Сегодня пришлось гулять одному. Мои друзья, как назло, все разъехались. Димка укатил на целый месяц к бабушке в деревню, Санька – на дачу с родителями, а Лёшка – в спортивный лагерь вместе со своей секцией дзюдо. А что одному делать во дворе? В футбол не сыграешь, в прятки – тоже, про казаки-разбойники и говорить не стоит! Можно покататься на велосипеде, но папа обещал его купить только через месяц, когда мне исполнится семь лет. Одним словом, день проходит зазря! А про завтра и вовсе думать не хочется. Я с грустными мыслями сел на качели и стал потихоньку раскачиваться.
В карманах моих штанов было много всего интересного. Я засунул руку в карман и вынул сперва пустой спичечный коробок (когда-то в нём жил живой шмель), затем вытянул футбольный свисток на синем шнурке, потом обнаружились разные колёсики, пуговицы, два значка, оловянный пистолетик и самое драгоценное — алебастровый шарик (я его нашёл, когда лазил с мальчишками на склады и чуть не попался сторожу, у которого было ружьё). Я доставал свои «драгоценности» и вспоминал истории, связанные с ними.
Я не замечал, что за мной наблюдает из беседки один незнакомый парень. На вид незнакомцу было лет девять-десять. На нём была клетчатая рубашка, заправленная в спортивные трико, на ногах — кеды. Он подошёл ко мне и сел на соседние качели.
— Привет, пацан! Ты местный, с этого двора? — спросил он.
— Да!
— А чё один грустишь?
Тут он увидел у меня в руках спичечный коробок.
— А ты разве не знаешь, что спички детям не игрушка? — голос незнакомца был грубым.
— Коробок пустой, — тихим голосом ответил я. Мне почему-то захотелось сразу уйти, но парень ловко достал из кармана перочинный нож и раскрыл его. При виде лезвия у меня в животе моментально похолодело, как будто открыли дверцу морозилки.
— Хочешь, в «ножички» сыграем? — неожиданно предложил он.
Я, чтоб не показать, что струхнул, резко соскочил с качелей, запихнул коробок и всё остальное обратно к себе в карманы и крикнул: «Сыграем!»
— Ты чего орёшь? — недовольно рявкнул он. — Правила знаешь?
— Вроде знаю.
Я часто видел, как старшие ребята чертят на утрамбованной земле круг и по очереди бросают нож. Правила игры были простыми: нужно было резко втыкать ножик в землю, захватывая территорию соперника, а нож сбрасывать то с кончика пальца, то с локтя, то с колена. Проигравший должен был возить победителя на своей спине, как «коняшка». Я давно мечтал когда-нибудь сыграть в эту взрослую игру.
****
Недавно я смотрел с папой фильм про Зверобоя. Вот это настоящая мужская жизнь: погони, перестрелки, драки, опасность на каждом шагу, и ты всегда с ружьём или с кинжалом в руках, а ещё ночёвки у костра, общение с животными, особенно с лошадьми. Верная и крепкая дружба. А одежда на тебе грубая, очень прочная, сделанная из кожи буйвола, а на голове шапка из росомахи. И никаких тебе приказов от родителей: «иди помой руки», «сиди ровно и не раскачивайся на стуле» и так далее.
Зверобоя воспитало благородное племя индейцев-делаваров. Главным врагом племени делаваров было дикое и злое племя ирокезов. Я после фильма папу спросил:
— Пап, а ты хотел бы так жить?
— Как индейцы?
— Ага. Скакать на лошади, стрелять из лука, драться, мясо жарить на костре, спать на земле под открытым небом…
— Я бы не прочь так выходные провести, на природе… Но только без драк и погонь. Нажарить шашлыка. Вот только в лесах комары уж больно злющие. Ещё те кровопийцы, не хуже тех кровожадных ирокезов. А?.. Но долго так жить у меня не получится. Надо ведь на работу каждый день ходить, а от меня, представляешь, дымом будет нести, а если рубашка и брюки на траве помнутся, а в лесу утюг некуда включить… Да и без мамы куда мы?! Слушай, а ты спроси у неё, смогла бы она пожить хоть немного дикарём? Может в отпуск махнём?!
Он подмигнул мне. Я пошёл спрашивать.
— А ты у папы спрашивал? Что он тебе ответил? — вопросом на мой вопрос ответила мама.
