? Как же смогу?
;
Сцена 5. Приёмный покой.
Автор, Герой, Врач 1, Сестра 1
Автор: (он начинает, потом исчезает) Какое-то время я провёл в приёмном покое. Там меня отделили меня от моего защитника-Адвоката, и следователя тоже. Меня раздели и взвесили.
Почти все вещи, которые я планировал взять с собой, у меня забрали. Забрали ноутбук, телефон – а ведь мне обещали их использование. Отняли сахар и колбасу – они были не в заводской упаковке. Оставили туалетную бумагу, вафли, воду.
(Герой и Врач 1)
Врач 1: Меня зовут Борис Валентинович, я сейчас Ваш врач. Проведём осмотр…Вы можете сказать, какой сегодня день, месяц?
Герой: Да (называет день, месяц).
Врач 1: А какой год?
Герой: (называет год)
Врач 1: А скажите мне – вы знаете, где Вы находитесь и для чего находитесь здесь?
Герой: Я нахожусь на психиатрической экспертизе, которая должна выяснить мой психиатрический статус. Выяснить, здоров ли я.
Врач 1: Так, ну хорошо. Как Вы себя чувствуете?
Герой: Хорошо
Врач 1: (осматривает Героя, что-то пишет) …так, ну что. Вы поступаете к нам. Вас сейчас отведут на отделение. Мы с Вами уже не увидимся, я ухожу в отпуск. Вами будет заниматься уже ваш врач (Сестре 1) уводите (Героя уводят. Врач встаёт и тоже уходит)
Сцена 6. Отделение
(Входят Сестра 2 и Герой)
Сестра 1: Сейчас я Вам всё расскажу, а Вы подпишите здесь, что с правилами отделения Вы ознакомлены.
Они такие (вкратце): курить два раза в день, звонки по будням – один раз в день – в семнадцать часов по пятнадцать минут, в первую неделю – прогулок пока нет - карантин, выхода в коридоре нет тоже. Мытьё – один раз в неделю по воскресеньям.
Герой: Я со слов ничего подписывать не буду. Предъявите мне правила в напечатанном бумажном виде, и только когда я их прочитаю – я что-нибудь подпишу. Подписывать правила с ваших слов я не буду. Где они?
Сестра 1: Вот они на щите все написаны. Прочитайте, ознакомьтесь.
(Герой читает, ознакамливается, подписывает бумажки у сестры)
Сестра 1: Пойдёмте в палату (уходят в палату).
;
Сцена 7. Палата. Соседи
(Герой и Сестра 1 входят в палату. На кровати сидит человек, и читает вслух книг. Сестра выходит)
Герой: Читал он невнятно. Бубнил.
Александр 1: И учитывая эти факторы…семнадцать…двадцать три… в противовес указанному… завершая обозначенное… таким образом… идеально решение (косится на Героя, но продолжает читать. Герой ложится на кровать)
Герой (лежа на кровати): Мне выдали бельё, я застелил его и лёг на кровать.
Кровать была жёсткой, сваренной из металлических прутьев (из арматуры). Сверху на этом каркасе лежал советский ватный матрас. Это было жёстко.
В течение часа-двух в палату доставили ещё двух жителей – это был коротко стриженый мальчик, лет восемнадцати-двадцати и некий бородач.
(входят двое обитателей палаты, Александр 2 и Иван)
Бородач сразу улёгся на кровать, стал спать и спал сутки. Его никто не трогал.
Мальчик некоторое время бесцельно поболтался и лёг.
Я тоже лёг и стал писать.
Четвёртый читал, уже не вслух.
Так начался первый день нашего совместного существования.
По именам мы друг друга ещё не знали (один вообще спал), но как-то пристраиваться друг к другу уже начали.
Через какое-то время принесли обед. Обед был невкусный – жидкий и невкусный борщ, невнятные овощи с невнятным мясом (а было ли оно там?), кислый компот.
(вносят алюминиевые миски, кружки, кормят зрителей, возможно не всех)
После обеда наше время ничем не занимали. Нас не осматривали, не опрашивали и не трогали вообще.
Мы разлеглись по кроватям и перебалтывались ни о чём до ужина.
Принесли ужин (через три часа – но часов у нас в палате не было. Мы выпытывали его у тех, кто был снаружи палаты) – такой же нехороший. Я почти не ел его – довольствовался тем, что удалось притащить самому.
После ужина выдали сигареты и дали позвонить по телефону.
Я, маскируясь разговором, разослал трём-четырём знакомым информацию о себе, о своём местоположении и положении в целом.
На этом день закончился. Нас заперли в палате, и, скрипя металлическими кроватями, мы ушли в ночь. Отбой начинался с 22:00.
Кровати были ужасно неудобные, матрасы – тонкие. Таким же тонким был мой сон – болело сломанная давно и сильно нога, болела спина, болел бок - мне, незадолго до этого снова нанесли травму (сломали или сделали трещину в ребре).
Поэтому почти всю ночь я почти не спал.
Сцена 8. Утро. Знакомство
Герой: Утром мы начали общаться и знакомиться. Сначала мы стали беседовать с первым обитателем палаты – чтецом
Александр 1: А ты за что?...
Герой: Да я так, вообще случайно. А ты?
Александр 1: И я тоже случайно…
Герой: Мы оба заржали. Судебно медицинская экспертиза – это почти всегда – статья.
Александр 1: Ты чем занимаешься? – спросил он.
Герой: Да… ничем.
Александр 1: Эх! Если бы у меня был миллион денег в банке – я тоже ничем бы не занимался (усмехнулся). Ты, кстати, не верь своему адвокату. Я видел, как тебя принимали и слышал, что она говорила, что ты вообще псих!
Герой: Да?
Александр 1: Да так и говорила! (энергично затряс головой).
Герой: Ну а ты что? Ты кто такой?
Александр 1: Даааа… у меня две жены – одна жена в Краснодаре с двумя детьми, сбежала от меня… дочка и сын…маленькие… Ну, у меня сейчас новая жена… Дочка через три недели уже… А у тебя? Есть дети?
Герой: В таком духе мы и проговорили весь день. Он, вообще был живчик. Подвижное лицо, гибкая психика.
И, пожалуй, чему-то у него стоило поучиться. Так, уже в первые дни моего (своего) пребывания в дурке первое, что он сделал – перепробовал аж три кровати.
Он перестилал матрасы (а матрасов было два – второй матрас был снят с одной из пустых кроватей. Ничейный, то есть) с одной на другую, пробовал кровати на жёсткость, переставлял их, менял местами.
Так, вообще, продолжалось – говорю, забегая вперёд – неделю. И сейчас, когда я пишу и редактирую эти строки, я понимаю – это был значимый урок. Урок приспособления человека к той среде, в которой он оказался.
Чтец (назовём его пока так) создавал для себя максимально приемлемую комфортную среду, приспосабливал мир, реальность под себя – тот навык, которым я (а может быть и вы, мои читатели) зачастую пренебрегаете.
А стоит заботиться о себе.
Другие из нас напротив, натягивают на себя одеяло, забирают у других людей блага, деньги, иногда – жизнь. Это ужасно, недопустимо. Но и всего себя отдавать этому миру, наверное, не стоит. Мир жестОк и жёсток, и следует отстаивать свои права и интересы. Иначе кто позаботиться обо мне, кроме меня самого? И кто позаботится о вас?
С такими мыслями я обратил своё внимание к другому обитателю нашей палаты – молодому парню.
Молодой парень был молчаливый, и в нашу беседу не вмешивался. Но им заинтересовался сам чтец.
Он стал расспрашивать мальчика, я же давно уже увидел то, что позволило мне составить свое мнение о молодом парне
Александр 1: Ты по суду?
Иван: Да
Александр 1: По статье?
Иван: Нет.
Александр 1: А почему, тогда?
Иван: Не знаю (вяло)
(Герой вмешался, и потихоньку)
Герой: Нет. Он не по статье, у него лишняя хромосома.
Александр 1: Что?!?
Герой: Синдром Дауна. (отступление) Дело в том, что на судебно-психиатрическую экспертизу отправляют не только уголовников.
Вменяемость и дееспособность по нашим законам можно установить только по решению суда – никак иначе. Поэтому и направляют всех, в чьей вменяемости и дееспособности сомневаются родственники или знакомые – всех этих людей направляют в суд, и только потом, по решению суда отправляют на экспертизу.
