Морской пехотинец был кряжистым мужичком с большой копной тонких рыжих волос. Из-под рыжих же, тронутых сединой бровей, смотрели синие пронзительные глаза. Звали старого вояку Диком.
Он прошел не одну войну, был ранен, состоял в третьем браке и в жизни ни о чем не жалел. Главным его богатством был быстрый ум, способный научить руки творить чудеса.
На уговоры пехотинца ушло три года. Как раз три года назад где-то там, в космосе, завис российский спутник, накрывающий телевещанием Гавайи. Поймать блуждающий во внеземном пространстве сигнал могла только ловкая тарелка, умеющая услышать его своим единственным серебристым ухом.
Дик ссылался на отсутствие прибора, но потом вышел на военных корешей и нашел нужную ему аппаратуру. Мои домашние волноваться начали с вечера: а вдруг не найдет хитрый прибор маленького космического друга, несущего в себе искру голубого российского экрана?
Мама с раннего утра поставила кислое тесто на ватрушки с творогом и маковый рулет. В морозилке жались друг к другу костяшки мороженых пельменей и ждала желанного праздника маслянистая от холода «Столичная».
Тарелку следовало установить на крыше так, чтобы деревья не закрывали горизонта спутникового сигнала. Вот тут и выходила незадача. Крыша у нашего дома была покатая, неровная и для установки антенны не годилась. Пехотинец, в который раз, обходил дом, хмурился, нервно покашливал и хотел было уже бросить это неподъемное дело, как вдруг заметил небольшой примыкающий к дому навес из двух шиферных панелей, под которым сушилось белье. Вдоль навеса тянулась тонкая грядка огородика с нехитрым укропом, кудрявой петрушкой и парой кустиков баклажан. Мы, среди своих, называли этот навес серой птицей, так громко хлопали при сильном ветре два его плохо схваченных крыла.
Окончательный выбор пехотинца пал на нашу птицу. У соседей одолжили высокую стремянку и Дик ловко занес на навес небольшую коробку таинственного прибора для настройки и маленький портативный телевизор.
Бдительно следящая за событиями мама поставила на пельмени воду и начала накрывать стол на садовой террасе.
У навеса вдоль нехитрого огородика собралась вся наша семья. По экрану настроечного телевизора бежали помехи. Их серые иглы каким-то непонятным образом радовали глаз, сообщая заходившемуся в ожидании сердцу сигнал надежды. Вышедшая на минутку из дома мама наклонилась, чтобы сорвать веточку укропа для зеленого салата, как вдруг громким голосом вечно молодой Газманов запел «Есаула». Мама от неожиданности стала неловко оседать в баклажаны. Пехотинец на какое-то время растерялся. Его испуганные голубые глаза смотрели
на странных, взволнованных людей под навесом, на пожилую женщину в грядке и хлопающий от ветра российский триколор у входа в дом. Газмановых вдруг запело двое, второй в родительской комнате, где стоял купленный для новой жизни телевизор.
По первой налили сразу, не садясь за стол. Никто не закусывал. Волнение нарастало, подмывая хрупкую пока еще веру в свершившееся чудо. Пехотинца неловко обнимали, жали руку, хлопали по плечу, теребили за рукав. Он и сам не скрывал своей радости, понимая при каком историческом моменте, сотворенном им самим, он присутствует. На Гавайских островах впервые работало российское телевидение!
За стол усаживались как родные люди. Папа на ходу насыпал по второй, мама накладывала на блюдо из казана дымящиеся пельмени. Кто-то в который раз от волнения размешивал салат, кто-то доставал из банки домашние соленые помидоры. Общее веселье захватило и пехотинца. Он хмельно жмурился, отвечал на улыбки и в который раз протягивал папе для пожатия руку. Казалось, что больше всех радовался мой американский муж, понимавший своей тонкой душой, что люди, отрезанные от родины материками и океанами, вдруг обрели на этом далеком острове кусочек знакомой жизни.
Говорили тосты за Дика, за первые в его жизни пельмени, за Россию, за милого сердцу Газманчика, за необыкновенно вкусную и совсем не пьянящую водку, за детей и их будущее. Мама сказала тост за мир и заплакала, впервые встретив настоящую морскую пехоту противника.
Пехотинец обмяк, и вот в этом обмякшем состоянии он вдруг признался, что три года не хотел ставить тарелку, находясь в полной уверенности, что связь российскому консулу нужна совсем не для просмотра телепередач.
Крепко обученный в своей армии, он продолжал видеть в нас врага с присущими этому врагу происками.
Папа налил на посошок. Пехотинец брызнул помидором. По моей щеке желейно стекали мягкие влажные помидорные семечки. За столом все смеялись.