1.
Вечерело. Очень не хотелось выходить из дому - я слышал, как клокотал и всхлипывал дождь в водосточных трубах серого двора-колодца. А выйти было нужно: кулинарию на углу Декабристов и Мастерской мы с Джеком посещали по очереди. На этот раз подошла моя очередь.
Я надел плащ, тот самый, что спасал меня в стройотряде под Выборгом, напялил кепку. Захватил на кухне авоську с двумя кастрюльками и банкой - кухня, со старой чугунной ванной за полупрозрачной шторкой, устроена у нас в прихожей... Вышел на темную даже в солнечные дни лестницу, вызвал скрипучий, подрагивающий на ходу наружный лифт. Выбрался из кабины прямо под ливень и повернул в сторону Маклина.
В кулинарии знакомо пахло пирогами и квашенной капустой.
Обычный комплексный обед: 2 порции борща, 2 шницеля с картофельным пюре, 2 стакана компота, налитых мне в нашу банку с плотной зеленой резиновой крышкой. То же самое мы ели обычно и в студенческой столовой, но здесь все оказывалось чуть сытнее, вкусней и главное, съесть купленное можно было дома, поглядывая одним глазом в конспект: на носу маячили зачеты, а за ними и зимняя сессия.
- Пока ты ходил, тебе звонили, - удивил меня Джек: никому, кроме деда, телефона я не давал. - Оставили, он там, под торшером, свой номер.
Сняв с себя мокрый плащ, я стал набирать: А-5-..... Нашего же района? Оказалось, звонили из "Астории". Тетя моя, Ляля, мамина кузина, прилетела в Ленинград на пару дней, остановилась в гостинице и захотела увидеться со мною! Мы договорились встретиться в холле - назавтра выпадал как раз выходной.
В вестибюле "Астории" меня ждало двое: Ляля, как всегда задорная, молодая - она же была всего лет на десять старше меня - и незнакомый мне мужчина, по виду лет тридцати - тридцати пяти, импозантный, очень хорошо одетый и ухоженный. Мы поздоровались.
- Мой жених, - представила мне незнакомца Ляля.
Они тут же завели меня в ресторан, где у них был заказан столик.
То, что приносил нам услужливый расторопный официант с черной шелковой бабочкой под толстым подбородком, никак не походило на наш с Джеком давешний обед из Домашней Кулинарии на Декабристов. Ломтики севрюги, сервированные с лимоном и греческими маслинами, молодой барашек, тушенный с овощами...
Официант, подавая салат Оливье, названный в меню Столичным, сокрушался:
- Я знаю, по правилам положено, чтобы в салате присутствовали рябчики... Но с куропаткой, поверьте мне, и телячьим языком получается ничем не хуже!
Вино, коньяк, поданный к фруктам, соответствовали всему остальному. Ляля чувствовала себя польщенной - её избранник оказался по-настоящему щедр и гостеприимен. Мы просидели за столом около двух часов. А назавтра они уже улетали обратно в Тбилиси. Там через месяц им предстояла регистрация, без пышной свадьбы, однако - оба были разведены и вступали в брак по второму разу.
2.
Они жили на Камо, бывшей Великокняжеской - Ляля, ее мать тетя Сусанна и дочь Ляли, моя троюродная сестра Ира. Жили втроем и очень нуждались. Тетя Сусанна, сестра моей бабушки, потеряла в 37-м мужа, вторично замуж не вышла и перебивалась случайными заработками: вязала, поднимала петли на капроновых чулках, набивала табаком похожим на шприц прибором папиросы... До 56-го года, ее, как "жену врага народа", на постоянную работу никуда не брали. И все же она сумела поставить дочь на ноги, отправила учиться в Ростов-на Дону, на врача - в Тбилиси у Ляли шансов попасть в медицинский не было.
Я заходил к тете Сусанне в ту пору с бабушкой и запомнил две их узенькие проходные комнаты, общие с соседями "удобства" на первом этаже невзрачного дома рядом с Тбилисским Артиллерийским Училищем. Когда я уже заканчивал школу, Ляля вернулась домой с дипломом. И не одна - в Ростове она успела не только выйти замуж за своего однокурсника, но и родить дочь, Ирочку.