Только так. Да здравствует российское правосудие, самое справедливое правосудие на свете!
Александр 1: (живо, и пристально глядя) Аааа. Ну, ты тогда здесь, наверное, надолго.
Герой: Так мы ещё поговорили, поболтали ни о чём. И наступила ночь. Отбой
;
Сцена 9. Шахматы и нарды
Герой: Во второй день нашего совместного существования стали разъясняться различные подробности. Выяснились имена всех обитателей палаты.
Парня с живой физиономией (живчика, читавшего в начале нашей повести вслух) звали Александр. Сумрачного бородача – тоже.
Молоденького мальчика с бритой головой (ему оказалось 19 лет и он был обладателем лишней хромосомы) звали Иван. Фамилия его была Кошкин. Он долго отказывался назвать свое имя.
Александр 1: Как тебя зовут?
Иван: Никак.
Александр 1: (лукаво, улыбаясь) А что так?
Иван: Ничего, отстань от меня! – нервно и сумрачно отвечал второй.
Герой: Но, со временем, он назвал своё имя. Он был как ребёнок (ребёнок и был), как телёнок, или даже как щенок. И даже точнее – котёнок. Почти всё время он был в прострации или в некоем сумрачном состоянии. Он бродил, хмурился, топтался. Иногда его доставал Александр
Александр 1: Почему ты здесь?
Иван: Раньше было нормально… а сейчас… хуже…если бы у меня были мозги! (пауза. Потом громче, с подъёмом тона) Не хочу в диспансер!
Герой: Выяснилось, что у Ивана есть две сестры – старшая 24 лет, и младшая – пятнадцати. И, судя по всему, старшая сестра отправила его на экспертизу, для того, чтобы избавиться от него окончательно.
Родителей у него/них не было, мама, по словам Ивана, умерла, поэтому, единственной, кто мог его поддержать, была сестра. И, возможно, для двадцатичетырёхлетней девочки ноша была непосильная, и она отправляла его в диспансер уже навсегда.
Он был неплохой парень:
Иван: Я сам к вам потом приду целоваться и кусаться.
Герой: Как многие подобные люди, он любил тактильный контакт, он хотел обниматься и гладить, и чтоб гладили его. Но эта ласковость легко могла смениться капризностью, унынием или вспышкой гнева.
Таким он и был – мог заигрывать и заискивать, а мог и укусить. Котёнок – честное слово.
И тут он не мог себя контролировать, и переход мог быть очень резким. К тому же ему почти всегда было скучно. Постоянно. Он не мог себя развлечь.
(Пауза)
Герой: Это у тебя шахматы? А зачем? Ты играешь?
Иван: Да! (гордо).
Герой: Так и нашлось первое занятие. Один из Александров (бородач) спал, но второй – нет. Он присоединился к нам и обмениваясь шутками и прибаутками мы начали играть.
(Играют в шахматы)
Герой: Принесли обед, ужин – мы поели. Отвратительная еда! Мы с Александром вскрыли запасы еды, принесённые ещё с воли, и поделились с остальными (ни еды с собой, ни передач у остальных не было).
ПЕРЕДАЧИ – это отдельная тема для разговора и описания. Про это писал и Солженицын в «Одном дне Ивана Денисовича». Кормили – никак. Не было даже соли и сахара – и те, у кого они были (а это были не все) – становились вполне себе козЫрными тузами.
(Пауза)
Мы играли до отбоя – до десяти вечера. В десять парни разлеглись по кроватям.
Сцена 10. Первый обход.
Герой: Проснулся я рано, в пять (?), в шесть (?)
Палата спала. Я постарался подремать и не отсвечивать. Утро началось в восемь.
Пятница была последним рабочим днём. Это было важно.
Был последний обход (на этой неделе), последний шанс увидеть врача, узнать новости. Кроме того, в выходные дни звонки были запрещены (не полагались) – поэтому оперативно (более или менее) связаться с адвокатом, позвонить матери или друзьям было невозможно. Поэтому к пятнице, вроде бы, следовало как-то подготовиться.
Но никто готовиться не стал. Утренний обход был очень быстрым, невнимательным (к нам больным). Никого не интересовали наши нужды и состояние. Врачи уже жили своими выходными.
(Обход – Заведущая, Врач 2, врач 3, сестра )
Врач 2: (к Герою) Что Вас беспокоит? Ничего? Дальше
(обращается дальше – к следующему пациенту. Быстро заканчивают. Обход уходит).
Герой: Примерно такой темп обхода был стремительно соблюдён с каждым из обитателей палаты. Всё… Остальное время свелось к игре в шахматы, реже в нарды. Я обыграл всех в палате (бородатый Александр от игры в шахматы отказывался, несмотря на все попытки Александра безбородого)
Александр 2: Я в детстве играл, доходил до турниров города (ремарка: он оказался из Севастополя), но мне стало неинтересно…
Александр 1: Почему?
Александр 2: Потому что я раньше готовился, прокручивал в голове партии и целые турниры. А потом мне стало неинтересно…там…договорняки пошли, то, сё…
Александр 1: Так сыграй щас.
Александр 2: Нет, не буду. Не хочу.
Герой: Кроме шахмат и нардов я читал книгу – среди пустоты книжных полок дурки (целых ДВУХ) я нашёл один из томов из собраний сочинений Диккенса – «Николаса Никльби». Я зачитывался им (с Диккенсом у меня был полный провал – ни «Оливера Твиста», ни «Домби и сын» я не читал, только «Рождественскую историю»), я смеялся и плакал.
Палата наша была закрыта до понедельника (так нам говорили сёстры). Это официально называлось ИСПЫТАНИЕМ, а мы – ИСПЫТУЕМЫМИ. Но это была тюрьма.
В итоге, мы медленно и неуклонно вкатились в выходные. В тесном коллективе из четырёх человек (один почти не в счёт). В закрытой палате (нам удалось только выпросить ежедневный душ).
Вот так.
Сцена 11. Автор. Монолог
Автор: Дни тянулись, тянулись и тянулись.
Наша палата ещё была закрытой, то есть выхода в коридор, телевизора и прогулок ещё не было. Курили мы тоже внутри – в туалете (курили, как и было положено, по распорядку – дважды в день, утром, после завтра, и вечером, после ужина, после пяти (обед был в два)). Занятий у нас было немного. Я старался делать зарядку, писал (я начал писать уже раньше. Писал немного, и стал даже отставать по дням. И, как всегда, не давались мне диалоги). Вечером нам позволяли принимать душ.
Жара стояла неимоверная, больше тридцати градусов. В палате было очень душно и жарко.
Мы продолжали играть в шахматы, втроём – Иван, Александр, я. В эти дни вперёд вырвался я – обыграл и того и другого. Сколько раз я обыграл Ивана, я даже не считал, он у меня выиграл раз или два (?), с Александром счёт был шесть-два.
Диккенса я дочитал, и, по моей просьбе, в посылке бывшая жена моя принесла повести и рассказы Солженицына – «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор» (эта повесть довольно скоро проявилась вдруг совсем в необычном ключе), «Палату №6» и другие рассказы Чехова – за что ей большое человеческое спасибо.
Передачи мне принесли очень приличные, поэтому я не засох – иначе было бы очень туго.
Туго было с едой, с постелью, с контингентом (парни на отделении были, мягко говоря, самые разные – как вы уже, наверное, и поняли. А ведь были еще и расписные худые урки, с воровскими звёздами на коленях и плечах – таких я увидел позже).
Я с какой-то момент собрал в кучу все свои мысли и написал заявление-жалобу на имя заведующей отделением, в котором и изложил свои соображения.
Я написал, что условия невыносимые, что кормят отвратительно, что контингент здесь ужасный, что нас не осматривают врачи, и зачем мы здесь – вообще непонятно.
И я даже умудрился вручить это заявление Заведующей отделением в понедельник при обходе.
Она взяла его, усмехнулась, сказала, что подколет к делу…и… ничего не изменилось.
Время шло.
Сцена 12. Изменения
Герой: Все мы ожидали, что нашу палату откроют и позволят выходить в коридор – дышать было невозможно, и нам только приоткрывали дверь. Пользуясь этим, Иван стал часто выглядывать в коридор и сёстры делали замечания. Особенно остро на эту ситуацию реагировал бородач Александр.
Александр 2: Иван, мы все в одной лодке. Нам всем делают замечания, и нам всем будет плохо!
(Иван не реагирует, уходит в палату).
