Одноэтажный дом, имеющий форму трезубца, стоящий на окраине города в окружении вековых дубов, с некоторых пор стал достопримечательностью. Он хорошо просматривается с холма, по которому проходит пешеходная тропа, превращающаяся в утренние часы в место паломничества любителей бега.
Дом-трезубец стоит так давно, что к его виду привыкли и перестали обращать внимание…, пока однажды один из "бегунов" не остановился на вершине холма и, устремив на него взгляд, сказал, подбежавшим к нему друзьям:
- Да этот дом издевается над нами… Вид его говорит нам: "Fuck you"…
Друзья посмеялись…, но со временем на холме появилась смотровая площадка, дающая возможность туристам рассмотреть дом с неблагозвучным названием "Fuck you", а заодно полюбоваться дубовой рощей.
На двери главного входа в дом-трезубец висит табличка, на которой большими золотыми буквами написано имя "СОЛОМОН ГАМУС". Под ним мелкими буквами – Бенджамин Гамус и Аарон Гамус.
За дверью – огромный салон, разделённый на три зоны. Правая и левая зоны его настолько разные – они словно отрицают друг друга, зато средняя – включила в себя все "изюминки" соседних зон, превратив салон в произведение дизайнерского искусства.
Дверь в левой части салона ведёт в "зубец" Бенджамина Гамуса. Если заглянуть за дверь, вы увидите химическую лабораторию с вытяжными шкафами; со шкафами, заполненными стеклянными пробирками, колбами, чашами, стаканами…; на столах: микроскопы, различные весы, спектрометр, автоклав, PH метр и ещё, и ещё… Окна зашторены плотной тканью, исключающей вторжение солнечного света. Здесь царит искусственное освещение…
Бенджамин Гамус – выдающийся химик, лауреат всевозможных премий, член академий…, но в прошлом… Завтра ему исполняется девяносто три года, и он думает, чем "порадовать" Аарона Гамуса, которому, по счастливой случайности, исполняется тоже девяносто три.
"Конечно же завтраком, - решает Бенджамин Гамус. – Я закажу для него ванильные вафли. Их вкус бьёт в самое сердце. Их аромат он будет вспоминать ещё долгое время…, если учесть, что ваниль он терпеть ненавидит!.. И ещё овсяную кашу с хурмой. Хурма, к которой он относится так же, как к ванили, укрепит его иммунитет и повысит общий тонус организма!".
Дверь в правой части салона ведёт в "зубец" Аарона Гамуса. Стеклянные стены и стеклянная крыша наполняют помещение счастьем и радостью, когда в нём царит солнечный свет; грустью и печалью, когда небо застилает серая поволока и когда оно чернеет от злости на неразумное человечество, низвергая дождевые капли, с треском расплющивающиеся о стекло, и слезой скользящие к земле.
Всё помещение заполнено, висящими на тонких нитях, картинами; картинами, установленных на мольберты всевозможных конструкций… Они написаны маслом, акрилом, темперой… В середине "зубца" на самом старом мольберте стоит картина, укрытая от посторонних глаз тонкой не просвечиваемой тканью – последнее творение маэстро Аарона Гамуса, чьи произведения с огромным желанием скупают музеи и коллекционеры.
Он тоже решил своё поздравление Бенджамину Гамусу выразить в кулинарном виде. Ему на обед подадут суп "Буйабес" с поджаренными багетами и чесночным соусом – суп бедных марсельских рыбаков, именуемый гурманами в наше время не иначе как "королевским". Это блюдо не только вкусное, но и полезное, ведь дары моря – ценный источник белка. Правда…, креветки и моллюски, являющиеся незыблемыми градиентами этого супа, человеку, исповедующему иудейскую веру, есть категорически воспрещается.
А добить Бенджамина Гамуса Аарон Гамус решил блюдом "Кордон длю" – шницель из телятины с начинкой из сыра и ветчины, обжаренный в панировке. Кроме того, что это звучит чертовски вкусно, ещё это чертовски не кошерно…
Дверь в середине салона ведёт в самый длинный "зубец", который чуть ли не в три раза длиннее соседних, что и послужило "бегуну" поводом дать такое неприглядное название дому.
В этом "зубце" сосредоточены все удовольствия жизни обычного человека: кухня; столовая; детская; биллиардная; фитнес комната, из которой есть дополнительный выход к бассейну; библиотека, где знания и красоту восьми языков, которыми владеет хозяин дома, заключенных в многотысячных книжных обложках, дополняет музыка, льющаяся из белого рояля, когда его клавишей касаются пальцы Соломона Гамуса; комната релаксации и в самом его конце – три спальни: самая большая принадлежит Соломону Гамусу, та, что поменьше – Лизи, а самая маленькая – Джимми, двенадцатилетнему мальчику.
