1
Капитан Бруских, приоткрыв рот, разглядывал ноги своей жены, торчащие из-под полога. Между конечностями супруги располагались ноги его друга Филимона Слюняева, и они совершали ритмично-продольные колебания небольшой амплитуды. Бруских понял, что там происходит, и его охватили горечь и, как ни странно, вожделение. «Ах ты, сучка, - проскочила мысль. – Мужу – так “плохо себя чувствую” … “Устала” … “Больная” … “Спать хочу”… “Завтра рано вставать”, - он вспомнил все отговорки жены в постели, - а тут и здоровая, и можно, и на старом одеяле на траве с любовником…»
Внезапно ёрзанье мужских ног судорожно участилось и перешло в дрожь, женские ноги обхватили мужские, и все четыре ноги замерли на несколько секунд. Бруских понял, что там произошло. Горечь переросла в дикую бессильную злобу, которая тут же неожиданно была прервана собственным внезапным самопроизвольным оргазмом и эякуляцией. Бруских растерялся, но экран вновь привлек его внимание – абсолютно голый мужчина вылез из-под полога и пошел в кусты, а женщина, так же полностью обнаженная, вышла на узенькую полоску дикого пляжа и окунулась в воду. Остатки сомнений рассеялись – это были его друг и его жена.
Бруских уменьшил масштаб – полог, фигурки мужчины и женщины превратились в точки и стали медленно уходить за край экрана. Луч обзора спутника смещался - капитан прекратил наблюдение и осмотрелся – никто ничего не заметил.
2
Дежурные офицеры-наблюдатели обычно развлекались тем, что проводили юстировку спутниковой оптики на знакомых объектах. По большому счету, развлечением это не было – траектория полета небесного странника каждый раз немного отклонялась от предыдущей, настройка объективов на спутниках тоже постепенно «уплывала», и чтобы восстановить резкость, операторы были обязаны проверять её и приводить в порядок. Обычно они делали это на знакомых предметах, когда те оказывались на перпендикулярной плоскости с кратчайшим расстоянием до объектива.
Управляющие компьютеры скрупулезно фиксировали все манипуляции, производимые дежурными офицерами, а «проверяющие лица» затем так же скрупулезно осматривали объекты, чтобы среди них не было нудистских пляжей, женских раздевалок и подобной богемы. Уличенному в «подглядывании» обычно объявляли взыскание без занесения в личное дело. Особого вреда это не приносило, но на нервы действовало.
Подглядыванием за обнаженными женскими телами обычно грешили новички и «озабоченные». У новичков это быстро проходило, а от «озабоченных» начальник наблюдательного пункта стремился избавиться, направляя их с повышением по службе в обычные воинские части.
На специальном отдельном пункте космического наблюдения и разведки повышение из рядового наблюдателя шло по линии «старший офицер-наблюдатель», затем «начальник дежурной смены наблюдателей», «заместитель начальника наблюдательного пункта» и, наконец, «начальник наблюдательного пункта» - эта должность была уже категории «полковник». Как водится, младших офицеров не хватало, и на эти должности часто брали офицеров, закончивших гражданские институты с военной кафедрой, в просторечии называемых «пиджаками», призванных на два года, но затем изъявивших желание стать кадровыми офицерами.
Старшие наблюдатели иногда заступали на дежурство в качестве начальника смены. Как правило, включение в расчет на вышестоящую категорию было признаком скорого перевода офицера на следущую должность. Солдат в штатном расписании наблюдательного пункта не было, поэтому на КПП и на входе в здание несли вахту солдаты из роты охраны. Служба на пункте наблюдения и разведки была тихой и спокойной, но считалась малоперспективной.
В обязанности начальника дежурной смены входил контроль состояния оптики на спутниках и выдача распоряжения на её юстировку. Манипуляции со спутником предписывалось проводить старшим офицерам-наблюдателям, обычные наблюдатели находились рядом, набирались опыта и, в случае необходимости, должны быть в готовности оказать посильную помощь. Но «зевак», как называли их опытные наблюдатели, не хватало, поэтому очень часто юстировку «старшины» проводили в гордом одиночестве без соглядатаев за спиной.
3
Так было и в тот раз. Капитан Бруских получил указание проверить качество изображения на спутнике «Ресурс-Ф», и как только тот вошел в зону досягаемости, переключил один из служебных каналов на себя и стал ориентироваться, куда смотрит космический странник. Наконец, изображение стабилизировалось, и капитан начал узнавать Волгоград и знакомые места – Мамаев курган, плотину, город Волжский…
Спутник приближался к Капустину Яру. Капитан увеличил изображение и обнаружил расплывчатость букв и цифр на автомобильных номерах. Теперь ему нужно было перевести луч обзора на место, которое будет находиться на перпендикуляре во время юстировки, и контролировать точность резкости объектива. Сложность заключалась в том, что фактически для юстировки выпадало мгновение - доли секунды, потом спутник смещался, и проверять резкость приходилось уже на другом предмете. Обычно операторы изменяли резкость заранее, а на выбранном предмете только проверяли точность. Угадать требуемую резкость с первой попытки было признаком высшего мастерства. Это как стрельба по движущейся мишени – только «охотник» не держал ружье в руках, а «прицеливался» через спутник с Земли.