Сестра 1: Мальчики! Ааабееед! (привозит тележку с едой)
(все берут еду, начинают есть)
Иван: (Пьет из кружки. Что-то ест. Чавкает)
Александр 2: Не сёрбай!... Ну, не чавкай, а?! Я тебе говорю – не чавкай ты!...И в коридор хватит выходить!
Герой: Что ты на него срываешься? Иногда мне кажется, что у тебя нет сердца!
Александр 2: Нельзя быть добрым со всеми. Я вот пытался – и каждый мой товарищ как будто бы забирал часть меня. Так – что и не осталось у меня почти ничего своего... И этот вот ещё! (кивает на Ивана презрительно)
(Иван подскакивает к нему, ругаясь, брызгая слюной. Начинается потасовка. Прибегают Сёстры 1 и 2).
Герой: На крики прибежали сёстры, оценили ситуацию – и Ивана быстренько переселили в надзорную одиночку. Там он и провёл воскресенье.
Мы же остались втроём.
(Ивана уводят. Пауза)
Автор: Вечером в палате, перед сном, лёжа в кроватях, мы в очередной раз говорили о нас, о наших судьбах, о выписке.
Я убеждал всех, и особенно видеокамеру, висевшую в углу нашей палаты (и уже перешедшую в ночной, инфракрасный режим работы)… что мы, мол, ничегошеньки не сделали. Вообще!.. Но камера молчала.
Александр 1: А она работает? Она пишет?
Александр 2: Пишет-пишет.
Александр 1: Всё пишет? И звук?
Александр 2: И звук.
Герой: (камере) Мы зайки, «зЯйки»
Александр 2: А я кот, лунный кот (захохотал и повалился на кровать).
Герой: Мы поболтали ещё недолго. Через полчаса мы спали.
Сцена 13: Прогулка. Признание Александра 1
Автор: Часы и дни шли. Новым событием в нашей палате стало открытие палаты и первый вывод на прогулку…
Сестра 1: Мальчики! Идем гулять!
(Герой, Александр 1 и Иван собираются. Подходят к двери из отделения. Им выдают сигареты на выходе – по одной. Дверь открывается по сигналу. Они переходят в другое помещение, переодевают обувь, выходят на улицу. Улица – это двор 5 на 5. Во дворе они прогуливаются, курят. Ходят как тигры в клетке. Прогулка – не больше 5 минут. Собираются, так же гуськом идут обратно, переодевают обувь, снова заходят в отделение. Бродят по отделению).
Герой: И вот, однажды летом, в час небывало жаркого питерского заката у телевизора в коридоре семнадцатого отделения шестнадцатой психиатрической больницы появились два гражданина, я и безбородый Александр. И рассказал он вот что…
Александр 1: У меня две ¬– две жены. … они ВСЕ меня любят…
Герой: По его рассказу… и они даже были готовы сосуществовать одноврЕменно, втроём, так сказать.
Александр 1: Но моя жена (моя первая жена) ушла от меня с двумя детьми, развелась, и даже накатала заявление в полицию за преследование…. она сейчас забрала, конечно…. Да еще и вернулась…нууу… (разводит руками)… А у меня уже другая. Моя ровесница, с багажом…. С сыном восьми лет… и она уже беременна, через две недели должна родить.
Герой: Так ты из-за чего здесь? За это не сажают в дурку.
Александр 1: Сын этой моей новой жены всё время во что-то впутывается! Тут недавно пришёл – новая куртка, новая – порвана!
Я его спрашиваю: «Где порвал?», а он: «С горки упал». Потом сказал, что с ребятами на горке подрался.
А ещё позже он рассказал в школе учителю и психологу, что я его избиваю. Систематически. И все синяки у него от меня. И вот я здесь, и мне светит от семи до двенадцати.
Герой: Да. Дела! (в сторону) Бравый задира Александр боялся. Он отчаянно боялся, что его посадят. Для каждого самого свирепого льва может найтись своя клетка.
(День тускнеет. Свет уходит. День заканчивается. Все ложатся на кровати. Дверь в палату закрывают. Ночь)
Сцена 14. День скандалов. Двоих перевели
Герой: В один из дней произошло сразу несколько скандалов.
(Палату открывают (Сестра 2 снаружи). Утро. Все просыпаются, встают, Александр 1 делает зарядку. Входит сестра 2).
Сестра 2: Обход будет через 15 минут.
(Все четверо пациентов садятся на кровати. Ждут. Обход. Врач 2, Врач 3, Заведующая отделением. Подходят к каждому из четверых обитателей палаты. Быстро спрашивают "Как состояние?», все что-то отвечают. На Александре 1 задерживаются, тихая беседа перерастает в громкую)
Александр 1: А что Вы так со мной разговариваете?
Заведующая: Как?
Александр 1: Как с пустым местом! Я человек, у меня есть права! Гражданские!
Герой: (в сторону) Зря, ну, ей Богу зря он нарывается…
(Обход уходит. Все уходят в коридор отделения. Герой остаётся читать)
Герой: В местной дуркинской библиотеке я нашёл Виктора Шкловского. Шкловского!!! А? Это был настоящий бриллиант!
Я впился в эту книгу! Кроме того, что я наслаждался каждым словом, я нашёл в дурке единомышленника, в некотором смысле – даже соучастника.
И в то время, когда я наслаждался мыслями о творчестве Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого, да и о Творчестве и Художнике, как таковом, о чём я и сам размышляю в своих эссе, в коридоре наступило затишье.
Я навострил слух, прислушался…
(прислушивается, выходит в коридор. Александр 1 и Александр 2 стоя у Сестры2. Александр 1 болтает с ней, Александр 2 копается в телефоне, залипает, иногда даже звонит, что-то быстро говорит, снова пишет )
Герой: Как же так?!? Нам выдают телефон на пятнадцать минут в день, запрещают пользоваться Интернетом и писать смс! А тут!!! Как сёстры могут разрешать одним то, что другим запрещают?!? У нас что?!? Все животные равны, но некоторые равнее других?!?
(все Александры и сестра тушуются)
Сестра 2: Идите в палату! У нас тихий час!
Герой: У вас тут двое в коридоре отвисают уже полчаса, а вы меня внутрь загнать пытаетесь. А почему? (рвёт и мечет)
Сестра 2: Где двое?
Герой: Да вот, у вас за спиной!!!
Александр 1: Ну, ты может и животное. Но не надо нас к животным причислять…
Герой: Да, тебя точно не надо причислять к животным! Потому что ты – дуб! Ты растение, вот ты кто такое!
Александр 1: Я – ДУБ?!? Может быть, ты и гордишься своим умом, своими знаниями, но я не буду мериться с тобой интеллектом!
Герой: Конечно, не будешь! Потому, что у тебя его нет! Ты – ДУУУБ!!!
(стучит кулаком себе по голове. Краткая перепалка. Герой уходит в палату)
(к герою прибегает Александр 2. Говорит ему)
Александр 2: Ну, вот что ты горячишься? Что ты кипишь? Ты же знаешь – я из Крыма. Мне передачу принести некому. Жена уехала. Вот я попросил разрешения у Заведующей, и она мне разрешила заказывать.
(Герой молча мотает головой. Громко читает книгу вслух)
Александр 2: Ну, как знаешь.
Герой: (в зал) Через десять минут Иван, Александр и две сестры вошли в палату, и сестры объявили, что этих двоих переводят на третий этаж.
(двое с сестрами собирают вещи и уходят)
Второй этаж был для поступающих, третий – это было продвижение по карьерной лестнице… Буквально – повышение на уровень вверх. И эти двое на него поднялись.
А мы с бородатым Александром – нет. Почему?!
В итоге мы остались в палате вдвоем. Наступил вечер. День закончился.
(свет гаснет)
Сцена 15. День рождения
(утро. Герои просыпаются. Герой и Александр 2)
Герой: Следующий день в дурке был жарким, как и все предыдущие, и последующие дни. И этот день был днём рождения Александра с бородой.
(Сестра 1 заходит в палату)
Сестра 1: Прогулка! Мальчики – на прогулку! Кто на прогулку идет?!
(Герой идет гулять. Александр 2 остается. На выходе на прогулку выдают сигарету. Героя ведут во двор. Он разминается, ходит. Потом присаживается на колено, рвёт какие-то растения. Идёт с прогулки в палату)
Герой: Я подумал, что даже в таком месте день рождения нужно отмечать подарками и цветами. И я приготовил букет.
