LXX. Продолжение истории о мощах
— Ну вот мы и прибыли! — воскликнул д’Артаньян, когда корабль уткнулся носом в один из пирсов на мысе Пуант-Круазет. — А вот и конюхи, которые, согласно моим распоряжениям доставили сюда наших коней и нашу карету. Капитан, получите вторую половину расчета за ваши услуги!
С этими словами д’Артаньян вручил кошель с необходимой суммой капитану.
— Святой отец! — обратился он к Филиппу. — Вы позволите перенести ковчежец с мощами святого Амвросия с корабля в ту карету четырем офицерам гвардии Его Величества, или же вы предпочитаете сделать это собственноручно?
— Двух офицеров будет достаточно, — снисходительно ответил Филипп, проинструктированный д’Артаньяном во время пути на материк и полностью вошедший в свою роль.
— Дю Буа, де Савар, прошу вас! — распорядился д’Артаньян и жестом указал им на свёрток.
Гвардейцы бережно подхватили свёрток, в котором лежала железная маска, и понесли его в карету с такой торжественностью, будто бы это, действительно был ковчежец со святыми мощами.
— Помните, капитан, об этой миссии никому ни слова! — сказал д’Артаньян шкиперу и подмигнул.
Вернувшись домой, капитан гордо заявил своей жене:
— Благодаря мне, Франция получит наследника престола!
— Когда это ты успел съездить в Париж? — насмешливо спросили капитана его супруга Мелани с изрядной долей иронии.
— Ты ничего не понимаешь! Благодаря мне из Леринского аббатства доставлены чудодейственные мощи, которые помогут Его Величеству зачать наследника, — пояснил капитан.
— Болван! У Короля уже имеется сын! — возразила Мелани.
— В таком важном деле один наследник – это недостаточно надёжное обеспечение, — неуверенно проговорил капитан, даже не осознавая, насколько верную мысль он только что сформулировал. — Всегда полезно обзавестись лишней парочкой-другой наследников мужского пола, когда у тебя есть что передать потомкам!
— Кто бы говорил! — расхохоталась Мелани.
— Знаешь, что, дорогуша, — серьёзно проговорил капитан, глядя не в глаза супруги, а значительно ниже, — я тайком успел прикоснуться к ковчежцу с мощами святого Амвросия и уже ощущаю, какой великой силой наделил меня этот святой. Мы займемся решением вопроса обеспечения наследника прямо сейчас.
— Иди ты! — шутливо оттолкнула мужа Мелани. — «Прямо сейчас!» — передразнила она его. — У меня ещё дел по горло…
— Потом, всё потом, — отмахнулся капитан. — Благодать святого Амвросия, знаешь ли, ждать не будет.
— Дидье, ты сегодня такой загадочный!.. — проговорила Мелани, впервые за последние три года называя мужа по имени.
Разумеется, к вечеру половина кумушек малоизвестного городка Канны знали о том, что Король Франции готовится зачать ещё одного наследника, и что в этом ему должны помочь мощи святого Амвросия, доставленные из Леринского аббатства, что на острове Сент-Онора. О чудодейственной силе святых мощей кумушки рассказывали совершеннейшие небылицы, пересказывать которые наше перо решительно отказывается.
Когда эти слухи дошли до настоятеля аббатства, он вызвал к себе хранителя святых даров и спросил его:
— Почему меня не уведомили, что мощи святого Амвросия покинули наше аббатство и направились в Париж для укрепления мужской силы Его Величества?
— Впервые об этом слышу, владыко! — ответил хранитель.
— Пройдёмте в хранилище, — сказал настоятель, не поверивший хранителю.
Спустившись в хранилище святых даров аббатству, настоятель тщательно обошёл все комнаты и все столы с дарами.
— А это место почему пустует? — спросил он, указав на один из пустующих столов.
— Мы пока ещё не получили от прихожан даров для заполнения этого места, оно, так сказать, ожидает тех святынь, которые тут со временем окажутся.
