8
«Давай вниз», – было в пришедшей в семь утра эсэмэске.
Вера еще спала, поэтому он тихо выскользнул из кровати, оделся и за дверь.
Стас поджидал его у входа в свою квартиру. Его взгляд не сулил ничего хорошего. Но должный порядок был соблюден: вопрос прозвучал после того, как они прошли на кухню, где тихонько жужжал телевизор.
– Я всегда знал, что ты рано или поздно сорвешься.
– Веру как опасного свидетеля будете ликвидировать вы, или поручите мне?
– В морду бы тебе дать, вот что!
– Кстати почему вы не в Агентстве? Мне что зарплату вам урезать?
От мощной оплеухи Алексу чудом удалось увернуться. Подхватив табуретку, он укрылся ею, отступив за обеденный стол.
– Вот же стервец! – капитан усилием воли взял себя в руки. – И что теперь?
– Она хотела вывести меня на чистую воду – она меня вывела. Какие проблемы?
– Одно дело догадываться и пугаться, другое – знать наверняка.
– Ну капает с моих рук человеческая кровь. Она как-то сказала, что в восемнадцать лет сделала аборт, значит, с ее рук тоже кровь капает. Два убийцы – семейный подряд.
– Смотри, ты это ей не скажи, а то с тебя станется, – чуть сбавил сердитый тон Стас. – А что с этой твоей гостьей? Сколько ей лет?
– Шестнадцать-семнадцать.
– Она по наводке или как думаешь? Что ты ей показал?
Алекс молча протянул ему рисунок с Лавочкиным.
– Это и есть твой преследователь?
– Благодаря мне его убрали из холдинга Элис. В смысле в отставку.
– Предлагаешь мне навести о нем справки?
– Для этого есть другой обученный человек.
– Про Зацепина так говоришь?
– Все-то-то вы знаете! – сердито хмыкнул Алекс и шагнул к двери.
– Куда, в отель? Обожди сам тебя отвезу.
– Мне еще сорок страниц Розанова прочитать надо.
– Скоро Вера совсем из тебя человека сделает.
– Это еще зацепинский обязательный список.
Дважды произнесенная вслух фамилия, надоумила его при возвращении в Треххатку набрать все три телефона своего прежнего московского куратора, как-никак вместе от Элиса три года назад отбивались. Два телефона молчали, третий попросил оставить голосовое сообщение. Майор мог быть в очередной командировке в Западном полушарие. Но наверняка об этом могла сказать лишь метка, которую Зацепин оставлял на стене своего московского дома для особо приближенных людей. Однако с этим Элисом необходимо было что-то решать, вдруг Лавочкин снова у них при делах. Решение пришло, когда он открыл свою электронную почту и заглянул в «Черновики». Там его ждало послание от Даниловны: «Срочно приезжай» и адрес только не московский, а подмосковный. Дача Сабеевых, понял он. Вот и еще одна причина ехать в Белокаменную. Послание было вчерашним, на него поздновато было что-то отвечать.
Даниловна была старостой у них с Хазиным в восьмом и девятом классе. Потом доучивалась в дипломатической школе в Москве, потому что оказалось, что ее уровня достаточно для поступления в МГИМО и Гарвард, но вовсе не хватает для окончания сто четырнадцатой подмосковной школы-интерната. Покидая их интернат, она взяла с Алекса слово, что раз в два месяца он будет приходить на их возможную встречу в условный час и в условное место в центре Москвы. Ну что ж, все три московских студенческих года он скрупулезно выполнял возложенное на него романтическое послушание.
Зато последний год она общалась по электронке только с Хазиным, как бы давая главному кавалеру полную отставку то ли за то, что он не воспользовался несколькими удачными моментами для любовных свиданий, то ли еще за что. Год назад у нее в Штатах произошло расставание со Стивом Коупом, сыном трехзвездного американского генерала, ее великой надеждой на большую шпионскую жизнь. По сведеньям Жорки Даниловна еще почти год после Гарварда проболталась на какой-то офисной работе, потом все же вернулась в Москву. В Москве она тоже толкового места не нашла, и пока побирается уроками английского в какой-то частной школе.
Вера хлопотала на кухне как ни в чем не бывало. За завтраком он сказал:
– Мне нужно дня на три скакануть в Москву. Для тебя на эти три дня два варианта: или в одну из гостевых квартир без выхода на работу, или в Тверь к родителям. Назад я могу туда за тобой заехать.
Она, замерев, внимательно выслушала.
– Что, все настолько серьезно? Из-за этой Ани?
– Просто не хочу лишний раз рисковать… Ну как?
Вера ответила не сразу, сначала воззрилась на магнитики на холодильнике и только потом повернулась к нему:
– Ни то, ни другое. Что я родителям скажу: что меня собираются убить или похитить? У папы через месяц день рождения, тогда и поеду. Да и мои дамы тоже в отпуск сейчас по очереди идут. Что я им скажу: сидите летом на работе, а я пока побегаю не понятно от кого?
Упрек был не в бровь, а в глаз – высокая шпионская стратегия натолкнулась на простую и весьма убедительную социально-бытовую тактику.
– Хорошо, сделаем так: пошлю охранника посторожить возле твоей библиотеки.
– Боюсь, мои дамы твоего охранника не очень заценят.
– Он не будет вылезать из машины. Никто не увидит. Единственная просьба: из библиотеки сразу домой.
Ну, а пока охранник не прибыл, Копылов сам к десяти часам сопроводил свою красотулю в ее библиотечное присутствие и дождался, когда на неприметной «Ладе»-семерке приехал один из охранников Агентства.
Плечевая сумка с рубашкой, бельем и носками у него уже была с собой, и он намеревался отправиться в Пулково даже не заезжая в «Бирему». Но тут же получил по мобильнику взбучку от Евы:
– Ты что забыл, сегодня юбилей у Софочки. Все ждут только тебя.
Пришлось к плечевой сумке добавить шикарный букет. На пятьдесят роз его здоровья не хватило, но девять штук он как-то одолел.
Софочка была тем главным лицом, которое три года назад помогло ему справиться с отельерством. Держала горничных и буфетчицу на коротком поводке, ну а то что она всякими хозяйственными манипуляциями выгадывала себе вторую зарплату, на это он до сих пор предпочитал закрывать глаза.
Маленький междусобойчик в банкетном зальчике назначили на двенадцать дня с тем, чтобы никоим образом не пересекаться ни с клубом, ни с «Лэнгвидж Скул». Но Жорка с гитарой и Лара со скрипкой присутствовали, что означало не только одни тосты с обширной закуской, но и живое музыкальное сопровождение. На правах босса Алекс высказал прочувствованный спич, сопроводив его внушительной толщины конвертиком, выслушал еще два следующих восхваления юбилярки и засобирался на выход.
Вместе с ним к двери направилась и Лара.
– Там тебя пятая подруга поджидает, – сказала она в спину отельера.
Алекс даже не сразу сообразил, что это еще за пятая подруга.
Сабина сидела с американским журналом на ресепшене на наблюдательной точке, откуда виден был вход в английскую школу, в административный блок, кафе, лестницу наверх и в подвал. Встала наперерез с таким видом, будто они заранее об этой встрече договорились. Отступать не было никакой возможности, и он сам жестом указал ей на столик на наружной веранде, где по случаю резкого ветра не было ни одного посетителя. Ну что ж, сели и строго посмотрели друг на друга.
– Два дня только о твоей глупости и думаю. – Вид у нее был отнюдь не презрительно-высокомерный, просто нетерпеливый и сердитый. – Хочу доиграть ее до конца. Решила согласиться и посмотреть, как ты начнешь выкручиваться. У кого не спрашиваю, никто про мормонов толком не знает, даже по интернету одна ахинея. В общем, я согласилась – что дальше?
– Дальше инициация. – Алекс едва удерживался от улыбки.
– Какой-то экзамен, что ли?
– Он состоит из нескольких этапов, но ты вряд ли пройдешь даже первый.
– Говори давай!