Космический «глаз» заходил на Капустин Яр со стороны татарской деревни Маляевки через село Царев. «Проплыла» Колобовка со своим музеем Золотой Орды, пошли капъярские пляжи Подстепки. День был жаркий и солнечный. Все подъезды к протоке были заставлены автомобилями, несмотря на будни. Капитан уже почти прекратил наблюдение, как вдруг объектив выхватил знакомую «шоху» и увеличил автомобильный номер. Бруских сразу узнал двухцветные «Жигули» своего друга Фили Слюняева. Легковуха такой окраски была единственная в гарнизоне, и Бруских не спутал бы её ни с какой другой.
Машина стояла на берегу Ахтубы, а не Подстепки, довольно далеко от проторенных дорог. «Куда его занесло!» - мелькнула мысль, но Бруских тут же обратил внимание на джинсовую юбку, висевшую на дверце «жиги». Такая юбка тоже была в гарнизоне единственной – только у его супруги. Агафон купил жене эту шмотку, получив денежный подарок от родителей на свой день рождения. Чета Бруских пошла прогуляться по Волгограду и забрела в комиссионку на «Тракторном». Джинсовые вещи были редчайшим дефицитом и стоили очень дорого, но отеческий подарок «жёг ляжку», а взгляд сразу упал на юбку. Поначалу жена не хотела покупать «сэкон-хэнд», но супруг, видя, что вещь его даме по размеру и к лицу, настоял, и юбку купили.
Вернулись в Капустин Яр, супруга вырядилась в «обновку», и увидевшие агафоновскую жену подруги не в силах были сдержать возгласы восхищения. Зависть окружающих женщин пришлась агафоновской супруге по душе, и она стала надевать юбку даже тогда, когда выносила мусор.
Капитан присмотрелся внимательнее - рядом с авто был устроен небольшой полог, из-под которого выглядывали две пары ног – мужские и женские.
Вначале Бруских не понял, что его озадачило. И только когда полог и автомобиль ушли с экрана, он вспомнил, что жена его друга сегодня должна быть на службе. Утром он видел, как она садилась в служебный автобус-«бабовоз», развозивший солдаток по воинским частям. Интересно, кто эта женщина, лежащая со «слюнявым» под тентом и откуда эта юбка? Агафону захотелось переместить луч обзора назад, но для этого уже нужно было не только изменить угол объектива, но и немного развернуть спутник - от Центра не скроешь…
Он подавил в себе это желание - такие манипуляции спутником грозили кучей неприятностей – утечкой телеметрической информации о маневрировании спутника в Центр, порчей юстировки и последующим за всем этим взысканием. Вспоминая чью-то мать, Бруских «отпустил» спутник и задумался.
4
- Нет, кислород мне не нужен! Закачай обычный воздух, - капитан попросил своего приятеля. – Насос сломался, а мне в Волгоград ехать.
Друг Агафона служил инструктором в военной школе «мазистов», готовивших водителей-механиков и обслуживающий персонал для тягачей ракет среднего и дальнего радиуса действия. С помощью таких тридцатилитровых баллонов со сжатым воздухом запускали двигатели МАЗов, но некоторые умельцы приспосабливали их для газосварки или бытового газа для домашних нужд. Капитан приспособил такой сосуд для подкачки шин своих «Жигулей». Разжиться баллоном не представляло труда – воинские части, приезжавшие в Капустин Яр на учебные стрельбы, выбрасывали их каждый раз по нескольку штук, чтобы не тащить списанный хлам назад.
Бруских подъехал на погрузочную площадку, когда там никого не было, и, подобрав несколько более-менее пригодных к обыденной эксплуатации баллонов, поехал на бахчу одного из совхозов. Сторож увидел знакомую машину издалека, замахал рукой и чрезвычайно обрадовался, когда капитан предложил ему один из баллонов в обмен на арбузы.
Для местных аборигенов миниатюрный баллон был ценной вещью. Закачав в него бытовой газ, сторож колхозно-совхозного поля или пастух, да даже простой крестьянин избавлял себя от нужды собирать топливо, которого в необъятной степи практически не было, и вполне цивилизованно готовил дома пищу на обычной газовой плите, а в поле - на походной газовой одноконфорке «Турист».
Через час багажник агафоновской «восьмерки» был загружен прекрасными астраханскими арбузами, а сторож, увидев еще два баллона на заднем сиденье машины, важно сообщил капитану, что знакомому пастуху тоже нужен такой баллон. Бруских расспросил, как его найти, и они расстались.
5
Поездка в Волгоград оказалась плодотворной. Родители Агафона жили в Тракторозаводском районе, на улице Быкова. Капитан ходил на местный базар за пивом, благо рынок располагался рядом, и там было несколько киосков, продающих этот пьянящий напиток. Но на этот раз Агафона интересовало не пиво. Он прошелся к «блошиному» ряду и высмотрел редуктор для декомпрессии сжатого воздуха. Там же капитан приобрел панорамную маску от гражданского промышленного противогаза и переключающий вентиль.
Приезжая в Волгоград, Бруских узнал от родительских соседей, что браконьеры во время нереста осетров плавают с аквалангами у водосброса и добывают по нескольку рыбин за сутки. Правда, их гоняет милиция, но Агафона это не пугало – он стал офицером из «пиджаков», и карьера его не особо заботила. В еще большей степени он рассчитывал на то, что в Капяре рыбинспектор обитает в единственном числе, и вряд ли поймает капитана с его самодельным аппаратом и незаконно добытой рыбой.