— Ну вы, по крайней мере, уже заказали ковчежец для мощей святого Амвросия? — спросил настоятель с раздражением.
— Я полагаю, что… — начал было хранитель.
— Меня не интересует, что вы полагаете, я спросил, заказали ли вы ковчежец? — спросил настоятель, закипая от гнева.
— Я собирался это сделать нынче утром, — ответил хранитель.
— Господи, твоя воля! Обо всём надо помнить самому! Не откладывайте с этим! Кто занимался чертежами? — строго спросил настоятель.
— Один ювелир на побережье, который обычно… — проговорил хранитель.
— Иудей? — коротко спросил настоятель.
— Маран, владыко, — скромно ответил хранитель.
— Маран… Ну, ладно. Сколько это будет стоить аббатству?
— Мы объявим специальный сбор. Я сегодня же отправлю на побережье четырех братьев с кружками для сбора денег на ковчежец.
— Восьмерых, — поправил владыко, — нет, лучше десять. На таких делах не следует экономить. И объявите, что мощи святого Амвросия уже прибыли и хранятся у нас, к сожалению, пока только в серебряном ковчежце. Ведь это так? — строго спросил он и сурово посмотрел на хранителя.
— Их скоро доставят кораблём с материка, — уклончиво ответил хранитель.
— Ладно, я не буду больше вас утомлять деталями этого дела, но вы должны понимать, что ковчежец должен соответствовать тому уровню святого, который делает наше аббатство особенно важным для интересов Франции. Надеюсь, вас не надо учить таким вещам.
Весь вечер настоятель рылся в библиотеке монастыря в поисках сведений о святом Амвросии. Единственное, что ему удалось выяснить, это то, что указанный святой проповедовал, в основном, в Милане, а также что он отличался нетерпимостью в некоторых вопросах, в соответствии с чем он мог бы не одобрить выбор аббатством авторов проекта и изготовителей ковчежца для его мощей.
— Что же я могу поделать с тем, что среди ювелиров днём с огнём не сыщешь католика? — сказал сам себе владыко. — Вот ведь как оно бывает! Жил и проповедовал в Милане, а мощи его хранятся в нашем аббатстве. Однако, мы им утёрли нос!
Эта мысль изрядно подняла настроение владыке. В этом возвышенном настроении он позволил себе на сон грядущий утомиться лишним полукубком монастырского вина, после чего отправился почивать, переполненный справедливым осознанием чрезвычайной значимости вверенного его попечению аббатства.
Автор не берётся описывать дальнейшие причины и следствия событий, связанных с полученными хранителем указаниями, только отмечает, что менее чем через полгода в монастыре появился ковчежец с мощами святого Амвросия, который, по слухам, весьма способствовал усилению мужской силы в деле зачатия наследников.
Д’Артаньян, однако, так никогда об этом не узнал, поскольку вся история о мощах и об их целительной силе, как и имя святого были выдуманы им для того, чтобы избежать объяснений с капитаном об истинных причинах экспедиции на остров Сен-Маргерит.
LXXI. На Париж!
По пути от Канн до Парижа д’Артаньян несколько раз изменял способ путешествия. Иногда путники проезжали по главной дороге города в карете, иногда же, напротив, выбирали объездную дорогу, по которой ехали верхом, в некоторых случаях они разбивались на две и даже на три группы. Все эти манипуляции были непонятны его небольшому отряду, но гвардейцы, будучи людьми военными, не задавали лишних вопросов по этому случаю, Филипп и Франсуа также предпочитали хранить молчание, или говорить на самые отвлеченные темы.
К общему удивлению, д’Артаньян направил свой путь не в Париж, а в Шартр, где, собрав четверых гвардейцев, он выдал им неожиданное поручение.
Развернув занавеску от кареты, в которую, как помнят наши читатели, прежде была завёрнута железная маска, он извлёк из неё небольшую серебряную шкатулку, запертую на секретный замок.