– Первый этап денежный.
– Кто кому? Да чего я? Конечно я – тебе. Приданное, что ли?
– Просто страховой взнос. В случае отказа ты его потеряешь и все.
– И сколько?
– Двадцать тысяч тугриков, по пять тысяч на каждую жену.
– А им за что?
– За понесенный моральный урон. Им очень сильно надо настроиться, чтобы принять тебя к себе, а потом ты взбрыкнешь и это разобьет им сердце.
– Мой папа без проверки такие деньги никогда не выдаст.
– Я же сказал, что ты это не пройдешь, – Алекс был само сожаление.
– Хорошо, а дальше что? Ну если я баксы найду?
– Потом обряд посвящения, твое крещение и тайная свадьба.
– А что-нибудь кроме твоих слов увидеть можно? Самих жен, например. Я ничего спрашивать у них не буду, просто хочу хоть на одну посмотреть. Например, на твою стационарную подругу, с которой ты живешь.
Вместо ответа он сделал жест руками, мол, никак не возможно.
– Ну хорошо. А оргии у вас бывают?
– Оргии хороши для коротких отношений, долгие отношения они только портят – лучше малый кайф каждый день, чем большой кайф раз в два месяца.
Через стеклянные двери он не видел на ресепшене Лары, поймал себя на том, что без жучков Стаса и подглядывания Лары ему совсем скучно и одиноко.
– И что ты такой замечательный жеребец, что тебя на всех их хватает?
– Они не наложницы, а жены, тут немного другая арифметика.
– И какая же?
– Я просто раскрываю их потенциал и направляю его в нужную сторону. Ведь глупо же всю жизнь зависеть от «любит – не любит». – Алекс и сам не знал, как это все соскочило с его языка.
– В каком смысле потенциал? Профессиональных домработниц готовишь?
– Вот как раз домработниц из них никогда нет и не будет.
– И все же как? В каком направлении?
Он демонстративно посмотрел на часы.
– У меня через два часа самолет. Если хочешь, продолжим этот разговор в сентябре.
Оставив Банкиршу сидеть, он спустился во дворик и сделал знак сидевшему в кафе Сенюкову: поехали.
Вместе с Сенюковым из «Биремы» выскочила Лара со своей скрипкой подмышкой:
– Я тебя сама отвезу. Мне все равно в ту сторону.
Краем глаза он видел, как Сабина все это внимательно сканирует. Усмехнулся: ну вот, теперь еще и скрипачку от соляной кислоты уберегать.
«Сама отвезу» заодно означало и легкий интим, Лара просто обожала им заниматься в своей красной «Хондочке». Но отправляться на возможное любовное свидание со своей школьной любовью с растрачиванием по дороге любовных соков было совсем не комильфо, поэтому он пустился в пересказ ей своего нынешнего разговора с Банкиршей, втрое увеличив его объем. От напряженного поглощения его слов у Лары не только уши, даже губы шевелились.
Когда выехали за город, он перешел на план Сабины плеснуть кислотой Вере в лицо (случайно узнал) и тоже был вознагражден трехмерным вниманием. Ну, а потом из-за пробок времени совсем стало впритык, и хондовский интим отпал сам собою.
– Ты специально так сделал, да? – сказала она, когда они уже подъезжали к аэропорту.
Оправдываться как всегда было не в его правилах. Лишь указал на часы и крепко поцеловал ее в губы, при этом рука Лары скользнула к его причинному месту, вот с этим ей действительно было грустно расставаться.
– Она хоть красивая? – крикнула она ему в спину, для девушки с опытом все его ужимки не представляли большой тайны. С Даниловной она познакомилась во время визита бостонской штучки на Фазенду, но о ее возвращении в Москву еще не знала.
– До тебя ей все равно далеко, – на ходу отозвался он.
В Ларе все было хорошо: и музобразование, и знание английского, и деловая хватка, и ровный адекватный характер. Но в двадцать лет полное разочарование в мужском племени и унылость окружающей жизни сделали из нее автономную ночную бабочку, и карма привела ее в «Бирему» сначала в роли скрипачки, потом секретаря хазинского «Светлобеса», далее менеджера Клуба. Увидев, что ее прошлое не на словах, а на деле на замечательного отельера никак не действует и наоборот он всячески ее защищает от женского коллектива отеля, секс-авантюристка сменила окрас: из авантюрной путаны превратилась в надежного сотоварища князьков. Увы, более полное сближение с ними ей не грозило, что Лара ясно понимала и довольствовалась тем, что имела, загадав что пяток лет до своей тридцатки она тут продержится, а потом уже будет то, что будет потом.
9
В бизнес-классе он летел в первый раз, поэтому с любопытством все оглядывал. Соседка, ухоженная тридцатилетка попыталась с ним завязать светский разговор, но услышав, что он лишь охранник в третьеразрядном отельчике быстро потеряла к нему интерес, так что за оставшиеся полчаса он еще успел прочитать по своей электронной книге два рассказа Александра Грина.
Внуково встретило его приятным теплом. Брезгуя пройдошистыми ликами бомбил, он поехал в Москву на аэроэкспрессе. Для очистки совести первым делом отправился на квартиру Зацепина. Метка на стене указывала, что майор по-прежнему в Москве. Но на звонок домофона никто не отозвался. Алекс набрал еще мобильник и домашний телефон Зои постоянной подруги Зацепина, однако и там царила тревожная тишина. Зато мобильник Даниловны отозвался сразу, будто она специально держала его в руке.
– Ты где? – спросила она, словно ни минуты не сомневаясь, что он уже в Москве. – Не вздумай брать такси, по нашей Носовихе три часа ехать будешь. На метро до Курского, потом на электричке. В Железке я тебя встречу.
Что такое Железка он хорошо помнил по учебе в сто четырнадцатом интернате по тому же владимирскому направлению: стотысячный спальный город по одну сторону железной дороге и большой лес с буреломами по другую.
Через час он уже подъезжал к месту назначения. Второй с хвоста вагон остановился прямо у раскрытых дверей станции, дальше за турникетами стояла Даниловна собственной персоной. Он рассчитывал на простой поцелуй в щеку, вместо этого его платоническая любовь не шагнула, а прыгнула ему навстречу и крепко поцеловала в губы.
– Как здорово, что ты приехал! – ее глаза сияли.
– Учитывая, что твой призыв я увидел только сегодня, – подчеркнул он свою оперативность.
Они перешли по мостику через пути и двинулись в наступивших сумерках через лес сначала по шоссе, потом по широкой тропе. Каждых двадцать метров останавливались, чтобы поцеловаться, так что прибыли на дачу с припухшими губами, но дело того стоило – без малого десять лет платоники требовали наконец своей реализации.
Дача Сабеевых оказалась достаточно представительной, стоящий рядом с ней фонарный столб позволял оценить ее глухой кирпичный забор, кованые железные ворота и калитку. Даниловна своим ключом открыла дверцу, и они прошли внутрь. Послышалось грозное рычание из вольера огромной овчарки. В небольшой сторожке горело приоткрытое окно.
– Это я, дядя Саша со своим гостем, – громко объявила девушка.
– Хорошо, что не поздно, – раздался в ответ глухой голос из сторожки. – Еда в духовке.
Дом был двухэтажный средних размеров с красивым чередованием желтого и коричневого облицовочного кирпича. У крыльца горели два светильника.
В прихожей они снова поцеловались.
– Ты голодный? – спросила она.
– Ты о еде или о чем-то другом?
– О чем-то другом, – рассмеялась Даниловна.
– Тогда только так! – Он подхватил ее на руки. – Куда?
Она кивнула в сторону лестницы. Увы, лестница была слишком узкой, чтобы подниматься по ней с увесистой добычей на руках.
– Давай на закорках, – предложила хозяйка дома.
– На закорках это как? – не понял Алекс.
– И сразу себя выдал. Привет Коста-Рике. Вот так! – Она показала, как и, уже сидя на его спине, командовала: – Направо, прямо, теперь налево.