Владелец гаража, который тогда еще «страшный» лейтенант Бруских купил у демобилизовавшегося и покинувшего Капустин Яр офицера, оставил ему множество слесарных приспособлений и ключей. В свободное время Бруских не стеснялся ремонтировать знакомым пылесосы, стиральные и швейные машинки и прочую бытовую утварь. Со временем он надстроил в гараже второй этаж и оборудовал там комнату отдыха с телевизором, холодильником и диваном, а к лампе под потолком пристроил вентилятор.
Закадычных друзей у Агафона не было, и в свою «тайную» комнату он изредка приводил женщин, испытывавших нужду в «муже на час». Делать это приходилось крайне осторожно. В гаражах после обеда всегда были люди, а вечером особенно много.
Уходя на свидание, Бруских вначале осматривался, чтобы в гаражах не было соседей, и лишь затем ехал за дамой сердца. Если же соседи были, он банально врал своей любовнице, что его вызывают на службу, и свидание переносится.
Дамы, которых Бруских приводил на «второй» этаж своего гаража, не знали об этом риске капитана, но были довольны. Был доволен и «автомобилист» - встретить соседей по гаражу в будний день было маловероятно, а свидания с посторонними дамами способствовали поднятию жизненного тонуса, и поэтому последующие соития с женой были весьма энергичными и вызывали у супруги восторг.
6
Прежде, чем приступить к изготовлению акваланга, Бруских посетил волгоградскую научно-техническую библиотеку. Литературы оказалось много, и Агафон просидел в библиотеке целый день, делая выписки и копируя рисунки чертежей. Устройство оказалось несложным – всё зависело от предполагаемой глубины погружения. Опускаться глубже пяти метров Бруских не предполагал, поэтому конструкцию он состряпал самую простую. Агафон приспособил вентиль к панорамной маске от промышленного противогаза, пустил шланг к редуктору, а от него к баллону. Устройство работало безотказно, однако пузырьки использованного воздуха отпугивали рыб, и Агафону пришлось еще раз съездить в Волгоград. Он помнил, что описания рассеивателя пузырьков ему попадались, но оно было сложным, и он решил от него отказаться. Теперь выяснилось, что отсутствие этого устройства может препятствовать рыбалке, и Бруских решил его добавить в конструкцию акваланга.
Наконец, все было готово, и Агафон испытал акваланг на речке Подстепке. Стараясь избежать шуток и ёрничанья зевак, капитан выбрал безлюдное место вдали от общепринятого пляжа. Погружение оказалось удачным. Ему попался большой сазан весом около пяти килограмм.
Прикупив по дороге бутылку водки, Бруских примчался домой. Свежая жарёха, подкреплённая алкоголем, усилила аппетит, и к возвращению жены со службы бутылка была ополовинена, а на столе высилась горка объеденных рыбьих костей.
Жена поначалу рассердилась, но увидев в холодильнике миску с разделанной рыбой и приняв стопку водки, сменила гнев на милость. Завершился вечер бурным соитием. Если бы Агафон знал, что это был один из последних нормальных вечеров с женой…
На следующий день он пошел на роковое дежурство.
7
Весь июль капитан Бруских «наслаждался» зрелищами соития своей жены и своего друга. При юстировках он первым делом определял траекторию возможного охвата лучом обзора поверхности Земли, и, если тот хотя бы чуть-чуть цеплял Ахтубу, офицер настраивал максимальную резкость и с нетерпением ожидал, застанет он любовничков или нет. Бруских уже знал, что они приезжают практически на одно и то же место в одно и то же время, поэтому в неурочные часы он напрасно рассматривал дикий берег злополучной реки, но зато прекрасно изучил подъезды к ней, изгибы русла и дорожки возможного подъезда так, чтобы любовнички его не заметили. За лето река усыхала, и её ширина в этом месте едва превышала десять метров, противоположный берег зарос камышом и густым кустарником, за которыми начинался пойменный лес.
И Бруских начал подготовку к акту мести. Он внимательно изучил противоположный берег и наметил путь подъезда. «Восьмёрка», конечно, машина хорошая, лёгкая, но не вездеход. И хотя у нее нешумный двигатель, в тишине его всё равно можно будет услышать. Выбрав день, когда его жена и друг наверняка были на службе, он провел рекогносцировку и подготовительные работы - съездил на место их свиданий, внимательно изучил берег и вырубил в камыше напротив место для наблюдения так, чтобы ему было удобно наблюдать за противоположным берегом, а его не заметили. Небольшую ячейку Бруских сделал и в камыше рядом с тем местом, где купалась парочка. Осмотрев приготовления, Агафон уехал домой.
8
Осталось выбрать день мести и претворить план в жизнь. Произвести экзекуцию «рогоносец» решил в будний день. Это снижало вероятность столкнуться в пойме с кем-нибудь из офицеров – любителей рыбалки или капустиноярскиими крестьянами, подкашивающими сено для личных нужд в свободное время. Бруских говорил жене, что его вызвали на дежурство, а она, в свою очередь, сообщала об этом «слюнявому», и после этого «вызванный на дежурство» муж, испытывая душевные муки, наблюдал, как его лучший друг «штырит» его когда-то любимую супругу.
Некоторое препятствие представлял дежуривший возле входа солдат. В его обязанности входило отмечать в журнале посещений время прихода в здание и ухода из него военнослужащих наблюдательного пункта. Но и тут капитан проявил изобретательность.