— В этой шкатулке, друзья мои, находится то, ради чего мы предприняли столь долгий путь! — торжественно сообщил он гвардейцам. — Господа дю Буа, де Савар, де Шеро и де Фарси! Вам выпала честь доставить этот ковчежец в Руанский Собор! Король посылает это дар настоятелю собора и просит его благословления на рождение дофина. Отец Мартини не поедет с вами, поскольку сегодня же он отправляется назад в Леринское аббатство. Такова воля Короля. Между тем мне предписано направиться в Ле-Ман, где я вместе с Франсуа выполню вторую часть поручения Короля. Передав этот ковчежец настоятелю Руанского Собора, вы можете возвращаться в Париж, поскольку на этом ваша миссия будет завершена. Между прочим, будьте осторожны. Есть сведения, что на вас могут напасть разбойники и попытаться отобрать эту святыню. Ни в коем случае не отдавайте её, вы обязаны доставить её настоятелю. Впрочем, большого количества разбойников я не ожидаю, ну, быть может, два-три. Вы справитесь. Это наиболее трудная и наиболее опасная часть вашей миссии, но я надеюсь на вас и верю в вашу преданность Королю. Есть вопросы? Сутки на отдых и вперёд. На дорожные расходы получите по двадцать пистолей каждый.
Гвардейцы ответили, что им понятно поручение и что они выполнят его досконально.
На следующее утро едва лишь гвардейцы скрылись из виду, д’Артаньян обратился к оставшимся с ним Филиппу и Франсуа:
— Итак, от лишних свидетелей мы избавились, в Париже нам их помощь не нужна, а их присутствие только повредило бы начатому нами делу. Отпускать их я тоже не мог, ведь они непременно сразу же явились бы к Кольберу и доложили обо всех подробностях нашего путешествия. Теперь же нам требуется достичь Парижа и закончить нашу миссию раньше, чем эти молодцы достигнут Руана и вернутся оттуда в Париж. Представляю себе удивление настоятеля Руанского собора, когда он откроет ковчежец.
— А что в нём внутри? — с улыбкой спросил Филипп.
— Понятия не имею! — расхохотался д’Артаньян. — Предположительно рукоделье какой-то набожной маркизы, которая плела кружева для дароносицы для того, чтобы искупить грехи молодости. Ключ от шкатулки безнадёжно потерян, открыть её весьма затруднительно, в связи с чем я купил её по цене серебряного лома на вес. Как ещё я мог бы избавиться от этих обременительных попутчиков? Впрочем, довольно болтовни, друзья, в путь! В Париж!
И трое всадников, не теряя времени даром, поскакали в столицу, где правил тот, кто считал своими врагами д’Артаньяна и всех его друзей.
— Капитан, — сказал Франсуа, когда путешественники подъезжали к южным воротам города. — Я полагаю, что отец Мартини, как вы его называете, не желал бы встретиться со шпионами Кольбера ещё в большей степени, нежели вы.
— Всё так, мой друг, вы схватываете на лету суть проблемы, — согласился капитан мушкетёров.
— В таком случае я полагаю, что лучше будет мне проехать в город первым и посетить мессира Планше с целью получения наиболее точной и свежей информации о событиях в городе, тогда как вам лучше оставить коней и добраться до центра Парижа рекой.
— Ваше предложение, Франсуа, разумно, но у нас нет столько времени, чтобы добираться рекой. Мы купим тележку с овощами и въедем в Париж под видом сельских торговцев, которые привезли на рынок продукты. Вы же ступайте к Планше и предупредите его о нашем прибытии. К вечеру мы будем на месте.
Д’Артаньян пожал руку Франсуа и похлопал его по плечу, друзья пожелали друг другу удачи и расстались.
— Смышлёный паренёк! — сказал с одобрением Филипп об ускакавшем в центр Парижа Франсуа.
— Я и сам об этом подумал, — согласился д’Артаньян. — Я с удовольствием взял бы его в мушкетёры к себе в отряд…
Тут д’Артаньян осёкся:
— Пожалуй, моего отряда уже не существует. Король, по-видимому, назначил нового капитана королевских мушкетёров.