Я рассказал папины мысли. Мама воскликнула:
— Не романтик наш папа. Городской неженка. А вот я, когда была как ты и жила в деревне, то с мальчишками часто убегала на ранней зорьке порыбачить, уху варили на костре. И из рогатки стрелять тоже умела… Сейчас, конечно, разучилась. Эх, время было…
Мама замолчала, а я сказал:
— А я, мама, могу уже без одеяла спать. Всю неделю тренируюсь. И умываюсь только холодной водой. А папа привыкнет к лесной жизни – это я возьму на себя.
Мама улыбнулась, ничего не ответив, и ушла на кухню. И тогда я решил, что от родителей толку мало – буду сам себя готовить к суровой жизни. Пригодится, в этом я уверен.
****
Блеск лезвия завораживал меня. «Вот она, удачная возможность почувствовать себя наравне с Соколиным глазом. Не мешало бы себе потом тоже прозвище индейское придумать. Например, Храбрый Лис-Друг индейцев.»
Мы с парнем отошли к песочнице. Парень начертил ножом круг, разделил его пополам и первым сделал бросок. Нож воткнулся во что-то твёрдое и упал.
— Камень попался, — сказал он, нахмурившись.
Поначалу и у меня броски не получались — нож плашмя падал на ровный мокрый песок. А раньше мне казалось, что метко бросать – это очень просто. В кино у Зверобоя всё ловко получалось. После нескольких попыток я сделал точный бросок, нож воткнулся в нужное место, отрезав огромный кусок от круга.
— Новичкам везёт! — процедил с досадой парень. А я напомнил ему:
— Давай, теперь катай, я всадник — ты конь!
— Чего? Сам ты конь неподкованный! — парень оценивающе посмотрел на меня. — Смотри-ка, маленький, а наглый какой!
— Уговор есть уговор. Правила такие.
— Давай ещё сыграем, отыграться хочу. И вообще, я тебе поддавался! — тут он прищурил один глаз, и я сразу узнал в нём хитрого Тернового Шипа. Когда-то он был делаваром, но предал своё племя.
— Так нечестно! Раз выиграл — катай! — не отступал я.
— Честно — нечестно! Правильный какой отыскался! — передразнил он.
Я с обидой отвернулся от него и тут увидел тётю Соню, мамину лучшую подругу. Она шла от подъезда в нашу сторону. Вот если бы она хоть краешком глаза заметила, что я играю с незнакомым мальчишкой, да ещё в «ножички», об этом сразу бы узнала мама и мне бы очень сильно влетело от папы! Это я знаю точно! Просто однажды мы гуляли с папой во дворе, а взрослые мальчишки в это время играли с ножиком, и папа сказал им:
— Дети, а вы знаете, что играть с ножом очень опасно: ведь можно случайно нож себе или товарищу в ногу воткнуть, или в глаз попасть?! Нож — это холодное оружие. А оружие детям не положено иметь. Немедленно прекратите!
Мальчишки сразу бросили игру и убежали от нас. Наверное, им стало стыдно.
Заметив тётю Соню, я сделал вид, что этого нового мальчишку совсем не знаю. Я сразу побежал к турнику и стал подтягиваться.
— Здрасьте, тётя Соня! — вежливо поздоровался я с перекладины.
— Здравствуй, Ванюшка. Как твои дела? Молодец, что спортом занимаешься, а почему один? Где твои друзья? Как мама? Что у вас нового?
****
Наша соседка была в курсе всех наших дел. Если мама, например, уходила к тёте Соне на минуточку, то всегда возвращалась, когда мы с папой уже успевали сыграть шесть партий в шахматы, попить чаю, вымыть посуду, разбить тарелку, убрать с пола стекло, посмотреть передачу «Спокойной ночи, малыши!» и уже собирались ложиться спать.
— Все вопросы обсудили? — спрашивал загадочным голосом папа уставшую маму.
— Нет, — отвечала ему мама, — ещё на завтра оставили половину!
****
Тётя Соня, улыбнувшись на мои какие-то поспешные ответы, не торопясь пошла дальше. А я, подтянувшись четыре раза, побив свой вчерашний рекорд, радостный спрыгнул. «Не заметила», — облегчённо подумал я.
Поискав взглядом мальчишку, я увидел, что он, сидя на лавочке, ловко остругивает палку ножом. Я побежал к закопанным колёсам, чтобы попрыгать через них. Доскакав до конца полосы препятствий, я уткнулся в паренька с ножичком. Он будто вырос, как гриб, передо мной.