Они едва сводили концы с концами, пока учились. Недоедание, роды, постоянные перегрузки сказались в конце концов на здоровье: оба заболели туберкулезом. Оба, к счастью, поправились, но счастья семейного уже не дождались. Володя, муж, отказался от борьбы и уехал назад к свим родителям. Ляля осталась одна - работать, поднимать дочь, помогать постаревшей матери.
Удивительно, но ни беды, ни болезнь не изменили её веселого нрава. Темноволосая, коротко подстриженная, она походила, скорей, не на тетю, а на одну из моих одноклассниц. И, когда появлялась у нас, не чванясь стреляла у меня с приятелем сигареты: мы перешли в одиннадцатый класс и курили уже не таясь, в саду и даже на балконе, не шокируя этим родителей. Курили модные в ту пору сигареты с фильтром "ВТ", делились своими планами на поступление в ВУЗы...
А теперь вот Ляля, наша, несмотря на дочь-первоклашку, почти что подружка, снова выходит замуж? За этого солидного, чуть седоватого мужчину, мужчину с положением, совершенно незнакомого мне и живущего, оказывается, в Ереване?! Значит, им обеим, Ляле с Ирочкой, придется перебираться туда, начинать совершенно новую, непривычную для себя жизнь? Как, где?
Из разговора в ресторане я понял, что квартира у будущего мужа большая, но живет он в ней не один, а с родителями.
3.
Прошло чуть больше месяца. Я досрочно сдал сессию и вылетел домой. Как все тут пахло иначе! Вместо запахов раскисшего от постоянных оттепелей снега и поднадоевшей уже казенной еды меня встретил знакомый аромат листвы платанов, пожухшей, но все еще не облетевшей. А дома пахло оладушками, что пекла нам на кухне мама.
Удивительно быстро возвращаешься в прежнюю колею - так, будто и не уезжал далеко и надолго! А где же Ляля? Что известно о ней? - ведь совсем недавно она должна была выйти замуж?
Ляли в городе не было.
- Ирочка осталась пока с бабушкой, - доложила мне мама, - а новобрачная отправилась буквально вчера к мужу, знакомиться с новой родней, устраиваться на работу.
Весь день я носился по городу, побывал у друзей, обзвонил тех, кого не сумел застать, а домой вернулся только под вечер. Из комнат доносился запах только что сваренного кофе. В гостиной за нашим большим круглым столом сидели родители и ... Ляля!
Здесь, не в Ереване?! Каким образом?
Ляля появилась тут лишь минутами раньше меня, и мне не пришлось потом никого ни о чем переспрашивать.
Она сидела, временами чуть облизывая после очередного глотка губы, и рассказывала, рассказывала:
- Нужно сказать, меня очень хорошо встретили. Свекр со свекровью оказались людьми внимательными, даже деликатными. И неудивительно: оба с образованием, начитанные, в квартире масса книг, на стенах не фотографии родни - настоящая живопись. Расспрашивали меня о маме, об Ирочке. Говорили, уверены - ей у них непременно понравится. Угощали, обращаясь ко мне ласково. Не дали убрать посуду со стола после ужина...
Я уже собиралась ко сну, когда муж вдруг сказал мне:
- Конечно, и мы сейчас ляжем, но перед сном ты должна ПОМЫТЬ НОГИ МОИМ РОДИТЕЛЯМ.
- Они не могут это сделать сами?!
- Нет, конечно могут, но так у нас принято.
- А им не будет неприятно, что кто-то моет их грязные ноги?
- Ну, во-первых, ноги у них чистые, они, как ты могла заметить, очень чистоплотны.
- А во-вторых?!
- А во-вторых - ЭТО ВОПРОС УВАЖЕНИЯ!
Мы, пораженные услышанным, молчали. А Ляля, улыбаясь несвойственной ей горькой улыбкой, продолжала:
- Я не стала спорить. Даже отвечать не стала. Молча оделась, взяла свой чемодан и вышла - как раз успела на ночной поезд. Вы же знаете, я медик, мне не брезгливо не то что ноги помыть - клизму поставить, если нужно. БОЛЬНОМУ!