(Заходит в палату. Торжественно дарит Александру 2 букет – это дикие ромашки, одуванчики, лютики)
Хэппи бёздэй ту ю! Хэппи бёздэй ту ю! Хэппи бёздэй, Александр, Хэппи бёздэй ту юуууу!
(пытается организовать застолье, принести сок из холодильника, сладости с кухни)
Давай-давай. Щас всё организуем. День рождения сделаем!
(в палату заходит Сестра 2)
Сестра 2: Так! В палате еда запрещена! Вся еда на кухне!. Сворачиваемся! И есть вы теперь будете на кухне. Хватит!
(входит сестра 1, праздник заканчивается)
Автор: Сартр, абсолютно справедливо заметил, что «Ад – это другие». А некоторые из них – еще и концлагерь.
И если некоторые смены сестёр, сиделок и техничек (все – женщины) были сносные, и даже хорошие, то некоторые просто невыносимые.
И они делали пребывание в дурке кромешным адом. И такая смена пришла в четверг, в девять утра.
Всё не заладилось с самого завтрака. Тётка, которая ведала раздачей пищи (накладывала кашу, разливала бурду по кружкам), прокричала « – Мальчики на завтрак!», а потом осталась наблюдать, как мы – испытуемые – едим.
В середине дня был так называемый банный день, день помывок и чистоты (последний банный день в обозримом будущем – горячую воду отключали на две недели).
К душевой определили сотрудницу – кастеляншу (сестру-хозяйку), которая выдавала бельё. И начался АД.
(у душевой, Кастелянша сидит на скамейке, приходит Герой, ждёт)
Кастелянша: (тому, кто в душе) Так, дверь в душ не закрывать, я сижу, слежу.
( в душе моется голый мужчина, Кастелянша смотрит)
Иди, вон, мойся! Он уже выходит!
Герой: Я на такое не подписывался! Если она вам надо заводить где-то свои порядки – то идите домой, там и заводите. А здесь режим, регламент!
Кастелянша: Не хочешь с ними – давай Я с тобой буду мыться!
Герой: Со мной мыться вы точно не будете, максимально плотно закрыв дверь. И входить сюда тоже не надо!
(Герой захлопывает дверь. Шум воды. Шум стих. Выходит из душевой)
Когда я выходил из душевой – я от души встряхнулся и обрызгал её с ног до головы. Она завизжала, как будто была сделана из сахара… но потом притихла. И всё. Она растаяла…
(Скандал. Герой идёт в палату. Герой и Александр не разговаривают. Лежат. Герой молча читает. Конец сцены)
Сцена 16. Сизиф. Вечность
Автор: Так шли дни.
(Далее забыстренное действие – Сестра 1 открывает палату, Сестра 1 заходит «Завтрак», Обход, Утренняя прогулка, Сестра 1 «Обед», Тихий час, Вечерняя прогулка, Сестра 1 «Ужин», Отбой, Палату закрывают на ключ. Все это время Герой и Александр тоже что-то делают. Забыстренно. Так 3 раза)
Автор: Одиннадцатый и двенадцатый дни моего (нашего) пребывания в дурке были самыми ледяными жаркими выходными за всю мою жизнь.
Жара стояла неимоверная.
Кондиционеров и вентиляторов не было, а температура была +33-35 градусов, для нашего города – вообще небывалая. Даже в относительно открытой палате было невозможно находиться. Пусть даже и окна и двери в палате были открыты настежь, и дул слабый сквознячок – это всё равно было нестерпимо.
Еще хуже было на прогулке, В раскалённом дворике для прогулок было так жарко, что оттуда хотелось уйти уже через одну минуту. Это было настоящее пекло.
Мы задыхались от жары.
И, в то же время, в наших сердцах (моём и Александра) застыл лёд. Горький-горький холодный лёд, как у Кая в «Снежной королеве». (И все буквы складывались у меня в мозгу в одно, в слово «ВЕЧНОСТЬ»).
И – да – наша история напоминала мне история Сизифа. И каждый день Солнце скатывалось туда, откуда выкатилось – за горизонт – и ничего не менялось. Моим камнем Сизифа было Солнце.
Нет холоднее места на земле
Чем рядом с нею на одной постели
Итак, все замерло – и так на самом деле
Когда покров земного чувства снят –
Вернейшее лекарство – бесчувствие
Разорван метр, я - нагой - распят
Огромный камень неба
Скатился по плечам моим
Обратно, в сизифов ад.
Все эти дни телевизор был разрешён с самого утра. Отделение было уже полностью открыто, всех выпустили из-под замка, и все сели к телевизору смотреть НИЧТО, и смотреть рекламу.
«Ничто» – потому что то, что там показывали, было настолько неинформативно и неинтересно, что вся смысловая нагрузка ВСЕГО содержимого ВСЕХ каналов телевидения (20-и официальных каналов) была сведена к нулю. Вчерашние новости и фильмы тридцати-пятидесятилетней давности – таким было их содержание.
И вдруг…
;
Сцена 17. Тревога
(Воет сирена. Пожарная тревога. Сирена минут пять. Громко).
Женский голос: Пожарная тревога. Просьба сохранять спокойствие. Персонал проведёт вас к выходу и вывести на улицу.
Пожарная тревога. Просьба сохранять спокойствие. Персонал проведёт вас к выходу и вывести на улицу.
Пожарная тревога. Просьба сохранять спокойствие. Персонал проведёт вас к выходу и выведет на улицу.
(Видны отблески синей мигалки. Слышно, как к зданию подъехала пожарная машина. Герой бежит к комнате, в которой сидит Сестра 2)
Герой: Выведите нас! Выводите на улицу!
Сестра 2: Да это ж учения. Нас же предупреждали! И вас всех предупредили!
Герой: Да, учения и есть. Вот и выводите нас.
Сестра 2: Не буду я ничего делать! Успокойтесь!
Герой: Я спокоен. Это Вы на меня кричите. Почему?
Сестра 2: Так, успокойтесь и идите в палату. Вы дым видите?
Герой: Нет.
Сестра 2: Вот и идите! (стала кому-то звонить).
Герой: (в зал) И что мне с ней делать? Бороться? Телефон отнимать? Меня же
охрана скрутит, как психа.
Я вздохнул и пошёл в палату. Остальных загнали на кухню, где они, как ни в чём ни бывало, ели Доширак и пили чай.
Психи – что с них взять. (Конец дня, гаснет свет)
Автор: Пожарная тревога звучала еще дважды – в 21:11 и в 23:00, после отбоя.
Нас не вывели ни разу. И мне стало предельно ясно (если это ещё неясно вам), что нас не ставили ни во что. ВООБЩЕ
И если бы был настоящий пожар, дым – нас, возможно, никто не стал бы выводить. Никуда. Нас бы просто бросили.
С закрытыми дверями, с решётками на окнах.
Мы не были людьми, мы были испытуемые, подопытными крысами. Крыс же никто не спасает. Правда? Цена нам была копейка.
Такое к нам было отношение, такое же оно сейчас к тем, кто находится там в этот момент.
И я хочу, чтобы об этом знали все, так, как это знаю я.
;
Сцена 18. Счастливое и несчастливое.
Герой: Мои дни начинались по-разному. Иногда так?
(звучит музыка. «Bad Guy» Billie Eilish. Герой делает зарядку, пританцовывает)
Тум. Туду-дум. Тум-тум, туду-дум!
Тум. Туду-дум. Тум-тум, туду-дум!
Тум. Туду-дум. Тум-тум, туду-дум!
Тум. Туду-дум. Тум-тум, туду-дум!
А иногда бывало и так…
(музыка меняется. Земфира. «Аривидерчи». Герой вяло слоняется по сцене. Потом музыка заканчивается)
Время с семи до девяти пролетало быстро. Я писАл, читал. Потом завтрак, прогулка с курением, после – до обеда не было ничего (так уже давно было – ни врачей, ни осмотров, ни анализов – только мимолётный ежедневный обход).
На обходе традиционный вопрос был (пародирует) – Жалобы есть?
Жалоб не было, кроме обыденной просьбы о выписке (по сути – об освобождении).
Ответа не было. И что?!?
(выходит в коридор к телевизору садится. Смотрит в выключенный телевизор)
Я придумал новую инсталляцию. Она будет называться «Окно в вечность»! Выглядеть она будет вот так! (показывает на выключенный телевизор)
Только телефонные разговоры скрашивали время. Но, не очень сильно.