В здании НП была «тыльная» дверь, которую использовали при проведении парково-хозяйственного дня и в редких случаях для доставки в здание громоздкого оборудования. Все эти открытия отмечались в «Журнале сдачи-приёма помещений под охрану». В обычное время дверь была закрыта, опечатана и поставлена под сигнализацию. Находилась дверь в дальнем углу цокольного полуподвального этажа, и, как правило, проверялась раз в сутки при смене охранявших здание солдат.
Уже давно Бруских и здесь проявил свою сообразительность. Залив эпоксидной смолой оттиск печати в выемке шильдика, капитан получил прекрасную копию печати, а проследив линию подключения датчика сигнализации, сделал перемычку, с помощью которой отключал датчик, когда ему было нужно. Обычно это производилось при подготовке к «гаражным» свиданиям. Возвращаясь назад, капитан восстанавливал оттиск печати и убирал перемычку с датчика.
9
Утром, собираясь на службу, капитан мимолетно убедился, что намечается погожий денёк, и сообщил жене, что у них заболел его напарник, поэтому он на обед не придет. По едва мелькнувшей на лице супруги улыбке, он понял, что информация дошла до её сознания, и убыл на службу.
День мщения настал.
Следующей небольшой задачей было незаметно выехать из гаражей. Раннее утро и служебный день практически исключали пребывание в кооперативе автомобилистов, но Бруских пришел туда, не теряя бдительности. Его ожидания оправдались. Никого из соседей не оказалось, он спокойно выкатил свою «Жигу» и поехал на службу. Припарковаться он решил на «дикой» стоянке, образованной военнослужащими наблюдательного пункта, неподалёку от технического здания. Ездить на службу в личных авто запрещалось, но командование смотрело на такие нарушения сквозь пальцы. Сами офицеры тоже не стремились «дразнить гусей», поэтому ставили свои машины среди кустарника так, чтобы было непонятно, чьи авто там стоят – к этому кусочку редколесья примыкали технические зоны трех различных воинских частей.
Бруских замкнул свою «Жигу» и пошел тропинкой к техзданию. Служебный автобус еще не пришел, и капитан, чтобы не привлекать внимания солдат, дежуривших на контрольно-пропускном пункте в техзону, обошел его далеко сбоку через дырку в ограждении. Колючая проволока была дефицитом, и ограждение тянули только до деревьев, а среди них забора уже не было.
В здание Бруских тоже прошел не сразу. Его преждевременное появление на службе могло привлечь внимание солдат, дежуривших на входе в здание, и поэтому он дождался появления служебного автобуса и прошел в помещение, смешавшись с вышедшими из транспортного средства людьми.
Близилось время «Ч». Бруских огляделся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, разложил на своём служебном столе газету и тетрадь по марксистско-ленинской подготовке, будто он готовится к очередному занятию. Обычно офицеры, не убывающие на обед домой, перекусывали на месте. Бруских достал приготовленные женой бутерброды и съел один из них, внимательно проследив, чтобы на распахнутой тетради осталось немного крошек. Стакан с недопитым чаем Агафон поставил на край стола. У посторонних людей создастся впечатление, что офицер только что пообедал и куда-то отлучился – в туалет, например, или в курилку.
Внимательно, но незаметно озираясь, Бруских спустился в полуподвал и через тыльную дверь вышел из здания. Время перевалило за полдень, и жаркая астраханская степь дышала зноем. Никого нигде не было видно – солнце палило так, что находиться под его лучами не хотелось никому. Бруских осмотрелся и неторопливыми шагами, через рощу, двинулся к своей машине. Суета могла привлечь внимание.
На полянке, где стояли авто, возникло некоторое препятствие – два старлея не могли завести старенький «Запорожец». Капитан знал этих офицеров и был наслышан – чудаки купили б/у-шное авто за тысячу рублей у какого-то местного мужика, который разобрал свою машину, а собрать по причине длительных запоев не смог.
Совхозный тракторист за поллитру спирта отвез разобранную легковуху офицерам, знакомый прапор - техник из автобата – уже за трехлитровую банку спирта привел транспортное средство в порядок, и старлеи гоцали на нем в Волгоград и на речку.
Бруских не хотел, чтобы они его заметили – могут попросить побуксировать «Запор» или завести его с толкача. Подобное наверняка надолго отложилось бы в памяти офицеров, а Агафон был этому категорически против – он хотел, чтобы его в этот день видели как можно меньше людей.
Бруских терпеливо дождался момента, когда «Запорога» начала чхать сизым дымом, потом завелась и затарахтела. Старлеи втиснулись в колымагу и укатили.
10
Теперь нужно было незаметно добраться до речки. Мысленно Бруских разбил этот отрезок маршрута на три части: выехать из военного городка, проехать по бетонке «Волгоград-Астрахань» и, миновав перекресток этого шоссе с дорогой на Подстепку, добраться до берега Ахтубы.
КПП на полигоне «Капустин Яр» много. Это и проезды, и проходы в техзоны, и КПП между техзонами, и посты на входах в техздания. Выбраться из городка было для Агафона самой лёгкой задачей. Ломиться напрямую через главное КПП нельзя - пока солдат проверяет пропуск и открывает шлагбаум, дежурный по ВАИ успевает записать номер машины и время выезда или возвращения. Это – прямое доказательство того, что офицер покидал расположение с точной привязкой ко времени. Это улика. Пойти на это Бруских не мог.
Забор вокруг городка имеет множество дыр. Проделывают их как обитатели городка с целью спрямления и укорочения пути на дачи, огороды и пляж, так и приезжий люд с целью посетить родственников, друзей и знакомых без длительного бюрократического оформления пропусков.