— Слышь, парень, а тебя как зовут-то? — спросил он. — Ловко прыгаешь.
— Ваня. А тебя?
— А меня – Семён! Слышь, Ванёк, я у тебя коробок видел, он у тебя ещё?.. Не посеял?..
— Тебе зачем?
— Позарез нужен! — Семён провёл ребром ладони по горлу. — Дело тут одно есть. Ты, я вижу, парень серьёзный, с характером. Я таких люблю! — он дружески похлопал меня по плечу.
«Что-то всё же в нём есть такое приключенческое, отважное, свободное от всяких правил», — подумал я.
— Я тут четыре целые спички нашёл, а коробка нет, представляешь?! — продолжал он. — Свой дашь? А, хочешь, вместе пошли! — он снова хитро прищурился. Ну точно – Терновый Шип.
— Куда пошли?
— В карьере мусора полно. Может, найдём, что поджечь? Или струсишь, к мамочке побежишь?
— Кто струсит, я? Пошли! — и я первый направился в сторону свалки.
Мне было важно доказать этому взрослому чужеземцу, что делавары — мужественные воины, хоть и младше по возрасту и ниже ростом.
****
За углом общежития стояло несколько металлических гаражей, за которыми был огромный овраг, в который жители соседних домов выбрасывали всякий хлам. Мы прошли мимо таблички «За свалку мусора — ШТРАФ!» и повернули к гаражам. Семён предположил, что за гаражом будет спокойнее сделать костерок: нас не видать, да и не так ветрено. Придя на место, мы отыскали старое бревно, размером около метра, обложили его старыми газетами.
— Давай коробок, — скомандовал он.
Я с волнением протянул помятую коробочку. Семён чиркнул спичкой, но та сломалась. От досады он грубо ругнулся. Щёки у меня запылали: раньше я не слышал матные слова, и теперь стало неприятно и почему-то стыдно. Вторая спичка с шипением вспыхнула, а от неё зажглась приготовленная бумага. Мы с восторгом наблюдали, как огонь расползается по бумажному полю, сжигая буквы и поблёкшие фотографии, оставляя после себя чёрный след. Мы присели на корточки. Бревно было сухое и очень быстро разгорелось. Пламя оранжево-красными языками охватывало свою жертву, будто было очень голодное и хотело её поскорее поглотить.
— Эх, жалко, картошки с собой нет. Испекли бы… — мечтательно сказал я.
— Да, от картохи и я не отказался бы, — вздохнул Семён, сглотнув слюну.
А пламя всё разрасталось и разрасталось, и незаметно выросло до таких размеров, что нам стало жарко…
— С таким костром и ночью не замёрзнешь! — крикнул я сквозь треск огня.
— Ты чё, ночевать тут собрался? — обернулся ко мне Семён, лицо его было красным. Ну точно – Терновый Шип.
— Нет, конечно! Это я так… Слушай, а давай себе по копью сделаем.
— Давай.
Побродив по свалке, мы нашли каждый для себя по длинной палке и заточили ножом у них острия. Потом подержали немного над огнём, чтобы острия закоптились. Я представил себя воином-делаваром и сказал:
— А индейцы смазывают наконечники своих стрел и копий змеиным ядом. Вот бы и нам змею поймать…
— У нас ядовитые не водятся. А ты чё, про индейцев книжек начитался? — удивился он.
— Нет. Я в кино видел. Читаю ещё не очень хорошо. В сентябре в первый класс пойду.
— Понятно. А я уже в третий перешёл.
****
Мы сидели на корточках, натыкали копьями разный мусор, подносили к огню и смотрели на пламя. Вдруг бревно просело, выбросив вверх столб оранжево-красных искр. Мы резко отскочили.
— Слышь, Ванька, мне домой пора, — сказал неожиданно Семён и тут же засобирался уходить.
— А костёр? — удивился я.
— Потушишь, когда надоест! — отмахнулся он.
— Я один не смогу! Давай вместе!
Бревно полыхало вовсю ярко-оранжевым пламенем. Подойти к нему было уже непросто. Вот-вот огонь перебросится на остальной мусор, а там и на всю свалку. Семён, оценив взглядом масштаб проблемы и мой возраст, всё же остался.
— Надо сбить пламя. Найди какую-нибудь тряпку, — скомандовал он.