Сестра 1: Мальчики, звонки! Идём на звонки!
(пациенты идут в коридор, все вместе, им раздают телефоны, они расходятся и начинают звонить, всё это под присмотром Сестры 1, Сестры 2 и Кастелянши. Те ходят, внимательно смотрят на пациентов, и слушают разговоры. Герой на авансцене)
Герой: Мама, мама – да привет!
Голос матери: Привет! Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь?
Герой: Мама, все нормально, только надоело уже.
Голос матери: Ты терпи, терпи… ну что…
Герой: Мама, за передачи спасибо. Знаешь что мне ещё нужно?
Голос матери: Ну, говори.
Герой: Мне нужны ручки, бумага, книги – Пелевин, Солженицын, Чехов…Достоевского привези. Ещё – Шаламова! И сигареты!
Голос матери: Так. Пишу. Фрукты нужны? Колбаса? Помидоры? Туалетная бумага?
Герой: Мам, да. Нужны. Но ты книги запиши. И сигареты
Голос матери: Хорошо. Записала. … Ладно, я сама ещё тебе привезу. Вафли, печенье, сухари… Но мне тяжело! Я езжу к тебе на такси! Мне тяжело такие сумки тебе таскать! Я же не железная!
Герой: Ты вообще не приезжай! Мне легче и дешевле доставку заказывать!
Голос матери: Уже недолго осталось. Еще немного – и всё!
Герой: Хорошо. Пока
Голос матери: Пока
(заканчивают разговор)
Герой: Оставалось ещё довольно долго, но я уже привыкал.
(свет гаснет)
;
Сцена 19. Визит адвоката
(Утро. Кричат чайки. Свет постепенно прибавляется. Герой понуро просыпается. Вялый ходит)
Герой: Опять утро. Чайки снова кричали так громко, что казалось, что они уже издеваются и просто смеются надо мной.
О боги, боги, за что вы наказываете меня?
Матушка, спаси твоего бедного сына! Урони слезинку на его больную головушку! Посмотри, как мучат они его! Прижми ко груди своей бедного сиротку! Ему нет места на свете! Его гонят! Матушка! Пожалей о своем больном дитятке!
Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа!
(входит Сестра 1)
Сестра 1: К Вам посетители! Уже с утра к Вам посетители.
Герой: Кто?!?
Сестра 1: Адвокат. Пойдёмте
Герой: Здорово! (идёт, говорит тихо, вполголоса) Калёным железом, каленым железом! Выжгу калёным железом!
(идут в комнату для посетителей. Там стол, два стула. Там сидит Ксения)
Ксения: Здравствуйте! Как вы? Я передачу привезла. (передаёт передачу)
Герой: Нормально. Получше, чем в СИЗО, наверное.
Ксения: Да уж, получше. Вы похудели. Вам идёт. Как самочувствие?
Герой: Нормально. Спасибо, конечно, большое. Лучше бы я выглядел хуже, но снаружи. Какие новости у Вас?
Ксения: Никаких новостей особо нет. Выпускать вас раньше срока, наверное, никто не собирается. А так…
Герой: Да, судя по всему, завтра меня не выпишут. А знаете что - напишите жалобу уполномоченному по правам человека. Зафиксиру йте: (Ксения пишет)
• Еда отвратительная
• Врачи нас не осматривают
• Персонал нас понукает и измывается над испытуемыми. Они тут устроили массовый голый и холодный душ, например. Холодной водой люди мылись!
Ксения: (подняла брови) Почему?
Герой: Горячую воду у нас отключили. Бойлера нет! Что там ещё… Связи с внешним миром нет. Пятнадцать минут разговора по телефону в день, а в выходные – запрет на общение по телефону вообще. Тотальный запрет на посещение родственников и близких…
Ксения: Хорошо. Я зафиксировала. Жалобу подам…(смотрят друг на друга) нууу…вы держитесь уже недолго осталось.
Герой: Хорошо
(Ксения выходит. Героя ведут в палату)
Она уехала, я остался. (поёт) Кто-то теряет, кто-то теряет, кто-то теряет, а кто-то находит. Кто-то остался (3 раза), а кто-то уходит.
Автор: Когда я озаботился судьбой своего «калёного железа», и отправил запрос в аппарат Уполномоченного по правам человека, выяснилось, что никакого заявления – ни от моего имени, ни от своего, адвокат Ксения не подавала. Во-об-ще….Говорила, говорила же мне сама Ксения «Не надо верить адвокатам, не надо». А я всё мимо ушей пропускал… А тут – вот оно как вышло.
;
Сцена 20. Толя. Михаил. Сталин
Герой: Меня не выписали на следующий день, как я и говорил. Дни становились все длиннее, а занятий все меньше.
Зато в этот утренний обход удалось подробнее переговорить в Заведующей.
Комиссия по выписке сегодня длилась долго, до двух дня, поэтому обход пришёл после двух.
И я был готов к этому обходу.
Я стоял у окна, опёршись руками на подоконник за моей спиной. Обход во главе с заведующей отделением вошёл к нам в палату.
(Обход, Заведующая, Врач2, Врач 3, со всеми кратко разговаривают. Приходит очередь Героя)
Заведующая: Ну как Вы? какие жалобы?
Герой: Марина Викторовна, я чувствую себя плохо. Мне печально и грустно, и я зол. Я подавал заявление, и мой адвокат подавал ходатайство, и я считаю, что у меня есть все основания рассчитывать на сокращение срока пребывания меня здесь.
И я думал, что меня выпишут сегодня.
(все врачи хмыкнули. Мол: «Ха! Мечтатель!»)
Врач 2: Нет, это совершенно невозможно. Это невозможно.
(отводит глаза вниз, в пол)
Герой: (в сторону) Я промолчал, и не стал говорить ей, что такое движение глаз – синоним лжи. (прямо) Я не закончил!
Мой адвокат ознакомилась с постановлением Минздрава, и выяснила, что врачи могут как продлить, так и сократить срок экспертизы. И это в вашей воле. Я надеялся на ваше милосердие. Но… я очень опечален. И я зол. Всё! Теперь всё.
(врачи и Александр внимательно дослушивают, Марина Викторовна молча кивают, они быстро и тихо совещаются друг с другом, прощаются и уходят)
В последний выписной день – четверг – на этой неделе меня не выписали, в пятницу точно никого не выписывали, понедельник был приёмный день, я оставался в дурке минимум до вторника (суббота и воскресенье без связи с внешним миром).
Это был такой хороший… удар под дых.
(выходят два молодых парня – Толя и Михаил)
На прогулку мы собирались пойти втроём (считалось, что нас мало) с шестнадцатилетним (семь дней назад исполнилось) мальчиком Толей и девятнадцатилетним Михаилом.
Автор: Толя был смирный тихий худой темноволосый парень, прыщавый (возраст!), долгожитель второго этажа (его мариновали здесь месяц). За что он здесь находился, было неясно. Он обмолвился, что с января он без мобильного телефона и без доступа в Интернет, а дело его в Следственном комитете.
СК занимается только сверхтяжкими, но миллион долларов (или сто!) он вряд ли где-то украл, кило кокаина (или пять) – тоже нет. Что он, кого-то убил и съел? Или готовил теракт? Или власть с Навальным свергал? Ответов не было – да и пусть с ними.
Михаил же был ранним (очень) ребёнком в обеспеченной (вполне себе) семье – он был золотым мальчиком, залюбленным, заласканным, сделавшим (тоже) в девятнадцать лет ребёнка (да, ему не было двадцати). И, при этом, он был инфантильным – абсолютно.
Таким же инфантильным, каким, возможно, в девятнадцать лет был я. Но у него же были родители! Оба! У меня только одна, вечно занятая мать (отчим был, но был недолго и воспитанием моим он не занимался вовсе) – и у неё не было ни времени, ни сил, ни возможностей что-либо мне транслировать.
(сестры выводят трех парней на прогулку, Герою дают сигарету)
Герой: Толя готовился сегодня выходить из дурки на волю, к двум часам он ждал маму – она должна была его забрать. Ему сказали уже наверняка. Но на прогулку он тоже собирался.
(к Толе)
Чудак-человек. Какая же тебе прогулка? Тебя же выписывают сегодня! Тебе зачем эта прогулка нужна?