Ввалившись наконец в ее комнату, они остановились. Комната была типовой девичьей спальней с массой красивых цветных безделушек. Ложе тут тоже имелось, но отнюдь не двуспальное. Нужен был срочный выбор: или изображать сверхпылких влюбленных, или делать все по уму.
– Сначала смыть все самолетные запахи, – легко разрешила она его проблему.
Вывела его из комнаты, завела в санузел с душевой кабиной, но не осталась, а со своим полотенцем отправилась в другой санузел на первом этаже. Ну что ж, чужие порядки надо уважать. Горячая вода на удивление пошла почти сразу, и он с удовольствием пропарился на совесть. Но девушка, как водится санитарию наводила еще дольше, так что он, поджидая ее сиднем на неразобранной тахте в одном полотенце с зажатыми в кулаке упаковками резинового изделия № 2 чувствовал себя немного неловко, а вдруг, она, как во французском фильме прикатит столик с напитками и десертом, а он словно неопытный подросток ждет ее без всякого шарма. Столика, однако не случилось, она вошла завернутая в легкую простынку с мокрыми кончиками своей короткой прически и коротко хохотнула на его неприкаянную позу.
– Я думала, что он тут уже разлегся как персидский шах!
– Не смел нарушить порядок твоих кукол.
– А мы их так! – В три движения куклы оказались на полу, плед на стуле, а одеяло призывно загнулось на сторону.
– Это: да? – Алекс разжал свой кулак с упаковками.
– Сегодня это: нет.
Дальше все полетело уже без всякого контроля. Увы, их ретивое обоюдное желание сделать друг другу все как можно лучше больше мешало, чем помогало, не давая сосредоточиться на неторопливости и постепенности. Да и физиология в 23 года была достаточно неисчерпаемой, а вот со словами чувствовалась явная недостача – поди разберись мешают они или помогают. Иногда они притомившись чуть останавливались и даже минут на пять засыпали, но малейшее движение голых тел будило их и заново соединяло. Трижды за ночь бегали в душевую, уже вместе, пытаясь не столько смыть пот, сколько просто освежиться.
В шесть утра сон все же сморил Даниловну, он тоже попробовал уснуть, но не получилось. Солнце уже вовсю хозяйничало по дому. Чуть отлежавшись, он встал, с трудом нашел трусы, а один носок так и не нашел, пошел так, босиком исследовать сабеевские хоромы: кабинет отца с двухтысячной библиотекой, родительскую спальню, где присутствие умершей матери уже совсем не чувствовалось, потом на первый этаж: кухня-столовая, совсем маленькая гостевая (чтобы гости долго не задерживались) и (Ого!) бильярдная со средних размеров бильярдным столом.
Найдя кроссовки, он вышел в сад с хорошим газоном, яблонями, грядками клубники и лука. Овчарка в вольере для порядка порычав, принялась просто следить за ним взглядом. На Фазенде клубника еще только цвела, а тут уже были первые ягоды.
– Ты ешь, ешь, не стесняйся, – раздался за спиной голос дяди Саши. Он тоже вышел из своей сторожки в шлепках из старых туфлей и фланелевой безрукавке.
– Доброе утро, – Алекс направил в рот новую порцию ягод.
– Ты, правда, Маринкина первая любовь? – с фирменной русской бесцеремонностью, которая до сих пор иногда смущала Алекса спросил сторож.
– Она моя тоже, – ответил он, что автоматом пришло ему в голову.
– Чай со мной не попьешь?
– Попью. – Только сейчас Копылов вспомнил, что кроме двух бутербродов с икрой на юбилее Софочки и пятидесяти грамм аэрофлотовской курицы в его утробе уже почти сутки ничего не было.
Через несколько минут дядя Саша вынес на садовый столик все для чая, включая лимон и малиновое варенье.
– А что-нибудь посущественнее примешь?
– Запросто. – Алекс почему-то подумал про мясное: котлеты или сосиски.
Но дядя Саша вынес бутылку самогона и тарелку малосольных огурчиков. Отступать перед бывшим старшиной-афганцем было неловко, и три рюмки обожгли пищевод по самые помидоры.
Ну и конечно задушевный разговор тут как тут.
– Марина, кажется, прямо тут в Железке и работает? – выбрав момент поинтересовался Алекс. – Как-то не очень с ее Гарвардом.
– Гарвард и есть главная причина, – со знанием дела объяснил старшина. – Слишком яркое это было дело. Два курса МГИМО, а потом сразу Америка, Гарвард, суси-пуси. Что ей теперь в московский офисный планктон идти. Данила Михалыч, конечно, мог хоть в Газпром ее устроить, но ей это пока западло. Потом может отойдет, смирится, а пока эта английская студия через железную дорогу для нее получше выглядит.
В девять часов Алекс сходил в дом за мобильником и стал названивать по трем телефонам дяде Альберто, но опять без малейшего успеха.
10
Причина молчания телефонов дяди Альберто была проста: майор находился на съемной квартире Стаса, где под рюмочку коньяка при включенной глушилке шла откровенная конфиденция между Зацепиным и капитаном Стасом. Разумеется, об Алексе. Сегодня с самого утра московский гость прилетел в Питер с единственной целью встретиться со своим бывшим поднадзорным, дозваниваться не стал, приехал прямо на Треххатку, но до нее не дошел, застряв на втором этаже в служебном пристанище Стаса.
– Вы в курсе, что еще год назад его под свое крыло пыталась взять наша контрразведка, – самоиронично жаловался капитан. – Так сказать, под более профессиональное кураторство.
– В курсе, только не знаю, чем закончилось.
– Через три месяца мне его с матюками вернули взад. Почему-то не понравились его еженедельные отчеты: «Два раза занимался сексом с третьей женой и четыре раза с четвертой», «Вел антироссийские разговоры с мелкобритами», «Мои уголовники выходят из повиновения, прошу разрешения на срочную квартирную кражу».
– Могу представить, – с пониманием кивал Зацепин. – А если б его совсем забрали, чтобы почувствовал?
– Скуку смертную.
– А как его хозяйские дела?
– Цветет и пахнет. Последний писк: на Фазенде появился натуральный осел, Напарник (таков был псевдоним Хазина) вздумал разводить на конюшне мулов.
– И как? – не мог сдержать смеха майор.
– На всей конюшне наставили видеожучков, дабы не пропустить, как осел будет покрывать кобылиц вдвое выше его.
– С клубом как?
– Клуб разделили. На первом этаже английский клуб, на втором клуб отечественный. Предполагалось, чтобы все закордонные гости могли тусоваться отдельно от аборигенов. Но не тут-то было. Виски глушить можно и в других злачных заведениях, а главное-то веселье на втором этаже. Вот и тащат туда всю иностранную шелупень. Но больше трех дринков там никому не наливают, ни своим ни чужим – после двух английских дебошей это железно. Тут уж моя эпархия. В полночь все – тушите свет и сливайте воду. Самое главное – никто уже не возмущается и не требует продолжения банкета. Тихо разбредаются по углам и все допивают шепотом.
– А контингент не поменялся?
– Поменялся. Прежде были солидные командировочные и дамы с «Лэнгвидж Скул». Сейчас одна молодежь: местные творцы и айтишники. Князьки даже социальный лифт ввели, ей Богу! У кого с лавэ напряженка, тот, во-первых, всегда может откушать бесплатный самоварный чай с сушками, во-вторых пойти в хазинский магазин на развоз бытовой техники. Поденная работа, зато вечером в клубе уже совсем не нахлебник. Еще и клубные взносы ввели, причем каждый новый член Киноклуба, платит на триста рублей больше своего предшественника. Этакая финансовая пирамида получается.
– Ну и чего, эмиссары шастают?
– Еще как! Причем главными эмиссарами как раз наши князьки и оказались. Молодежь смотрит на них, узнает в каких странах они побывали, сколько у них лошадей и катеров, как они с мелкобритами себя держат и аж подпрыгивают от восторга: «И мы так хотим». А значит надо делать ставку на английский язык и работу в любом СП.
