Глава двадцать вторая 6 В поисках лаборатории

Ольга Новикова 2
Я с силой потёр ладонями лицо, а потом, чуть склонившись к Мармората. почти интимно поделился:
- Знаете… может быть, и хорошо, что вы отняли у меня память.
Мармората улыбнулся сложной улыбкой, когда глаза улыбаются, и губы тоже улыбаются, но отдельно от глаз.
Но ничего не сказал.
- Ладно, мы оставим мою моральную оценку современной науки. Продолжайте об эликсире. Я ведь так понял, что вы хотите, чтобы я включился в ваши изыскания своей волей, а не как послушная марионетка. Стали бы вы иначе со мной откровенничать.
- Ну, пока я особо и не откровенничаю – говорю о том, о чём вы могли бы сами догадаться. – возразил Мармората. – Но насчёт марионеток вы правы. Как успел убедиться профессор. Подавленная воля научным открытиям не способствует.
- Вы опять о Крамоле? – догадался я.
- Мой добрый друг Волкодав Лассар. – проговорил Мармората, и по тому, как он произнёс это «мой добрый друг», я понял, что Волкодава он ненавидит и презирает со всей силой своего латинского темперамента. – абсолютно уверен в том. что из человека можно выжать абсолютно всё, если нажимать достаточно сильно. Покойный отец Ози разделял его теорию. Но тому просто нравилось нажимать.
- Полагаю, - скромно заметил я, - вашему Волкодаву тоже процесс доставляет больше удовольствия . чем результат. Но вы-то - другое дело.
- Вот! – он поднял указательный палец и многозначительно потряс им. – В самую точку, мистер Магон. Я – другое дело. И если бы профессор Сатарина прислушивался ко мне. А не к собственным амбициям…
- Ах, вот в чём дело… столкновение амбиций?
Мармората некоторое время помолчал, отведя глаза. а потом вдруг спросил:
- Ну а почему бы не предположить, что мне… что мне попросту жалко людей, из которых пытаются выжимать, особенно если выжимают то, чего в них нет?
Я с удивлением посмотрел на него. Но он по-прежнему смотрел в сторону. Я вспомнил, как о нём говорил Уотсон – ещё до той «смерти» и чудесного возрождения: «душа компании, игрок на гитаре». Неужели?
- Я мог бы это предположить, - проговорил я медленно, - если бы мы не беседовали здесь сейчас, а если бы вы, извините за прозу, давали показания в полиции или искали связей с Шахматным Министром.
Уголок рта Мармората дёрнулся, намечая усмешку:
- Кажется, я несколько переоценил ваши умственные способности, коллега. Или вы не заметили, что сидите сейчас чёрт знает. где в состоянии полной несвободы и вас могут начать выжимать в любой момент и любыми способами? А у вас было всё: доверие полиции, связь с этим самым Министром – родственная связь – куда уж ближе–то. Или вам напомнить сырых овец, дочку мельника, вашу нору в лесу и краденые с тына портки? Вам нравится всё это? Подозреваю, мой дорогой, что при всех усилиях ваших друзей мимо бедлама вы при любом исходе не пройдёте, а теперь вы – вы! – говорите мне о показаниях в полиции и тому подобной ерунде? Не разочаровывайте меня, мистер Магон о`Брайан.
- Значит, это страх. – проговорил я без вопросительной интонации. – Просто страх. Тот самый, который превращает человека в марионетку куда вернее сложного эликсира. Но вы нашли в моём лице неблагодарного эмпата, мой суггестор. Я-то, как видите, здесь, а будь страх так могущественен…
- Так ведь и я здесь, - сказал он многозначительно и склонил голову к плечу. – Мы оба здесь…
Мне снова пришлось тереть лицо, чтобы собраться с мыслями.
- Продолжайте, - наконец. проговорил я. – Продолжайте про эликсир. Я пока не знаю. верить вам или нет.
- Хорошо, про эликсир, - легко согласился он. – Так вот теория Волкодава про выдавливание, как единственный и достаточный метод с треском провалилась. Как подтвердил эксперимент, некоторые люди не приобретают после введения им эликсира какого-то особенного безволия. Их можно было выдавливать и выдавливать, в конечном итоге, из них выдавливалась жизнь. Но марионетки всё равно не получалось. Некоторые выживали после комы, некоторым даже хватало ума притворяться – это я опять о нашем маленьком горбуне. Некоторые теряли память – и только. Это я уже о вас. И главное, практически невозможно было предсказать, на ком как скажется эта дьявольская жидкость и сколько времени займёт восстановление – в вашем случае это почти пять лет, например.
- Так вы поэтому не умертвили меня?
- Конечно. Вы – редкий экземпляр, за вами наблюдали очень внимательно.