Толя: Я и так дома - дома сижу всё время. Без прогулок, телефона и компьютера. Здесь ¬¬– хоть какие-то прогулки.
Герой: Все равно дома лучше, чем здесь…
Толя: Ну, конечно, лучше. Я, конечно, жду выписки. Но на свежий воздух всё равно выйти хочется…. Мама меня скоро забирать приедет…
Герой: Да это правда.
( позже, на прогулке обращается к Михаилу)
Расскажи мне, друг мой дорогой – ты-то здесь за что?
Михаил: Пять грамм мефа
Герой: Сколько?!?!?!
Михаил: Мы брали на вечеринку. И уже все закончилось. На следующий день нас взяли. Мы уже закончили. На отходАх шли по улице – и нас взяли.
Герой: Так и что?!? У вас же всё закончилось уже…ну, или было… ничего…
Михаил: Я им всё рассказал…
Герой: Кому? Оперативникам?!? Зачем??? Они, что друзья тебе, что ли?
Михаил: Они мне угрожали… разными вещами…
(герой думает, говорит)
Герой: Знаешь, это отдельный разговор… я не знаю, почему тебя никто не научил, и как с этим быть теперь… но себя надо отстаивать, никому не давать в обиду и ничего не бояться. Страх страха сильнее самого страха. Гёте писал: «Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них вступает в бой»! И старик Гёте не врал.
(гуляют ещё, возвращаются в палату)
Автор: Толю, по возвращении на отделение, стали готовить к выписке. И выписали… Мы все проводили его взглядами через зарешёченное окно… и после этого я засел у телевизора, где один из пациентов смотрел фильм про достижения страны во времена Сталина. И вот что я надумал…
;
Сталин и современная власть
Для современной власти образ Сталина несомненно позитивен тем, что Сталин, нарушая разрушительную революционную логику (что для нынешней власти неприемлемо – революция нарушила преемственность (монархически-дворянскую), разрушила постепенное, эволюционное развитие. В современной властной парадигме, приоритет, безусловно, принадлежит медленному поступательному движению, нежели развитию скоротечно-революционному, связанному с разрушениями, потерями и т.д.), становится неким собирателем-созидателем.
При нём построены Беломорканал, ДнепроГЭС, при нём испытано ядерное оружие, при нём восстановлена экономика (дважды! После революции и после войны), при нём собраны земли русские, отколовшиеся после революции – часть Финляндии (Карелия), Западная Украина (часть Польши).
Отдельно стоит в этом списке победа во Второй мировой/Великой Отечественной войне.
Такая победа в такой войне делает его уже почти Помазанником божьим на царствование (тиранам, наверное, в логике власти, такие победы не даются).
Вопрос – какой ценой дались эти достижения – не встаёт.
Власть и сейчас привыкла покупать, например, лояльность… платить за всё, и платить щедро, как она считает.
Но не своими жизнями, и не жизнями своих детей.
Я был долго погружён в такие мысли…;
Сцена 21. Ожидание. Анекдот – время
Автор:
Шли дни….Дни… Время тянулось…и тянулось. Примерно так.
Герой: Анекдот:
Швейцария, в элитном ресторане в горах, на балконе над пропастью сидит человек в костюме с ящиком дорогих швейцарских хронометров и по одному бросает их вниз, задумчиво наблюдая за полетом. Посетители с любопытством спрашивают бармена, что происходит.
– Новый русский, господа… Меланхолия… Он смотрит, как стремительно летит время…
Автор: В это утро гуляющих было так мало – один я – что нас на прогулке объединили с женским отделением.
( на прогулку сестра выводит Пациентку 1, Пациентку 2, Пациентку 3. Они по-больничному одеты, без макияжа, невзрачные. Герою дают сигарету. Он курит в стороне)
Пациентка 1: (Герою) А как вас зовут?
Герой: Да… неважно (отходит)
Пациентка 2: (подходит) А вы долго уже здесь?
Герой: Третью неделю.
Пациентка 2: Понятно…(отходит)
(Пациентка 3 с интересом смотрит, ничего не говорит. Гуляют)
Автор: Девчонки были так себе. Трудно быть кем-то в дурке, в больничном халате, в больничных штанах и шлёпанцах.
Нас, за очень, очень-очень редким исключением, делает кем-то ОБОЛОЧКА – наша одежда, макияж (у девушек – так почти всегда), наш запах, наше окружение, антураж, в котором мы находимся.
То есть, по сути, нас делают НАМИ наши вещи, не мы сами.
И только очень немногие из нас представляют собой что-то, безотносительно вещей, без мишуры. Я знал (и знаю) таких людей – таким был Булат Окуджава, такой (по-моему) Юрий Юлианович Шевчук, Евгений Германович Водолазкин (в какой-то степени).
В этом смысле девочки были блёклые…
Но это было неважно…
(прогулка заканчивается. Всех пациентов уводят на отделения)
А я углубился в себя. И вот что сообразил.
Гоголь – болел, Достоевский – эпилептик, я вот – с болячками своими. Достоевский ещё и осуждён (осУжден).
То есть нужно отметить, что в когорте великих русских писателей, в ряду, тэкскэзэть, в череде небожителей, место для меня, в моём положении, находилось.
С другой стороны – великий писатель – мёртвый писатель. Ещё Пушкин (великий) писал: «У нас любить умеют только мёртвых».
Пушкин – великий? Великий. Гоголь, Толстой, Достоевский? Тоже. Даже Солженицын. А что их всех объединяет? Они все мертвы! Вот и великие.
А, например, Пелевин, или, скажем, Сорокин, великими русскими писателями назвать нельзя. Они же живы! Пока…
И даже больше! Этому есть ещё одно прямое доказательство! У нас музеи-квартиры писателей – где находятся? Там где они жили, или где умерли?
Музей-квартира Пушкина на Мойке, 12, он там умер. А жил и писал он много где – на Пестеля, например. Но там даже доски о нём нет.
Некрасов умер на Литейном – там и его квартира-музей.
Достоевский жил в Коломне – на Казначейской (в двух местах), на Гражданской, на Казанской. Там же и написал «Преступление и наказание» (доска об этом есть, стелла на доме Раскольникова тоже есть), и многое другое,а музея-квартиры нигде нет. А на других его домах даже и досок нет.
Зато там, где он умер, у метро «Достоевская» - музей-квартира, натурально!
Ну, конечно, это связано с тем, что туристам-посетителям надо что-то предъявить о писателе.
– Здесь, вот, носки Писателя, здесь – трусы, здесь его халат лежит на Его любимом кресле!
Но если ты не умер – ты не Великий русский писатель. После – пожалуйста.
Довлатов, вон, пил от тоски в Нью-Йорке, умер – так ему памятник на Рубинштейна поставили.
Так что, есть, к чему стремиться, друзья! Есть!
И ещё страдания! Страдания воспитывают ДУХ!
(патетитеческий монолог. К концу – усиливается. В финале – расслабляется, смягчается, улыбается)
На этой высокой ноте день и закончился…
Сцена 22. Приступ вдохновения. Зачем мухам люди?
(Утро. Двое в палате спят – Герой и Александр 2. Над героем летает муха. Он смотрит на неё и выдаёт монолог)
Герой: Следующим утром, среди всей этой скуки, рутины и пустоты, меня накрыл потный вал вдохновения! И вот что я придумал …
Зачем мухам люди?
Тут, по-моему, всё очевидно…..Ну, как зачем?..
Кружить вокруг нас, выкруживать, беспокойно метаться по всей комнате, не давая спокойно полежать и уснуть.
Садиться на ноги, на руки, на лицо, на глаза – не разбирая куда и зачем, а просто сесть и потирать лапки (все шесть. Или сколько там?)
Садиться на все вещи (когда гоняют) – это увлекательно, забавно, доставляет удовольствие, развлекает и… занимает время.
Садиться на еду. На сладкое – на сахар, на печенье, на арбузики, мороженое, или на солёное – огурцы, помидоры, квашеную капусту. Аааах!
Тут, конечно, есть и вкусовые различия – морские, приморские мухи предпочитают садиться на рыбу, сухопутные предпочитают мясо. Например, жареное. Шашлык. (шашлык предпочитают темпераментные горные мухи).
Иногда мухам люди нужны в качестве компаньона. Мухи же не звери!
Летит себе муха по делам, неотложным и важным, и, вдруг, замечает, что где-то внизу, под нею, сидит человек, этакое человечишко – пасмурное, одинокое и неприкаянное.