— Ваш Король, господин д’Артаньян, не планирует назначение на этот пост какого-либо другого человека, поскольку находит эту должность исключительно подходящей для вас, и только для вас! — воскликнул Филипп.
Он сказал это так просто и естественно, имея в виду собственное окончательное решение, что д’Артаньян восхитился тем, как сильно переменился этот юноша с того момента, когда он увидел его впервые.
«Урок пошёл на пользу, — подумал д’Артаньян. — Я везу в Париж не чью-то марионетку, я везу в Париж Короля! Ни Арамис, ни я, ни Кольбер не будут управлять этим человеком. Он не возьмёт себе первого министра, который будет править страной вместо него, он не станет подчиняться капризам Королевы-матери или жены, или фаворитки. Этот юноша намерен сам вершить судьбу Франции и свою собственную судьбу. Что ж, с Богом! Я ещё не знаю как, но я помогу ему занять трон Франции. Чёрт побери, мне бы сейчас помощь Арамиса никак не помешала, впрочем, дай Бог, справимся!»
— Есть ли у вас какой-либо план, господин д’Артаньян, того, как я займу своё законное место? — спросил Филипп.
— Пока ещё определенного плана нет, монсеньор, но мы что-нибудь придумаем, — ответил д’Артаньян, ощущая некоторую неловкость от отсутствия чёткого и беспроигрышного плана.
— Это не страшно, господин капитан, — снисходительно ответил Филипп. — В крайнем случае такой план есть у меня. Я просто явлюсь в Лувр и вышвырну узурпатора вон, велю его арестовать, и мои войска послушаются меня, а не его.
Д’Артаньян с восхищением посмотрел на Филиппа и понял, что он прав.
— Я надеюсь, сир, что до этого дело не дойдёт, — мягко сказал он. — Было бы весьма желательно обойтись без подобных эксцессов, хотя как крайняя мера ваш план вполне подойдёт.
— Ну что ж, капитан, — улыбнулся Филипп. — Пойдёмте покупать тележку зеленщика, пару широкополых шляп и фартуков и вперёд, на Париж?
— Вперёд, на Париж! — согласился д’Артаньян.
LXXII. Принцесса
Принцесса Генриетта с грустью перебирала свои украшения, отмечая, что уже на протяжении целого месяца у неё не прибавилось в этой коллекции ничего новенького, поэтому ей крайне сложно составить подобающий гарнитур на вечерний выход к ужину.
Вздохнув, она решилась надеть жемчуга, в которых уже дважды за последний месяц появлялась перед Королём.
— Как сложна стала жизнь! — вздохнула она.
— Сударыня, к вам явился граф де Гиш и просит его принять, — доложила фрейлина Принцессы Ора де Монтале.
— Проси, — ответила принцесса со вдохом, тщетно пытаясь изобразить скуку и равнодушие.
— Мадам, это я! — воскликнул де Гиш, входя и припадая к руке принцессы.
— Вам не терпится получить взбучку от Короля за то, что вновь даёте поводы для ревности его брату? — лукаво улыбнулась Генриетта.
— Взбучка от Короля – ничто в сравнении с той взбучкой, которую мы все получили от турков, — вздохнул де Гиш. — Но, знаете ли, единственная взбучка, которая меня, действительно, расстроила бы, это взбучка от Вашего Высочества.
— По какому праву я могла бы давать взбучку вам, граф, представителю столь знатного рода де Грамонов? — удивилась принцесса.
— По праву богини, к алтарю которой восторженные поклонник слишком долго не приносил никаких даров, — с улыбкой ответил де Гиш. — Однако, я спешу исправить свою оплошность и принести ей в дар небольшой сувенир из похода.
С этими словами де Гиш извлёк из кармана небольшую коробочку в форме сердечка, обшитую розовым бархатом.
Принцесса открыла её и увидела гарнитур, состоящий из двух небольших, но весьма изящных серёжек с бриллиантами и парный к ним перстень.
— Что скажет Принц, увидев на мне эти вещицы? — спросила Генриетта, краснея от удовольствия. — Вы заставляете его ревновать, граф!
