Новелла пятая
Армянское дело, или По ком плачет дудук
Они неторопливо прогуливались по осеннему
саду. Начальные полторы недели сентября не внесли существенных изменений по сравнению с
только что ушедшим августом. Но уже длилась календарная осень, и всёму надлежало присваивать
её словесные маркёры: осенняя погода, осенние
цветы, осенний сад, осенняя свежесть, осеннее небо, осенняя распутица. Но прав был Фёдор Тютчев, как-то заметивший, что осеннему мороку не
сразу удаётся стать повсеместным хозяином положения.
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
Именно такой порой наслаждались Полина и
Арсений, находясь на приусадебном участке того
самого дома на Курганной, где проживал теперь
Почётный гражданин города Пятигорска господин
Забродский.
Насладившись обозрением мощного куста калины, красногрудого и краснобокового, и сделав
несколько шагов по дорожке меж сиреневых по-
158
рослей дубков, Полина в некотором раздумье остановилась перед своим спутником.
— Мне кажется, — начала она, — для тебя сад
не просто сад. Есть нечто большее в нём для тебя,
чем эти деревья, ягодные кусты, цветы и какие-то
грядки.
— Ты это верно почувствовала. Но началась эта
связь не здесь, не в этом саду. Был другой сад, сад
моего детства. Он был при доме на улице Загородней. Это было домовладение родителей моего отца. Там прошло моё детство, там находился тот заповедный для меня сад. Когда я впервые остался
один на один с ним, а это случилось, когда мне
было лет девять, сгущающаяся темнота и усиливающееся чувство одиночества вселили в меня настороженность, переходящую в неосознанный
страх. Возникающие то тут, то там какие-то тени,
шорохи, странные звуки в самых тёмных углах сада заставляли замирать, вслушиваться и тревожно
вглядываться в темноту в ожидании чего-то пугающего и неожиданного. Но вскоре всё стало
привычным и узнаваемым. Только не теряли своей
новизны и притягательности лики ночного неба
сквозь купы деревьев, ночная свежесть с лёгким
цветочным ароматом, ощущение уединённости и
отрешённости от всего мира –всё это обладало
удивительной магией, делалающей объектом моих
размышлений, чувств, интересов — самого себя,
того, что происходило в моём сознании и в моей
159
душе. Сад научил меня быть интересным самому
себе, пристрастил к увлекательному занятию —
додумывать до определённой ясности мысли, которые ранее возникали при чтении книг, в разговорах, при прослушивании радиоспектаклей или
классической музыки. Он приучил меня переформулировать проблемы и затруднения, возникающие в ходе размышлений, в вопросы, ответы на
которые нужно было найти уже в дневное время в
библиотеках и беседах со знающими людьми, коих, слава богу, было много тогда вокруг меня. Сад
систематизировал мою внутреннюю духовную
жизнь и сформировал потребность в напряжённой
интеллектуальной занятости.
С тех пор я редко испытывал чувство одиночества. Я стал весьма самодостаточным и всегда мог
ограничиться узким кругом общения. Хорошо это
или плохо — это другой разговор. Но я благодарен
Саду за это.
И теперь, в уже другом саду, я продолжаю чувствовать эту очень плодотворную для меня связь с
этим миром дерев и прочими его обитателями.
— Я начинаю подозревать, что ты потомок
друидов, тех древних магов, что жили когда-то в
Европе, и которые не только сакрализировали лесной мир, мир деревьев-исполинов, но и находились в духовной взаимосвязи с ним.
— После того, как прочитал, что в геноме современного европейца нашли ДНК неандерталь-
160
ского первобытного человека, я уверен, если хорошо поискать, то можно найти во мне нечто связующее меня с этими лесными колдунами. Надеюсь, это не отпугнёт тебя от меня, милая дева?
— Если отпугнёт — то другое. Скажем, твоя
неимоверная закрытость. Седа-джан как-то мне
сказала, что то, что ты сделал для неё, объясняется
прежде всего тем миром, в котором ты вырос. И
она имела ввиду не твой сад, а иной мир. Она утверждала в том разговоре со мной, что тебя воспитало нечто иное, тобой вполне неосознаваемое.
— Что же имела ввиду мудрая Седа, заявляя такое?
— Она полагает, что это всё определяется одним словом: Айастан. Тебе оно что-нибудь говорит?
— Вон оно что! Ай да Седа, ей в последовательности не откажешь. Она много раз пыталась
мне объяснить, что я латентный армянин. Когда
же я в ответ заявлял, что мои предки коренные русичи, она интересовалась, кого больше у меня в
друзьях армян или русских? И смеясь, говорила,
что не надо и считать: первых значительно больше. И я не находил, чем возразить.
— И почему это так случилось? Мне интересно
это знать, а ты за редким исключением, вроде сегодняшних гимнических слов в адрес твоего сада
из детства, крайне редко меня туда переносишь. А
мне хочется знать о тебе как можно больше. Ведь
161
я не стала ждать, когда ты переедешь ко мне навсегда: просто вчера я сама переехала к тебе навсегда. Так что я хочу знать, в чём твоя Седа-джан
права, связывая тебя и Айастан?
Арсений не стал особо упорствовать и предложил вернуться в дом, расположиться под маркизой
веранды, и там он пустится в мемории, то есть попытается как-то воссоздать мир, в котором проходили его детство, подростковые годы и первое
юношеское время.
— Прежде всего необходим краткий исторический экскурс, — начал он своё повествование. —
Ты, Поля, всё же приезжая в нашем городе. И надеюсь, тебе будет интересно узнать некоторые исторические подробности, которые, как ты сама
убедишься, имеют прямое отношение к этому
странному словосочетанию, обозначенному моей
Седой — я и Айастан.
Так вот, Дело в том, что в последние десятилетия XVIII века на месте нынешнего города была
заложена Константиновская крепость, и для охраны по её периметру были выставлены сторожевые
посты, которые располагались на возвышенных
местах прилегающей к ней местности. Одним из
таких мест и был холм с относительной высотой
около 50 метров,то есть примерно 500 метров над
уровнем моря, сохранивший в народной памяти
своё сторожевое название до наших дней Гора
Пост. Территория вокруг него плотно застроена
162
одноэтажными приземистыми домами, окруженными садовыми участками и огородами. Катаклизмы времени мало отразились на этой округе, если
не считать событий начала ХХ века. Геноцид армян, учинённый Османской империей в 1915 году,
привёл к массовому исходу армянского люда на
территорию России. Часть этих переселенцев в то
время обосновалась в районе Гора Пост. Российские власти имели давнюю традицию благожелательного отношения к переселению армян, берущее начало от указа, подписанного Петром I ещё в
1711 году. Здесь имеется ввиду такое положение
из этого памятного документа, цитирую по памяти: "Армян как возможно приласкать и облегчить
в чём пристойно, дабы дать охоту для большего их
приезда". И император Александр I через столетие
укрепил более чем благосклонное отношение к
этому христианскому люду. Армяне, по его словам, «отличались примерным постоянством и преданностью и посреди смутных обстоятельств пребыли тверды и непоколебимы в своем усердии к
нам и Престолу нашему, жертвуя имуществом
своим и всеми средствами и самой жизнью
Вот таким образом в районе Гора Пост возникла значительная армянская диаспора. Сохранилась
она и к концу 40-х годов ХХ века, когда мои родители купили здесь домовладение на улице, непосредственно располагавшейся у подошвы этого
знаменательного холма. И потекли годы моего
163
«армянского детства». Нужны были не более пятнадцати минут, чтобы, выйдя из калитки своего
дома на улице Загородней, затем, пройдя вверх переулку Постовому и повернув направо, прошагав
потом метров четыреста по улице Мясницкой,
оказаться на вершине этого холма. Чем же меня
манила эта высота, особенно в подростковом возрасте? И здесь я хочу воспользоваться цитатой из
великого поэта, которого постигла трагическая
участь именно в этом городе: «Вид с трёх сторон у
меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская
шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на
восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет …городок, …а там, дальше, амфитеатром
громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю
горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом».