Муха – тоже человек! Не надо муху обвинять в том, что, мол, она – муха – существо бессердечное, злобное и неуправляемое.
Нет! Это не так! И если муха замечает такого забитого, одинокого, затравленного человека – она всегда прилетит, чтобы обласкать его, развлечь, вывести его из этого заторможенного и потерянного состояния, встряхнуть его, поднять на ноги, наконец.
Потому, что мы нужны мухам для того, чтобы они могли продемонстрировать свои лучшие гуманистические качества и самые свои прекрасные добродетели!!!
Вот зачем!!!
P.S.
То, что мы, человеки, недалеко ушли от говна, и представляем для мух неразличимое тождество – этого вопроса мы, беспристрастные исследователи, касаться, конечно, не будем.
А?
(просыпается Александр, встают, убираются. Сестра проходит «Мальчики, завтрак!», идут на завтрак, едят, потом «Мальчики, обход!». Идёт обход)
;
Сцена 23. Обход. Надежда. Что дальше?
Герой: Уже в утра Александр бродил в приподнятом настроении. Что-то он знал…
(Сестра 1 – «Мальчики, обход! Обход!». Идёт обход. Стандартный опрос)
Александр 2: (к заведующей) А когда меня выпишут? Скоро?
Заведующая: (вниз, тихо) Завтра.
(Александр слышит это. Герой тоже слышит, хмурится. Обход уходит. Сцена без слов)
Александр 2: Ты, главное, успокойся. Что ты сразу взрываешься?
Автор: Сам-то он готовился к выписке.
Я же оснований успокоиться не видел. Наоборот, я видел злую волю – заставить меня отбыть весь срок заключения/обследования.
За что?!? За мою просьбу о выписке? Или за ходатайство адвоката?
Тогда я обратился к девушке, которая замещала старшую медсестру (Герой идет к сестре, говорит на повышенной интонации, бодро)
Герой: Здравствуйте!
Сестра 3: Здравствуйте. (сморит вбок, цедит)
Герой: Скажите, пожалуйста – может быть появились какие-то новости? Может меня будет осматривать врач. Или психолог?
Сестра 3: Врач? Какой? Психолог? Я не знаю, когда Вас позовут. Она сама за Вами придёт… когда выписывают? Не знаю. По графику Вы у нас выписываетесь в следующий четверг… ни завтра, ни послезавтра мы вас не выписываем.
Герой: Ещё неделя! Как?!?
(сникнув уходит к себе в палату. Там лежит расстроившись. Александр 2, напротив, приободрён. День проходит никак и подходит к концу)
;
Сцена 24. Александра выписали
(утро. Оба жителя палаты просыпаются. Александр бродит в приподнятом настроении)
Герой: С утра в палате над Александром веял призрак свободы.
Сестра 1: (заходит) Мальчики, завтрак. (Александру 2). А Вы сразу после завтрака – к психологу. И на комиссию потом
(идут на завтрак. Александр 2 ест очень быстро, почти не глотает. Быстро кидает тарелку, и убегает)
Автор: Александр ушёл к психологу.
А мне, при раздаче таблеток после завтрака, сестра сообщила, что обезболивающего у меня – две последние таблетки. И всё.
(у кабинета сестры – Герой, Сестра 1, Кастелянша)
Герой: А что, что таблетки закончились – заранее сказать было нельзя? За день, за два?
Сестра 1: (молчит)
Герой: А как мне теперь жить? И как мне спать? У меня же нога болит от кроватей от ваших!
У вас в аптечке лекарства должны быть! Они же в списке жизненно важных препаратов, обязательных! А у вас тут что? Больница? Вот и выдавайте мне их!
Кастелянша: У нас тут не больница – у нас тут экспертиза!
Герой: Ах, не больница! А что у вас тут? Концлагерь? Судя по решёткам на окнах, замкам и колючей проволоке – ОН! Вы в трудовую книжку к себе заглядывали? У вас там что написано?
(телефон у сестры звонит. Она снимает трубку)
Сестра 1: Вам посылку принесли. И ждут от вас грязное бельё.
Герой: Кто? Мама? А она еще не ушла? Можно я ей позвоню
(Герою приносят телефон. Он звонит)
Голос матери: Здравствуй. Ну как ты? Бельё собрал?
Герой: Мама, у меня закончились лекарства. Обезболивающее. Здесь аптека недалеко. Прошу тебя – купи мне лекарства.
Голос матери: Мне, конечно трудно ходить. А когда тебя выписывают? Может потерпишь?
Герой: Меня на неделю здесь ещё оставляют.
Голос матери: Неделя! Это долго… хорошо, я сейчас схожу. Что купить еще?
Герой: Фрукты! Бананы!
Голос матери: Хорошо, я куплю. Но я еще раз к тебе приеду, и тебя выпишут уже, хорошо? У тебя все есть? Тебе все передали? Мыло, туалетная бумага у тебя есть? Еда? Я тебе привезла сегодня.
Герой: Да всё есть. Все хорошо. Спасибо большое. Спасибо.
Голос матери: Хорошо. Я сейчас тебе куплю всё.
Автор: Через двадцать-тридцать минут мне принесли посылку с лекарствами, фруктами и бананами, и прочей снедью. Мама меня очень выручала. Спасибо ей.
Я, всё же, наверное, был не очень хорошим сыном…
(Пауза.)
(приходит Александр 2, в приподнятом настроении. Начинает собирать вещи).
Герой: Ну что, как дела?
Александр 2: Всё хорошо. Выписываюсь.
Герой: А ты что – уже всё прошёл? И психолога, и комиссию?
Александр 2: Да. Всё быстро.
Герой: Как так?
Александр 2: Наверное, я надоел уже им здесь… Ну, я счастлив! (смотрит) Да не грусти ты! Разозлился, я вижу…. Мозги аж кипят у тебя! Мозги не делают человека счастливым, а счастье – лучшее, что есть на земле. Выпишут тебя скоро. Не переживай.
(собирается и уходит. Герой в оцепенении. Ложится на кровать)
Автор: Я оставался один палате для четырёх человек. Один. Ещё на неделю.
Сцена 25. Стихи и проза
Автор: С момента выписки Александра, время начало течь ещё медленнее.
Я буквально не знал, чем себя занять. Я просто думал, я писал стихи.
Поэт,
Докапываясь до сути,
Складывает конструкции,
Меняя падежи.
Весь свет,
Объясним и безрассуден,
Дедукция и индукция,
И не убежишь.
Зачем,
Бежать, и откуда,
И откуда, и куда,
Бежать.
Нет тем,
Нет причин, нет чуда,
И режет каждая секунда,
Острее ножа.
А ещё я читал. Я еще раз перечитал Шкловского, поразился его глубине детализации и анализа русской литературы, и после этого я взялся читать Пелевина с Сорокиным (книги мне, накануне, принесла мама).
Им явно не хватает хорошего рассмотрения и критики.
В середине дня «мир обернулся сплошной ушною раковиною: сосущей звуки». Казалось, все замерло и не происходит вообще ничего. Я читал три принесённые мне новые книги – старые романы Пелевина, Сорокина, кое-где смеялся сильно.
(Вставка. Две сцены.
1. Комическая сцена из «Generation П» Пелевина: Татарский и Гиреев «– Мне бы хопить вотелось поды!»
2. Сорокин. Норма «Письмо Мартину Алексеевичу»)
(по окончании сцены с письмом)
Интересно, сидя в дурке читать о том, как человек сходит ума, правда?
Книги развлекали меня, но, кроме этого, я учился. Шкловский научила меня смотреть яснее. Я обращал внимание на то, чего я раньше не видел, анализировал, перелистывал страницы и перечитывал.
Я вчитывался в язык, пытаясь понять (мухоморная сцена), как именно переставлены буквы и слоги в феерически смешных предложениях.
И мне чётко виделось (а так оно и есть), что Сорокин и Пелевин (Пелевин – особенно) – это умные, внимательные (к себе и своему языку), вдумчивые авторы, которые пишут и конструируют свои книги, и, в процессе создания, анализируют их ничуть не меньше (а, может, даже и больше), чем их читатели.
Я пытался найти швы, белые нитки, нестыковки (что показывало бы мне сделанность этих произведений, приоткрывало бы завесу тайны над писательской кухней) – но я не находил их. Хотя, конечно же, я был пристрастен.