— Это единственное, что мне остаётся, Мадам, — улыбнулся де Гиш. — Когда не имеешь причин гордиться желаемыми победами, только и остаётся, чтобы вызывать подозрения в их существовании у тех, кому эти победы были бы особенно в тягость!
— Ах, граф, вы выбрали совершенно не тот предмет для обожания, который следовало бы избрать, — с показной грустью проговорила Генриетта. — Несколько десятков придворных дам на любой самый изысканный вкус с радостью ответили бы на ваши ухаживания, тогда как вы атакуете несчастную принцессу, не расположенную к похождениям такого рода.
— Что ж поделать, Ваше Высочество! — вздохнул де Гиш. — Сердцу не прикажешь!
— Расскажите лучше о своих славных победах над турками, — улыбнулась Генриетта. — Уверена, что вам есть о чем поведать.
— Увы, побед было меньше, чем поражений, — с грустью ответил де Гиш. — Силы были не равны и нам пришлось в конце концов оставить крепость. Мы потеряли славного герцога де Бофора!
— Известия об этом уже дошли до двора, — с непритворной грустью сказала Генриетта. — Это был своеобразный человек, но весьма достойный, несмотря на все свои чудачества. Мне искренне жаль. — С этими словами принцесса рассеянно надела подаренный перстень на палец и подошла к зеркалу, чтобы примерить также и серьги.
— Несчастная судьба! — согласился де Гиш. — Между прочим, в этой вылазке погиб и ещё один удивительный человек и мой друг.
— В самом деле? — спросили Генриетта. — Я об этом ничего не слышала! Кто же это?
— Виконт де Бражелон, Принцесса, — ответил де Гиш. — Мне показалось, что он нарочно искал смерти, поскольку на протяжении целых десяти дней до этого принимал самое деятельное участие во всех вылазках и так смело ходил по крепостной стене в виду у турков, что лишь чудом не был убит. Но его судьба, в конце концов, нашла его!
— Не скорбите о нём, мой друг, — вздохнула Принцесса. — Этот несчастный юноша был убит гораздо раньше, и не там, в крепости, а здесь, в Лувре.
— Между прочим, я вспомнил, что у меня есть письмо от него для мадемуазель де Лавальер, — воскликнул де Гиш. — Надо непременно отнести его ей.
— Лучше порвите его и выбросьте, граф, — грустно усмехнулась Генриетта. — Эту особу интересуют письма лишь одного человека, с которым она видится по нескольку раз на дню, что не мешает ему писать многочисленные послания в перерывах между их свиданиями.
— Я вижу, вы ревнуете Короля к ней, — отметил де Гиш. — Это делает моё пребывание у ваших ног совершенно излишним, Мадам. Позвольте откланяться.
— Ступайте, граф, и найдите себе предмет более благосклонный к вашим знакам внимания, — ответила Генриетта без тени обиды. — Я хотела бы видеть в вас верного друга, но все вокруг пытаются убедить меня, что простая дружба между мужчиной и женщиной невозможна.
— И они правы, Ваше Высочество, — с поклоном ответил граф, целуя руку принцессы.
— Боже, как это скучно! — капризным тоном произнесла Генриетта. — Ступайте же, граф! Увидимся во время ужина.
LXXIII. Фаворитка
Мадемуазель де Лавальер прогуливалась по парку в полном одиночестве. Многочисленные придворные, осознав, что нет никакой возможности получить доступ к благодеяниям Короля через её ходатайство вопреки той необъяснимой власти, которую она над ним получила, оставили её, наконец, в покое.
Она не просила от Короля ничего для себя, и поэтому не стала бы просить ничего и ни для кого другого. Именно этим, вероятнее всего, и объяснялась та непостижимая власть над ним, которая заставляла Короля относиться к ней одновременно и как к богине, и как к любимой игрушке, и как к будущей матери своих детей. Его слепое обожание сменялось порой чрезвычайным раздражением, если он не находил в ней то, чего ожидал, однако после бури неизменно в их отношениях выглядывало Солнце, и хотя Луиза уже несколько раз порывалась навсегда уйти в монастырь, Людовик всегда находил время и желание приехать туда за ней и на коленях умолять её вернуться, чему Луиза уже не могла противостоять.