Примерно такой вид открывался тогда и передо мной, если поворачиваться на четыре стороны
света, а не на три, как у поэта. На юге, им неописанном, передо мной располагалась Красная Слобода с её далеко уходящими улицами-линиями
вплоть до горы Пикет, на которой когда-то тоже
был сторожевой пост. Недалеко от стены огороженного водонапорного узла, находящегося на самой вершине Горы Пост и снабжающего питьевой
164
всю близлежащую округу, в восточной части холма была маленькая лощина с удивительно ласково-мягкой травой — неглубокая впадина с пологими склонами. Вот на таком склоне я любил проводить многочисленные часы, болтая с приятелями
или в одиночестве созерцая далёкий Главный кавказский хребет с вечными снегами на вершинах,
придаваясь мечтаниям и размышлениям. Иногда я
брал с собой книгу, но долгого чтения не случалось. Окружающий мир отвлекал и манил к себе:
припричудливо теснились облака в синеве неба,
какие-то птицы затевали перекличку в кустах,
неожиданные эскапады привлекательных бабочек
морочили голову, аромат трав склонял к дремоте,
а иногда полуобнаженное тело какого-нибудь
женского создания, решившего именно в это время подставить свою плоть под солнечные лучи,
лишало меня напрочь какой-либо возможности сосредоточиться на тексте читаемой книги. Правда,
в последнем случае я не очень огорчался, ведь
«вид у меня был чудесный».
— Послушай, Арс, твои крохотки, этот рассказ
о саде и дивное повествование об этом холме, особенно его последняя часть, вновь возвращает меня
к мысли, что тебе стоит обратить внимание на
свои литературные способности. Но вернёмся к
твоему понятно почему армянскому прошлому.
Сад, холм, лужайка на нём — всё это славно. Но
люди были там? Они чем тебе запомнились?
165
— Были, ещё как были! Даже не знаю, с чего
начать. Думаю, лучше всего с экзотического, окрашенного в национальный колорит. Тебе что-либо
говорит слово пехлеван? Вижу, что нет. Тогда слушая и представляй.
Всё начиналось обычно с утра, когда по улице
пробегала стайка ребятни с громкими ликующими
криками:
— Пехлеваны! Пехлеваны! Они приехали. Они
уже здесь.
Я тут выскакивал из дому навстречу этой новости. Такое никак нельзя было пропустить. Раз, а то
и два раза в год приезжали эти кудесники. И их
приезд всегда предвещал удовольствие от неповторимого зрелища. Я закрываю глаза и переношусь в то удивительное время.
В маленьком переулке между старыми одноэтажными домиками на разбитой в пыль дороге
приезжие бородатые армяне устанавливали напоминающие букву Х стойки, только её перекрестие
было смещено вверх. И между этими перекрестиями натягивался трос, который был в метрах десяти
над землёй. По бокам стоек были спущены верёвочные лестницы, что позволяло подниматься на
маленькую площадку, установленную в начале
троса. Мы, мальчишки и девчонки с ближайших
улиц, весь день следили за этими работами, лишь
ненадолго убегая домой, чтобы спешно перекусить и тут же вернуться, боясь пропустить что-то
166
очень важное. Ближе к вечеру стали подходить
взрослые, и вскоре обе стороны улицы были заполнены людьми. Многие женщины-армянки приходили в удивительных национальных костюмах с
большим количеством украшений. Особенно привлекали старинные монеты, скреплённые нитью и
повязанные вокруг головы. Мужчины начали
складывать костры по периметру зрелищной площадки. То тут, то там стали появляться уличные
торговцы с конфетами, пирожками и водой.
Стало темнеть. Зажглись костры. И тут ударили барабаны, вслед за ними в вечернее небо понеслись чарующие звуки дудука и зурны. И вот на
фоне темнеющего неба появилась стройная фигура в изящном одеянии, украшенном восточной вышивкой и блестящими галунами. Музыка заиграла
с новой силой. И пехлеван двинулся, держа в руках длинный бамбуковый шест. Перед нами канатоходец собирался показать мастерство древнего
армянского искусства. В нём восхищало всё: и
смелость, и удаль, и сила, и ловкость, и красота
прыжков и падений на трос. А разнообразие трюков просто поражало воображение и временами
просто захватывало дух: бесстрашно на канате совершалось нечто невообразимое. Костры освещали огненными бликами восторженные лица зрителей, огненные искры летели к звёздному небу, музыка рвала душу и уносила далеко от этого места
куда-то в далёкие времена. А сменявшие друг дру-
167
га пехлеваны всё продолжали творить свои чудеса,
которые превращались в неистовый танец, утверждающий величие этого гордого и красивого народа, ведущего свою историю из далёких веков.
Пролетели десятилетия, и потомки того воинственного народов сейчас творили чудеса на натянутом канате, демонстрируя столь свойственную им
и их предкам безоглядную храбрость и природную
красоту выверенных движений. Вот один из тех
номеров, что до сих пор стоит у меня перед глазами. Молодой пехлеван залез на площадку перед
тросом. Взял из ведра по три булавы с чёрными
головками и быстро пробежал до середины троса.
Один из помощников схватил длинный шест с
паклей, намотанной на один его конец. Опустил
этот конец в ведро с керосином и тут же вынул его
оттуда. Другой помощник поднёс к мокрому концу спичку, и тут же там появился яркий факел. Затем мужчина высоко поднял шест с горящим факелом на конце и стал им размахивать. Вдруг раздалась резкая барабанная дробь, и он поднёс конец
шеста к пехлевану, и тот окунул головки своих булав в пламя большого факела. После чего пламя на
шесте было погашено, а пехлеван, передвигаясь и
балансируя на тросе, стал жонглировать огненными булавами, всё ускоряя своё движение по натянутому канату, повинуясь ритму барабанов, который становился всё более яростным и быстрым.
