ЖИЗНЬ,КАК ДЕНЬ.
Книга первая.
Глава тридцать пятая. Разве это забыть?
Недолго длилось семейное счастье Сергея Гончарова, совсем недолго. Едва лишь начавшись, оно тут-же и закончилось. Сергей недоумевал, как могла его дочка Света заболеть летом у них там в Медунах? Как! Тем более, что Клавдия Максимовна сама была санитарным врачом, а старшая их дочь Лена педиатром? Пусть, если даже Елена и жила в Воронеже, но ведь она же часто навещала их на селе, являясь крестной матерью Светы.
Тем более, что в доме Сизовых был уже давно телефон, а по тем временам это роскошь была не для всех, только для избранных. Так что связь у них была каждодневная и постоянная, они могли звонить на работу и Сергею. Мог, конечно, и он сам звонить им, но не часто и с опаской. Так он это и делал.
Телефон-то был служебный, а не личный, так что на АТС комбината все его звонки фиксировались и запрещались для личных переговоров. Ну, да ладно, Бог с ним телефоном. Главное же то, что Света вскоре выздоровела,да и с отцом всё тоже вроде бы благополучно окончилось. Оставим все эти прошлые размышления Сергея в покое.
Сейчас-то его беспокоило совершенно иная мысль, более важная для него: ещё после того скандального и неприятного разговора с Людмилой на переговорном пункте в Кртояровской почте,когда он получив столь неожиданные и незаслуженные упрёки в свой адрес долго не мог опомниться. Да так, что и сейчас-то не мог уразуметь-понять всех этих обвинений.
Пусть хорошо, ладно, всё так у него плохо и скверно сложились тогда, что он просто физически не смог присутствовать в Медунах, когда там Света заболела. Пусть! Не мог.Никак не мог! Отец-то лежал тогда при смерти на операционном столе.
Так что же теперь его всё время казнить за это?! Причина-то ведь была сверх как форс-мажорная и её-то тогда никак нельзя было ни устранить, ни исключить. Что же ему тогда было делать? Что! Как же им этого всего не понять, не уразуметь, не войти в его положение?!
Вот только если не иметь сердца!Просто они этого, видимо, и не желали понять. И вообще-то им наплевать на него. Очень даже как это ясно. Это более всего удручало Сергея. И вообще-то он сейчас очень даже как жалел, что не смог возразить тогда против того, чтобы Людмила, до и после своих родовых отпусков, находилась у своих родителей.
Этот её отпуск затянулся надолго, почти на два года. Вот так-то! Отвыкли они, получается, друг от друга, хотя Сергей почти еженедельно навещал их в Медунах. Думал,что ей там на селе, молодой маме с ребёнком, будет легче пережить самый сложный свой период материнства.
Однако же этого и не случилось. И вся вина теперь опять упала на него самого Сергея. Да, непростым оказалось это сложное время не только для неё, молодой мамы, но и для него самого. Особенно оно оказалось тяжким психологически. Всё беды сразу рухнули на него как с небес в одночасье, причём все вместе.
Операция отца да болезнь дочери! Про болезнь-то своей матери он уже и не вспоминал. В этой сверхкритической ситуации он был один, без поддержки своей жены, второй своей половины. И даже наоборот, во враждебной негласной конфронтации с её родственниками.
Непонимание между ними всё возрастало и возрастало. И он метался в поездках между Крутым Яром и Медунами достаточно долгое время,- с апреля по ноябрь семьдесят восьмого года. Метался между своей работой, больными родителями и своей семьёй в Медунах, не находя понимания у новых своих родственников, да так что и весь вымотался донельзя не только физически, но и психологически.
Однако же он своей усталости ничем ни выказывал, ни там и ни здесь, перед своими родителями. Да так что и сам поверил в то, что он двужильный. Работал и жил на износ, стоически переносил бессонные ночи на вокзале, трясся на багажных верхних полках вагонов, мчавших его в Медуны и обратно.
Но кто это оценил?! Посочувствовал? Никто! Кроме его родителей. Особенно со стороны его мамы Тамары Васильевны. Провожая его она долго стояла в проёме дверей, крестя его и провожая долгим взглядом.
Часто ему вспоминались это позже, совсем в другие времена, когда родителей уже не стало. Вспоминались ему и совсем иные времена, когда приезжал он сюда в совсем ином настроении. Весёлом и радостном. Его здесь тогда радушно встречали. Это было время его жениховства и сватовства, время предсвадебной эйфории.