В графе де Гише Луиза привыкла видеть доброго друга, поскольку она знала, что он является другом виконта, а к виконту она привыкла относиться как к тому доброму и светлому, что всегда обязано присутствовать в жизни просто по той причине, что это было и есть, следовательно, и впредь должно оставаться в качестве неотъемлемого свойства жизни и Природы. Так дитя воспринимает солнечный свет и тепло, не задумываясь о причинах этой благодати.
— Мадемуазель, добрый день, я искал вас, — сказал де Гиш.
— Рада видеть вас, граф, — с поклоном отвечала Луиза. — Надеюсь, вы привезли мне добрую весть от моих добрых друзей?
— Боюсь, что весть, которую я привез, не может называться доброй, сударыня, однако, я привез вам письмо и обязан его вручить, — ответил граф, доставая из кармана письмо виконта и передавая его Луизе.
— Что вы такое говорите? — в ужасе вскричала мадемуазель, выхватывая письмо и торопливо вскрывая его. — Виконт погиб?
— Увы, да, мадемуазель, — ответил граф. — Вам нужно время, чтобы прочесть письмо, позвольте мне уйти.
— Подождите, граф! Скажите мне, как это было? — сказала Луиза, не скрывая скорбных чувств.
— Могу сказать лишь то, что виконт был настоящим героем. Он проявлял чудеса храбрости, и его вылазки стоили туркам изрядных потерь, однако, злая судьба отняла его у нас во время одной из таких вылазок, в которой участвовал и я. В пылу сражений я лишь видел, как храбро он сражался, и как огромной силы взрыв сбил его с ног, в результате чего он упал в траншею, куда следом скатилась и поверженная пушка противника. Последующие вылазки подтвердили, что виконта придавила та самая пушка, которую я видел скатившейся туда. Отбить трупы наших солдат мы не пытались, поскольку в крепости на тот момент уже почти не оставалось боеприпасов. Впоследствии турки подняли эту пушку, они похоронили и своих убитых, и наших. Пленные турки сказали мне, что они хоронят христиан по христианским обычаям, поскольку в их войсках имеются также и христиане. Поэтому хотя виконт и похоронен должным образом, место его могилы мне неизвестно.
— Это ужасно, граф! — воскликнула Луиза, обливаясь слезами.
— Офицеры, подобные виконту, сударыня, всегда готовы к смерти во имя Родины, — холодно произнёс де Гиш. — И потерять жизнь порой не так страшно, как потерять веру в любовь, поверьте мне.
— Граф, вы жестоки ко мне! — воскликнула Луиза.
— Не более, чем вы к виконту, мадемуазель, — ответил де Гиш с поклоном и удалился.
С разрывающимся сердцем Луиза развернула письмо виконта и прочитала его, обливая слезами.
«Мадемуазель, если вы читаете это письмо, это означает, что граф де Гиш возвратился живым из той военной кампании, которая, полагаю, будет для меня последней. В этом случае я благодарю Всевышнего за его решение. Я желаю вам счастья и прощаю вам все горести, которые вы, сами не подозревая об этом, причинили моему сердцу. Я не видел иного пути успокоить свою душу, нежели тот, на который пал мой выбор. Благословляю вас. Встретимся в ином мире. Рауль».
— Луиза! Где ты пропадаешь! — воскликнула Ора де Монтале, подбегая к подруге и хватая её за руку. — Уф! Еле отыскала тебя! Пойдём же, Король велел мне отыскать тебя и привести к нему!
— Ах нет, не сейчас, — проговорила Луиза и, закрыв руками лицо бросилась в сторону, противоположную той, куда пыталась увлечь её подруга.