Затем ещё два пехлевана встали на концах тро-
168
са, и полетели огненные булавы к тому, кто находился на середине троса: тот их ловил и незамедлительно бросал обратно. Пламя так и полыхало
над всей длиной троса.
Но и этого было мало. Другая пара пехлеванов
взобралась по лестницам с двух сторон троса и
стала с бешеным усердием раскачивать его из стороны в сторону. С огромной амплитудой взлетала
тройка пехлеванов, не перестающих жонглировать
огненными булавами. Это заключительное зрелище на фоне звездного ночного неба и под оглушительный бой барабанов было ошеломляющим.
По окончанию представления один из
пехлеванов стал обходить зрителей, обнося их
большим серебряным подносом, куда и полетели
бумажные купюры. Мелочь бросали только дети.
169
Всё это время дудук и зурна выводили свои проникновенные мелодии. Затем все расходились,
кроме пехлеванов, их друзей и знакомых среди
жителей прилегающих улиц. Из соседних дворов
выносились столы и стулья, приносилась посуда,
еда и бочонок с вином. И начиналась неторопливая трапеза, продолжавшаяся далеко за полночь.
Я в это время уже лежал в своём саду на немецкой трофейной раскладушке. Моё местоположение находилось через дом от переулка, где состоялось представление, и мне хорошо были
слышны и звуки дудука, и эмоциональная армянская речь беседующих за столами. Потом всё стихало, и купы садовых деревьев склонялись надо
мной, оберегая мой сон.
— А были какие-нибудь личные впечатляющие
радостные впечатления в то время. Постарайся
что-нибудь вспомнить о таком, ну, пожалуйста.
— А что рассказ о пехлеванах это не личное?
По мне, так очень личное!
— Согласна. Но что-нибудь такое, в чём ты
лично участвовал.
— Ладно. Но, чур, это последняя мемория.
Наша улица была совсем недалеко от железнодорожного вокзала. По заводскому переулку за
пятнадцать минут туда можно было добраться.
Сам же вокзал был огорожен тщедушным забором
со множеством проломов: пешеходы, чтобы сократить путь, проделали их, что сократить дорогу к
170
пригородным поездам, а то и к центру города, скажем, к одиннадцатой школе, в которой многие из
нас учились тогда.
Но главной нашей целью в таком случае были
товарняки: огромные составы гружёных вагонов.
Производилась разведка. Если разведчики доносили, что стоит попытаться, то наша орава устремлялась к указанным вагонам: в них перевозился
жмых, большие четырёхугольные плиты из спрессованных подсолнечных семечек. Время было несытное. Охранники вагонов это прекрасно понимали и бросали на землю рядом с путями куски
жмыха разной величины, а мы их хватали и набивали пазухи наших рубашек этим добром, чтобы с
трудом, но с удовольствием грызть и сосать этот
корм для животных в течение нескольких дней потом. Но вершиной удачи считалось заполучить
желтоватые куски соевого жмыха. Он был сладковатый на вкус и заменял нам конфеты, которые
крайне редко появлялись в карманах наших штанов.
Не часто, но случались дни полного счастья и
блаженства. Узнав о прибытии цистерн, мы стаей
налетали на них, держа в руках ржавые консервные банки, какие-то склянки и чашки. Мы окружали эти цистерны и начинали галдеть, просить,
умолять. Пока, наконец, кто-нибудь из охранников
не выдерживал натиска и лез наверх к люку цистерны, наливал в бидон патоку и, спустившись,
171
щедро разливал эту сладчайшую массу в подставляемые нами ёмкости. Тут же где-то находились
палки, щепки или осколки стекла, и всё это, поднятое тут же с земли, окуналось в патоку и потом
медленно, с наслаждением облизывалось. Если мы
могли бы урчать, как коты, то наше довольное урчание заглушило бы и паровозные гудки, и перестук вагонов, мчавшихся мимо поездов. А для наших родителей эти дни становились днями великих испытаний: нас, пришедших домой после такой объедаловки, надо было отмыть, а одежду,
липкую и грязную, перепачканную мазутом от
цистерн, отстирать. Но не помню, чтобы кого-нибудь из нас наказали за это. Ну, нельзя было наказывать за только что полученное немудрёное детское счастье. Намытые и отказавшиеся от какойлибо еды, мы ложились спать, долго ещё ощущая
во рту вкус этого железнодорожного нектара. И я
думаю, боги нам завидовали: их нектар был не чета нашему, слизываемому с какого-то черепка чумазым мальчишкой, сидящем на бугорке среди лопухов и пыльных кустарников
— Не знаю ничего о латентном армянине в тебе, но теперь я понимаю, почему ты такой сладкоежка. До сих пор вспоминаю твои набеги на кондитерские с тихим ужасом.
— Что-то я не замечал твоего, как ты сказала
тихого ужаса, например, в знаменитой кофейне
Гукасова.
172
— Не замечал, потому что был увлечён французским заварным пирожным «Шу». И точно, это
была твоя последняя мемория. Мне надо поспешать на свою Теплосерную. Завтра у меня семинар по древнерусской литературе, а все мой конспекты остались там. Ну не могу я всё своё барахло в одночасье перетащить к тебе. У тебя, как я
вижу, и своего хватает. Не обижайся. Это я так ...
болтаю. Так что завтра после занятий опять к тебе
навсегда.
— Ладно, тогда в продолжение нашей сегодняшней темы я завтра угощу тебя женгялов-хац.
— Боюсь спросить, а это что такое?
— Ты, женщина, ты не ела никогда женгяловхац?! По выражению твоего лица я понял, что
нет.Как можно прожить столько лет, о женщина,
прости, что говорю о твоём возрасте, и не попро-
173
бовать это волшебное армянское блюдо. Когда его
ешь, трава становится зеленее, лес выше, а душа
наполняется счастьем. Женгялов-хац — это такая
масляная лепёшка, внутри которой запечено десятка два разных трав — всё это очень вкусно и
ароматно.
Приедешь завтра, и у меня будет всё готово,
моя кахцерс.
— Это как ты меня назвал? Что значит это
звучное слово?
— Это ещё одно свидетельство моего латентного армянства. Кахцерс — это значит сладколицая.
— То есть ты находишь меня очень съедобной!
С ума сойти можно от такого твоего комплимента!
— А что я собственно сказал? Ведь и в русском
языке есть схожие слова: аппетитная, смачная, соблазнительная, сдобная, желанная...
— Извини. Я, пожалуй, всё же оставлю тебя, а
ты продолжай свои филологические изыскания на
тему кулинарной составляющей в привлекательности молодых особ женского пола.
— Хорошо, что не сказал: «Утем кез — съем
тебя», — подумал озадаченно Арсений, глядя
вслед уходящей пассии.
174
II
Однако эта озадаченность не долго владела Арсением. Вечер едва забрезжил, хотя сумерки уже
давали знать о себе. Их лёгкий флёр уже начал
вносить какую-то неясность и приблизительность
в контуры окружающих предметов. Подчас создавая основания для всяких зрительных аберраций.