Лизи… Она постучала в дом Соломона Гамуса двенадцать лет назад. Незадолго до этого он разместил в местной газете объявление о найме профессиональной медсестры с постоянным проживанием в его доме…
Соломон Гамус не любил осень… В этом он был един и с Бенджамином, и с Аароном. Осень пробуждала в нём ностальгию по навсегда ушедшему, оставившему не заживаемые отметины на эфемерном облаке памяти...
В осенние дни Аарон Гамус выплёскивал печаль в рисунки, выполненные карандашом или акварелью, которые плакали вместе с увядающей природой, а Бенджамин Гамус бездарно тратил отведённое ему время – мысли, которые вот-вот должны были материализоваться во что-нибудь ценное, словно застревали в осенней унылости…
В один из таких тоскливых, дождливых осенних дней, отворив дверь, Соломон Гамус увидел Лизи… Маленькую Лизи, одетую в плащ-накидку, под которой она что-то держала… Лизи задрала голову, пытаясь взглянуть в лицо высокого хозяина дома… Капюшон соскользнул и волосы Лизи, лишённые защиты, тут же прилизал дождь… Она смотрела на Соломона Гамуса огромными голубыми глазами на пол-лица, которые бывают только у детей… Капли дождя, струйками сползающие по лицу, сделали её взгляд плачущим…
В стороне, разрезая дождевую пелену лучами фар, стояло такси, превращая работающим двигателем мелодию дождя в какофонию.
- Я по объявлению, - сказала Лизи
- Заходите, заходите, - засуетился Соломон Гамус, пропуская Лизи в дом.
Она внесла во внутрь тёплого домашнего уюта осеннюю непогоду, залив блестящий пол дождевыми струйками, срывающихся с плаща…
- Я профессиональная медсестра… У меня есть документы, подтверждающие это… - затараторила Лизи. - А ещё у меня есть сынок… Ему три месяца… Его зовут Джимми… - Она опустила ласковый взгляд на того, кто зашевелился под плащом… - Если я вам не подхожу, скажите… Там, - она боднула головой, - такси…
"Она мне нравится, Соломон, - сказал Бенджамин Гамус. – А ребёнок… Он внесёт в нашу жизнь эдакую пикантность…".
"Я согласен с Бенджамином, Соломон, - сказал Аарон Гамус. – Посмотри на её глаза… Она сама ещё ребёнок… А в отношении Джимми… Пожалуй, я не прочь подержать его на руках".
- Лизи, - сказал Соломон Гамус, - вы раздевайтесь, а я отпущу такси.
Соломон Гамус взял зонт и вышел под дождь, плотно прикрыв за собой дверь.
Вскоре Лизи узнала, что у Соломона Гамуса диссоциативное расстройство идентичности. В нём уживалось три личности: сам Соломон Гамус, считавший себя бездарностью, Бенджамин Гамус – выдающийся учёный и Аарон Гамус – выдающийся художник. Кстати, Бенджамин и Аарон Гамусы считали Соломона гением, создавшего идеальные условия их совместного проживания в одном теле.
Если исключить диссоциативное расстройство идентичности, здоровье Соломона Гамуса можно назвать отменным. Так что Лизи за двенадцать лет из его болезней столкнулась только с гриппом и простудой…, а ещё с хандрой, которая довольно часто посещала всех троих. Верным лекарством от неё был Джимми, который безошибочно определял, кто из его трёх дедушек владеет телом. Он загружал их своими проблемами… В результате они, капитулировав, ссылались на занятость, простимулированные внуком - а они его называли не иначе, как внук, - неслись заниматься своими делами.
Был вечер. За праздничным столом сидели Соломон Гамус в тёмно-синем костюме, белой рубашке и красной бабочке, на которой настоял Джимми, Лизи в праздничном платье и Джимми из солидарности с дедушкой, был облачён тоже в тёмно-синий костюмчик, белую рубашку и красную бабочку.
На столе стояли ванильные вафли, овсяная каша с хурмой, суп "Буйабес" с поджаренными багетами и чесночным соусом, блюдо "Кордон длю" и, наконец, огромный торт, на котором красовалось число 93.
- Вы сегодня ничего не ели, Соломон, - сказала Лизи.
- И это хорошо, - проговорил он, глядя на Джимми, взгляд которого был прикован к торту. – Голодание, конечно, полезно, но только в том случае, если нет торта. Ты как считаешь, внук.
- Дедушка, - сказал Джимми и сглотнул слюну, - если есть торт, голодать нельзя.
- Если мужики едины во мнении…, - сказал Соломон Гамус и властным взглядом посмотрел на Лизи, - тебе ничего другого не остаётся, как приступить к разделу торта.
Джимми просиял и, протянув блюдце, сказал:
- Мне, мама, побольше.
А потом они пошли в библиотеку, где Соломон Гамус сел за рояль. Он играл, а Джимми с Лизи "сходили с ума" под его музыку. Натанцевавшись, они вышли на лужайку.