Тушить оказалось не так просто, как разжигать. Но нам всё же удалось сбить пламя палками и тряпкой, которую я нашёл среди мусора, но тут возникла новая беда — бревно сильно задымилось. Облако дыма за минуту поднялось высоко над крышами гаражей. Любой прохожий мог увидеть дым и забить тревогу.
— Слушай, давай его где-нибудь спрячем – и надо сматываться отсюда, пока нас не застукали! Вот пень противный какой попался! — Семён со злостью пнул ногой тлеющее бревно. Мы быстро осмотрелись по сторонам, ища подходящее место.
Под стеной одного из гаражей немного просела земля и угол висел в воздухе. Удачей для нас стало то, что гаражи были не из кирпича и цемента, а из металлических листов.
— Давай в дырку спрячем под гаражом! — предложил Семён.
Мы немного расширили отверстие палками и стали запихивать в него «улику», толкая ногами и самодельными копьями.
— Смотри-ка, — удивился Семён, — залезло!
— И дыма совсем не видно! — добавил я, улыбаясь и громко дыша.
— Теперь бежим отсюда, — предложил он.
Добежав до угла общежития, Семён сказал:
— Ванька, нас здесь не было, понял? И ты меня никогда не видел.
— Хорошо.
— Поклянись.
— Как – поклянись? — не понял я.
— Повторяй за мной: клянусь, что никому и никогда не расскажу про Семёна. А если нарушу клятву, то съем живого червя!
Я был так взволнован, что повторил клятву за Семёном, как скороговорку, даже включая слова про червя. «Фу, гадость», — подумал я уже потом.
— Запомни: ты поклялся! — сказал Семён.
Он строго посмотрел мне в глаза и ткнул указательным пальцем мне в грудь.
Я кивнул и помчался домой. Я бежал что было сил, боясь оглянуться.
Навстречу мне попался шестиклассник Вовка Зубинин из сто двадцать седьмой квартиры. Вовка мирно колесил на своём велосипеде по двору, наслаждаясь погодой. Я позавидовал его спокойствию и тому, что Вовке ни от кого не надо прятаться. Я с досадой подумал: «Вот что интересного кататься во дворе? Ехал бы лучше на стадион или в парк!»
Не останавливаясь ни на секунду, я пулей промчался мимо него и просто залетел в общежитие. Не сбавляя скорости, просвистел мимо вахтёрши, свернул направо в длинный коридор. Преодолев его уже спокойно, поднялся на второй этаж.
Проходя мимо общей кухни, я увидел маму, стоящую у плиты. Стараясь не скрипеть половицами дощатого пола, я незаметно прокрался у неё за спиной. На пороге квартиры остановился, отдышался и поправил рубаху. Разгладил на голове слипшиеся волосы и осторожно отворил незапертую дверь. Моё сердце колотилось в груди, будто поршень в двигателе автомашины на огромной скорости. К моей радости, папа тоже меня не заметил. Он в ванной комнате полоскал бельё в тазу. «Пронесло», — выдохнул облегчённо я.
Стараясь не шуметь, я стал осторожно разуваться. «Шнурки!» — пробежала тревожная мысль. Я быстро запихал обугленные кончики шнурков в ботинки. На цыпочках прокрался в комнату. Шторы были одёрнуты, и как только я вошёл, сразу увидел что-то жуткое, ползущее за окном. По улице вдоль общежития тянулась плотная стена чёрно-серого дыма. Будто сказочный дракон пролетел вдоль общежития и оставил за собой клубы дыма. Через мгновение вся округа услышала вой сирены, а ещё через миг по улице мимо нашего окна пронеслось пять красных пожарных машин с мигающими синими огнями. Я ущипнул себя, надеясь, что проснусь и всё сразу закончится. Было больно, но я не просыпался. Тогда я крепко-крепко зажмурил глаза, и в этот самый момент в дверь постучали. Папа открыл. На пороге стояла комендант общежития Вероника Ильинична. Это была очень суровая и всегда с уверенным лицом женщина. Мне казалось, что, имея такой характер и внешность, она могла не только домом управлять, но даже целым микрорайоном, а может и ещё чем покрупнее!
— Здравствуйте. Разрешите войти, — взволнованным, но в то же время властным голосом сказала она.
— Входите, Вероника Ильинична, — папа вежливо пригласил комендантшу. — У нас, правда, уборка, — извинился он, вытирая мокрые руки о фартук.
— А у нас в общежитии ЧП*, — не на шутку взволнованная комендант посмотрела через толстые линзы очков на папу. — Вы ничего не знаете о пожаре?