Так войдя на кухню, Арсений увидел там на полу
притаившегося котёнка, который при ближайшем
рассмотрении оказался упавшим кухонным полотенцем. Удивился такому самообману, повесил
полотенце на крючок около плиты и замер, пытаясь вспомнить, зачем он зашёл на кухню. От усилий в этом направлении его избавил телефонный
звонок. Это была Седа. Извиняясь, что она его
беспокоит вечером, к тому же в выходной день, но
одно обстоятельство её вынудило к этому. Но сначала она хочет узнать, говорит ли ему что-нибудь
такое имя как Аршак?
— Если это имя носит кряжистый весьма пожилой мужчина, седоволосый, с удивительно молодыми глазами и запоминающейся хрипотцой в голосе, то это мой давний, очень давний, знакомый,
что проживает на улице Мясницкой. Хотя извини,
сейчас она носит имя Разина, известного крестьянского смутьяна XVII века. Я прав? Это он? И что у
него за дело ко мне?
175
— Да это он. Узнав, что ты дома, он сказал, что
часам к восьми вечера сегодня будет у тебя на
Курганной. И все скажет при личной встрече.
Поэтому, если надо, я сейчас подъеду к тебе и
привезу что-нибудь к столу. Неудобно принимать
давнего друга чем-то, приготовленным на скорую
руку замшелым холостяком.
— С этим, то есть с едой, у меня всё нормально.
Так что не беспокойся Седа-джан.
— Что ты гонишь, как говаривает иногда твоя
Полина, извини за невольный плагиат, выражаясь
вашим филологическим языком. У тебя не может
быть нормально с хавчиком, как говорит мой
юный помощник, который подвизался выгуливать
Траста. Что-то я стала плохо переносить эту злодейскую жару последней недели.
— С едой у меня всё теперь нормализовалось.
Так что не бери в голову. У меня нет с этим никаких проблем.
— Ты что нанял домохозяйку:? Ты что в своём
уме? Бюджет нашего бюро такие траты не выдержит, уверяю тебя, господин шеф сыскного агентства.
— Какие конспирологические заморочки, Седаджан, иногда рождаются в твоей седой головушке.
Всё как-то решилось само собой. То есть хочу сказать, что на днях Полина переехала ко мне жить
навсегда. И сегодня она столько наготовила, что
званский стол Державина обзавидуется. Так что не
176
волнуйся, у меня есть чем приветить Аршака.
— Всё таки она тебя приватизировала! Не упустила возможность прихватить то,что плохо лежало. Но мне казалось, что ты будешь более осмотрительным в принятии такого решения.
— Седа, остановись. Ты о чём? Мне просто хорошо с ней. И всё. И тут нет никаких обязательств
ни с моей, ни с её стороны. Я не мыслю семейными категориями. И не проецирую эти отношения
на отдалённую перспективу. Не заморачивайся,
голубушка, ничего матримониального в наших отношениях не прослеживается... И ты же знаешь,
что в жёны я себе возьму только армянскую пери
младую...
— И слава богу. Обнадёжил, спасибо. Пойду
досматривать «Формулу преступления», вновь погружусь в хитросплетения этого рекомендованного тобой псевдоисторического сериала.
По правде говоря, эта достаточно странная реакция Седы на природу отношения Полины к нему
нашла определённый отзвук в его сознании.
Он часто до этого ловил себя на мысли, что его
как-то коробит эта её формула «остаться навсегда», употребляемая ею то в его адрес, то по отношению к ней самой. Вот сегодня она пообещала
вернуться завтра, присовокупив к этому заявлению, «чтобы вновь остаться навсегда». Не менее
странным был и тот факт, что между ними практически не было разговоров о взаимных чувствах, а
177
тем более о любви. Но в дальнейшее исследование
своеобразия его отношений с Полиной ему не удалось погрузиться. Переливчатая трель звонка, что
был установлен на входной калитке его дома, заставил его отвлечься от этого процесса самопознания и вспомнить о предстоящем визите Аршака.
И действительно это был он, но не один. С ним
был моложавый армянин среднего возраста с ярко
выраженной армянской внешностью: черноволосый и чёрнобородый, с густыми бровями и длинными ресницами. Массивный нос с горбинкой и
карие глаза ещё в большой мере усиливали его
принадлежность к этому древнему народу. Тепло
поприветствовав Аршака, Арсений вопросительно
посмотрел на незнакомца. Пожилой визитёр, заметив недоумение в глазах своего давнего знакомого, тут же прервал эту вдруг возникшую паузу:
— Прости, Арсений, что ещё не представил тебе своего спутника. Это Вазген, родной племянник твоей бывшей соседки Ашхен. Ты, надеюсь,
помнишь её?
Как Арсению не помнить эту знаменательную
личность из своего армянского детства. Ведь
именно она однажды его спасла в одной жуткой
ситуации. Несколько ребят с его улицы, в том числе и Арсений со своим другом Аликом, стали ходить в шахматный кружок при городском Доме
пионеров. И готовясь к очередному занятию, они
на лавочке около его дома с увлечением решали
178
шахматные задачи, данные им в качестве домашнего задания. Нерешение грозило им исключением
из кружка. В состояние полного ступора их тогда
ввёл Жора. Это был человек, наводящий ужас на
всё местное детское население. Это был вернувшийся после войны контуженным сорокалетний
плотного сложения мужчина. С офицерской фуражкой на голове, в зелёном армейском кителе и
таких же брюках с красными лампасами и высоких американских ботинках, он передвигался весьма причудливым образом. Опираясь на поперечную ручку палки с острым наконечником, он выбрасывал её перед собой, вонзал в землю и, навалясь на неё всем телом, подтягивал ноги к ней, и
опять широкий замах и подтягивание. После восьми-десяти таких шагов он уставал и останавливался. Но стоять он на ногах не мог, поэтому его тело,
опираясь на палку-костыль, постоянно подпрыгивало. А сам он безумными глазами озирался вокруг, посылая армянские проклятия всем, кого замечал. Среди мальчишеского люда ходили разного
рода устрашающие слухи: то у него в кармане есть
бумага, разрешающая ему за его военные подвиги
убивать кого угодно, то, что он носит в кармане
всегда заряженный трофейный Валтер, то, что он
ищет своего потерянного сына, и если в ком из
них признает родимую кровь, то унесёт к себе домой и никогда не отпустит. Поэтому, только приметив эту жуткую фигуру, ребятня тут же «делала
179
ноги». Ничего хорошего и эта встреча с ним им в
тот раз не сулила, если бы не седовласая Ашхен не
выскочила из своего дома и не устроила «злодею»
настоящий армянский женский разнос: с яростной
жестикуляцией рук, гортанными пространными
тирадами, с мольбами, обращёнными к небесам, и
призывами к ним же ниспослать на голову этого
апуша (дурака) всевозможные кары. Её седые пряди то и дело взлетали вверх, худые старческие руки готовы были вцепиться в эту обалдевшую бледную физиономию, а горящие глаза просто испепеляли этого ахмаха (болвана). И тот счёл за благо
ретироваться, приглушённо ругаясь и яростно
втыкая свой посох в землю. Ашхен тут же умолка,
выпрямилась, благосклонно, но строго посмотрела
на мальчишек и молча удалилась. Битва закончилась, теперь можно опять заняться вязанием очередного платка с затейливым узором, предназначенного на продажу перекупщикам, которые иногда появлялись в этом районе.