- И за Ленцем?
- Конечно. Но, в конечном итоге, это – чисто академический интерес и большая досада – профессор–то ведь ищет зависимости, ищет идеального солдата.
- Да у вас целый штат марионеток.
- О, да. Но, увы, лучше всего они получаются из людей, не обременённых интеллектом. Армия послушных идиотов – это, конечно, сила…. Примерно такая же, как стало баранов. Затоптать могут, но ума перепрыгнуть через изгородь не достанет.
Надо вам сказать, что профессор не ожидал подобного. Он почему-то считал, что все люди должны реагировать на одинаковые приемы одинаково. Он и движениями души своих подопытных никогда не интересовался. Этот его маханисцизм - он всё сводит к химическим реакциям и считает, что наши неуспехи – просто несовершенство формул – как раз и привёл к тому, что он пробует снова и снова и в конце концов это начало напоминать пинг-понг.
Мы работаем с эликсиром на всё больших выборках людей, нашу дорогу устилает всё больше трупов, и я начинаю ощущать некоторую расхолаживающую тупость. Зло – всегда зло, но когда за ним стоит хоть какая-то идея, оно имеет право оттенять божью волю. Люцифер – зло, но величественное. И Сатарина некогда представлялся мне этаким люцифером, но он всё больше напоминает капризного ребёнка, который тупо раскалывает орехи в надежде найти золотое ядрышко, и гора скорлупок растёт, и конца краю его занятию не видно. А теперь я вам кое-что скажу. Я ведь тоже – марионетка.
Я снова вспомнил рассказ Уотсона. Похоже, это было правдой.
- Самая неудачная марионетка? – спросил я, прищурив один глаз.
- Откуда мне знать? Может быть, самая удачная. Откуда мне знать, что всё то, что я делаю – моя воля, а не чужая? Как это вообще можно знать? Вы – знаете?
И в третий раз мне пришлось тереть руками лицо.
- Именно поэтому я и пошёл на нашу сделку, - проговорил Мармората, едва я отнял руки от лица и снова посмотрел на него. – Пошёл с охотой. Я знаю, зачем вы здесь, и я теперь с вами затем же. Но остаётся опасность, - тут Мармората снова посмотрел на меня со своей странной улыбкой. - Остаётся опасность, что вы сами хотите сделать за меня марионетку, Магон. Я не согласен на это, я готов этому препятствовать. Мне совсем не хочется закончить жизнь в петле палача или тюремной камере после того, как я, отринув страх, помогу вам.
- Вы хотите гарантий?
- Конечно. Только какие вы мсожете давать гарантии в вашем положении? Нет, разумеется, вы рассчитываете на помощь ваших новообретённых приятелей. Это, кстати, забавно: память о них у вас стёрта, но тем не менее вы на них надеетесь, вам они не безразличны, вы им доверяете. Остаётся увериться в том, что вы не ошибаетесь. Так что вести речь о гарантиях преждевременно. Но и я вам никаких гарантий не дам – не скажу, что мы с вами в одной лодке, но в одинаковых – это уж точно. Мы не можем быть уверенными ни в чем. Мы не можем чувствовать себя свободными, но хотели бы. У нас обоих одна мысль: если нас кто-то и дёргает за ниточки, эти ниточки хорошо бы оборвать. И подсознательное ощущение заставляет вас возвращаться к вашим прежним привязанностям, а меня – к прежним – так скажем – моральным устоям. Но только вы напрасно ждёте помощи: у них вряд ли получится узнать, где именно находится профессорская лаборатория.
- А вы могли бы сказать им, - предложил я нахально.
- Скажу – и что дальше? Наши охранники - это те самые жертвы эксперимента, наши подопытные кролики, наши зомби, не блещущие интеллектом. Им достаточно приказа для того, чтобы покончить с собой, а уж покончить с вашими друзьями…
Он помолчал и, вдруг встряхнув головой, принялся переставлять и сортировать химическую посуду, явно собираясь перейти от разговоров к работе.
- «Быть иль не быть», - процитировал я насмешливо.
- Шекспира помните, а Уотсона – нет, - хмыкнул Мармората. - Профессор – величина, он очень талантлив. Можно даже сказать… хотя нет, нельзя сказать. Для гения он слишком капризен, слишком тщеславен, но материала у него предостаточно, и после судьбы одного… нет, неважно, кого, но после его судьбы я не могу спокойно спать, меня не оставляет ощущение, что в один прекрасный день я чем-нибудь не угожу своему самопровозглашенному  патрону, и он подмешает мне пару таблеток, на чём моя карьера помощника и гуру бесславно закончится, а начнётся карьера слабоумного идиота с мокрыми штанами. Поэтому, да, мне нужны гарантии, без них я палец о палец не ударю.