Любовь, да… Особенно первая. Такая она яркая со своим волшебством воспоминаний, которые мы очень даже запросто прячем в тот самый дальний ящик допотопного стола собственной истории. От воспоминаний этих часто убегаем в сторону стеснительно, не давая проявиться им в жизненной суете. Но если уж нахлынут, то милым эмоциям нет предела, нет преград нежным чувствам, что ты… Первая влюблённость без сегодняшнего ума с разумом, она такая наивная и беззащитная, голая и чистая. А всё потому, что первая любовь – это очаровательная сказка, это нами же придуманное цветное широкоформатное кино, при просмотре которого мы сами, на основе полученного опыта, и приходим к некоторым выводам, рисуя красивую картину во взрослой голове.
Лично я всегда был влюблён. Всю жизнь. До самых сегодняшних дней. С тех пор, как себя только помню, любил и не представляю без этого никакого вообще существования. Кто-то помнит себя с раннего малолетства, но я, почему-то, только с семи лет. И уже к этим годам имелась в моём детском жизненном арсенале глупенькая, но влюблённость.
Ничего особенного, это была соседка, так бывает чаще всего, Ленкой её звали. Мы жили на окраине города, на широкой улице в обычных однотипных домах, построенных нашими родителями, недавно прибывшими из деревень на постоянное городское место жительство. Ленка всегда перед моими глазами предстаёт в таком образе: бежит вприпрыжку в коротеньком ситцевом платьице, в стоптанных сандаликах, а в руках держит гранёный стакан и кричит:
— Вовчик, побежали!
— Куда? — отодвигал я в сторону игрушечную машинку.
— Ты что, воду продавать! Щас… на мороженное… запросто… мне дядь Женя сказал… так можно-о-о!
О-о-о… Это был первый в моей жизни бизнес. Да, в те года, вы что, какое там… Мы с Ленкой, не поверите, простую воду продавали. Наливали её из обыкновенной уличной колонки. Жара невероятная стояла, градусов под тридцать пять. Люди шли по раскалённому асфальтовому тротуару вдоль только что сданного в эксплуатацию Проспекта Текстильщиков. Вот и мелькала в головах тогдашних Советских граждан с гражданками вполне уместная мысль — культурно попить водички холодненькой из стаканчика, а не прямо из-под колонки. Копейка — стакан, и дел никаких. Красота! А нам на удивление! Столько денег, с неба вдруг рухнувших, в руках держать, ох как приятно было от всей души нашей искренней. Я, конечно, за кассира. А кто ещё? У кого есть карман в потрёпанных шортиках, тот и главный. Закон природы. Как сейчас помню: я обеими руками зависал на тугой ручке водопроводного агрегата и… вода с остервенением лилась на камни, обдавая нас, новоявленных предпринимателей, незабываемой кучей холодных, но горячих брызг.
Ленка на подхвате, такая лёгкая вся, порхала бабочкой со стаканом здоровенным, да ещё и с песенками от всемирного удовольствия, свалившегося ниоткуда на наши детские головы. Прохожие улыбались удивительной непосредственной нелепости, но лезли в карманы с сумками, доставая драгоценную волнительную копеечку. Нет, я теперь думаю, что не за воду, а за что-то другое доставали и улыбались, улыбались без конца. Копеек тридцать мы тогда заработали — целое богатство, которое тут же было потрачено на два эскимо и два стакана газировки с сиропом.
Я со своей подружкой почти никогда не разлучался, нам было интересно и весело. А маленький водяной бизнес сдружил так, что… В одном из сараев, при игре в докторов и раненых на войне, мы как-то непринуждённо сняли друг перед другом трусики. Вот тут-то и встал вопрос ребром…
— Ай! — сказала Ленка, округлив в пятаки свои карие глазёнки, в которых явственно вырисовывалось слово мама.
— Ой! — также непроизвольно сказал я. — Ничего себе! Совсем у неё ничего!
Ленка в упор смотрела на меня, а я на неё. Руки скорее пошли вниз и потянули вверх то, что до этого с такой лёгкостью сняли. Вот ведь, мы, как говорится, вроде бы единое целое, неразделимое, оказались вдруг на такой высоте, когда удивительно внезапно поняли что-то такое, словами необъяснимое, но указывающее на своё место. Лично мне, тогда в голову пришло сразу одно, что мы оказывается совершенно разные люди. Конечно, многие мысли тут же стали говорить о том, что теперь к прошлому нет возврата, а это значит разные пути, потому что не подходим друг к другу и отношения должны в корне поменяться. Это я уже сейчас взрослым умом, примерно, предполагаю, что где-то так оно и было. Мы глядели уже в пол сарая, переминаясь с ноги на ногу, позабыв про всё на свете, особенно я.
— А побежали воду продавать! – вдруг закричала Ленка.
— Ага, побежали! — поддержал я свою подружку, идя у неё в очередной раз на поводу, совершенно не замечая, что она была инициатором всех наших начинаний.
И мы побежали! Да, побежали по нашему прекрасному, удивительному детству, наполненному и счастливому, вперёд к стремительно наступающему новому миру со своими ошалелыми примочками и необыкновенными заморочками!
Ни в коем случае здесь не может быть первой любви, это и так всем понятно. Просто хочу попытаться из всех своих влюблённостей её определить, начиная с самых истоков.
Следующая влюблённость случилась чуть позже. Сейчас-то я точно осознаю, что тогда, в те давние спокойные, стабилизирующие мозги Советские времена, не в девчонок я влюблялся, а в собственные чувства и переживания, потому что обретал их изначально в своей жизни, делая самые, что ни на есть, первые шаги в области любовных отношений.