— Нет, а что за пожар? Что-то у нас горит?
— Горят гаражи возле карьера. И есть свидетели, что поджигатель — ваш сын! — эти слова комендантши для меня прозвучали, как гром.
— Этого просто не может быть! — сказал уверенно папа и постарался улыбнуться. — Вы ошибаетесь! — сказал он, как бы уговаривая сам себя: ведь не пришла бы комендант, если бы не было у неё на то веских причин.
Я стоял за полосатой шторкой, отделявшей комнату от прихожей, и всё слышал. Мне было по-настоящему страшно. Ноги мои стали ватными, а меня всего затрясло, будто у меня температура сорок три градуса.
— Ваня, ты дома? — позвал громким голосом отец.
— Я здесь, пап! — сказал я и медленно вышел из-за шторки, не поднимая глаз. Папа глубоко набрал в лёгкие воздуха, но его перебила комендантша.
— Мальчик, вот папа твой не верит, что ты пожар устроил. А у меня есть свидетели, которые могут это подтвердить: вахтёрша тётя Клава видела тебя бежавшего как ошпаренного, а Вова Зубинин говорит, что ты крутился возле гаражей с каким-то чужим парнем!
Каждое комендантское слово впивались в мои уши, будто острые гвозди.
— А потом оттуда через некоторое время дым повалил! — продолжала комендантша.
Отец стоял в оцепенении. Я молчал и лишь иногда тихонько всхлипывал. Ещё немного – и я точно разревелся бы от того, что случилось, и что ничего уже нельзя изменить! «Папа – он ведь ни в чем не виноват, почему же он должен за меня отдуваться и краснеть?» — промелькнула в голове мысль.
— Разве не ты горящее бревно в гараж засунул? — наступала комендантша. — Надо же, до такого додуматься! — она всплеснула руками. — Подумать только, ведь несколько машин чуть на воздух не взлетели по твоей милости! Вот посадили бы твоего отца в тюрьму — узнал бы, как со спичками баловаться. А ещё ущерб заставили бы возмещать владельцам автомобилей! Скажи спасибо, что пожарные вовремя подоспели!
Мама, услышав из коридора про пожар, тут же бросилась ко мне:
— Сынок, ты не обжёгся? Волосы, лицо, руки, живот, коленки. У тебя ничего не болит? Чего молчишь? Отвечай! — мама с силой прижала меня к себе. Я молча опустил голову ей на плечо.
— Тут всё же надо разобраться, — стараясь сохранять спокойствие, заговорил папа. — Я не верю, что мой сын мог совершить такой безрассудный поступок! Да и откуда у него спички?! Мы воспитываем его в строгости. А то, что он быстро бежал, это ещё ничего не доказывает! Ведь так, сын? — тут он пристально посмотрел на меня. — Ваня, скажи нам правду.
— Да что его слушать?! Посмотрите просто на него! Всё и так ясно! Лицо красное, всё в саже, от одежды дымом несёт за километр, — усмехнулась комендантша.
— Папа, я сам не поджигал, я только рядом стоял, — признался я и заревел.
— Кто тогда, если не ты?! — спросил отец.
— Это один мальчик чужой, не из нашего двора. Я его не знаю. Первый раз видел. Его Семёном зовут, — я от испуга нарушил данную Семёну клятву.
— Первый раз видел, а как зовут — уже знаешь?! Пойдём, покажешь мне его. Живо обувайся, горе-поджигатель! — папа был очень рассержен.
— Миша, ты уж сильно не ругай его, — заступилась за меня мама.
— Не вмешивайся, — остановил её папа. — Это наше мужское дело! — он крепко взял меня за руку и потянул к двери.
— Вы разбирайтесь, а я жду Вас, Михаил Иванович, у участкового, — комендантша быстрым шагом направилась к выходу.
****
Оказавшись на улице, мы почувствовали сильный запах гари. Откуда-то взявшаяся толпа зевак смотрела, как ловкие пожарные сворачивают длинные брезентовые рукава. Милиционеры опрашивали очевидцев.
— Угораздило же тебя, — сказал раздражённо отец. — На весь район прославимся! С милицией ещё разбираться! Говори немедленно, куда тот парень пошёл? Веди к нему!
Мы прошли за угол дома, в то место, где расстались с Семёном.
Оказалось, Семён и не скрывался ни от кого! Он вместе с зеваками спокойно наблюдал за происходящим.
