Книжкина судьба

Людмила Перцевая
Собран хоть и узкий, но весьма представительный круг собеседников: писатель да к тому же глава писательской ассоциации; издатель, возглавляющий пусть новое, но уже весьма именитое издательство; критик – и немножко издатель; глава литературного музея; государственный чиновник, курирующий весь этот книжный мир. Да! Еще и поэт, который немножко прозаик, по совместительству. Сейчас очень многие умудряются совмещать …многое. Вон даже Сергей Викторович пишет стихи, а Сергей Кужугедович – пейзажи, и по дереву режет.
 
И вот эти господа (не подумайте плохого, без Шойгу и без Лаврова!) взялись по своим  обрывочным болезненным переживаниям начертить прогрессирующий путь книги. То есть по каким-то вешкам предвидеть, что с нею станется.
 
Тревожится есть о чем: библиотек осталось на порядок меньше, чем было полвека назад, читателей в них еще больше убыло. В такой же прогрессии падают и тиражи, на что издатели с обидой парируют: каков спрос – таков и тираж. Сбивчивый обмен репликами (их трудно назвать выступлениями!) выводит на главную беду. Интернет. Мало того, что современники предпочитают знакомиться с электронными версиями, да еще и с пиратскими копиями книг, вместо того, чтобы посещать книжные магазины или библиотеки. Они вообще стали читать ничтожно мало!
 
Вот тут и сорвалось уничижительное слово САМИЗДАТ, ознаменовавшее явление нашего просвещенного века: все мало-мальски грамотные люди переквалифицировались в писателей.
 
Солидные люди, перебивая друг друга и дополняя ведущего, обличали, что писателей расплодилось невероятно много. Им достаточно того, что они живописуют свой внутренний мир – своим друзьям и коллегам, свои страсти и открытия, их не волнует, что всё эти находки яйца выеденного не стоят и были открыты многажды, предыдущими поколениями. Писатели современные обладают поистине девственным невежеством и легко порхают в творческом поле, не обремененные эрудицией.
 
Ведущий обиженно произнес, что без издательского догляда и отбора и настоящей критики не может родиться настоящая литература. А государственный чиновник невпопад произнес, что писатель Прилепин обругал его ведомство за однообразный и малоквалифицированный подбор жюри «Большой книги». Все собеседники посмотрели на него… с подозрением и осуждением, но вслух поддержали: а как подобрать толковое жюри, по каким критериям вообще можно судить, шедевр будущего перед тобой или полный отстой?
 
И кто-то опять же опрометчиво произнес: да возьмите хоть Нобелевскую премию по литературе, кого они награждают, имен-то не вспомнить, не то чтобы книги этих авторов читать.
 
То есть вместо того, чтобы сообща торить какой-то складный путь развития, корифеи от книжной индустрии понеслись в разные стороны, вскачь по ухабам. Критикесса слабо возражала, что и в самиздате может родиться Толстой, ее уличали в том, что она там маленький бизнес имеет. Поэт пожаловался на полное невнимание издателей, на что издатели ударили ниже пояса: нет у читателей вообще никакого интереса к современной поэзии, она невнятная, не читабельная, замкнута в келейных мелких структурах.
 
Не могу вам передать, с каким наслаждением я слушала весь этот потерявшийся в современном пространстве разнобой! Мне на днях один юный собеседник поведал, что его подружка, получив высшее образование, по специальности работать не очень хочет, фиг разбогатеешь, она станет писателем. Уже и на курсы ходит.
НА курсы! Писателем! Чтобы хорошо зарабатывать!
 
И тут очень кстати к этому разговору на ТВ Культура, который резко и практически в смятении прервал ведущий Швыдкой, я на сайте Поэмбук набрела на стенания, что как-то скучно тут стало.
И кубок осенний читательского ажиотажа не вызвал, да и конкурсантов новых и талантливых не прибыло… Беда, прямо кризис какой-то.
 
Абсолютно точно: кризис келейного окукливания, когда заданный группой лиц стиль стал самодовлеющим, когда при объявлении конкурса сразу оговаривается, что модератор будет строг и более 13 (15, 20, 30) участников НА СВОЙ ВКУС не допустит. Когда современность в художественное произведение категорически не допускается ни в каком виде, резкие суждения противопоказаны, а следует просто подниматься ...
до новаторства и высокого художественного уровня.
 
Что это такое? Не знаю, как и все собеседники-корифеи, собравшиеся в студии Агоры.
Мне однажды в конкурсе всерьез пеняли на грамотность, мол, это какой-то старорежимный стиль. Должно быть сумбурно, непонятно, без препинаков и так далее. И я заткнулась, против людей, назначивших себя оракулами от будущего – не попрешь. Да что про меня говорить, дилетанта хоть в прозе, хоть в поэзии. Вчера читаю у Захара Прилепина, как ему в одной из крупных европейских держав присудили какой-то офигенный кубок-приз, самый главный! -  и при нем аж 20 тысяч евро. Но тут набежали соплеменники, разорались, что он и политически не тот, и гендерно, и вообще – сорняк на ухоженном поле (или в саду, по словам Борреля?) и награждение отменили.
 
А вы все Пастернака вспоминаете, «не читал – но осуждаю»…
 
...Липы все облетели, а березы еще шуршат лохмотьями одеяний, газон вовсю зеленеет, и кленовые звезды бродят в траве по пояс. Иду из бассейна, пялюсь на голубое небо и радуюсь тишине. Терпеть не могу все эти завывания газонокосилок и листосдувалок.
Так бы и упала в октябрь какого нибудь 1830-го, в деревню.
Ну пусть не Болдино, а куда-нибудь на берег Нары.
Я б стихи писать забросила, и прозой не баловалась, искала бы, что там свежего наваял Александр Сергеевич)))
а здесь и сейчас пишу всякую чепуху, типа вот этого этюда:
 
Кленовые флажки по ёлкам,
По пестрым кронам – ветра рябь,
И паутин нежнейшим шёлком
Перехлестнул тропу сентябрь.
 
Хлопочет в камышах кулик,
По мхам зеленым – клюквы россыпь,
Луч солнца в чащу вдруг проник,
И дивно засверкали росы!