Пелевин ухитрился выстроить целый мир – из «Поколения», «Чисел», вампирской саги, «Священной книги оборотня», других романов – мира тонко и глубоко объединённого в единое целое, нерасторжимо связанного крепкими , как сталь, невидимыми нитями.
И в этом смысле, самой верной метафорой для пелевинских миров (да и для миров Сорокина тоже) стала бы паутина, потому что, будучи и невероятно хрупкой, и невероятно прочной, сплетённая всеми своими нитями в единое целое, и фантастически чувствительная к любому, даже самому лёгкому прикосновению, отзываясь на него моментальными колебаниями по всей своей структуре – именно этот образ даст нам наиболее точное представление о художественном методе Пелевина (Сорокина).
И сам Пелевин (Сорокин тоже) – ни в коем случае не паук! Но, тем не менее, его наблюдательность, точность фиксации происходящего дают нам заподозрить у автора наличие не менее восьми глаз, вместо двух – иначе как он может быть таким наблюдательным, быть таким простым и непосредственным, и мудрым, и проницательным одноврЕменно? М?
С такими мыслями я окунулся в ночь.
(Крупная, ярко жёлтая, почти багровая луна встает на ясном небе. Уснул).
;
Сцена 26. Очередной обход
Герой: В палате оставался я один. Ко мне никого не подселяли. Я читал, размышлял…
Знаете что…
У попадания в дурку, и в осознании этого факта есть стадии.
И это те же самые стадии, что и в осознании смертельной болезни:
• Отрицание
• Гнев
• Торг
• Депрессия
• Принятие
Интересно, на какой стадии сейчас я?
(Идёт обход. Врачи заходят в палату. Задают традиционные вопросы)
Заведующая: Ну что, как дела?
Герой: Нормально. Знаете. Я уже смирился почти. Знаете Джонни Роттена? Сейчас, я думаю, его слова наиболее точно передают моё состояние:
«I’m here not for your amusement. It’s you for mine!»
(пауза)
Но они не владели, тэкскэзэть ;) , поэтому моё высказывание осталось неоценённым.
Заведующая: Ну, скоро-скоро…
Герой: (в сторону) Впечатляет!...(обход уходит) Весь следующий день я провёл никчёмно. Всё отделение уселось у моей палаты и смотрело телевизор. Там показывали (долго) военно-морской парад…И вдруг я подумал: «если революцию нельзя предотвратить – надо её возглавить!». И я сел у телевизора – и залип у него.
(в коридоре у палаты установлен телевизор. Все пациенты смотрят в него. Герой выходит к ним. Садится. Некоторое время смотрит телевизор. Уходит)
Герой: Сколько же денег они потратили на этот парад и на его телевизионное освещение! Это же миллиарды рублей!
Вместо того, чтобы объявлять сборы денег на здоровье детей, в благотворительные фонды, можно один парад (и его показ) отменить – и сколько же денег это выйдет?
(осенило) О!
Дорогие друзья! Уважаемые зрители!
Помогите автору этой пьесы (постановки) в трудной, невыносимой ситуации (Вы можно проявить солидарность даже… потом).
Отправьте любую сумму на расчётный счёт АНО «Культурно-творческий центр «Простые Вещи» с пометкой «Добровольное пожертвование». Реквизиты продиктовать?
;
Сцена 27. Психолог. Комиссия. Выписка
(утро. Герой разминается, делает зарядку. Сестра 1 открывает палату)
Сестра 1: Доброе утро. Ну, как дела
Герой: У нас не дела, а делишки. У вас дела.
Сестра 1: Ну, ладно! Вы на завтрак, потом на прогулку, потом к психологу.
Герой: Хорошо
(Герой идет на завтрак. После завтрака и прогулки идёт (с сестрой) к психологу)
Врач 3: Доброе утро. Как вы?
Герой: Нормально
Врач 3: Ну, расскажите о произошедшем…
Герой: Да я ни в чём не виноват. Я защищался
(пантомима, описывающая события в сцене 2)
Врач 3: Ну, и что вы чувствуете.
Герой: Я уже извинения принёс. Я уже всё, что смог – сделал.
Врач 3: Хорошо. Пройдём тесты. Пишите ответы на листке (там ответы написаны): 1. Иногда я чувствую, что мне предназначена особая миссия, и я должен сделать что-то особенное (варианты там есть). 2. Я против применения к себе насилия и других карательных мер (там варианты). 3. Насилие недопустимо в человеческом обществе (пишите-пишите). 4. Я активный противник насилия. Я против насилия (там ответы написаны). (диктует подобные вопросы еще какое-то время)
;
Герой: Я всё написал.
Врач 3: (смотрит результаты) Так, с Вами всё понятно. (вздыхает) Нам с вами надо ещё пройти на комиссию.
Герой: Пойдёмте.
Врач 3: Да, сейчас сходим быстро. Тут все просто – по жёлтой дорожке. Идите. Я за вами
(идут. Приходят в помещение комиссии. Там Врач 1, Врач 2, Заведующая. Сестра 1. В комнате много зелени, зелёные растения)
Герой: Здравствуйте.
Заведующая: Здравствуйте. Садитесь.
Герой: Вас здесь так много, а я один!
Заведующая: Лучшие психиатры города для Вас собрались. Лучшие! Нееее…летучие обезьяны, какие-нибудь (улыбается)
Герой: Да. Я вижу. Да и я у вас на особом счету! Полный месяц меня продержали. Расставаться со мной жалко, наверное. С таким… из ряда вон выходящим.
Заведующая: Ну… (разводит руками) Мы же не волшебники тут… Расскажите о вашем конфликте.
Герой: Дело было так…
(пантомима с эпизодом, произошедшим у ресторана. Быстро. Врачи смотрят, совещаются)
Заведующая: Нам всё понятно. Нам нужно посовещаться. Спасибо.
(сестре) отведите на отделение…
(Сестра 1 отводит Героя на отделение. В палате)
Сестра 1: А что это у вас здесь сахар лежит на тумбочке? В палате не положено! Относите на кухню!
Герой: Что?!?
Сестра 1: На кухню относите.
Герой: Меня выписывают!
Сестра 1: Пока вы здесь. Вот и несите. Выпишитесь – будете дома делать всё, что угодно. А сейчас – вот так.
(пауза)
(входит Сестра 2)
Сестра 2: Коробейко – на выписку! Собрались уже? Собирайтесь.
(Сёстры уходят. Герой собирает книги, вещи)
;
Сцена 28. ВЫХОД. ФИНАЛ
(Выписка. За Героем прихоит Сестра 2. Героя приводят в помещение, где ему выдают одежду, которую забирали при поступлении)
Сестра 2: Вот ваша одежда, вот обувь. Одевайтесь.
Герой: Ага. (одевается) Скорее бы домой уже.
Сестра 2: А вы ботиночки одевайте. Щёлк каблуками – и дома. (смёется)
Герой: Ага!!! (одевается, оделся) Ну всё, прощайте. Прощайте. Надеюсь, больше не увидимся.
Сестра 2: (смеётся) И я надеюсь. Прощайте!
(пауза)
;
Автор: Я много раз мысленно представлял себе (свободного времени было много), как буду выходить из дурки.
В общем, как-то так оно и вышло… (совсем не так, на самом деле, конечно же ;) )
Но представлял себе я это ТАК:
Та-дам, та-дам! Та-да-да-да-да, та-дам, та-дам!
Та-дам, та-дам! Та-да-да-да-да, та-дам, та-дам!
;
И вот, выходя из этого дома из жёлтого кирпича, я подумал (и об этом стоит подумать и вам) – я провёл здесь месяц, всего месяц. А ведь кто-то провёл здесь годы.
(Выходят все актёры. Берутся за руки. Танцуют и поют – «Мы в город Изумрудный, Идём дорогой трудной, Идём дорогой трудной, Дорогой не простой…» )
Автор: А у кого-то в подобных учреждениях проходит и вся жизнь. Вся.
Наверное, нам стоит помнить о них. Зачем – не знаю, но зачем-нибудь – обязательно.
Возможно, это даст нам (вам) острее почувствовать, каково это – ощущать на лице свет солнца, чувствовать прикосновение ветра, что значит – вымокнуть под проливным дождем, и как приятно чувствовать запах свежескошенной травы.
Я не говорю про ощущение свободы, запах моря или прикосновения морских волн.
И про тысячи других чувств и ощущений.
Потому что, жить – так здОрово!
А жить свободным – ещё более прекрасно.