Воспоминание об этом эпизоде из далёкого детства мигом пролетело перед глазами Арсения, что
не укрылось от Аршака.
— Не буду спрашивать, что тебе припомнилось. Но хочу спросить тебя, помнишь ли ты ежегодные посиделки под её тутом? Ведь именно там
я тогда приметил единственного русского парнишку среди наших детей.
И вновь волна воспоминаний нахлынула на Ар-
180
сения.
Действительно, раз в год, где-то в начале лета,
происходило событие, которое наполняло двор
Ашхен пришедшими на помощь соседями числом
около десятка. Дело было в том, что в глубине её
сада находилось огромное тутовое дерево. И в это
время поспевали совершенно удивительные по
размеру и вкусу белые сладчайшие, просто медовые, тутовые ягоды. И тогда Ашхен посылала
несколькл соседских мальчишек по соседним домам звать на помощь в сборе этого изобильного
урожая. Люди приходили со своими специальными полотнами, растягивали их на руках по кругу
под весьма обширной кроной. Держали их на вытянутых руках, в то время как несколько парней,
забравшись на дерево, длинными палками околачивали ветви. Ягоды дождём сыпались на полотна,
которые потом осторожно опускались на землю. А
люди затем садились вокруг них и складывали
ягоды по одной в тазы, удаляя одновременно листья, мелкие сучья и прочий сор. Работа была долгой и нудной. И чтобы скрасить её, работающие
начинали петь армянские народные песни. Арсений тоже принимал участие в разборе ягод. Но не
поедание их, а это пение, неспешное, вдумчивое, с
удивительной мелодикой, запомнилось ему: оно
наполняло его душу каким-то светом и непонятной грустью.
Войдя в дом, гости и Арсений продолжали пре-
181
даваться воспоминаниям о давно прошедших временах. Но вот молодой мужчина, огладив рукой
свою окладистую чёрную бороду, вопросительно
посмотрел на своего пожилого спутника и, заметив его одобрительный кивок головой, заговорил:
— Арсений, ты же понимаешь, что мы пришли
не для того, чтобы ты вспомнил своё, как ты говоришь, армянское детство. Мы пришли потому, что
в наши армянские дома пришла беда. И мы пришли к тебе как к последней надежде многих армян, живущих сейчас на родных тебе улицах: на
Загородней, на Постовой, на Мясницкой, на Заводской, на Куйбышева и на других.
— Господи, да что же там случилось такого,
чтобы вы пришли ко мне с такими словами?
— Кто-то травит наших детей. Вот всё, что я
могу сказать тебе Арсений, — горестно выговорил
старый Аршак.
И тут Арсений почувствовал просто физически
явность известной метафоры Маяковского: «потолок пошёл <...> снижаться вороном» на него.
— Постойте. Давайте вы расскажите всё по порядку, со всеми, если возможно, подробностями.
— Вот почему я взял с собой Вазгена. У меня
просто нет душевных сил описать всё происходящее на нашем Гора Посте, — собравшись с силами, промолвил Аршак. Из сдержанного, но в то же
время обстоятельного повествования Вазгена сыскарю стало известно следующее. В последние пол-
182
тора месяца в семьях армян стало происходить нечто непонятное. То в одной, то в другой вдруг заболевали дети. Случаи множились. Родители и медики терялись в догадках. Ведь формы проявления
недомоганий были разными. Тут были и случаи
кишечных расстройств, и выпадание кожной сыпи, и появление багровых пятен, и неожиданные
недержания мочи, и приступы тошноты. Диагнозы
сводились к пищевым отравлениям, к простудным
инфекциям, к аллергическим реакциям, к контактам с ядовитыми растениями. Родители просто с
ума посходили, устанавливая тотальный надзор за
детьми. Но новые и новые случаи недомоганий заявляли о себе всё с нарастающим постоянством.
Спасение виделось только в одном: детей необходимо вывезти. Некоторые семьи так и поступили.
И что примечательно, ни один отъехавший ребёнок на новом месте не заболел. Но наступил учебный год. Детей надо возвращать домой. И не видно, как от этой напасти, которая появилась в пределах улиц, густо заселённых армянской диаспорой, можно было избавиться. Сказать, что местные власти бездействовали, было бы несправедливо. Санэпиднадзор усилил контроль во всех торговых объектах, во всех местах массового пребывания детей. Осуществлён по дворовой обход с целью установления очагов инфекции. Проведён соответствующей службой фитоконтроль. По результатам всех этих действий был реализован ряд
183
мероприятий. Но динамика заболеваний детей
росла. Причём органы правопорядка не нашли в
сложившимся положении дел ни злого умысла, ни
криминального составляющего и отказались открыть следственные действия. Горздрав отдел в
свою очередь склонен квалифицировать происходящее как сезонное вирусное заболевание.
— И какой вам резон обращаться ко мне? Ведь
вы располагает свидетельствами авторитетных инстанций, которые отрицают преступные умыслы в
тех бедах, которые пришли в ваши дома. Я — сыщик. Моя задача изобличать преступников. Но их
следы, судя по информации Вазгена, не установлены. Извините, уважаемые, но я не понимаю. с какой целью вы ко мне пришли, и чем я вам могу
быть полезным.
— Ты прав, Арсений. Всё выглядит именно так.
Но есть вопросы, на которые никто не может нам
ответить. А их задают многие в наших армянских
семьях. Эти вопросы формулируются следующим
образом.
Первый вопрос. Если это сезонное вирусное заболевание, то почему оно имеет место быть на нашей территории, в месте кучного проживания армян? Ведь в близ лежащих районах, скажем, на
Красной слободке, на Квартале Е — этого бедствия не наблюдается.
Вопрос второй. Почему этому заболеванию
подвержены только дети? Ведь среди взрослых не
184
произошёл рост таких недомоганий.
Вопрос третий. Никто не рассматривает сложившуюся ситуацию в рамках национальной проблематики. Складывается мнение у части коренных армян, что какие-то силы предприняли определённые действия против компактного проживания этого этноса в районе Гора Пост.
Вот мы и пришли к тебе за ответами на эти вопрошания. И очень надеемся, что именно ты внесёшь должную ясность в наши умы, найдя искомые ответы.
И ещё. Авторитетные люди собрали некоторую
сумму, чтобы помочь тебе в твоих трудах в этом,
очевидно, не простом деле. Основное вознаграждение, поверь, весьма значительное, будет вручено
после успешного завершения этого твоего расследования.