— Глупышка! — проговорила Ора, пожимая плечами. — Любая другая на её месте бы…
Но что именно сделала бы любая другая на месте мадемуазель де Лавальер, мы, дорогие читатели, так и не узнаем, поскольку мадемуазель Ора де Монтале не дала себе труд закончить свою фразу.
LXXIV. Планше
Едва лишь д’Артаньян и Филипп вошли в заведение Планше, хозяин вышел к ним навстречу с распростёртыми объятиями.
— Господин д’Артаньян, вы вернулись! Надеюсь, ваше предприятие успешно завершилось?
— Я тоже на это надеюсь, приятель, но пока ещё рано подводить итоги. Монсеньор, в этом месте нам ничто не угрожает, отсюда мы сможем продолжить наш путь в самое ближайшее время. А мэтр Планше, — с этими словами капитан сделал соответствующий жест в сторону своего бывшего слуги, а с некоторых ещё и коммерческого компаньона, — будет счастлив удовлетворить все ваши нужды на это время. Планше, монсеньор нуждается в отдыхе.
— Мои лучшие комнаты к услугам Вашего Высочества, — спокойно и с достоинством ответил Планше, который, зная д’Артаньяна много лет, не проявил бы удивления и в том случае, если бы с ним в его дом пожаловал бы даже сам Папа Римский.
— Что слышно в Париже обо мне, Планше? — спросил д’Артаньян после того, как Филипп удалился для того, чтобы снять, наконец, изрядно надоевшую ему бороду и дать коже лица хотя бы небольшой отдых.
— Ровным счётом ничего. Париж нем! — ответил Планше.
— Стало быть, я ещё капитан королевских мушкетёров? — удивился д’Артаньян.
— Во всяком случае, я не слышал о назначении на эту должность кого-либо иного, — ответил Планше, — а если бы такое назначение состоялось, будьте уверены, я бы о нём знал! Да, впрочем, ведь Франсуа возвратился раньше вас, как вам, по-видимому, известно, и ушёл разведать по своим каналам, что да как.
— Ну что ж, подождём Франсуа, — кивнул капитан и направился в комнату, которую вот уже много лет считал своей.
— Рекомендую вам наведаться к мадемуазель де Лавальер, господин капитан, — сказал Планше вдогонку.
— Что ты сказал, любезнейший? — переспросил д’Артаньян, вникая в глубокий смысл произнесенной Планше фразы. — Повтори-ка это слово, которое ты только что сказал!
— Я предложил вам нанести визит невесте господина Рауля, капитан, — повторил Планше.
— Нет, приятель! Ты сказал другое слово! Ты сказал «наведаться», разве не так?
— Я не имел в виду ничего плохого, — ответил Планше.
— Планше, ты – гений! — воскликнул д’Артаньян. — Именно «наведаться»! Знаешь ли ты, что означает это слово?
— Насколько я знаю, это означает посетить кого-то, сударь, — растерянно произнёс Планше.
— В данном случае это означает rendez-vous без свидетелей, дорогой Планше! Ведь это именно то, что нам нужно! — восхитился капитан. — Я болван, Планше! Как мне это раньше в голову не пришло! И Арамис тоже, хорош конспиратор! Сооружать целую систему потайных механизмов для того лишь, чтобы заварить такое блюдо, которое и без твоих усилий готово и ждёт лишь того, чтобы ты подошёл, сдул пенку и проглотил его единым махом! Молодчина, Планше!
— Если капитан желает кофе с пенкой, я распоряжусь, чтобы вам его принесли в вашу комнату. Вероятно, ваш попутчик также желает получить свой кофе?
— Желает, Планше! Ещё как желает! Тащи сюда кофе, печенье и что там у тебя ещё! — воскликнул д’Артаньян с энтузиазмом.
— Чёрт побери, rendez-vous! Свидание, на которое даже Король ходит без охраны, тайком и без свидетелей! Какой же я всё-таки болван! — говорил себе д’Артаньян, поднимаясь по лестнице в комнату, куда через десять минут Планше принёс великолепную кружку пенистого кофе и блюдце, наполненное печеньем, цукатами и засахаренными орешками.