– А не главные?
– Не главные тоже в основном свои, русопятые. Раньше, ты помнишь, был у нас еще дискуссионный клуб, где витийствовали доморощенные демократы, Напарник их все время троллир. Ну а потом ему это осточертело, и он перешел на метафорическую волну.
– Это как? – заинтересовался Зацепин.
– Сказал, что одна исполненная им казацкая песня перевешивает любые злопыхательства про немытую Россию. Самое главное, что часто именно так и выходило.
– Я смотрю, у вас тут море развлечений!
– А я о чем.
– А по профилю как?
– По выходным школа не работает, весь отсек «Лэнгвидж Скул» от туземцев намертво закрывается и вход туда только для питерского англосакского землячества. Мне приходится на эти дни четырех слухачей к прослушке подключать.
– И что-то интересное бывает?
– В основном о русских порядках и русском контингенте, с которым они контачат.
– Все забываю спросить, а толк есть с тех конвертиков, что идут через Валета (это уже был псевдоним Копылова).
– Немного уже есть. Через одного агента влияния вышли на чеченский схрон со взрывчаткой, еще одного посадили на десять лет, правда, не за то, за что он тугрики получал, но все равно приятно.
– А какие-то предположения есть, зачем он метнулся в Москву?
– Что-то связанное с его старыми московскими похождениями. Да вот послушай, так наверно больше поймешь.
И Стас дал прослушать разговор Алекса с дочкой Грибаева.
Зацепин дважды прослушал запись с предельным вниманием.
– Интересно, что он ей там показал: фото или свой рисунок?
– Понятия не имею. И не хочу иметь, – честно признался капитан.
11
Наконец, пол-одиннадцатого на крыльце дома показалась Даниловна с заспанным лицом, тут же остановила гневный взгляд на возлежащем на садовых качелях Алексе с электронкой в руках:
– Ты почему меня раньше не разбудил?
– Женский сон для меня святое. – Он встал и изготовился повиноваться.
Она подошла к нему и чмокнула в щеку.
– Ты хоть поел что-нибудь?
– Соленых огурчиков на год вперед накушался, – кивок на сторожку дяди Саши.
– За мной и не отставать!
Они прошли в дом, расположились в кухне-столовой, и хозяйка принялась разогревать и метать на стол все приготовленные еще вчера вкусняшки. Ну и как водится разговор.
– Все было хорошо? Да уж говори все как есть.
– Разве ты не в курсе, что первое свидание всегда бывает чуть смазанным. По крайней мере у меня. Оптимум обычно наступает на третьем свидании.
– И какой у меня теперь порядковый номер?
Тут он тоже не затруднился, по привычке охотно поддаваясь на провокацию:
– Пятый.
– А что мне сделать, чтобы стать первым и единственным номером?
– Отравить предыдущих четыре ханум.
– Приедешь к Вере и как ни в чем не бывало будешь обнимать ее и говорить, как ты ее любишь?
– А у меня есть другие варианты?
– Бабник ты товарищ Алехандро.
– Это сказано с одобрением?
– Это сказано со злостью.
И все это под прием пищи и даже выпивание бокала красного вина. Дабы отвлечь ее от вздорных мыслей, он тоже пустился в расспросы:
– Как-то уже адаптировалась после Штатов? Жорка говорил, ты два месяца назад приехала.
– Как-то адаптировалась, даже работу нашла в километре от дома.
– Ну да, мне дядя Саша уже все рассказал. Москва не слишком понравилась?
– Я в Москве не слишком понравилась.
Надо было увести ее и от этого пакета уныния.
– Мы с Жоркой кстати планируем целую серию балов-маскарадов. Если хорошо подготовишься, то будет и тебе приглашение.
– И как надо готовиться? – послушно клюнула она.
– Шить маскарадные костюмы, вечерние платья, ну и что-нибудь спортивное.
– Это вам заказали или вы сами такие ушлые?
– Навязывать окружающему миру свои законы – наша с Жоркой слабость.
Она внимательно посмотрела на него, этакой преамбулой к важному вопросу.
– Скажи, а почему вы с Жоркой такие фартовые? Вернее, почему фартовый ты, потому что Жорка тебе в рот только и смотрит.
– Фартовый! – чуть ли не возмутился он, вспомнив про два своих ранения, сожженный «мерседес» и чудовищное избиение гопниками-сокурсниками. Но не будешь же все это объяснять не разумному дамскому созданию.
– Ну всё тебе удается, все к тебе тянутся, – пояснила она – вдруг он еще не постиг этого простого русского слова.
– Просто я умею включать свое равнодушие. Стоит мне махнуть на что-то рукой, как оно само прыгает мне в руки. – Алекс сам не знал говорит он это шутя или серьезно.
– Так это и к шпионству тоже! – захотела уточнить она.
Он приложил палец к губам и повел взглядом по комнате, мол, нет никакой уверенности, что у твоего папы полковника спецназа здесь нет законных жучков.
Даниловна не стала с этим спорить.
– Пошли гулять, по нашим экологическим тропам тебя повожу.
С собой они взяли две банки пива, бутерброды и пляжную подстилку.
Через два дома сабеевская ондатровая улица заканчивалась и переходила в густой лес с немалым количеством поваленных ветром берез и сосен.
– Дальше давай. – Она аккуратно вышагивала прямо через лес, стараясь не зацепиться за древесные корни.
– Ты же знаешь, по большому счету я чистый шпионский планктон, пусти – повалюся, как говорил наш военрук. Помнишь?
– Ага и за это тебе дали кубинский орден.
– Жорка за свой язык будет расстрелян самый садистским образом.
– А с Верой ты тоже равнодушие включаешь?
– Разумеется, и с тобой тоже.
– А еще в чем твой секрет?
– В том, что я одновременно живу четырьмя жизнями.
– Это ты своих четырех жен имеешь в виду? – тут же вставила она.
– Жены не предмет для мужского беспокойства, – не остался Алекс в долгу.
– И какие это жизни, – Даниловна с готовностью выставила четыре пальца.
– Одна отельерская, вторая шпионская, третья бандитская, четвертая произвольная, – он с трудом справился с последним словом.
– Что такое произвольная? – тут же возник законный вопрос.
– Что-нибудь шальное, безконвойное. Мой приезд к тебе, например.
– А за что ты получил миллион долларов?
– Ты мое наследство имеешь в виду?
– Нет. За твой шпионский планктон.
– Во-первых не миллион, а полмиллиона, во-вторых, я к нему имею чисто шапочное отношение. На нищей Кубе эти полмиллиона всем бы мозолили глаза.
– Ты что теперь еще и кубинский консильери? – она почти поверила ему.
– Давай сменим тему, – попросил он.
– А бандитская часть, вы так и продолжаете с Жоркой чистить чужие квартиры?
– Почему бы и нет.
– Ясно. – И Даниловна надолго замолчала.
Чем дальше они углублялись в лес, тем больше становилось бурелома.
– Давай здесь, – указала она на пятачок чистой травы и толстую поваленную ель.
Они постелили подстилку и выставили на ель свою нехитрую снедь. Выпить по трети банки пива они оба успели, а до бутербродов дело не дошло. Просто алчно посмотрели друг на друга и как зомби потянулись один к другому. На этот раз несмотря на комаров и сучки, что кололись сквозь подстилку все было гораздо уверенней и родней, что чуть погодя не преминула отметить Даниловна:
– Ты был прав насчет третьего свидания. Кстати, очень хотелось бы узнать, как ты ко мне относишься, не сейчас, но вообще, – для серьезности она даже натянула трусики.
Алекс думал не очень долго:
– Ты заполнитель всей моей любовной романтики.
– Как это?
– Помнишь, как в интернате ты перед своим отъездом среди ночи вытащила меня из спальни на лестницу и назначила каждое пятое число нечетного месяца в четыре пятнадцать встречаться в Камергерском переулке напротив МХАТа?