— Вот этот мальчик в кедах, — я указал пальцем на Семёна. Я подумал: «Папа во всем разберётся. И ведь я и в самом деле не зажигал спички. Просто дал коробок. Конечно, бревно мы вместе прятали, но идея была не моя!»
— Мальчик, поди сюда! — подозвал Семёна отец. Тот увидел меня рядом с папой, но даже глазом не повёл и смело подошёл.
— Тебя Семёном зовут? — спросил строгим голосом отец.
— Ну, Семёном, — ответил тот.
— Я всё про тебя знаю. Скажи, кто из вас двоих зажигал спички и сделал поджог? Говори, или мне придётся с твоими родителями познакомиться! — пригрозил папа.
— У меня нет родителей. Я сам по себе! — заявил Семён. — И спичек тоже у меня нет! — тут он демонстративно вывернул карманы своих трико. — Вы, дяденька, вот его карманы проверьте. Коробочек точно у него лежит, — Семён указал на меня. Наверное, в отместку за предательство.
— Неправда! — закричал я во весь голос. — Папа, он всё врёт! Поверь мне! Это он, он поджигал! Я только коробок ему дал! — я хотел наброситься на лгуна, но отец железной рукой схватил меня за плечо. Закрыв лицо руками, я горько заплакал.
— Не реви, слезами тут не поможешь, — грозно сказал отец. — Дай сюда коробок! Мы с тобой дома поговорим и про коробки, и про спички! А ты парень, шёл бы отсюда, — не скрывая раздражения процедил сквозь зубы папа.
Семён посмотрел на меня, прищурив глаз, как Терновый Шип, и сказал:
— Поджигатель! Иди червей копай, — ухмыльнулся он напоследок и ушёл.
Я шёл за отцом вдоль общежития и беспрерывно ревел, но не от страха перед ремнём, а от огромной обиды, от ощущения жуткой несправедливости. Во мне всё кипело. «Как мой родной отец мог поверить этому чужому парню? Родному сыну не поверил, а этому вруну поверил! Меня сейчас ждёт наказание, а настоящий поджигатель останется в стороне, это нечестно!»
****
Мама, сидя на краю моей кровати, сказала:
— Сынок, вот видишь, как в жизни бывает: твоя шалость могла обернуться большой бедой, и не только для нашей семьи, но и для других людей. Пожарные сумели потушить пожар – это хорошо. А ведь они рисковали своей жизнью. Представляешь, если бы в гараже канистры с бензином взорвались? Что бы могло быть? Никогда больше спички не трогай. Станешь старше – тогда поймёшь, как с ними обращаться. А сейчас спи и на папу ни в коем разе не сердись, за то что был строг с тобой.
— Что ты, мама, я и не сержусь. Понимаю: сам виноват.
И тут я захотел признаться во всём, что-то внутри меня толкало и просилось наружу.
— Мама, — сказал я.
— Что, сынок?
— Мне надо тебе кое-что сказать.
— Говори.
— Я сегодня в «ножички» играл. Прости, я больше так не буду!
— Мне известно об этом.
— От тёти Сони?
— От неё. Молодец, что сам признался. Значит, ты становишься старше, взрослеешь. Папа об этом ещё не знает, но, думаю, ему хватит волнений на сегодня. Давай это останется нашим секретом.
— А так разве можно?
— Но ведь ты больше не будешь?
— Не буду, честно.
— Тогда и не расскажем, будто и не было этих ножичков вовсе.
— А ещё я клятву нарушил.
— Какую клятву? — спросила мама.
— Тому мальчику я поклялся, что никому про него не расскажу. Теперь я должен съесть живого червя?
— Но ведь он всю вину свалил на тебя, значит, вы квиты. Успокойся. Никаких червей тебе есть не придётся. Спи. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мамочка. Прости меня за сегодняшний день.
— Хорошо. Главное, что ты всё понял.
Мама выключила настольную лампу и вышла из детской.
****
Лёжа в постели, я долго не мог заснуть. Было ощущение, что я и в самом деле очень повзрослел за этот день, стал старше, чем был ещё утром, там, качаясь на качелях. Теперь я навсегда запомнил, что такое подлость, трусость и предательство. Также понял, что всё тайное всегда становится явным, как ни выкручивайся! Уж лучше правду говорить, чем жить и бояться!» — так думал я, и с этими мыслями спокойно уснул.
Примечания:
*ЧП — чрезвычайное происшествие.