Или же это ему тогда только казалось? Может быть и так. Он был тогда начисто слеп от своей влюблённости, от всех своих фантазий о семейном предстоящем счастье! Очень даже это может так быть. Очень! У них это было семейное и наследственное -мечтать и фантазировать. Всё было ему здесь тогда ново и интересно. Ему казалось, что счастье-то его здесь и навсегда, что счастливее его человека нет на свете.
Так разве можно это забыть? Никогда. Это же так мучительно. Да, нравилось ему эти места, всё здесь новое и интересное. Даже полёты не только на самолётах Ан-24, но и на "кукурузниках" Ан-2. На нём-то они летали с ней из Воронежа до Медунов и обратно.
Запомнился красивый двухэтажный аэропорт в Воронеже, где они ожидали своего рейса на "кукурузнике". Втором этаже в большом и уютном зале ожидания с рядами мягких и тёплых кожаных кресел, где телевизор под самым потолком да с прессой на журнальных столиках. И это во многом отличало его от тульского аэропорта.
Именно здесь он прочел тот самый злой критический фельетон про провинившегося певца Сергей Захарова. Певец-то ему очень нравился. А фельетон ему не понравился.
Ему было жалко талантливого певца, особенно неприятно слишком жёсткое его наказание. Да так он расстроился, что поделился с Людмилой этими своим огорчением. И не нашёл, к сожалению, понимания, а только лишь её рассердил:
- Так ему и надо, хулигану! Возомнили себя элитой, выше обычных людей...
Вот это-то его сочувствие певцу ей опять же не понравилось. Она даже не пожелала слушать про него, не то, чтобы читать этот фельетон.
Да,она вообще не любила читать не только газеты и журналы, считая всё это пустяком в сравнении с предстоящей их свадьбой. Сергей с ней не согласился, но промолчал.
Так что тот их полёт на "кукурузнике" с его теснотой и воздушными "ямами" ему показался и счастьем,особенно, сидя с ней рядом. Присутствие её всегда наполняло мир вокруг него счастьем. Сельское же лётное поле с его кочками и ямами казалось ему забавным приключением. Однако же, её реакция на тот фельетон в "Крокодиле" тоже ему не забывался.
Не забывалось ему и то самое счастливое время встречи Нового 1977 года. Первый раз он праздновал его не со своими родственниками, а вместе с Людмилой. Встречали они его у Лены в общежитии.
Было тогда на столе не только шампанское и оливье, но и утка с яблоками, да ещё экзотика- самый настоящий арбуз. Ночное же гулянье по Воронежу, а потом и возвращение, в конце первого дня уже нового года, домой в Крутой Яр не самолётом, а на междугороднем автобусе, было для него тоже необычным приключением.
Вспоминалась ему и Воронежская предновогодняя ночная "толкучка", где себе он купил пыжиковую шапку, которая ему очень нравилась. Это был крик моды. Многое чего ему теперь не забывалось. До сих пор памятен ему тот красивый тульской самовар, новогодний его подарок с гравировкой на крышке: "Людмиле от Сергея". Где он сейчас? Ему так и не довелось попить из него чая после того праздника.
А чай-то он и сейчас очень любит. Ну,ладно, что было,то сплыло. Теперь-то всё это в прошлом. Быльем поросло. Теперь ему вспомнилось иное, лежащее на душе тяжким грузом. По сей день полнейшее его непонимание такого неуважительного к нему отношения не только со стороны её родственников, но и самой Людмилы.
Нет к нему с её стороны ни сочувствия, ни заботы. Особенно тяжкой для него оказалось зима 1978-79 года. С её-то лютыми морозами до сорока градусов, когда он по утрам, уже в пять часов стоял с трёхлитровым бидоном поджидая бочку с молоком. Стоял в огромнейшей очереди у продовольственного большого магазина в центре Крутого Яра.
Они тогда с Людмилой и почти годовалой Светой уже жили отдельно в старой их квартире. Очередь образовывалась уже ранее пять утра, а бочка приезжала только в шесть и двигалась медленно, промёрзший насквозь, он купив молоко мчался затем в молочную кухню для Светы, затем домой и на работу.
В конце же рабочего дня для Сергея - это добывание чего-то мясного для семьи, пол-ночи затем со Светой на руках ходьба по их маленькой квартире. И опять с утра всё по кругу. Но этого тоже никто не замечал! Опять жалобы на него и на их житие-бытие в Медуны. Вновь родители Людмилы забирают её к себе, а для Сергея снова вокзалы и поезда.
А самым ужасным в психологическом плане для Сергея оказалась время осени 1978 года. Помнится это ему сейчас как кошмарный сон. И видимо это ему никогда не забудется. Стояла тогда совсем уже поздняя осень, когда в их доме в Крапивенке шумно и со скандалом неожиданно появилась из Медунов Клавдия Максимовна с Людмилой и внучкой Светой.