— Не знаю что и ответить вам. Уж больно ваша
просьба выглядит как сказочный посыл: иди туда,
не знаю куда; найди то, не знаю что. Только не
обижайтесь. Просто мысли вслух. Давайте условимся так: я начну думать, предприму кое-какие
действия, а там посмотрим, куда меня всё это выведет. И тогда поступим по обстоятельствам.
185
III
Последующие несколько дней позволили Арсению установить ряд немаловажных фактов. Им
было выяснено, что, во-первых, пострадавшие дети ходили в разные школы и детские сады. Во-вторых, между семьями не было найдено никаких обстоятельств, позволяющих их включить в какуюнибудь тематическую группу, скажем, одного семейного клана, одной профессиональной или образовательной принадлежности или чего-нибудь
подобного. В-третьих, Арсений, отметив на карте
этого региона домовладения, в которых проживали заболевшие дети, не нашёл никакой видимой
графической закономерности, да и нумерация таких частных владений хаотична, в ней не прослеживалась какая-нибудь определённая логика. Не
присутствует в списках детей определённвя половозрастная монотонность.
И понимая, что всё это не позволяет ему выработать некоторую стратегию дальнейшего поиска,
Арсений решил вновь поселиться в столь знакомом ему с детства районе города Пятигорск. Он
попросил Вазгена найти для него возможность для
проживания на некоторое время в каком-нибудь
частном домовладении. Не бесплатно, конечно, и
без претензий на какое-либо обслуживание. Но
желательно недалеко от того места, где прошли
его детские годы. Цель такого своего переселения
186
он объяснил желанием погрузиться в повседневную жизнь обитателей округи, полагая, что в таком случае он сможет установить новые факты,
которые приоткрыли бы завесу, скрывающую дотоле таинственные причины происходящего. На
следующий день всё тот же Вазген повёз Арсения
смотреть присмотренный им дом. Увидев его, Арсений несказанно удивился. Ему это строение было весьма знакомо. В годы его детства это был недостроенный двухэтажный каменный дом на углу
Постовой и Куйбышева. И находился он в шаговой доступности от его дома на Загородней. Они,
мальчишки, старались обходить этот дом стороной. Но не из-за каких-то тайн, имеющих отношение к нему. Причиной такого их поведения была
пожилая женщина, В те времена поговаривали,
что она несколько повредилась умом после того,
как погиб на стройке его муж-каменщик. Она ждала его все военные годы, а он, вернувшись целёхоньким, упал со стены строящегося многоэтажного дома в центре города. Жила она одиноко, и
все, как могли, помогали ей. Она ходила по домам,
её там кормили, подавали милостыню и одежду,
некоторые сердобольные женщины купали её, а
потом на солнцепёки расчёсывали её длинные седые волосы, которые она никогда не стригла. Несчастная блаженно улыбалась, произносила невнятные слова или пыталась петь грубым прокуренным голосом: курила она толстую трубку. Для
187
детворы это было настоящее представление. К тому же они её особенно не боялись. При встрече с
ней некоторые из них что-то ей кричали вслед, она
тут же, оборачивалась, вздымала руками над головой свои длинные седые волосы, делала страшную
гримасу и, прокричав две — три угрожающие фразы и пустив клуб дыма перед собой, шла дальше,
заметая дорогу низким подолом своего чёрного
одеяния. Чем приводила детей в восторг: не часто
можно было увидеть ведьму наяву. И вот так случилось, что умерла мама Арсения. Через некоторое время после этого, примерно через неделю, он
встретил Кнарик, так звали эту странную женщину, на улице. Та, увидев его, столь резко двинулась ко нему, что тот, не успев опомниться, как
оказалась крепко прижатым её руками к её груди.
А она, склонившись над ним, почти укрыла его белесым покрывалом своих длинных волос. И тут
Арсений услышал: «Ты не пропадёшь, мой мальчик. Я тебя буду кормить, я буду о тебе заботиться. Я уже молюсь за тебя и твою маму». И тут случилось то, что он спустя много лет вспоминал с
комом в горле. Арсений тогда заревел. Заревел в
голос. Слёзы так и лились из его глаз. Он не плакал ни на похоронах, ни после них. А тут его прорвало. Наконец, он смог остановиться, вырваться
и убежать домой. Больше она о нём не вспоминала, а он старался её избегать. Но она навсегда стала частью его благодарной памяти, как нечто зна-
188
чимое и очень личное.
Теперь дом был достроен и производил внушительное впечатление. За оградой его приусадебного участка к тому же виднелся ухоженный фруктовый сад. А ведь в былые времена здесь был пустырь, очень удобный для игры в футбол в её модификации — «дыр-дыр».
Теперь в доме жила семья какого-то дальнего
родственника той самой Кнарик. Правда, по
причине уже известных обстоятельств Арчил,
глава семейства, отправил жену с тремя детьми
к её матери, проживающей селе Побегайловка.
Сам он занимается коммерцией. У него в Предгорном районе было несколько торговых точек,
требующих постоянного надзора и внимания.
При первой встрече Арчил сказал, что дома он
бывает наездами, и что в распоряжении Арсения
весь первый этаж, а кунацкую он может использовать под приёмную, заявив при этом, что никакой платы за проживание не потребуется, ибо
считает Арсения дорогим гостем. И в заключение заявил, что его свояченица, что живёт в доме наискосок, будет регулярно приходить, чтобы готовить, убирать и выполнять заказы на
продукты к столу. Заметив попытку несогласия
со стороны Арсения, буркнул, что возражения
не принимаются, так решили старшие: Арсений
должен быть свободен от всяких забот, чтобы
уделять должное время той работе, ради которой
189
он здесь появился.
Однако кунацкой-приёмной Арсений предпочёл не пользоваться, здраво рассудив, что встречаться с теми, кого он выберет для разговоров,
лучше в естественных для них условиях. Ими,
он полагал, должны быть их домашние пределы.
Улица Постовая. Гора Пост. Пятигорск
И начались его визиты по разным адресам,
спонтанные и неожиданные. Самым трудным
обстоятельством в этих посещениях были неимоверные усилия с его стороны, чтобы избежать застолий, которые ему навязывали госте-
190
приимные сыны и дочери Кавказа. Ведь это надо
было сделать так, чтобы не обидеть или паче
чаяния не оскорбить хлебосольных хозяев. Несколько раз ему этого не удавалось сделать к великому удовольствию принимающей стороны, а
также родственников и соседей. Но по большей
части люди с пониманием относились к его миссии: пытались припомнить разные частности и
подробности, Но результатов это как-то не дало.
Правда, его было насторожил один факт: где-то
за месяц или чуть более до начала безобразий с
детьми по улицам стали разъезжать спецмашины
Электросетей. И рабочие этой компании стали
производить выборочную замену светильников
на столбах, чем порадовали пенсионеров, жалующихся, что уличное освещение, не в пример
сегодняшнему времени, при Советах было значительно лучше.