Когда Джимми не было дома, приходил пиротехник для установки петард. Соломону Гамусу оставалось только поджечь фитиль… Тёмное небо осветилось мириадой разноцветных огней. А потом ещё раз и ещё…
В положенное время Джимми, лёжа в своей кровати, слушал очередную историю Соломона Гамуса о похождениях трёхглавого дракона, которого звали Змей Горынович…
- А Змей Горынович, - как-то спросил его Джимми, — это ты с дедушкой Бенджамином и дедушкой Аароном?
- Ты стал совсем взрослым, Джимми, - ответил ему тогда Соломон Гамус.
Уже засыпая, Джимми улыбнулся и прошептал:
- Твой день рождения, дедушка, был классным…
"Ну что, друзья, - мысленно обратился Соломон Гамус к Бенджамину и Аарону, сидя в темноте, - мы добрались до девяносто третьего дня рождения… Как было обговорено, после него наше сообщество должно покинуть сей мир, чтобы своим последующим присутствием не превратить жизнь нами любимых людей в страдание… Старость, как вы понимаете, имеет такое свойство… Что касается меня, завещание написано…".
"Моя последняя картина, - сказал Аарон Гамус, - ждёт оценки моих самых дорогих поклонников…".
"Ну а мне, - сказал Бенджамин Гамус, - осталось достать из потайного ящичка пузырёк с жидкостью, которая вознесёт нас в другой мир…".
Соломон Гамус часто перед тем, как лечь в пастель и вверить себя во власть мыслей, порождающую бессонницу, любил заглянуть в библиотеку и краешком глаза полюбоваться Лизи, поглощённой перипетиями, заключённых в твёрдых переплётах книг.
Вот и сейчас, налюбовавшись ею со стороны, он вошёл в библиотеку.
- Лизи, ты уж прости…
- Да, Соломон, - Лизи оторвалась от книги и смотрела на него по-детски удивлённым взглядом, который ничуть не изменился за двенадцать лет.
- Не могла бы ты мне помочь подняться на холм… Давно не смотрел на наш дом с высоты…
- Сейчас уже почти ночь… А впрочем… Конечно, конечно… - Лизи отложила книгу, засуетилась…
Соломон Гамус чувствовал неловкость Лизи из-за того, что та не согласилась сразу, и винил себя за то, что создал для неё эту неловкость… Но самому добраться до вершины холма…
Прежде, чем отправиться в путь, Соломон Гамус включил свет по периметру всего дома.
- Добрались! - победно проговорил Соломон Гамус, устраиваясь на скамейке.
Он смотрел на очерченный светом контур дома и улыбался… И Лизи улыбалась…
- Лизи, - спохватился Соломон Гамус, - уходя из комнаты Джимми, я не выключил свет… Если он проснётся и никого не найдёт…
Широко открытые глаза Соломона Гамуса были полны тревоги…
Лизи чувствовала - нет повода для беспокойства: Джимми спит настолько крепко, что даже громкий разговор не способен его разбудить…, но ради спокойствия Соломона…
- Я быстро, - сказала Лизи и, погрозив пальцем, словно чувствовала, добавила: - Вы, Соломон, только не потеряйтесь.
Как только Лизи растворилась в черноте ночи, Соломон Гамус достал из кармана пузырёк с жидкостью, приготовленной Бенджамином Гамусом, и, прошептав: "Мы здесь славно пожили", выпил её…
Конечно же, Джимми спал… И свет не горел в его комнате… Сердце Лизи в тревоге забилось…
Взгляд Лизи упал на конверт, лежащий на столе. Его будто специально подсветили, чтоб её взгляд непременно наткнулся на него.
- Завещание! - прочитала Лизи и, отбросив конверт в сторону, выбежала из дома…
Соломона Гамуса на скамейке не было… Лизи металась по холму, крича: "Соломон Гамус!.. Соломон Гамус!". Ночное эхо подхватывало её испуганный зов…
Ещё несколько дней полиция искала Соломона Гамуса…
Лизи и Джимми стояли перед картиной Аарона Гамуса, на которой был изображён огнедышащий трёхглавый дракон – он же Змей Горынович, - превративший соединение передних когтистых лап в трон… На нём восседали они - Лизи и Джимми… Их лица излучали счастье…
Однажды, сидя на вершине холма, Лизи услышала, как гид, завершая надуманный им рассказ о доме, сказал, что его владелец, доведённый этим домом до крайности, взошёл на это место, где они сейчас стоят, и крикнул: "Fuck you!"… После чего он бесследно исчез… Слушатели заворожённым взглядом смотрели вниз…
Лизи хотелось сказать, что Соломон Гамус не мог произнести таких слов своему дому, потому что он любил его и тех, кто в нём жил.