Сергей-то вначале просто опешил, как и все в их доме. Не понял, что же это было? Тайфун ли это,цунами, гроза ли буря-ураган, грянул гром среди ясного неба! Это было что-то страшное и жуткое для всех них в доме. Злым и очень хмурым было лицо Клавдии Максимовны. Этого нельзя было не испугаться. Можно было подумать, что случилось какое-то несчастье.
Они-то хозяева ждали их своих родственников с радостью, а не с бедой. Готовились встречать, как самых дорогих гостей. Договорились же заранее, что Сергей не поедет на сей раз встречать их в Узловой, а они по прибытии туда поезда возьмут там сами такси и приедут в Крапивенку. На том они тогда и порешили.
А тут-то гром и молния, откуда ни возьмись явилась гроза в дверях. Стоит тёща Сергея темнее тучи с ребёнком на руках, укутанного в тёплое детское одеяло-конверт. А за её спиной также мрачно смотрит на них Людмила с баулом в руках.
Ни слова не говоря, прямо с дороги и не разувшись, не раздевшись, чуть не сбив с ног встречающих, они стремительно ворвались в дом и сразу же через весь дом прямо в зал. Где и начали на диване резко-нервно освобождать ребёнка из конверта. Встречающие в полной растерянности столпились вокруг них в полном недоумении: что же случилось?
А Клавдия Максимовна тут же без всяких предисловий-обиняков, стала строго требовать:
- Мы приехали переселятся их на квартиру!
У всех отлегло от сердца: "Слава Богу, ничего не случилось!" Что же касается переселения, то пожалуйста, не вопрос! Как будто бы кто был против этого? Всё было уже давно готово к переселению Сергея с женой и ребёнком в старую их квартиру.
Ждали только лишь приезда Людмилы со Светой. Но почему же тогда всё это было заявлено с таким вызовом? Каким-то апломбом. С такой странной агрессивностью! Что же случилось? Кто же против?! Никто этого не понимал.
К тому времени в старой их квартире Сергей уже закончил ремонт, всё было там убрано-прибрано, мебель блистала чистотой. Осталось только взять в руки чемоданы, да и вперёд! Но только всё это должно быть по человечески, по-доброму, не с таким вот грубым напором?
Дорога-то и полчаса у них не займёт. Стоит ли так из-за этого нервничать? Тем более, что здесь-то уже и стол накрыт к встрече дорогих гостей. Так что же случилось? Как же это понять! Хорошо бы посидеть за столом и потолковать рядком, выяснить проблемы. Но гостям-то было явно не до того, не до всяких разговоров-застолий и объяснений.
Гончаровы совершенно не могли понять причин вот этакого демарша, не знали что сказать и как их остановить. А Сергей-то этого их поведения до сих пор не может понять. У Людмилы он даже и не пытался этого спрашивать, побаивался чтобы не нарваться на новый скандал. Просто тогда ему было очень и даже очень обидно до слёз. Он еле сдерживался. Не так он представлял эту встречу с женой и ребёнком, совершенно те так! И это после столь долгого их отсутствия.
Свете было уже тогда восемь месяцев, увозили же её отсюда совсем крохой. Сейчас-то оказавшись в тепле среди многих улыбающихся ей людей, она не испугалась, словно чувствуя родных людей, тянулась к яркой люстре, пыталась встать, словно радуясь тому, что вновь оказалась на своей родине.
Но тут же её быстренько укутали, засунув опять в конверт, который был ей уже маловат. Гости даже не удосужились раздеться и сесть за ожидавший их стол, несмотря на приглашения. Они почему-то очень сильно спешили. Хозяева этого не знали, потому долго не стали настаивать на гостеприимстве, видя их вот этакое нервозное состояние.
Чем оно было вызвано Сергей понял намного позже. Когда их отношения зашли в полный тупик. Да, тогда хозяева не стали гостям ни возражать, ни перечить, тоже спешно оделись и подхватив по два чемодана в руки с заранее собранными вещами молодых и двинулись быстренько с ними в путь.
Впереди шли Аркадий с Семёном Савельевичем, а за ними поспешали Клавдия Максимовна со Светой и Людмилой, несколько поодаль шли Вера с Вадимом. И они тоже гружённые поклажей. Сергей же чуть задержался дома. Он не мог просто так уйти, глядя на маму со слезами на глазах. У неё давно уже опухли ноги. Она с трудом ходила по дому.
Вот так они сидели с Сергеем тогда рядом и молча плакали. Потом Тамара Васильевна, перекрестив сына, сказала:
- Иди, сынок, иди. Они уже далеко ушли. Не волнуйся, всё будет хорошо. И храни тебя, Господь!