– Еще бы. И ты туда регулярно приходил.
– Ну не сразу, но после школы все три года. Знал, что ты не придешь и все равно ждал по тридцать-сорок минут. Ну и весь запас романтики на тебя там и ушел.
– Я виновата по-твоему?
– Да нет. Мне самому нравилось туда приходить.
Она с минуту задумчиво смотрела на него.
– А насчет твоей Веры как?
– Тебе не понравится.
– Да уж говори.
– Меня всегда удивляла, как она терпит все мои выходки: и с отельными дамами, и с секретами, и то, что я от этого никогда не откажусь. Я даже стал подозревать, что она просто готовит для меня крысиный яд и ждет последней соломинки. Однажды так прямо и спросил: когда наконец отравишь? Представляешь, что она мне сказала? Что в детстве три раза прочитала «Робинзон Крузо» и поняла, как тотальное человеческое одиночество может быть ярко и интересно. И с тринадцати лет она научилась при всяких своих проблемах закрывать стеклянную дверь и уходить на свой остров, где она полная владычица морская и земная.
– И что тебя тут поразило?
– То, если бы парень сказал, что он любит одиночество, я бы и ухом не повел. Сам люблю его. Но чтобы молодая симпатичная девушка вдруг не боится и любит одиночество, я прямо в осадок выпал. Сейчас с ее подачи и сам научился уходить на такой остров за стеклянную дверь. Очень классно, между прочим.
– А на Жорку и Еву романтики совсем не осталось?
– Наоборот только прибавилось. Помнишь, год назад башни в Нью-Йорке гробанули?
– Да, Жорка рассказывал, как вы с пистолетиками бросились нашим танкам и бэтээрам помогать против натовских ракет.
– А он не сказал, что с нами еще два наших куратора были.
– И что?..
– И ничего. Просто никто из нас пятерых не стал словесную муть нести. По законам Голливуда надо было о семьях и родных переживать или хотя бы в какой-то главный штаб мчаться, а мы просто ехали с колонной танков со своими стрелялками и молчали. Я прямо потом наших кураторов страшно зауважал, ну и Жорку с Евой до кучи.
Даниловна для еще большей серьезности надела его рубашку.
– У меня к тебе важный разговор.
Он (с внутренним вздохом) был весь внимание.
– Я хочу в вашу команду, – просто объяснила она.
– В смысле, в Питер? – уточнил он.
– Могу и здесь, если скажешь. Ты же Жорку пристроил, пристрой и меня.
– Жорка у меня только по бандитским разборкам.
– А то он не в курсе других твоих дел?
– Да нет никаких дел. Дела есть у тети Аниты в Гаване, а не у меня.
– Тетя Анита – это твоя воскресшая мама? – в упор вдруг спросила она.
– Это кто тебе Жорка сказал?!
– Я сама башковитая, догадалась.
– Ну вот ты и узнала тайну не совместимую с жизнью. Расстрел или виселица?
– Ну Алекс, мне это вот как надо! – Она чиркнула себе по шее. – Иначе ей Богу сопьюсь. Или еще что. И ты будешь виноват. Ну придумай. Как с этим отелем, с этими бандитами придумал.
– Тридцать секунд подумать можно?
– Можно.
10… 20… 30 секунд.
– Мне нужно супер-важное российское военное изобретение с тупиковым результатом, чтобы я мог его перекинуть матрасникам, и они бы затратили пару миллиардов тугриков и два-три года и ничего бы не достигли.
– Где же я тебе такое возьму?
– Очень просто, вернись в Москву и активно включись в генеральскую тусовочную жизнь. Вернее, в тусовку генеральских детей. Твой папа уже наверняка задумывается, как пристроить тебя замуж. Ну и вперед! Кажется, это Ларошфуко говорил, что нельзя доверять тайны женщинам и молодым людям. В Питере я на эту инфу могу выйти через пять-шесть рукопожатий, ты в Москве в такой тусовке выйдешь за два-три рукопожатия.
– У меня такая тусовка была в Бостоне со Стивом и ничего не получилось.
– Тем более у тебя уже и опыт есть, – констатировал Алекс. – Сколько уже времени, кстати.
– Посмотри на свой мобильник, на моем зарядка кончилась.
– Если я свой включу, меня сразу куда-нибудь выдернут.
– Да ладно, не такая уж ты большая шишка, – не поверила Даниловна.
Пришлось мобильник включить.
– Ну вот, семнадцать не отвеченных вызовов, – подытожил он.
– Но ведь не выдернули, – ей ужасно хотелось возражать.
И тут мобильник зазвонил. Алекс показал на кнопку громкой связи, она кивнула, и на буреломной полянке зазвучал голос Зацепина:
– Я тебя в Питере ищу, а ты, засранец, в Москву удрал. За отключение связи иногда трибунал полагается…
– Готов сделать сепуку, только прикажи! – Алекс поспешил прервать бурный поток злости дяди Альберто.
– Через три часа встречай меня во Внуково. Никаких отмазок. – Телефон замолчал.
Даниловна была впечатлена услышанным. Чтобы вовремя успеть, надо было поспешить. Они торопливо зашагали к даче за вещами, потом бежали до станции электрички, там, правда, пришлось минут пятнадцать ждать.
– Подумай еще тридцать секунд и дай мне еще одно задание, – попросила уже на платформе Даниловна.
10… 20… 30 секунд и ответ:
– Мне нужен здесь в Москве бандитский резидент. Ты же в курсе из-за какого списка агентов влияния в Лимоне застрелили моего отца. Восемнадцать субчиков из него сейчас жируют в Белокаменной. Тебе только и потребуется размещать здесь в Москве моих питерских бандюганов и координировать их. Никакой крови, только честное ограбление их квартир с дачами и угон их машин. Имеется в виду не только самих субчиков, но и членов их семей.
– Ну ты даешь! – в ее восклицании было 70 процентов восхищения и 30 процентов осуждения. – Забыл, кто мой папа? Хочешь, чтобы я его так подставила?
– Да какая подстава! Ты же у нас золотая молодежь. Тебе сам бог велел сумасбродить и беспредельничать.
– Я тебя просила о шпионстве, а не об уголовщине. Чтобы потом твои урки меня стали шантажировать.
– А ты не подставляйся. Я разве сказал, что ты лично должна их встречать и команды отдавать. Есть телефон, всякие схроны с ключами и записками. С нашей подготовкой, да с какими-то урками не справиться…
Подошедшая электричка не дала им закончить разговор.
12
Он не только успел вовремя в аэропорт, но ему минут семь еще пришлось ожидать дядю Альберто у прилетного выхода. Наконец, вот и он, сухопарый, полуседой, в очках в тонкой оправе, делавших его похожим на заурядного доцента.
– Стало быть, ты меня ищешь здесь, а я тебя там, – констатировал майор после обмена рукопожатием.
– Я заранее не звонил, а вдруг тебя в Москве нет, а в Москву уже настроился.
– И у меня такая же хрень, белые ночи захотел посмотреть.
Они не стали выходить наружу, нашли самое пустое из кафешек, взяли кофе и уселись в стороне от посторонних ушей.
– Что ты там такое нарисовал этой дочке Грибаева? – без обиняков начал Зацепин.
Алекс достал из кармана портрет Лавочкина.
– Так я и думал, – сам себе кивнул майор. – От нашего стола вашему столу. – Он вынул из кармана вдвое сложенный листок.
В нем была всего одна компьютерная строчка: «Вы будете убиты медленно».
– Класс! – восхитился Алекс. – В этом «вы» ты один или я тоже до кучи?
– Боюсь, что до кучи может быть еще кое-кто.
До Копылова дошло не сразу.
– В смысле и Вера, и Зоя?
– Зою я уже отправил на месяц в одно скрытное место. Договорился со Стасом о таком скрытном месте и для твоей Веры. Но…
Алекс смотрел на майора во все глаза.
– Если этот Лавочкин совсем больной, он может начать и с персонала поменьше. Твой гарем не для кого не секрет.