Дырки в заборе самые разнообразные – от едва заметных щелей, через которые можно протиснуться только боком до проёмов в два-три метра шириной, через которые запросто проезжают легковые авто и даже небольшие грузовики. Дыра, через которую трактор приволок «Запорогу» старлеям, была среди таких, наверное, рекордсменом.
Командование полигона с дырами боролось. Их заколачивали, опутывали колючей проволокой, обвешивали клубками малозаметного препятствия – тонкой, но чрезвычайно прочной стальной нитью, в которую моментально попадались бродячие кошки и собаки, и набивалась дикая степная живность – суслики, хомяки, барсуки и им подобные.
Батальон охраны даже пытался рыть рвы, а по выходным и праздникам вдоль забора ходил специально назначенный патруль, но охватить добрый десяток километров он не мог, а назначать несколько патрулей – не хватало офицеров. Всё было тщетно.
Выехав по Астраханской улице на Волгоградскую, Бруских осмотрелся. Несколько предыдущих дней он специально ездил этим маршрутом, чтобы оценить обстановку – не вырыли новый ров, не заколотили дыру, не выставили дополнительный патруль? Всё оставалось неизменным – в дальнем углу забора зиял широкий проход, к которому вела автомобильная колея. Бруских свернул на неё и, стараясь не шуметь двигателем, направил машину к дыре.
11
Следующий отрезок пути лежал от прохода до пересечения с трассой «Волгоград-Астрахань». Опасностей быть замеченным здесь было много. На заправке могли «кормить» своих «железных коней» знакомые офицеры. По шоссе от главного КПП до пересечения его с волгоградской дорогой могли двигаться на пляж и дачи знавшие капитана люди. Но Агафон правильно рассчитал время – на заправке стоял всего один грузовик с гражданскими номерами, а шоссе от главного КПП до пересечения с трассой было пустым.
Повезло капитану и после пересечения им шоссе «Волгоград-Астрахань». Капустиноярские жители были заняты на своих работах и проигнорировали этот жаркий день. Печься на солнце никто не хотел. В полях никого не было.
Агафон съехал на едва заметную грунтовку и углубился в пойменный лес. Здесь он тоже никого не встретил. Хотя он изучил местность со спутников, но ориентироваться на месте было трудно. На земле приметы выглядели иначе, чем из космоса, но Агафон на предыдущей неделе под предлогом рыбалки посетил эти места и в решающий день доехал до облюбованной им полянки без проблем.
Здесь он оставил автомобиль, предварительно накрыв его тентом. Все знают, зачем автомобилисты прячутся с женщинами в лесу подальше от торных дорог. Заметив в зарослях чужое авто, никто не будет парковаться рядом и мешать уединенным парочкам наслаждаться жизнью. И никто не будет заглядывать в машину – пусто в ней или отдыхают после соития. Деревенских гопников здесь не бывает – от жилья далеко.
Бруских вытащил из багажника свой самодельный акваланг, шарфик, свинцовые отягощения для ступней и пошел к реке.
Перебраться на другую сторону не составило труда, и где по берегу, где по мелководью он добрался до своей засады. Место свиданий было пустым, но он не огорчился. Водонепроницаемые «Командирские» на его руке показывали, что любовнички скоро должны появиться.
12
Вдали послышался шум машины. Бруских протиснулся в ячейку, выщербленную им среди камыша, и приготовился к наблюдению. Что будет дальше, он знал заранее. Парочка выбралась из авто, установила полог, а затем, сбросив одежду, кинулась в воду.
Когда их не было, а Бруских ждал, сидя на берегу, в его душе промелькнула какая-то тень сомнения. Он вспомнил, как познакомился с женой, как его перевели служить на Камчатку, и они, едва расписавшись, убыли на этот край земли. Но уже там между ними пробежала трещина – уехав рожать к матери, супруга вернулась без младенца, объявив, что у нее произошел выкидыш. А на одной из посиделок, перебрав алкоголя, жена бросила ему в лицо: «Да ты кто такой? Капитанишка какой-то? А Игорь уже ведущий хирург района!» И Бруских понял, что первая любовь по-прежнему сидит в её душе, грозя в любой момент взорвать их семейную жизнь. После этой пьянки его жена уже не стеснялась сравнивать Агафона со своим «дефлоратором», и капитану ничего не оставалось, как терпеть выходки разнуздавшейся бабёнки и отвечать ей тем же. Любовь к жене постепенно испарилась, а вместе с ней испарилось и желание иметь детей.
Наблюдая, как голые мужчина и женщина барахтаются в воде, и как у его друга поднимается естество на его жену, Агафон едва не разразился матерщиной. Но какая-либо нежность к супруге прошла, и только непомерная злость и жгучая горечь терзали душу. «Ладно, - подумал он. – Порадуйтесь жизни… Напоследок…»
Наконец, парочка наплескалась и кинулась под полог. Бруских включил в акваланге подачу воздуха, осторожно погрузился в воду и поплыл на противоположный берег. Грузила, привязанные к его ногам, не давали ему всплыть, выдыхаемый воздух рассеивался в речной воде без больших пузырей, и Агафон добрался к нише возле любовников незамеченным.
Мужчина и женщина закончили соитие. Мужчина, как всегда, пошел в кусты, а женщина вошла в реку и стала ополаскивать себя водой. Глубина в этом месте была небольшой, и она постепенно заходила туда, где глубже – по пояс, по грудь, плескала водой на плечи, приседала, окунаясь с головой.