Да и справка, запрошенная им у этой компании,
сообщила, что в это время в данном районе проводились плановые работы, о чём свидетельствуют
прилагаемые акты приёмки службы ОТК.
Походив ещё несколько дней по частным домовладениям, Арсений решил изменить тактику. Вероятно, на это решение его натолкнуло недавно
просмотренное аниме, в котором один персонаж
афористично сформулировал: «Где есть тьма —
недалеко и зло».Так ли это или не так — неважно.
Во всяком случае теперь Арсения можно было
191
увидеть фланирующим по пустынным ночным
улицам «Армянского Нью-Йорка», как ещё именовали горожане этот район города. До полуночи, а
то и дольше на приусадебных лавочках ему встречались влюблённые парочки. С некоторыми из
них ему удавалось завести разговор на предмет, не
видели ли они в ночное время что-нибудь неожиданное или странное? Как правило, ничего интересного молодые люди не могли рассказать: просто были заняты собой, а не тем, что творится вокруг. Арсений уже почти разуверился в положительном исходе его ночных бдений, когда наткнулся на девушку и парня, и их поведение ему
показалось странным. Мало того,что они сидели
на приличном расстоянии друг от друга, так ещё
полуотвернулись, причём на их лицах было выражение то ли отчуждённости, то ли какой-то отрешённости. На вопрос Арсения, не наблюдали ли
они что-то странное, парень только отмахнулся,
мол не до тебя, но его спутница вдруг пустилась в
объяснения:
— В том и дело, что видела. Но Ашотик меня
высмеял, и сказал, что у меня что-то с глазами. А у
меня с ними всё в норме. Недавно в тире выбила
из пистолета 48 очков из 50.
— Так кого и где ты увидела? — тут же заинтересовался Арсений.
— Ни кого, а что! — парировала Карина, так
звали, как выяснилось позже, девушку. — Просто
192
Ашотик мне рассказывал что-то о какой-то новой
компьютерной игре, а я смотрела на звёзды. Это
так красиво! Сквозь крону каштана видно, как светятся звёзды. И неожиданно я увидела там красную звезду. Мало того, что она была красная, так
она ещё мигала, как в елочной гирлянде. Я сказала
об этом Ашотику. А он стал надо мной смеяться,
говоря, что это не звезда, а огни на телевизионной
мачте, что находится на вершине Машука. И что
это сигнализация для самолётов, летающих в ночное время. Я присмотрелась и поняла, что это не
звезда и не огонёк на мачте. Что-то мигало на фонарном столбе прямо за деревом. Когда же сказала
Ашоту, пусть он сам посмотрит на этот столб и
убедится, что это не телевизионная мачта. Ашот
встал и пошёл к столбу, посмотрел и, вернувшись,
стал издеваться надо мной, говоря, что у меня куриная слепота. Я обиделась и тоже пошла к столбу, но там ничего не светилось. Но я же видела,
что там что-то мигало красными бликами. Я пыталась в этом убедить Ашота, а тот только смеялся в
ответ. Я разозлилась и сказала ему, что он дундук,
и мы поссорились.
Сказав нечто вроде того, что милые бранятся
только тешатся, Арсений оставил их, но звоночек
тревожный в его сознании прозвучал, но сам этому не придал особого значения: мало ли что можется привидится в ночной тиши. Но на следующий день произошло ещё нечто такое, что застави-
193
ло его погрузиться в любопытные размышления.
Явившаяся под вечер Сюзанна, та самая свояченица Вазгена, показалась ему весьма растревоженной. О чём он не преминул тут же её спросить.
Она как бы ждала его вопроса, поскольку просто
выплеснула на него накопившееся негодование:
— Просто достали меня эти проходимцы! Хотя
первый был вполне приличным. Средних лет, даже седоватый на голове, ну там, где не было лысины. Обходительный, с добрыми глазами. Я его даже чаем с айвовым вареньем угощала. Да и уговаривал он меня не очень. Как бы ему это не очень и
надо было. Будто просто пришёл отдохнуть и похвалить наш двор. А чего хвалить, двор как двор,
правда, асфальт недавно в нём положили. И уходил как бы нехотя. А вот через два дня заявился
другой, костлявый, сутуловатый, чуть ли не горбатый, с волосами неопределённого цвета. Не представляю, какая женщина с таким чудом согласится
лечь в постель. Войдя во двор, тут же заявил, что
бумаги подготовлены, их осталось только подписать. И можно приглашать юриста для оформления сделки. Тут я просто взвилась. Какие бумаги!
Какой к лешему юрист?! И что за чёртова сделка?
А он мне так спокойно и вразумительно толкует.
Бумаги, видите ли, были подготовлены его коллегой, что приходил на днях. Вот ведь каким прохиндеем оказался этот любитель айвового варенья! Бумаги, оказывается, он будто со мной подго-
194
товил на продажу нашего дома. И осталось только
купчую подготовить. Тут я, услышав такое, бросилась спускать с цепи нашу Жюли, огромную лохматую кавказскую овчарку. Та уже почти охрипла,
прыгая на цепи, полная желания разорвать шкуру
этого лиходея на мелкие клочья нашим мальчишкам на жошки
1
. Но тот, видя это, пулей вылетел со
двора. И больше не появлялся. Я уже почти забыла об этом, как сегодня ко мне снова пожаловали.
И кто! Две девицы-оторвы: джинсы с дырками,
кофты-распашонки, демонстрирующие все их прелести, с ресницами веером и по кольцу в носу. И
что такие могут родит? Разве только что по Пушкину, тут моя младшая недавно мне читала:
Родила <...>
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку.
Я им с порога заявила, ничего не продаю и не
покупаю. Мол, свободны. А те и глазом не моргнули. Сказали, что они не предлагают чего-либо
продавать. Но у них есть предложение, которое
будет выгодно всем членам моей семьи. И предложили они мне, представьте, обмен, в результате
1 Жошка — представляет собой кусочек шкуры с длинным
ворсом, к которому приделывается утяжелитель, чаще всего свинцовая пластинка.
195
которого все получат свои квартиры, и я с мужем,
и его вдовая сестра с сыном, и мои родители, и даже моя старшая дочь-подросток. Особенно меня
взбеленило, когда одна из этих агитаторш заявила,
что это будет спасением для моих детей. Ведь что
она ответила на мой недоумённый вопрос, а что
здесь угрожает моим дочерям? Моим детям, видите ли, лучше держаться подальше от того места,
где находится наш дом. Они полагают, что я должна знать, что дети здесь стали болеть из-за той радиации, которая стала доходить из урановых шахт
на Бештау. Ведь до них час ходьбы от Гора Поста.
И тут у меня окончательно снесло голову. Так низко спекулировать на нашей нынешней беде! Нет, я
не стала спускать на этих стерв Жюли, хотя она
громогласно заявляла о своём желании познакомиться с этими деятельницами поближе.