Трудно было понять шутит бывший куратор или нет.
– И дальше что?
– Ничего. Надо отлавливать этого Лавочкина и все.
– Насчет Зои это серьезно?
– Предпочитаешь ждать первого выстрела? – усмехнулся Зацепин.
– А почему он такой смелый? Не боится бодаться с действующим офицером ГРУ? Вернее, с офицерами, я ведь тоже вроде как лейтенант из вашей конторы.
– Уверен, что мое участие в тех акциях с предателями не даст мне начинать открытое расследование.
– Отлавливать… значит, он в бегах? – задал еще один вопрос Алекс.
– Не удивлюсь, если он сменил фамилию и все остальное. Через своего знакомого фээсбэшника я его пока не нашел. Якобы он свалил на свою родную Украину. Там я его еще не искал. Да и вряд ли он там, если такие записки шлет.
– А его сослуживцы, соседи по дому, враги, которых у него немеряно?..
– Вот этим я сейчас и займусь. Просто тебя предупредить хотел. Кстати, напомни мне, что ты тогда с Лавочкиным утворил. Поподробней.
– Да ничего особенного. Сделал его несколько фото и рисунков и послал начальнику холдинга «Элис». Через два дня позвонил туда и мне сказали, что Лавочкин там уже не работает. На фото я подловил Лавочкина, когда он в расхристанном виде бегал вокруг «Элиса» ища меня. На одном рисунке была старая кляча, наделавшая три кучки дерьма, а за ней Лавочкин со своими топтунами, рассматривая в лупу, бинокль и микроскоп это дерьмо. На другом рисунке Лавочкин был в своем кабинете с ногами на столе, а за ним на стене портрет босса «Элиса» Аникеева рядом с Ельциным, а на самом Аникееве шутовской колпак. Еще и написал печатными буквами: «Хохочем третий день. Учитесь работать, вернемся – проверим!»
– Это все?
– Еще карандаш был, вроде того, что я засадил в шею Смыге или Грибаеву, точно не помню…
Майор смотрел требовательно-вопросительно.
– …он за упавшим «макарычем» тянулся, а я сам был ранен и у меня ничего другого под рукой не было.
– Раньше ты мне этого не рассказывал в таких подробностях.
– Ну ведь подействовало! Погнали с хлебного места поганой метлой.
– Стас, Жорка в курсе?
– Не, только то, что была стрельба и я пулю в бок тоже получил.
Зацепин тяжко вздохнул:
– Да, пожалуй, ты у Лавочкина будешь даже на первом месте, а я на втором.
– Ну так и нормально, я готов, – воинственно улыбнулся Алекс.
– И никакого мандража?
– Ты столько учил меня быть русским человеком, что я им стал. Справедливость превыше всего. Если я уконтрапупил двух придурков, то будет только правильно, если и меня за это уконтрапупят.
– А если еще и Веру?
– Ты сам учил меня блокировать бабские страхи. Карма она и есть карма. Зато на погребальном костре мне с ней будет не так одиноко.
– Остряк, – только и мог констатировать майор.
Кофе давно было выпито и сидеть просто так не имело смысла. Когда встали, Зацепин, не говоря ни слова, уверенно направился в сторону самолетных касс. Там народу совсем не было. Куратор остановился возле одной из касс. Весь вид его говорил, что он не стронется с места, пока Алекс не возьмет билет в Петербург. Объяснять, что в Железке отельера ждет любовь всего его отрочества не было никакой возможности и послушно склонившись к окошку, Копылов спросил о билете на ближайший рейс. Билет не только имелся, но нужно было уже бежать на регистрацию и посадку. Так они скорым шагом и продефилировали до отлетного сектора.
– Включи, наконец, голову, – сказал майор на прощание. – И сам выходи на связь. Вот тебе мои новые телефоны, – на обрывке листика он написал два номера.
Можно было конечно наплевать на билет и прямо с посадки развернуться восвояси и в Железку, но запала подросткового взбрыкивания хватило Алексу лишь на пятнадцать минут, после чего он просто набрал телефон Даниловны:
– Боевая труба зовет меня на исходную точку.
– Что-нибудь случилось?
– Толпа киллеров вышла на мой след, а так ничего особенного.
– Значит все, как всегда.
– И не говори. Никакого разнообразия.
– Предлагаю ту прежнюю нашу бостонскую связь.
Сие означало напрямую выходить в черновики ее электронной почты. Ну что ж, в черновики так в черновики.
11
О своем прилете он не сообщил ни Жорке, ни Еве, ни Ларе – хотел, как простой смертный воспользоваться автобусом и метро. Но не получилось – на входе его стерег Стас. Алекс не удивился – контакт капитана с московским майором никто не отменял. Ну что ж, это было даже к лучшему.
Когда сели в машину, капитан достал свою глушилку – мало ли кому придет в голову подкинуть ему своих жучков.
– Что решили? – вопрос относился к разговору Алекса во Внуково с майором.
– Спрятать на месяц Веру.
– Место уже есть, или моя помощь нужна?
– Место не проблема, проблема невесту уговорить. Если не уговорю, тогда нужна будет помощь в похищении.
Стас так свирепо скосился на своего бывшего курсанта, что едва не врезался в затормозивший впереди грузовик.
– Уже и пошутить нельзя? – отельеру стало слегка неловко.
Больше они не сказали ни слова. Молча доехали до дома. Редкий случай: Копылов решил извиниться за недостойное поведение, сказал выходя из машины:
– Дядя-мастер, простите недостойного несмышленыша. Зуб даю, больше не буду! – И довольный своим подвигом устремился к подъезду.
Поднимаясь на лифте, он нагнал на свое лицо максимальную мрачность, дабы Вера ничего не прочитала на нем про Даниловну.
Поворот ключа в замке это целых десять секунд. Вера в хорошеньком халате стояла уже в прихожей и с волнением смотрела на него:
– Ну как?
– Что как? – Алекс слегка даже опешил.
– Разобрался с дочкой Грибаева?
– Да… Почти… – что еще ему было сказать. Насчет «спрятать на месяц» это потом.
Она повисла у него на шее и крепко поцеловала. Он невольно напрягся, опасаясь, что запахи Даниловны все еще на нем.
– А почему мрачный такой?
– Москва всю кровь выпила.
– А меня два дня так стерегли, что даже в магазин не пошла. Пожаловалась Николай Григорьичу, мне тут же все продукты домой принесли. Ты голодный или как?
– Или как, – его улыбка носила вполне понятное значение.
Есть и выпивать среди ночи смысла особого не имело, зато вдвоем понежиться в полуторной ванне – самое то, что они и сделали. Недавний секс с другой наядой, как всегда только распалял его либидо, а так как Вера по-прежнему была его главной ханум, то ей все и доставалось львиною долей, к вящему удовольствию сей юной леди.
Когда они уже лежали в постели в полном рилаксе, возвращаясь к ленте обычной жизни, Вера вдруг спросила:
– Скажи, а тебе никогда не хотелось снова повторить ТО?
Алекс не сразу понял, что именно она имеет в виду.
– Ну разве что с тобой в случае твоей измены. Как предпочитаешь: простое удушение, кинжал или выстрел в сердце?
– Я серьезно, – она повернулась на бок и в упор уставилась на него. – Ведь это могло понравиться или как?
– Это у тебя профессиональный литературный интерес или что? – Он совсем не прочь был подискутировать на эту тему.
– Ну пожалуйста, мне очень нужно знать. Ну Саша! – Сашей она его называла в исключительно важных случаях.
– Насчет понравилось ничего не знаю. Знаю только, что это было так глупо и великолепно, что любое повторение будет жалкой копией.
– Это точно?
– Точнее не бывает.
– Я сегодня весь день думала об этом. Синяя Борода отменяется, теперь ты Всадник Апокалипсиса – Черный Рыцарь на черном коне.
– Твое восхищение мной как всегда беспредельно, – что еще он мог ей ответить.