Бруских понял, что момент для расправы настал. Он взял в руки шарф и незаметно подошел к жене сзади. Женщина опустилась с головой в воду, а когда стала подниматься, Агафон набросил ей на шею шарф и повалил её навзничь. Жертва стала рваться, но внезапность и неожиданность нападения лишили её ориентации, вода заливала рот и нос, не давая вдохнуть воздух и кричать, внезапно обессилевшие руки бесполезно пытались сорвать с шеи тянущий ко дну шарфик. Через несколько минут всё было кончено.
Бруских оттащил тело жены в камыши, а сам вернулся на своё место засады и стал наблюдать за мужчиной. Тот, опорожнившись, вышел из кустов, поднял вверх руки, потянулся и сладко зевнул. Постояв несколько мгновений на носках, «слюнявый» вытащил из машины сумку, достал из неё кульки со снедью, бутылку вина и разложил всё это под пологом. Оглядевшись по сторонам, он позвал любовницу, но ему никто не ответил.
Мужчина обошел вокруг полога и авто, но спутницы нигде не обнаружил. Окликая женщину, он подошел к реке, зашел в воду и стал озираться по сторонам. Внезапно он увидел выглядывающие из камыша ноги любовницы. Гримаса ужаса охватила его лицо, мужчина кинулся к её телу и потащил его на берег.
Бруских ждал этого момента. «Слюнявому» было тяжело тащить женское тело по мелководью, вынести его на берег мешали камыши, и он, подхватив труп под мышки, продолжал тащить его по воде. Бруских выждал, когда он приблизится, неслышно подошел сзади и, накинув шарф тому на шею подобно жене, резко рванул его назад и вниз. Как и женщина, Слюняев не ожидал нападения и с головой ушел под воду. Сопротивлялся он несколько дольше, но невозможность вдохнуть воздух и залившая его лёгкие вода свели попытку вырваться на «нет». Мужчина захлебнулся и умер.
13
Всё шло по плану. Но Бруских понимал, что в любой момент на эту прибрежную полянку могут прийти рыбаки или по реке кто-нибудь может проплыть на моторной лодке. Нужно было поторапливаться. Бруских подтащил труп жены к берегу, однако вытаскивать его из воды не стал. Он уложил тело лицом вверх так, чтобы оно на десяток сантиметров скрылось под водой, раскинул её руки, затем раздвинул ей ноги и уложил её руки вдоль туловища.
Тащить тяжелый труп Слюняева, набравшего полные лёгкие воды, оказалось труднее. Но Бруских преодолел это расстояние и, подтащив труп мужчины к трупу своей жены, уложил его сверху на тело женщины. Осталось сделать последнее. Бруских засунул руки жены под Слюняева и сжал её пальцами гениталии её любовника, затем обнял мёртвыми руками «слюнявого» мёртвую женщину, некоторое время смотрел, как вода пошевеливает волосы на затылке своего бывшего друга, собрал вещи и удалился.
Дело было сделано. Уходя, он оглянулся, и ему показалось, что его мёртвая жена смотрит ему вслед сквозь речную воду.
14
Первой тревогу подняла жена Слюняева. Так как её супруг не водил тесной дружбы с Бруских, к Агафону они пришли уже поздним вечером.
- Опс! – выдохнул Бруских, узнав причину прихода супруги и друзей Филимона. - А я уже хотел к вам идти. Моей жены тоже дома нет, я думал, она у вас.
На вопрос, где она может быть, Бруских развел руками. В отделении спецмилиции заявление принимать отказались, мотивируя тем, что Слюняев мог загулять, хотя такого за ним не водилось. Узнав, что он пропал не один - еще пропала жена капитана Бруских, стали отворачиваться, скрывая плотоядные улыбки. Адюльтеры между мужьями и женами «дружащих» семей были в гарнизоне нередким явлением.
Поиски решили прекратить до утра, а утром «осиротевший» Бруских ушел на службу. Начальник наблюдательного пункта, которого Агафон посвятил в проблему, отпустил его домой, чтобы тот смог продолжить поиски супруги. Жена не появлялась.
После обеда Бруских пошел к Слюняевым, и там узнал, что в журнале проезжающих через главное КПП нашли запись, согласно которой Филимон перед обедом выехал в сторону трассы «Волгоград – Астрахань». Нашли офицера, который сделал эту запись. Тот вспомнил, что движение было маленьким, вспомнил приметную машину Слюняева и даже вспомнил, что рядом с ним сидела женщина. Все сразу стали озираться на Бруских, но Агафон делал вид, что сдерживает эмоции. Капитан сходил домой, принес фотографию жены. Бывший дежурный её долго разглядывал, но даму не узнал, назидательно произнеся, что он рассматривал номера, а не женщин.
Пришли к общему мнению, что Слюняев поехал на речку, но заехал далеко, машина могла сломаться и поэтому его нужно искать, чтобы помочь вернуться домой. Хорошая задумка столкнулась с тем, что машин было мало, да и те, которые были, не горели желанием гоцать по кочкам поймы. Выручили велосипедисты. Таковых было много, но у них был общий недостаток – маленький радиус действия.
Решили сделать так: разбиться на три группы, одна из которых пойдет по центру, а две - влево и вправо. Каждая группа состояла из автомобиля и нескольких велосипедистов. Узел связи выделил трех радистов с рациями – по одному на машину, и кавалькада двинулась на поиски.