И перекрестила его.
- Я обязательно завтра к вам забегу, мама. Проведаю. Не волнуйся. Я очень тебя люблю!
Сергей поцеловал мать, подхватил ещё два чемодана в руки и уже у калитки, обернувшись увидел, как Тамара Васильевна машет ему во след рукой. А может быть и крестила?
Сергей этого не разобрал, помахав ей на прощанье рукой. Не знал он о том, что встречи их будут теперь не часты. А Тамара Васильевна чувствовала, что семейная жизнь у Сергея будет нелёгкой. И оказалась права.
Когда же Сергей нагнал своих родичей с поклажей они уже далеко ушли вперёд. Но до нового их жилища с Людмилой оставалось совсем и ничего. Вот и второй уже их подъезд в двухэтажном старинным доме, ноги понесли Сергея привычно по ступенькам лестнице вверх, по красивой и старинной, словно радуясь его возвращению.
Сколько раз вот здесь-то со дня его рождения эти порожки носили его то вверх, то вниз. Подумать-то и страшно, сколько минуло лет! Быть может от этого-то у него на сердце стало сейчас несколько легче. Что-то там шевельнулось тёплое и светлое,радостное и ласковое объяло его.
Неужели же это светлая аура прежнего их жилища?! Возможно, что и так. Вслед за ним не так спешно поднялись на второй этаж и вся группа сопровождения. Сергей не стал сам входить, а передал ключи отцу и тот аккуратно открыл тяжёлую утеплённую ватой и обитую коленкором, коричневого цвета деревянную дверь, за которой оказалась вторая и они оказались сразу в небольшом холле ,разделённом высокой аркой.
Затем отец открыл, другим ключом, ещё одну дверь в их небольшую двухкомнатную квартирку. Этот дом был старинный и удивительной крепости и мощи,мог показаться почти замком ,с толстыми стенами и высоченными потолками, огромной высоты окнами. Архитектура внешне вполне смахивала то ли на голландскую, то ли на скандинавскую. Так что в раннем его детстве этот дом Сергею напоминал, да ещё стоящие здесь же три дома, сказочную картинку из сказок Андерсена.
Особенно зимой они казались ему необыкновенной сказкой, когда свежий снег украшал его все выступы и карнизы. Так что эта его сказка продолжалась здесь ещё несколько лет, но не очень сказочно.
Вся компания вошла в коридорчик небольшой светлой комнаты, что была слева от входной двери и оказалась в маленькой спаленке, где размещался лишь овальный небольшой раздвижной стол, полуторная кровать да шифоньер. Всем здесь было не поместиться и потому мужчины прошли в следующую комнату служившую залом. Клавдия Максимовна с Людмилой приступили к процедуре высвобождения Светы из конверта, Сергей же с Верой наблюдали за ними из входной двери.
Квартира была, конечно,коммунальной, разделённой на две части. Левая её сторона была аналогичной правой. Вообще-то в довоенные времена из холла с аркой можно было пройти в одну и в другую сторону. Это была одна квартира и ходить по ней можно было по кругу. В этом же холле не сразу можно было заметить и три небольших помещения, прикрытых раздвижными дверями. Одно служило кухней, другое -туалетной комнатой,третьей была маленькой кладовкой.
Вторая половина когда-то большой этой квартиры была закрыта. Хозяева развелись, но не выписались. Так что Сергею с Людмилой они не могли мешать здесь жить. Сергей же сейчас не знал, что ему теперь делать, он топтался в дверях. Не знали, как поступить и прибывшие с ним его родственники. Чемоданы они оставили в холле, а теперь не знали как оставить здесь одного Сергея. Они беспокоились за его судьбу.
И тут-то Семён Савельевич, увидев что Света освобождена от всех одеяний, кроме платья и колготок, помявшись сказал:
- Ну всё Серёжа, пока. Пошли мы. Доброй вам всем ночи на новом месте. Прошу завтра к нам в Крапивенку. Встречу нужно всё-таки отметить, как должно...Да и новоселье-то тоже.
И обращаясь уже к Клавдии Максимовне:
- Дорогая сваха, ты слышала, мы вас ждём!
- Хорошо, обязательно,- ворчливо проговорила та.
И провожающие направились прямо в двери. Сергей молча смотрел им вслед. Ему было одиноко.
Всё это сейчас вспоминалось Сергей, когда он приближался со своей дочерью и племянницей к их дому "родовом гнезду", в котором все просто обязаны быть счастливыми и где его с нетерпением ожидала Тамара Васильевна.
А.Бочаров
2020