Уже можно было и засыпать, но тут ему в голову пришла отличная мысль, дотянувшись, чтобы включить кассетник (почти то же самое, что глушилка, за которой лень вставать), он сказал:
– Я хочу съездить к своей бабушке… Вместе с тобой.
– Это у которой ты сено научился косить?
– Я очень плохой внук. За три года позвонил ей всего четыре раза.
– Надолго?
– Теоретически на две недели, но если понравится, то и на месяц.
– Мы же собирались в Париж.
– Париж осенью, а сейчас надо к бабушке в деревню.
– Ты все-таки решил спрятать меня. Не поверю, что ты целый месяц обойдешься без своей «Биремы».
– Просто я хочу перевезти ее сюда и поселить где-нибудь на Фазенде. Без твоей помощи мне это не удастся.
– Если на месяц, то к папе на пятьдесят лет я не попадаю.
– На три дня мы всегда можем вырваться в любую точку земного шара.
– Ну кто еще может так послушно соглашаться на все твои авантюры.
– Все-таки ты мое Великое географическое открытие, – разговор надо было кончать на позитиве.
Как и ожидалось лицо Веры осветилось широкой улыбкой, она обожала, когда он ее так называл.
12
Увы, отъезд на Владимирщину к бабе Дусе получился не таким оперативным, как он рассчитывал. Дела задержали его на целую неделю. Все это время Вера ходила на работу под неусыпным оком двух сменяемых охранников «Стрельца». Сам же Алекс без охранников (Сенюкова с травматикой за телохранителя можно было принять с великой натяжкой), но с верным «Глоком» под мышкой мотался по городу и Фазенде закрывая самые срочные деловые пустяковины.
На фирму «Буратино» поступило сразу аж три заказа на строительство дорогих коттеджей. Другому боссу только радоваться такому раскладу, но только не Копылову. Со всеми тремя заказчиками были проведены контр-беседы:
– А не снизить ли вам объем виллы с 300-400 квадратов до 120-150?
Пришлось даже свозить их в элитный поселок и показать два четырехэтажных дворца, где хозяева уже два года ютились в трех комнатах первого этажа, совсем не заходя в десяток комнат на других этажах.
– Да, у вас есть ребенок (у кого-то и два) и вы хотите еще детей, мечтаете привезти деревенских родителей и создать настоящее дворянское гнездо. Да, будет две-три кухни и отдельные входы в разные части дома. Да, всем сейчас нравится эта идея большого гнезда. А где гарантия, что невестку не будет через пару лет безумно бесить один вид свекрови, а дети, став студентами, вряд ли больше одного раза пригласят сюда своих сокурсников. И все говорит за то, что они вообще подадутся и на учебу, и на жизнь в Европу-Америку. И какой смысл вообще держать полный дом прислуги, которая будет знать все ваши тайны? Ну, сторожа, ну, повариху, ну, горничную. Да, конечно понятно, что вы полжизни прожили в квартире с родителями в смежных комнатах. А давайте будем строить ваш дом в два этапа: 150 квадратов, а потом если понадобится еще 150.
– Так вам же выгодней забомбить сразу 400 квадратов? – удивлялись заказчики.
– Питер маленький город, поэтому я хочу в нем встречаться с вами не в качестве рвача-подрядчика, а в качестве нормального делового партнера, да и вы сами сделаете мне потом самую лучшую сарафанную рекламу.
Итогом этих переговоров было значительное сокращение двух проектов и согласие на строительство третьего коттеджа в два этапа.
Другой пустяковиной стал наезд на молдавскую бригаду отделочников одной нахрапистой хозяйки пентхауса. Эта была та самая бригада, которая три года участвовала в отделке всей жилой недвижимости Копылова. На довольствии у него она никак не стояла, но только свистни явятся и сделают все как надо. И вот хозяйка-хабалка пентхауса придравшись, что перепутали обои в разных комнатах (зевнул оставшийся присматривать муж) наотрез отказалась платить за весь ремонт, мол, вы еще мне должны, потому что приглашу других, и они мне все переделают. Речь шла не много ни мало о четырех тысячах баксах. Ну что ж, двух самых уркаганских охранника переодеть из костюмов в черные куртки и вперед. Повезло, что хабалка опять была в какой-то загранице и подловить удалось лишь ее мужа. Тот очень быстро все понял и пошел в банк за налом, попросил только никак не сообщать об этом его супружнице.
Еще был большой прием на Фазенде делегации реконструкторов насчет деревянного замка. Важные серьезные мужики со вниманием слушали витийствовавшего Хазина, но на счет деталей и общей сметы обращались исключительно к старшему князьку. Впрочем, толком договориться ни до чего не получилось. Надо разговаривать с остальными – было общее заключение гостей.
Следом случился грозный визит из Хельсинки американского куратора Маккоя, проходящего у князьков под прозвищем Лупастика. Два года назад одним из его заданий была компьютерная молодежная газета. На первом этапе в качестве редактора идеально подошел Жорка, находя авторов и темы, набирая популярность и имидж. Но вскоре его ура-патриотическое направление стало слишком бросаться в глаза, хотя присылаемую из Хельсинки русофобию он тоже выдавал на-гора. Целый год Алекс отчаянно защищал сотоварища от претензий Лупастика, но потом вдруг вылезло, что Жорка всем своим знакомым от Мурманска до Алтая рассылает просьбы ставить плюсы только позитивным материалам о России и крыть стало нечем. Тем более реально была угроза полного прекращения финансирования матрасниками «Светлобеса». На пост главного редактора Маккой выдвинул уволенного из главной питерской газеты завотдела Еремкина, а Хазину оставлены были лишь отдельные разделы: литературный, театрально-киношный, спортивный и краеведческий. Вся политика, история и публицистика достались оголтелому ненавистнику Совдепии Еремкину. Чтобы подсластить пилюлю, Жорке было предоставлено право редактировать английский вариант «Светлобеса», чем Хазин не преминул воспользоваться. Обилие синонимов английского языка позволяло ему заметно стушевывать резкость русских текстов. Поэтому, узнав о приезде Лупастика Алекс резонно опасался, что будет требование окончательно убрать из газеты Жорку.
Однако Маккой даже не явился в «Бирему», ограничился встречей в одном из ресторанов на Невском, где представил Копылову московского миллионера Бориса Максимовича Демко, хозяина клуба «Катти Сарк» в Москве. Мол, он хочет вникнуть во все тонкости работы клуба «Биремы» для полезного обмена опытом.
– Пять тысяч баксов и все мои ноу-хау вот они, – не моргнув глазом ответил Алекс.
Лупастик открыл было рот для одергивания ретивого молодчика, но Демко лишь рассмеялся и остановил его жестом.
– Цена вполне приемлемая, если то, что я слышал о «Биреме» правда.
Чуть позже хельсинский эмиссар отвалил, предоставив двум клубным деятелям контактировать самим по себе. Они и контактировали, два дня тусовались в «Биреме», а на третий скаканули на Фазенду, мол, ведь это тоже продолжение клубной деятельности. Демко въедливо вникал во все, во что можно: жилой блок мелкобритов, второй этаж с со сменяемыми выставками молодых художников, подвальный танцпол, тир и фитнес-центр с сауной, побывал на заседании киноклуба, заглянул в редакцию «Светлобеса», оценил вечернюю тусовку с бардами, футболом по плазме, бильярдом, самоварным чаем и пивом, изучил ценник кафе днем и по вечерам. Особо обратил внимание на охранников «Биремы», мол, не может быть, что все в полночь мирно расходятся по домам и неужели вы даже развозите членов клуба по домам.
Хотя эти похвалы выглядели достаточно искренне, Алекс чувствовал некоторую неловкость – впервые он устраивал подобный показ, который самого его совсем не обрадовал, все выглядело каким-то провинциальным и самодеятельным: в малый объем напихали много того, что требовало гораздо большего простора. И еще это фирменное панибратство (которое резко бросилось в глаза), когда все знали всех и должны были чудовищно уставать от этого, по крайней мере с самим Алексом было именно так. Договорившись когда-то с Верой, что одну ночь в неделю он непременно будет ночевать вне дома, он уже давно забыл про такие ночевки в «Биреме», предпочитая ночевать или на Фазенде, или в одной из съемных комнат Хазина. И вздохнул с облегчением, когда все эти московские смотрины закончились. При расставании Демко взял реквизиты его банковского счета и на него к немалому удивлению отельера на следующий день в самом деле поступили пять тысяч баксов.