Бруских возглавил центральную группу. Чтобы не переиграть, он часто советовался с женой Слюняева, которая поехала с группой вниз по течению. Вверх по течению поехала самая малочисленная группа – там были дачи, и «поисковики» справедливо решили, что если бы Филимон туда заехал, его бы уже нашли или хотя бы увидели.
15
Как и рассчитывал Бруских, пропавших нашла группа жены Слюняева. Радист сказал об этом Агафону, и они поехали к месту пропажи. Бруских старательно делал вид, что едет здесь первый раз. На поляне топтались несколько человек из числа велосипедистов. Они ходили от машины к речке туда-обратно, разглядывая авто, полог, и пытаясь рассмотреть сквозь речную воду трупы. На берегу сидела и рыдала жена Слюняева.
Через час подъехал УАЗик с милиционерами и санитарная машина из госпиталя. Милиционеры пытались фотографировать. Двое из них, сняв брюки, залезли в воду и, подсвечивая фонариками, стали диктовать сидящему на берегу милиционеру, который записывал их доклады в протокол.
Когда они приступили к описанию позы утопленников, на берегу наступила гробовая тишина. Замолчала даже жена Слюняева. Наконец, милиционеры закончили процедуру описания трупов. Санитары вытащили тела из речки, положили их на носилки и загрузили в машину. Зеваки разъехались.
Бруских вернулся домой почти в полночь. Он поставил машину в гараж, пешком прошел весь путь, посидел у подъезда на скамейке в прохладной ночной тишине и только после этого вошел в квартиру.
На спинке стула лежала одежда жены. Агафон брезгливо запихнул её в шкаф и ушел на кухню. Там всё напоминало о супруге – заботливо вымытые и уложенные в стойку тарелки, висящие на дощечке, прикрученной к стене, половники и ножи, стоящие на столе приборы со специями – перцем, солью, сахаром…
Еще вчера утром она готовила завтрак, кормила Агафона, кушала сама. Завтракали вместе, хотя ей не нужно было вставать утром – у неё был выходной, но она приготовила пищу, покормила мужа и поела сама. «Это я, негодяй, спровоцировал её, когда сказал, что день погожий…» - мелькнула в голове мысль.
На глаза набежали слёзы, Агафон смахнул их, достал из холодильника заранее купленную бутылку водки и выпил стакан, закусывая помидорами – типичной капъярской закуской…
Мысли мешались…
Бруских то проклинал себя, размышляя, что ни жену, ни её любовника не стоило убивать, то наливался злобой, вспоминая, как рассматривал их трясущиеся во время соития ноги.
Водка закончилась, Агафон вернулся в комнату, упал на кровать и заснул мертвецким сном…
16
Допрос капитана состоялся после обеда на следующий день после того, как нашли трупы. Носил он какой-то формальный характер – допрашивавший его старший лейтенант милиции хотел скорее закрыть дело. Все было ясно – парочка любовников уединилась в пойме, выпили вина, залезли для соития в реку и захлебнулись во время оргазма. Вероятно, но неправдоподобно. Поза, в которой нашли утопленников, вызывала дикое недоумение. Посмотреть на фотографии сбежался весь отдел милиции. Однако отсутствие повреждений на трупах и заполненные речной водой лёгкие говорили об утоплении - предположить другую причину смерти было невозможно.
Бруских заметил, что следователь ему сочувствует, и делал вид, что удручен горем. Когда милиционер придвинул ему фотографии, он взглянул на них мельком, сказал, что всё это видел там, на речке, сморщился и уронил голову. Следователь убрал фотографии и стал задавать вопросы;
- Чем капитан занимался в тот день?
- Не отлучался ли он со службы?
- Были у него подозрения в неверности жены?
- Какие позы она любила во время секса?
- Почему он не стал искать жену сразу, как только обнаружил её отсутствие дома?
Ещё до обеда старший лейтенант созвонился с начальником наблюдательного пункта, договорился, что тот отправит капитана куда-нибудь на пару часов, и когда Агафон ушел, следователь приехал на НП, осмотрел его служебный стол и служебное место за пультом наблюдения. Как и ожидалось, ничего подозрительного не нашлось. Затем старлей спустился к дежурному, осмотрел книгу учета посетителей и обнаружил только одну запись о капитане Бруских – «пришел/ушел». Записи об уходе на обед вообще не было. Следователь спросил дежурившего солдата, часто ли офицеры пропускают обед, и тот ответил, что летом многие не ходят домой, так как жарко, и предпочитают перекусывать на служебных местах. Старлей полистал журнал, посмотрел остальные записи, и убедился в правоте слов солдата – почти все офицеры и служащие кушали, не покидая здание. Обеденный перерыв был двухчасовым, и автобус к нему не подавался.
Следователь дождался капитана, вручил ему повестку и сказал, что Агафон может поехать в отдел милиции вместе с ним. Бруских согласился, начальник наблюдательного пункта его отпустил, и они уехали на милицейском УАЗике.
Слушая вопросы, Бруских в душе радовался – почти все из них он предусмотрел, однако отвечать не торопился, и с ответом не затягивал – вызвать подозрение ни в коем случае было нельзя. Затягивая фразы и сокрушенно качая головой, Бруских медленно подбирал слова, и его помятое после выпитой накануне бутылки водки лицо как бы подтверждало его горестное состояние и невиновность.
Раздался телефонный звонок. Старший лейтенант стал отвечать на вопросы, и Бруских понял, что речь идет о нем.