Но взглянув на коленки, что виднелись в прорехах их джинс, пожалела собачину: ещё подавится
этими мослами. Вбежала в дом, схватила отцовское охотничье ружьё и выскочила с ним наперевес к непрошенным визитёршам. Те, взвизгнув и
весьма испортив воздух во дворе, вылетели за калитку, не оставив почему-то никаких бумаг на
подпись.
Слушая этот словесный бурлеск, Арсений
вдруг начал осознавать, что в его голове начали
сходиться кусочки какого-то пазла, полная картина которого ещё не просматривалась. Но после не-
196
которых дополнительных вопросов к уже успокоившейся молодой женщине и получения определённой информации, а также в результате дальнейшего размышления он выстроил гипотетическую картину происходящего в этом районе города, имея ввиду не только тревожное положение
дел с детскими заболеваниями, но и причины,их
породившие.
Из достоверных источников Арсению удалось
узнать, что почти год назад в генеральный план
развития города-курорта Пятигорска было включено создание масштабного развлекательного центра на подобие Диснейленда в Париже. Этот проект под названием «Лакколит» ещё не имеет окончательную территориальную привязку в черте города. Но поговаривают, что это может быть площади, примыкающие к Машуку со стороны мясокомбината, или склоны Бештау по направлению от
Монастырского озера к Кварталу Е. К реализации
этого весьма масштабного проекта уже подключились видные фигуры из финансово-хозяйственного истеблишмента не только северо-кавказского
региона, но и центральных областей России. Другая информация позволила Арсению посмотреть
на положение дел с другой стороны. Подтолкнули
к её получению слова одной из визитёрш к Сюзанне о том, что армянским детям угрожает бештаугорская радиация. Он доподлинно знал, что уровень радиации на склонах Бештау не превышает
197
уровень естественного радиационного излучения.
Но свечение на фонарном столбе, о котором говорила девушка, если оно действительно было, заставило его посмотреть на эту проблему с неожиданной стороны. Ведь можно допустить, что ктото, желая запугать местное население, установил
на телефонных столбах устройства с малой дозой
излучения. Поиск в интернете помог ему найти
публикацию одного бакинского учёного о возможных вредных последствиях малых доз излучения.
В случаях с детьми они приводили к снижению их
иммунитета, что открывало дорогу к различным
заболеваниям. А если эти рабочие при осуществлении так называемых плановых работ по замене
светильников как раз установили такие излучатели? Потом вслед за ними пошли агенты, подталкивая хозяев частных домовладений расставаться с
ними. И главное его допущение могло быть вполне вероятным. Кем-то выбрано третье место для
Диснейленда — это район вокруг холма под названием Гора Пост, имеющего такое же лакколитное
происхождение, как Бештау и Машук, то есть образовался в результате куполообразного поднятия
земной поверхности под воздействием глубинных
вулканических процессов. И заложниками этих
коммерческих интересов стали взрослые и дети,
проживающие на территории будущего северокавказского чуда.
И чтобы проверить эти версии и предположе-
198
ния, Арсений решил прежде всего заинтересоваться осветительными столбами на изучаемой им территории. Поразмыслив, он решил обратиться за
помощью к Ираклию, своему другу, имеющему
связи в некоторой службе госбезопасности.
Ираклий, выслушав доводы Арсения, выдержав
паузу, заявил, что все высказанные версии выглядят маловероятными, а вот столбами надо заняться. И обещал сообщить о результатах дней через
пять.
Через день жители улицы Розы Люксембург
были взбудоражены безобразным происшествием.
Самосвал, гружённый щебнем, разворачиваясь, завалил задним бортом фонарный столб. Приехавшая милиция вызвала аварийную бригаду, линию
обесточили, а то, что осталось от столба, увезли.
Правда, пообещали на завтра поставить новый
столб и восстановить уличное ночное освещение.
Через неделю произошло ещё более невероятное.
По всему армянскому Нью-Йорку стали убирать
старые деревянные фонарные столбы, а вместо
них ставить ажурные металлические конструкции.
Причина таких перемен объяснялась желанием городских властей идти в ногу с жизнью. Жители,
видя такие шаги модернизации, набрались смелости и запросили существенным образом обновить
тротуары по улицам вдоль фасадов частных домовладений. Им было обещано по весне решить и
этот вопрос, что вызвало всеобщее приподнятое
199
настроение.
Но не до благодушного настроения было Арсению. Ираклий сдержал слово. В обещанные сроки
он поставил Арсения в известность, что на поваленном столбе был обнаружен портативный передатчик малого радиационного излучения. Затем с
демонтированных столбов было снято более 70 таких устройств. По обнаруженным фактам дело передали в Следственный комитет. В Пятигорске в
настоящий момент работает его специальная выездная бригада. Следствие, видимо, будет продолжаться долго, но уже сейчас видны масштабы этой
преступной аферы. Число лиц, находящихся под
следствием, поражает воображение. Многое ещё
предстоит узнать, но одно уже известно наверняка: детскому населению Гора Поста теперь ничего
не угрожает. Да и взрослому населению пора обрести здравомыслие. Распространяемые среди жителей слухи, что это была акция, направленная
против армян, не нашли подтверждения. Среди 86
пострадавших детей армяне составили 41 процент.
Остальные были русскими, украинцами, грузинами и других национальностей.
Последние дни сентября постарались стереть
все иллюзии насчёт того, что лето будет длиться
ещё долго вопреки календарным срокам. Вдруг
единым махом осень «смазала карту буден» лета,
щедро явив всё разнообразие своих издевательств
над всем живым: хмурое небо, промозглый ветер,
200
набеги въедливых моросящих дождей, частые обволакивающие туманы — могли радовать разве
только самые мизантропические умы. К коим ни
Арсений, ни Полина себя не относили. Поэтому,
занавесив шторами окна, чтобы не видеть этот
осенний беспредел, они уютно расположились в
гостиной особняка на проспекте Кирова. Горел камин, глинтвейн, налитый в толстостенные бокалы,
мерцал в отблесках его пламени. Комната полнилась звуками музыки. Это был удивительный голос, переливчатый, тягучий. Кто-то играл на дудуке. Казалось, что звуки добираются до самых затаённых мест души и сердца. Это был и плач, и лёгкая грусть, и невысказанная печаль, и благостная
молитва, обращённая к неведомому богу. Мелодия
росла, ширилась, заполняя всё пространство, в котором уже не было пустоты, а были надежда и радость с оттенками лёгкой печали.
Когда исполнение закончилась, Полина, не отрывая глаз от пламени камина, раздумчиво сказала:
— Какая грустная музыка. Прямо душу вынимает.
— Да, это так, — согласился с ней Арсений. И
продолжил. –То, что музыка не очень радостная,
объясняется историей армянского народа. С древних времён они, армяне, были окружены воинственными врагами: персами, турками и другими
иноверцами. Христианский мир этого древней на-
201
ции им был как кость в горле. Сколько горя армяне от них натерпелись. Это не музыка печальна,
это стонет многовековая душа этого народа, израненная, но не сломленная.
202
Монастырское озеро под Бештау. Пятигор