Зато побочным результатом визита московского гостя стало бурное волнение персонала отеля-клуба:
– Вы что, босс, захотели продать «Бирему»?
– Ну да, захотел и что? – легкомысленно подлил он бензинчика в огонь.
И не успел он после провода москвича добраться до дома, как в Треххатку пожаловала целая делегация, дабы уговорить его отказаться от этой затеи.
Ничего другого не придумал, как приобнять свою проводницу-писательницу-библиотекаршу и не смущаясь присутствием среди прочих Евы и Лары, провозгласить:
– Клянусь жизнью самого моего дорогого человека, что никакой продажи нет и никогда не будет. – Ну куда я без всех вас!
Для Алекса это была еще одна загадка русского языка: когда говорят «Мамой клянусь» это вызывает лишь веселый смех, а когда любимой девушкой, то это уже как самая священная клятва. В общем, народ услышал, удовлетворенно замолчал и с чувством уверенности в завтрашнем дне пошел восвояси.
Вера пришествием делегации была порядком сражена:
– Да они все любят тебя, оказывается.
– Ну, а почему им меня не любить, если я регулярно повышаю им зарплату, – отшучивался он.
Ева чуть позже никак не стала комментировать его клятву, ее двухлетней давности постельные подвиги со старшим князьком (как и с младшим) носили характер дружеской услуги, которые никак не отражалась на ее душевном покое, да и постоянный бой-френд был теперь почти всегда при ней. Лара же пафос Алекса без внимания не оставила. С особой изобретательностью выманила у него два полновесных интима (один в машине, один у себя в квартире), а затем и вовсе предложила себя в поездку в качестве компаньонки для Веры:
– Сам говорил, что ей могут плеснуть в лицо кислотой. А с безумными бабами справляться – мой конек.
– Рассчитываешь на шведскую семью? А то одна уже спрашивала насчет оргий.
– Глупости. Просто хочу тебе с этим помочь и все.
Ему даже стало интересно.
– Допустим, я соглашусь, допустим, Вера тоже согласится. А как все будет выглядеть в натуре? Объявляем Час любви и отсылаем тебя куда подальше. Идем втроем в лес и прячемся от тебе в каких-нибудь елочках. Ведем игривые разговоры, а ты делаешь вид, что не очень врубаешься.
– Так в этом-то как раз и кайф. Ты что не знал, что я мазохистка? Отрицательные эмоции – это все мое. И потом я разгружу тебя от всех питерских дел. В качестве четкого секретаря. Я думаю, Вера это оценит: вместо того, чтобы самому висеть на телефоне, висеть буду я. Кстати, отличный повод удалится на ваш Час любви. Да и ты сам меньше дергаться будешь. Получите классный медовый месяц. Давай я сама переговорю с Верой: да, да – нет, нет.
Ее напор был столь весел и энергичен, что он пообещал подумать о таком варианте.
Еще одна женская разборка произошла у него в филиале «Биремы» гостевом доме «Два путника». Два года назад криминальный авторитет Андрей Ильич Лукач накануне своей гибели во взорванном авто озаботился благополучием своей единоутробной сестры Антонины и на паях с Копыловым купил для нее клоповник для гастарбайтеров, который стараниями Алекса был превращен во вполне приличную гостиницу на 15 двухместных номеров. Все бывшие лукачцы, ставшие под знамена Агентства «Стрелец» до сих пор с крайней уважухой относились к четким выплатам сестре Лукача всех ее дивидендов.
Менеджером «Двух путников» Алекс поставил горничную «Биремы» Люсьен (по совместительству свою третью «жену») и не прогадал – Люсьен оказалась достойной ученицей биремской Софочки, так же четко расправлялась с двумя горничными, буфетчицей и сторожем. С постояльцами забот у нее было не слишком много, почти все они как бывшие клиенты-командировочные «Биремы» были в курсе кулачных войн князьков за место под солнцем, поэтому малейшая угроза Люсьен позвонить Алексу моментально прекращала любой их пьяный кураж.
Сей карьерный рост сильно изменил саму Люсьен, превратив из статной горничной в пышнотелую отельершу, заодно найден был и нужный баланс в ее отношениях с Копыловым: жуткая ревнючесть сменилась гордой неприступностью, лишь временами прорываясь жалобами и упреками. После визита московского гостя она оборвала биремный телефон добиваясь встречи с Алексом. Дабы не ждать ее собственного налета на отель, он отправился к ней сам, благо до «Двух путников» было десять минут ходьбы.
– Если будешь продавать «Бирему» очень прошу не продавать мою сиротскую долю. – Так она любила называть свое воцарение в персональной гостинице.
– Ну что за истерика, я ведь даже его сюда не приводил, – Алексу было уже невмоготу повторять одно и то же.
– Поклянись всеми своими небрачными детьми.
– Сразу пятью или только четырьмя, – в своей обычной манере отвечал он.
– Просто поклянись, – настаивала она.
Он поклялся. После чего минут десять выслушивал ее жалобы на свой вес. Завершилось это все обнажением обширной груди с причитанием:
– Ну скажи, разве она может вызывать у мужчин хоть какое-то желание?
– Еще какое! – дабы улучшить ее самооценку он как в прежние времена поласкал обе ее замечательные дыньки.
– Ну ты же притворяешься, я же вижу!
Разубедить ее можно было лишь одним способом. Двадцать минут в запасе у него имелись, диван в ее менеджерском кабинете притягивал своей обширностью, ну, а остальное уже было госпожа Очевидность.
– Ну вот только я успокоюсь и забуду тебя, как ты снова взбудоражишь меня, – не забыла тут же попрекнуть она его на двадцатой минуте.
– Добавишь еще десять килограмм, и мы точно официально поженимся.
– У, противный! – Она едва не скинула его с дивана.
Не забыть принять душ, думал он, возвращаясь в «Бирему».
Ну, а третья женская разборка заставила его и вовсе три дня смеяться. Сабина-Банкирша буквально силой ворвалась в его служебный кабинет: «Мне на два слова».
– Скажи, ты человек продажный? – это было не два слова, а все четыре.
– Разумеется, – с готовностью признался он.
– И сколько ты стоишь?
– Три года назад полтора миллиона тугриков, сейчас наверно уже два. Покупай.
Она расплылась в победительной улыбке:
– Самое забавное, что как раз два лимона у меня в наличие. Папаня отложил как мое приданное, один миллион, сказал, можешь растратить как хочешь, а второй я проконтролирую. Не боишься пересечься с моим папаней?
– А надо? Насчет приданного? Ты делаешь мне предложение или как?
– Нет. Я же сказала: покупаю тебя. Ты против?
– Смотря как со мной будут после покупки обращаться.
– Значит, слова «нет», ты не говоришь?
– В рабстве никогда не был. Это же, наверно, такой класс! Распиши условия и вперед, о моя выдающаяся госпожа!
– Мне было важно решить вопрос в принципе. О деталях мне еще надо подумать.
– Буду рад получить на адрес «Биремы» от тебя письмо со всеми условиями и обязательствами, – он уже не мог остановиться.
На лице Банкирши читалось некоторое удивление – разговор пошел не совсем так как она ожидала.
Алекс в тот же вечер хотел рассказать об этом анекдоте Вере – вот уж поржем как следует. Но подумав, отказался от этой идеи, все-таки мужское и женское чувство юмора – планеты достаточно разные.
Ну, а под занавес, чтобы ему совсем скучно не было, по электронке в черновиках пришло короткое послание от Даниловны: «Согласна на оба варианта. Жду следующего шага».