- Да, товарищ подполковник, закончил, но еще не отпустил, - следователь взглянул на Агафона. – Есть, понял! Сейчас протокол подпишет, и я сразу к вам.
В душе капитана пробежало лёгкое беспокойство, но он постарался сохранить равнодушный вид. Следователь протянул ему бумаги, Бруских прочел их и поставил размашистую подпись. Милиционер заполнил его повестку, протянул её Агафону и разрешил уйти.
17
Ни родители агафоновской жены, ни родители Слюняева за покойниками не приехали. Командование полигона отправило их по родинам само, перепоручив эту процедуру командирам частей, которые, в свою очередь, свалили неприятную работу на своих замов.
Кто и как отправлял тело Слюняева, Бруских не знал. Из слюняевской в/ч ему никто не звонил и ничего не сообщал.
Из авиаполка, где жена Бруских служила метеонаблюдателем, поначалу звонили. Непосредственное руководство «упаковкой» груза возложили на заместителя начальника метеослужбы. Офицер быстро нашел пару «народных умельцев» из числа солдат ОБАТО, выписал через АХО и штаб тыла полигона цинковые листы и доски, - к концу дня цинковый и деревянный ящики были готовы.
Поначалу Агафону звонили часто, но видя, что он не проявляет интереса к отправке тела своей жены, звонить перестали. Прощаться с женой перед её «упаковкой» капитан отказался, покойницу положили в цинковый ящик и запаяли без него.
Сопровождать груз вначале хотели поручить заму метеослужбы, но потом решили, что этапировать женский труп мужчине будет неэтично - сопровождение поручили разбитной прапорщице из делопроизводства. Она была близкой подругой покойницы, и даже иногда «гостьей» второго этажа агафоновского гаража. В помощь ей дали шестерых солдат из ОБАТО. Женщина быстро оформила командировочные и проездные документы, солдаты погрузили ящик в машину, и процессия убыла в Волгоград.
18
На «девятины» собрались подруги жены. Со стороны Агафона никого не было, так как он близких друзей не имел. Поминать жену и Слюняева решили отдельно, поэтому женская компания разделилась на две части. Бруских купил водки, женщины накрыли стол. Поначалу все чувствовали себя скованно, однако подпив, постепенно разговорились, а когда пришли уже бывшие «навеселе» участницы поминок Слюняева, то даже спели любимую песню агафоновской супруги «Ты ж мэнэ пидманула». Разошлись далеко за полночь.
Прапорщица, отвозившая «груз» с телом, на правах мажордома принялась наводить порядок. В квартире не осталось никого, кроме Агафона и «лучшей» подруги жены. Бруских зажег свечу и выключил свет. Женщина подошла к мужчине. На стенах закачались тени. Одна из них показалась Агафону похожей на жену, и у него в душе пробежал холодок. Но Бруских преодолел озноб, поцеловал женщину и стал её раздевать…
На «сороковины» поминающих пришло меньше, чем на «девятины». Воспоминания о трагедии постепенно стали стираться, острота случая затупилась, мероприятие задумали организовать совместно. У Слюняевых был десятилетний сын. Чтобы его не беспокоить, застолье решили проводить в квартире Бруских. Собрались почти те же, кто был на «девятинах». Прапорщица-делопроизводитель была «лучшей» подругой не только у жены Бруских, но и у жены Слюняева. Они сели рядом. Компанию разнообразили несколько офицеров – близких друзей Слюняева.
Как и в прошлый раз, грустное настроение собравшихся постепенно растворилось в спиртном, и присутствующие затянули нестройным хором «Ты ж мэнэ пидманула» и любимую песню Слюняева «Эх, комроты, даёшь пулеметы». Прапорщица пыталась организовать пение «Обнимая небо…», но слов никто не знал, и её не поддержали. Бруских затянул «Там вдали за рекой» - её спели «на ура».
Веселье дошло до точки кипения, стали танцевать. Бруских пошел в туалет и обнаружил в ванной целующихся прапорщицу и одного из офицеров. Агафон встретился с женщиной взглядом, та смущенно отвела глаза и стала поправлять юбку. Мужчина сделал умоляющее лицо и мимикой попросил не мешать. Агафон прошел дальше – на кухню, но там, в сумраке и отсвете уличных фонарей, тоже кто-то целовался.
Алкоголь, несмотря на его изобилие, закончился, поминки стали затихать. Первыми ушли прапорщица и её новый кавалер. Затем начали расходиться парами офицеры – друзья «слюнявого» и подруги жён.
19
Бруских и вдова Слюняева остались одни. Женщина убирала посуду, но Агафон остановил её, обнял за талию и повел в спальню. Там уже горела свеча, её тусклые лучи освещали слабыми бликами комнату и бросали на стены дрожащие тени.
Женщина пыталась сопротивляться, но Бруских понял, что она всего лишь имитирует непокорность, и стал её раздевать. На стене отчетливо проступали их тени, и в какой-то момент Агафону показалось, что он видит в них, как «слюнявый» раздевает его жену. Бруских ускорил свои усилия и, наконец, свалил обнаженную вдову на кровать.
«Месть не должна быть холодной, - промелькнула мысль в его голове. – Месть должна быть горячей!» И он принялся «терзать» женщину. Его взгляд упал на стену, и он опять увидел на ней тени своей жены и Слюняева. На этот раз они стояли, держась за руки и смотрели на совокупляющихся Агафона и вдову…